Я вспоминаю. О моей бабе Лене воспоминания 1-3...

               

                Светлой памяти Елены Яковлевны Горенштейн

               
                Воспоминание - 1

           Мою бабушку Лену( Елену Яковлевну Горенштейн) я отчётливо помню лет с 5-ти. Я лежу у неё дома( г. Бабушкин, под Москвой, бывшая Лосиноостровская) на улице Ульяновской д.88. Лежу на диване и не шевелюсь. Я встаю только в туалет(он на холодной лестнице, перед входом в квартиру бабушки). У меня ревмокардит( это что то с сердцем), и знаменитый лосиноостровский детский врач Шахпарон, армянин с которого начнётся моё долгое и дружественное общение со многими армянами, велел мне лежать три месяца, пить какие то лекарства  в том числе, этот противный "рыбий "жир. И вот я лежу у бабы Лены, потому что моя мама-учительница и весь день в школе; отец ,к этому времени, от нас ушёл. Но мы это не обсуждаем, может быть потому, что он, как потом напишет в своих воспоминаниях моя мама, часто отсутствовал и раньше, работая в Брянском педагогическом институте из-за космополитической компании и невозможности устроиться на работу по специальности(историк) в Москве.
            И вот я лежу, а баба Лена, красивая, ещё не очень седая, чуть грузная 55-летняя женщина склонилась надо мной и говорит:" Гришка, давай ешь!" И подаёт мне на тарелке жареную картошку-мою любимую еду. Но в руках у неё и пузырёк с рыбьим жиром, и я кочевряжусь, хотя ужас как хочется мне этой картошки. Я, позднее, нигде больше не ел такой картошки. Так готовить научила бабу Лену её нянька, простая русская женщина, верующая, которая живёт вместе с ней. Об этой няне я расскажу позднее, она этого заслуживает. А пока о картошке. Она жарилась в большой глубокой чугунной сковородке-на керосинке. Жарилась на подсолнечном масле с большим добавлением сливочного; и солилась только, когда уже поджаривалась и румянилась. Теперь я думаю, что этот рецепт приготовления няня принесла из той дореволюционной Одессы, где она служила в няньках в семействе Шустерман, где подрастали две девочки: старшая Лена( моя будущая бабушка) и младшая Надя (тётя Надя).
             Вспоминаю другой эпизод. Мне уже лет шесть, и я, в отсутствии бабы Лены, открыл шкафчик старинного комода из красного дерева и нашёл перламутровый театральный бинокль. Я долго смотрю через него на улицу с террасы квартиры. Неожиданно возвращается бабушка и выговаривает мне за то, что я взял без спроса. Выговаривает мягко, я бы теперь сказал, интеллигентно. Вообще то , бабушка меня очень любила и баловала, возможно потому(как я понял позднее), что нас бросил отец-племянник её мужа Якова Горенштейна. Дед Яша, который умер в 1936 году, был до революции и в первые революционные годы- довольно известным в Одессе детским писателем, поэтом и издателем. Позднее, после переезда в Москву, он работал в различных книгоиздательствах.
            Я уже упоминал старинный комод и перламутровый бинокль. В доме бабушки было довольно много старых и старинных вещей недорогих, совсем недорогих, но составлявших ауру ушедшей эпохи и приучивших меня, воспитуемого позднее простой русской женщиной-моей няней Дуней, научивших меня любить старые предметы быта. В первую очередь это были книги, альбомы, журналы. Помню несколько больших и красивых, тронутых возрастом вееров. Помню вазы из настоящего китайского фарфора. Одну из них, подаренную бабушкой нам с мамой, я грохнул, нечаянно конечно. Помню, стоящий на полке в няниной комнатёнке, наборчик из 4-ёх евангелий в кожаном тёмно-вишнёвом переплёте. Размер каждого из томиков-где то 4 на 5 см. Конечно, это из воспоминаний детства. Я много раз бывал в доме бабы Лены. Я проводил в нём все  школьные зимние каникулы и часть летних. И так было до 1965 года-года окончания школы и поступления в геологоразведочный институт. Тогда началась новая студенческая жизнь, с 1970 года- пошла моя изыскательская работа, с её вечными "полями". Да ещё у Митьки-сына бабы Лены (я о нём ещё расскажу) родилась дочка Нинка, моя теперешняя замечательная ...юродная сестричка. И я стал бывать у Бабы Лены всё реже и реже.
         
                Воспоминание - 2 

            Баба Лена никогда не отличалась какой то особой аккуратностью, тягой к модной одежде и обуви. Это отмечали все её родственники и знакомые. Не очень то она умела и готовить, хотя вкус приготовленных ею еврейских сладостей я помню до сих пор. Но вот что касается книг, журналов, альбомов и всяких там, ну например, театральных принадлежностей, тут баба Лена была более педантичной. Я думаю, что своей любовью к книгам, к предметам старины, а через них и к истории, я обязан, в первую очередь, дому бабы Лены. Этот дом был двухэтажным, естественно деревянным, постройки, что нибудь начала двадцатого века. Внизу, в то время , о котором я уже помню, жило большое семейство Заболотских. Я о них ещё буду рассказывать. А весь второй этаж, до зимы 1950 года(по маминым воспоминаниям) принадлежал на правах собственности-бабушке. Но зимой того года баба Лена продала часть принадлежащей ей площади семейству Барам. Моя мама вспоминала, что это было вызвано необходимостью отдать долг сестре Наде, за её помощь во время войны. Возможно и так. Но я теперь думаю, что определённую роль сыграло и некоторое сложное отношение мамы и бабушки. Хотя впоследствии, я никогда не замечал какого либо напряжения в их отношениях.
           И мы переехали по той же улице, но домов на тридцать ближе к Москве. И стали жить в комнате, в частном доме: мама, папа и я. Поскольку взрослые работали, а никаких детсадов для детей учителей не было предусмотрено, у меня стали появляться няньки, молодые девчонки из деревень. Но они особенно не задерживались по различным причинам, пока не появилась(незадолго до ухода отца из семьи) моя няня тётя Дуня, которая стала членом семьи и прожила вместе с нами более 15 лет, а потом, получив неподалёку от нас комнату, всё равно часто нас навещала. Да, так я отвлёкся. В новом, куда мы переехали доме, по Ульяновской 28, на углу с улицей 3-тья линия Красной Сосны, в нашей небольшой и небогато обставленной комнате никаких предметов старины, кроме многочисленных старых фотографий, помещённых в тяжёлый толстый альбом из крокодиловой кожи, пистолета отца, привезённого им с войны, плохо спрятанного, мною найденного и выброшенного  после этого мамой в туалет на улице, и ордена и медалей отца, ничего интересного не было. Книг было мало. Мама, после ухода отца, работала много, но получала не бог весть что, а траты были приличные: за комнату, за дрова на зиму(в печку), няне и просто на жизнь. Книги стали появляться позднее, когда отец стал присылать мне их бандеролями. Он развивал мой вкус, присылая исторические и географические научно-популярные книги. И надо сказать, что это ему удалось, за что я теперь ему благодарен. Но тогда , к его отсутствию я относился индефферентно: у меня было хорошее счастливое детство, и мне было не до отсутствия отца.
          Я уже говорил, что денег не хватало. Отец начал, я не знаю почему, платить алименты года через два после ухода. Может он и подбрасывал денег время от времени-не знаю, а спросить теперь уже не у кого. И вот мама стала давать уроки русского языка своим ученикам, желавшим получше подготовиться к институту. По воскресеньям у нас в комнате собиралась компания из 3-4 человек и мама диктовала им, а они писали, проверяли, исправляли ошибки. Часто я сидел на кровати и слушал, но ещё чаще я убегал на улицу, там было интереснее, Дуня уходила по магазинам или к знакомым и возвращалась, когда занятия уже кончались. Я помню многих из занимавшихся в период между 1952 и 1957 годами. И они, многие помнят и меня и маму, и эти занятия. Недавно, в феврале этого года, я стал участником сайта "Одноклассники", и представьте моё удивление(приятное), когда через некоторое время на меня вышли некоторые из тех школьниц и школьников. Им теперь за 70 лет, но они помнят. А мамы уже нет. Она умерла в ноябре 2007 года, в возрасте почти 88 лет. Как ей было бы приятно встретиться на сайте с её ребятами и девчатами.
         Но вернусь к бабе Лене. Вспоминается то ли 1953 , то ли 54-ый год. Мы занимаемся с бабушкой французским языком. Мы, это я, Ленка Гулыга, в будущем известная детская поэтесса, переводчик, член Союза писателей СССР, к сожалению уже ушедшая из жизни в ноябре прошлого года(см. моё "Памяти Лены Гулыги"), и мальчик, фамилию и имя которого,  я забыл. Бабушка в совершенстве владела французским и в доме сохранялась и читалась ею периодически французская литература, изданная там и сохранившаяся с дореволюционных времён. Причём, своим знанием языка бабушка обязана учёбе в Одесской гимназии и , наверно, гувернантке, если та, конечно, была, в чём я не уверен. А спросить тоже теперь не у кого. Как я теперь жалею, что в своё время мало расспрашивал и бабушку  и маму и отца(при редких встречах). Дурак был. Да и не до того было. Надо было вкалывать, кормить семью, а до этого студенческая жизнь с сессиями, любовями, практиками, а ещё до этого - юность и детство, в то время, когда ещё старались лишних вопросов не задавать. Да что там говорить. Сами вы всё знаете. И теперь, став старше и опытнее, я всех своих знакомых призываю:" Записывайте воспоминания, уговаривайте об этом же своих родных и близких. Это не просто интересно. Это необходимо и пишущему и читающему. Это -неоценимый источник памяти для всех нас ,живущих на земле. И я очень горжусь тем, что уговорил мою покойную ныне маму, написать воспоминания о её жизни. Там много тёплых страниц посвящено и бабе Лене.
               
                Воспоминание - 3



           Как я уже говорил, бабушка в совершенстве владела французским языком. И возможно я бы овладел им, но я был ленив, меня тянуло на улицу и вообще, как оказалось позднее, я не был склонен к изучению иных ,кроме русского и русского простонародного языков. И это несмотря на то, что мои родители в совершенстве знали немецкий, что дядя Митя знал и читал книги на французском и немецком. Ну, в семье не без урода. Короче, занятия французским закончились ещё быстрее, чем мои занятия в музыкальной школе по классу скрипки, куда я отходил полтора года, возненавидев этот замечательный инструмент. Единственным положительным итогом моей музыкальной деятельности, помимо умения разбирать ноты, явилась продажа моей скрипки Юрке Рывкину - сыну нашего учителя истории в школе Зиновия Исааковича Рывкина. Юрка выучился играть на моей скрипке в музыкальной школе, затем закончил музучилище и стал профессиональным музыкантом.

           Чтобы закончить историю с французским, я расскажу как в 1958-ом или 59-ом году баба Лена повела меня в театр Эстрады на концерт приехавшего тогда известного французского композитора и певца Франсиска Лемарка. Мы сидели на галёрке, Лемарк весело "хрипел"(голосок то был так себе) на сцене свою знаменитую "Лягушку". Помните:"Ла, ла, ла .бледоноже...". Мне особенно нравилось это "бледоноже", удивительно напоминавшее одно хорошо всем известное русское слово. Да, так значит мы слушали, а баба Лена успевала мне переводить тексты песен. Но лучше бы она этого не делала, потому что русский вариант текста в подмётки не годился искромётным весёлым или мечтательным и грустным мелодиям Лемарка. Лемарк, кстати, был автором многих песен, исполняемых Ивом Монтаном. Концерты Монтана в Москве проходили 2-3-мя годами ранее. О тех концертах , о приезде Монтана в СССР, на памяти многих осталась самиздатовская поэма Ивана Бесфамильного(псевдоним), ходившая в машинописной копии по рукам. Я тогда тоже её читал и к сегодняшнему дню помню конец поэмы:"Монтан гремит на всю Европу-спасибо, что приехал он. Но целовать за это в жопу, как говорится "миль пардон!". Остались от приезда Монтана в Москву и переделанные словапесни Богословского"Когда поёт далёкий друг...". Мы тогда пели:"Когда поёт в Москве Монтан ,опусташается студенческий карман. И сокращаются расходы на питание. Когда поёт в Москве Монтан." И на этом, я закончу воспоминания о французском.

            Баба Лена прожила относительно долгую жизнь(она умерла в 78 лет). Кем только ей не пришлось работать и всё у неё получалось складно. Она была почтальоном и маникюршей, техническим секретарём, проще говоря машинисткой, в нашей школе и
 домохозяйкой. Она очень хорошо делала различные поделки. Кстати, насчёт её способностей машинистки. Ей заказывали статьи и я помню, как она печатала дома на старинном "Ундервуде". На этой допотопной, но неизменно служащей к тому времени уже около полувека машинке, я тоже учился впервые печатать. Господи, сколько я лент израсходовал. А в отношении её умения делать поделки я убеждался не раз, и теперь расскажу одну очень любопытную историю.

            Однажды( это было году в 1960-61-ом) я зашёл к бабушке после школы. Она в тот день прихворнула и попросила меня отнести её хорошей знакомой искусственные колосья пшеницы. Эти колосья подруга ей заказала для одного из танцев знаменитого тогда хореографического ансамбля "Берёзка". Подруга, таким образом, помогала бабушке
 подработать. Я взял мешок этих колосьев, баночку с мёдом или с вареньем(теперь и не помню) и направился в расположенный неподалёку бывший "Молочный двор", где и проживала подруга. Когда то, ещё до указов Никиты Хрущёва о налоге на домашнюю скотину, в этом большом дворе жители держали коров. Наверно они держали и другую живность, но для всех и для нас -детей это был "Молочный двор". Отсюда коров уводили по утрам на пастбища и сюда вечером их приводили. И все дорожки вокруг, по которым мы гуляли, а позднее ходили в школу, были в свежих коровьих лепёшках. И было это в 5-10 километрах от столицы нашей Родины. Пока я был маленьким и жил в бабушкином доме, мама покупала свежее молоко из под коровки и поила меня им. Так что я вырос на молоке этого двора.

            Я нашёл дверь бабушкиной подруги и постучал. Я знал её в лицо, так как однажды встречал в бабушкином доме. Женщина открыла дверь. Я представился, и она, узнав меня, пригласила в комнату. Я отдал колосья и баночку с вареньем, и был приглашён на чай.
За чаем мы разговорились и я узнал, что эта женщина  - мама моего учителя труда Дмитрия Владимировича. А дальше она мне рассказала  об удивительной и трудной судьбе её сына.

            Лётчик во время войны, Дмитрий Владимирович был сбит в воздушном бою и раненный попал в плен. Прошёл несколько концлагерей, и из одного из них "ухитрился" улететь на немецком самолёте за линию фронта и приземолиться на нашей территории. То есть, мой учитель труда повторил, а возможно, что совершил и раньше подвиг Михаила Девятаева, который был удостоен где то в 1957-58 году звания Героя Советского Союза, за подобную же историю, произошедшую аж в 1944-ом году. Девятаев, вернувшися из плена немецкого попал в наши сталинские лагеря. То же самое произошло и с Дмитрием Владимировичем. А когда после смерти Сталина нашего учителя выпустили, то обратного пути в авиацию ему не было. И он пошёл в школу учителем труда. Благо и голова и руки у него были золотыми. Через некоторое время после моей встречи с его мамой, в нашей местной газете "Путь к победе" была напечатана заметка о судьбе Дмитрия Владимировича, а позднее он был награждён орденом Красной Звезды. После этого он уволился из школы и устроился в воинскую часть. Но уже не летал.

           А тогда, когда он учил нас обращаться с инструментом и изготовлять самые простые изделия, где то году в 1959-60-ом, наш учитель всерьёз увлёкся дельтопланеризмом и стал одним из основателей этого движения. Одновременно он организовал в школе авиакружок. Я поступил туда вместе с более старшими школьниками. Мы изготовляли модели самолётов, изучали зачатки авиадела. Но потом Дмитрий Владимирович уволился и на этом всё вроде бы кончилось. Как бы не так. Через 2-3 года после описываемых событий я вместе с другими нашими школьниками поступил в парашютную секцию при районном ДОСААФЕ( Добровольное общество содействия Армии, Авиации, Флоту-для тех кто не знает или забыл). Когда я рассказал об этом бабе Лене, она сказала, что в наших семьях ещё никто так с ума не сходил. На что я ответил, что кто нибудь же должен начать. Через полгода занятий нас повезли в Измайловский парк, где мы должны были прыгнуть с парашютной вышки. Ощущение первого прыжка с вышки(25 метров над землёй), первого шага в пустоту за пределы низкого заборчика круглой площадки-непередаваемое. Лично у меня "душа ушла в пятки" или ещё куда не знаю. А одна из наших девчонок, тоненькая и худенькая(килограмм 45-ть) осталась висеть на стропах, на полпути от вышки до земли. Местной обслуге пришлось приложить немалые усилия, чтобы спустить парашютистку на землю.

           А через неделю нас повезли на подмосковный аэродром близ Щербинки. Нам предстоял первый прыжок с парашютом с самолёта. Маме я естественно ничего не сказал, Бабе Лене-тем более. Инструктор проверил наше снаряжение, врач осмотрел нас(все необходимые справки мы сдали заранее) и мы уже собирались садиться в самолёт. Меня бил "мандраж". Но тут появился более главный врач и запретил мне и ещё нескольким ребятам прыгать: нам не было 16 лет. А девчонки из нашей школы и секции , годом старше, прыгнули и были очень довольны. Вот на этом моя связь с авиацией, за исключением полётов на самолётах, и закончилась. Но гены есть гены. Через много лет моя 22-летняя дочь в компании таких же оболтусов поехала в тайне от нас на подмосковный аэродром. В течении часа прошла инструктаж, заплатила и прыгнула с парашютом с вертолёта с высоты 800 м. Вечером она вернулась домой и выложила перед нами родителями фотографии в полной парашютной выкладке на земле и справку, что она совершила парашютный прыжок.

          И ещё хочу сказать о двух наших более старших товарищах из школы, занимавшихся вместе с нами в авиакружке у Дмитрия Владимировича. Генка Осипенко закончил военное училище, стал штурманом, летал. Но дальнейшую судьбу его я не знаю. А Валерка Фролов погиб за рулём вертолёта, разбившись во время плановых работ в Тюменской области.

          Конечно баба Лена была чрезвычайно довольна, что я не связал свою судьбу с авиацией. Но когда она узнала, что после школы я поступаю в геологоразведочный институт, удивлению её также не было предела. Врачи, юристы, журналисты, учителя, адвокаты у нас были-говорила бабушка. Но геолог. Ладно, Гришка, найдёшь мне изумруд-приговаривала баба Лена, у которой никогда на моей памяти не было никаких драгоценностей.

               
                Воспоминание -4