Вослед грозе

 


 В окно, вослед грозе, ворвался ветер свежий,
 и, шторы распахнул, его впускаю впрок.
 я вдоволь побродил вдоль крымских побережий,
 я погулял по ним и вдоль, и поперёк.

 В подводный мир был вхож, пещерный Крым изведал,
 я всё почти познал в прославленном Крыму,
 и если у меня по жизни было кредо,
 то им была любовь и преданность ему.

 Вослед грозе, в окно, ворвался воздух свежий,
 глухой далёкий гром ушёл за перевал,
 уже и жизнь прошла, а увлеченья те же,
 я никогда любви своей не предавал.

 Кочуют облака, летят за летом птицы,
 небесные цвета – все семь! – висят дугой,
 и даже книг моих все лучшие страницы
 о Крыме, о любви, о Ялте дорогой.

 В окно, вослел грозе, ворвался свежий воздух,
 он запахи яйлы и моря внёс ко мне,
 и ничего ещё, мне кажется, не поздно,
 и звёздочка судьбы моей горит в окне.

 О чём-то шепчет сад, по стенам бродят блики,
 через часок, другой – восход возникнет, ал,
 я знаю, что поэт я вовсе не великий,
 но я воспел свой край, как жил и понимал.

 СУДЬБА

 Водопадный и пещерный Крым,
 двух морей очарованье Крыма:
 горным покоряешь и лесным,
 и степным магизмом несравнимым.

 Иней, а календулы цветут,
 с моря долетают крики чаек,
 паучка серебряный батут
 меж ветвей капустницу качает.

 Всё бывает в жизни – жар и стынь,
 иней стал росой, поскольку тает,
 но не может сердце без святынь
 и душа без них не расцветает.

 Родина! Мой Крым! Моя земля!
 Боль моя, любовь моя и прелесть!
 Молодой листвою тополя
 к маю окончательно оделись.

 Звёздной ночью ухает сова,
 что-то пробежало к лесу с хрустом;
 я всю жизнь ищу свои слова,
 я их проверяю сердца чувством

 Завтра я пойду на пляж с утра
 снова погрущу у старой сваи,
 каждому знакома боль утрат,
 без неё ведь жизни не бывает.

 И растает грусть моя, как дым,
 связана судьба навеки с Крымом:
 оказался милым и простым,
 а казался весь необъяснимым.

 ТЕПЛОХОД В НОЧИ

 Звёздный мусор метёт кроной тополь, как будто метлой.
 Ветер, чьих ты кровей? Ты откуда? Ведь явно не бриз ты!
 Всё, что ярко пылало, осталось на сердце золой,
 да усталая память, да пепел волос серебристый.

 Возле моря штормящего ночью бродить я люблю,
 я полёты люблю в рваных тучах знакомых созвездий,
 Ай-Тодорский маяк посылает лучи кораблю,
 чьи огни то всплывают, то снова скрываются в бездне.

 Помогая коллеге, в ночь Ялтинский светит маяк,
 и, невольно задумавшись, вспомнил отнюдь не врага я:
 пусть не часто, но было, что в самый губительный мрак
 друг протягивал руку, как свет маяка, помогая.

 Волны бьют в побережье, их гул заполняет всю ночь,
 горы в шапках как будто, лохматые тучи надели;
 но пока есть средь нас те, кто хочет и может помочь,
 унывать рановато, в чём я убедился на деле.

 Вот и нынче, пока я занудством себя донимал,
 размышляя о жизни, что раньше не часто бывало,
 в порт вошёл теплоход, он казался и сир мне, и мал
 средь барашковых гребней, и стал швартоваться к причалу.

 На причал из кают льётся свет неизведанных стран,
 я плыву в нём в мечтах, я предчувствую сладость открытий,
 где сияет звезда, всё затмившая, Альдебаран,
 и стоит Южный Крест в ослепительно ясном зените…