Красный Дракон

Хочу рассказать одну историю. Я вычитал её из китайского журнала, который лет в восемь нашёл в квартире папиных родителей. У них был целый ящик с детскими книгами и разными периодическими советскими изданиями – кажется раньше подписки стоили намного меньше. И вот, посреди уже хорошо изученных старых номеров "Мурзилок" и "Вокругов светов", я замечаю иероглифы и узкоглазых людей на обложке. Под иероглифами перевод : "Неутомимый свет ярко-красной звезды". Написано это слегка съехавшими набок буквами. Открываю. Как сейчас помню: там куча цифр, какие-то ежемесячные сводки, новости с полей, малозначительные победы коммунизма, резонансные разоблачения противников режима, бичевание пороков, восхищение очередным стахановцем, бла, бла, бла... Всё это я пролистал, будто зная, что этот журнал может поведать мне что-то более интересное. "Красный Дракон". Приостанавливаю пальцы.  Хм, что я знаю о драконах. Они очень сильные, у них есть крылья, у них чешуя... Да? Как у динозавров же, хм. Драконы. Ладно. А начиналась история как-то так...

В одной маленькой горной деревне жил Сунь Чао (имена естественно забыл, буду выдумывать). Сунь Чао не помнил своих родителей, не знал, что с ними стало. Совсем маленьким его нашёл посреди выжженной земли старец. До определённого момента он воспитывал Сунь Чао. Когда Сунь Чао стал юношей, старец захворал. На предсмертном одре старец предостерёг Сунь Чао. "Бойся – прохрипел он, – бойся Красного Дракона. Это он погубил твою семью".

Теперь Сунь Чао считался доблестным и храбрым воином: после смерти старца он изучил все доступные манускрипты с инструкциями по восточным единоборствам, обошёл с расспросами всех знатоков военного дела. Мотивировало его желание стать таким могучим, чтобы суметь защитить свою будущую семью от Красного Дракона. Во всяком случае, он так всем об этом говорил. К возмужалому Сунь Чао за советами приходили видные армейские чины; приходили и получали высококвалифицированную помощь – тут ему и правда не было равных. Под его косвенным руководством Великая Армия Славного Китая достигла заметных успехов: несколько воинствующих близлежащих государств были повержены, поглощены и порабощены.

Души в нём не чаяли и простые жители деревни, в которой волей судьбы Сунь Чао обрёл свой дом. Сунь Чао обучал их детей искусству войны, после чего уже не дети, но юноши доказывали свою компетентность в реальных боевых действиях. Однако всем деревенским было интересно, почему сам Сунь Чао не женится на прелестной девушке Джи Цунио, в которую (как всем было известно) он был тайно влюблён, и не станет отцом здоровых и сильных детишек. Строго говоря, и сам Сунь Чао не понимал, что мешает ему это сделать. Ему некому было вверить нажитое тяжким трудом имущество и почтение. А оно, надо сказать, было весьма внушительным: за помощь национальной армии Сунь Чао щедро одаривали золотом, недвижимостью и глубочайшим уважением.  Даже внуки Сунь Чао были бы заранее обеспечены на достойную жизнь, что уж говорить о детях.

За последней мыслью его и застал отец одного из детей, пришедший, чтобы справиться об успехах своего чада. Выслушав растерянного воина, он выразил всеобщее негодование неторопливостью Сунь Чао. "Вспомни, почему ты остановился именно в этой деревне, Сунь Чао. Вспомни перед чьим взглядом ты всей душою оробел."

Это была сущая правда. Десяток годовых циклов назад, войдя в эту деревню с пустым мешком на плечах, Сунь Чао встретил Джи. И растворился голод и усталость долгих скитаний; и понял Сунь, что если и останавливать свои ноги, то здесь, подле неё.

Так Сунь Чао и поступил. Занял покинутый невесть кем и почему дом, заменил гнилые его части на новые, прочные. Сунь Чао познакомился с другими жителями деревни, узнал кто и чем занимается, рассказал о своих навыках. У каждого порога его встречали благосклонно, ожидая, что в недалёком будущем, при условии искреннего упорства, Сунь Чао ожидает непременный успех в его начинаниях.

Особенно радостным было знакомство с семейством Цунио. Всё время приёма в их доме, взгляд его бегал по лицу Джи, мечтая подметить в его выражениях хоть толику взаимности. Когда Джи наконец заговорила, то в голосе её послышалась благодарная дрожь бамбукового побега перед тёплыми южными ветрами. И понял Сунь, что она тоже обитаема некоим чувством, от чего сердце его здорово затрепетало.

Но в дальнейшем, рутинные занятия и обязательства перед всё более требовательными военными, прознавшими об умениях Сунь Чао, полностью поглотили его время и внимание. Лишь изредка  он мог позволить себе пройтись с Джи Цунио до прекрасных цветущих полей, где не стесняясь знакомых, но посторонних взглядов, Сунь мог обласкать её своим: благородным и полным сиротской чувственности.

Он и не заметил, как за многочисленными заботами навсегда ушёл из под ног огромный пласт времени. Джи уже не та юная девушка, но налитая жизнью до краев, готовая делится ею с детьми фемина;  да и сам Сунь заметно изменился, достойно войдя в период благодатной зрелости. Наступил подходящий момент, чтобы принять серьёзное решение. Напоследок отец ребёнка произнёс: "Решайся, Сунь. Время быстро, время не будет ждать".

Едва очнувшись после ночи в крепких, но приятных раздумиях, Сунь Чао вспомнил куда привели его метания по внутренним тропинкам  – скорейшая свадьба. Он решил не измышлять ничего необычного: нарвал охапку прекрасных цветов и преподнёс их Джи на глазах у всего её семейства. Всем был понятен смысл этого жеста. Конечно, Джи согласилась. Она так долго ждала этого, что теперь выглядела невероятно счастливой. Слово оставалось за отцом – старым и почитаемым всей деревней столяром. Отец внимательно посмотрел на Джи; затем поклонился гостю в знак согласия с его намерениями и крепким рукопожатием работяги благословил его на долгую и счастливую жизнь со своей дочерью.

Свадьба была колоссального размаха: собралось не меньше сотни людей со всех концов страны, знакомых с Сунь Чао доселе лишь с профессиональной точки зрения. Тут-то и появился Красный Дракон. В самом разгаре празднований, мальчик-гонец передал пьянющему генералу сообщение о том, что неподалеку, в сутках езды отсюда, проявился таинственный враг, который грабит и сжигает поселения честных крестьян, губит рисовые поля, уничтожает всех, кого замечает. Генерал внимательно выслушал доклад гонца, ударил его по затылку и велел так больше никогда не шутить, тем более в такой знаменательный день. Иначе говоря, генерал никакого значения новости не предал, посчитав её легкомысленной шалостью. Позже он рассказал об этом происшествии всем присутствующим, исключая Сунь Чао, спустившегося в этот момент в погреб за очередной порцией спиртного. Все дружно посмеялись.

На следующее утро Дракон уже был в деревне. Он медленно проходил меж длинных рядов деревенских построек: искал фанзу Сунь Чао и его новоявленной невесты. Узнав её по размаху и эпохальности, дракон аккуратно приподнял крышу. Он посмотрел на сосредоточенное даже во сне лицо Сунь Чао, на счастливое лицо его супруги, зарывшейся в подмышку мужа, как в место, где с ней не может случиться ничего плохого. Дракон, не смея рушить идиллию, осторожно тронул метровым когтем нос Сунь Чао. Тот лениво потёр глаза, открыл их и замер; слышно было лишь как быстрым кроликом мечется в груди его взволнованное сердце. Дракон знаками дал понять, что ожидает Сунь Чао в полдень на рисовом поле на окраине деревни, Дракон хочет сразиться с самым великим воином, слава о котором разошлась по всем уголкам Китая. Дракон дождался понимания в глазах Сунь Чао и медленно поднялся в воздух, вернув на место крышу. Дракон улетел.

Ошарашенный, Сунь Чао вскочил с теперь семейного ложа и принялся судорожно вспоминать то, что так долго преподавал другим. Сунь Чао спустился в погреб, где рядом с бочками алкоголя лежала запылившаяся амуниция. Он выбрал самый длинный и тяжелый меч, надел самые толстые доспехи. Сунь Чао до конца не понимал, было ли реальным то, что он увидел.

В полдень, когда Джи Цунио и остальная деревня, утомленные празднованием, только вставали с постелей, Сунь Чао был в условленном месте. Дракон запаздывал. Сунь Чао пытался сосредоточиться.

Вот в ясном полуденном небе появилась красная точка, которая становилась всё больше, приближаясь к рисовому полю. В последний момент рядом с Сунь Чао оказалось невиданных размеров чудовище. Теперь Сунь мог хорошо его рассмотреть. Из огромных ноздрей шёл такой густой дым, что, казалось, внутри Дракона полыхал целый город; причём этот город он будто бы проглотил не разжевывая. Тесно сомкнутые чешуйки образовывали перед внутренними органами Чудовища непробиваемый защитный слой; контровый свет выделял в его силуэте потоки энергии непонятной природы. По его лицу (если это можно так назвать) расплывалась дикая и пустая гримаса хищного зверя. Впрочем, в огромных внимательных глазах этого Дракона было больше глубокой задумчивости, нежели необузданной животности. Чудовище на чистом китайском языке заговорило с Сунь Чао.

"Готов ли ты сразиться за свои заслуги, Сунь Чао? Готов ли проверить себя? Я предоставляю тебе выбор. Ты можешь попробовать уничтожить меня, отрубив мою голову, но остроты твоего лучшего меча не хватит даже на то, чтобы поцарапать мою длинную шею. Чешуя моя в разы прочнее твоих доспехов, Сунь Чао. Ты можешь сражаться. Но можешь уйти. Я говорю тебе, ты можешь уйти со мной. Тогда знай, что я лишу всех, кого ты любил жизни. Всех кого ты любил и кого ещё только можешь полюбить. Мне достаточно только дунуть на твою возлюбленную, и огонь исказит её хрупкое тело до неузнаваемости; её и твоё будущее с ней, в котором ты наверняка предусмотрел целую достопочтенную династию. Я хочу, чтобы ты понимал, Сунь Чао: это не выбор между твоей жизнью и твоей смертью. Это шанс, последний шанс обрести то, что ты искал, но не находил в течении всей своей глупой никчёмной жизни. Если ты согласишься принести в жертву семью, я возьму тебя с собой и награжу такой силой и могуществом, о которых ты и не смел мечтать. Ты станешь Красным Драконом, Сунь Чао. Ты забудешь о том, что такое трусость."

Сунь Чао было хотел возразить: поднять тяжёлый меч, в знак готовности сражаться. Но рука не послушалась, лишь дрогнула едва заметно. О чём же говорит Дракон? Чем устрашил он Сунь Чао, Великого Сунь Чао, который знает всё о правилах победоносных сражений и искусстве войны? И причём здесь трусость? Разве знакомо нашему герою такое чувство? Вы знаете, как ни странно, да. С самого детства Сунь Чао боялся. Старец, взрастивший юношу говорил о Красном Драконе, но не уточнял, что вкладывает в это понятие прямой, но не метафоричный смысл. Так вышло, что Сунь Чао, останавливаемый своими страхами, ни разу не участвовал в реальном бою, ни разу не срубал голову врага. Любой пестро разодетый неприятель мог быть тем самым Драконом, думал Сунь, когда военачальники приглашали его утвердить умения в очередной многолюдной битве; любая стрела с огнём на конце могла нести в себе опасность. Не опасность смерти, о нет. Сунь Чао не боялся смерти. Сунь Чао боялся Красного Дракона. И вот теперь Красный Дракон стоит прямо перед ним и возможности поступить так, как он поступал раньше нет: от чего-то придётся отказаться. Сунь Чао постоял в задумчивости ещё несколько секунд, потом сложил меч у ног Красного дракона. Сунь Чао снял свои доспехи и пропитанную потом одежду. Сунь Чао протянул Дракону руку.

С тех пор Красный дракон время от времени нападал на китайские поселения. По сей день, говорят, его замечают жители отдалённых деревень. А память о Сунь Чао была стёрта из всех документов и книг. История эта из уст в уста передавалась от чудом выжившего во время пожара гонца, который, несмотря на предостережение хмельного генерала, продолжал убеждать его в реальности угрозы. В конце концов добросовестного гонца заперли в сарае с плетёными корзинами на самом краю деревни. Это его и спасло.

Хотя я с трудом могу назвать это спасением. Бедный мальчик сквозь узкую щелку между плохо подогнанными саманными кирпичами не отрываясь смотрел на то, как абсолютно голый Сунь Чао подходит к собственному дому с зажженной лучиной и бросает ее в самое уязвимое для огня место – на соломенную крышу.  Затем держит дверь до тех пор, пока Джи Цунио не перестаёт кричать, входит внутрь и спустя мгновение вылетает, пробивая крышу гигантскими крыльями, изрыгая во все стороны столпы яркого пламени, орошая им успевших сбежаться на громкие звуки и острые запахи гостей и деревенских.

"Во всяком случае, таково придание". Примерно так было написано в том журнале. А в конце ещё в виде пословицы была выписана какая-то мораль. Что-то вроде "делать дырку в стене, чтобы украсть свет" или "глаза рыбы выдавать за жемчуг" или "залезать на дерево в поисках рыбы". Что-то такое. Я не помню точно, просто загуглил сейчас и выбрал максимально похожее.

Не знаю, я бы наверное понимал это немного иначе. Мне кажется вполне очевидно, что речь тут о необходимой трусости. Эта такая трусость, которая вроде и предостерегает тебя в данный момент от всяческой дряни, но притаилась где-то дальше на жизненном пути, ожидая, что ты ей сполна заплатишь за её услуги.

Но это сейчас уже, теперешними мозгами. А в детстве мне просто понравилась картиночка с драконом и древнекитайским воином на затопленном рисовом поле. Было в этом что-то эдакое, очень восточное и притягательное. Что-то совершенно другое.

P.S. Недавно искал этот журнал, но не нашёл.