Ромашковый чай

Остыл в груди былой костер,
и жизнь простерлась суходолом.
Небытия тупой топор
навис над срубленным осмолом.
Далеких дней седой мираж
пропах живичным скипидаром.
Я брал весь мир на абордаж,
но покорялся женским чарам.

Ты грела стылую постель,
сушила грусть на батарее,
пока я, смазав акварель,
искал шедевры в галереях.
А наш чердак вдыхал парфюм
твоих волос и слушал шепот
печальных губ, тревожных дум,
и разделял твой мрачный опыт.

Я знал, что ты мне все простишь
без объяснений и расспросов.
И лишь посетуешь, что мышь
скреблась всю ночь, воруя просо.
И, обходясь без сцен и слез,
подашь ромашкового чаю,
вплетая муки в тяжесть кос
и седины не примечая.

И, приглушая свет окна,
устроишь сон мой припоздавший,
сама проведшая без сна
все годы прожитые наши.
О, как - глупец - я не ценил
твою любовь, топча как бродни.
И приносил в подошвах ил
в святой источник полноводный.

Я боль твою не замечал
и сердце преданное мучил.
И хладнокровней палача
пьянел от Монти и Беллуччи.
Но как себя я укорял,
когда, вернувшись вновь с рассветом,
в желтке дрожащем фонаря
увидел белую карету.

Мой мир взорвался, как стекло,
крошась от слов: "Мужайся, парень!"
Немало лет с тех пор прошло
в раздольном горестном угаре.
Я понял, что тебя одну
искал во всех, с кем ночь сводила.
Пусть не законную жену -
свою любовь загнал в могилу.

Так, обессиленный и злой,
задернув ранним утром шторы,
не находя никак покой,
веду я с мышью разговоры.
Она глуха к моим словам
и лишь шуршит, не отвечая,
рассыпав просо по углам...
и дух ромашкового чая...