В ночной истоме

        Впитавший дней моих тревоги,
        не стёр морщин я желоба,
        а – пилигрим с большой дороги –
        поэтом стал, с лицом жлоба.

        Да с вереницей первых встречных
        под вещий скрип судьбы колёс
        взял слов продольных, поперечных
        у тайны горьких быстрых слёз.

        Коряво жил. Не то мечталось –
        но что ж о прошлом говорить?
        Писать бы так, чтоб и читалось –
        к чему иначе и творить?

        … Кропаю вновь в ночной истоме,
        в которой вкус за блеф казнит.
        А время спит в притихшем доме,
        и ночь, пустив Луну в зенит,

        по небосводу звёзды ловит
        да над собой при том трунит,
        а мне ни в чём не прекословит,
        когда грызу строки гранит.

        – Вот-вот – оно! Эх, снова мимо –
        не пронимает до нутра…
        Опять косить неутомимо
        стихов колосья до утра…