Призрак лилий

Предзнаменований не существует. Природа не посылает нам вестников – для этого она слишком мудра или слишком безжалостна.
Оскар Уайльд

Бежать было очень трудно, ноги словно сливались с асфальтной дорогой. Осенью, холодной ночью на асфальте образуется вязкая слизь, и она тонкой плёнкой покрывает дорогу. Каждый раз когда он отрывал ногу от земли, казалось, что кто-то удерживает её, предлагая остановится найти успокоение в осеннем дожде, дорожной грязи. Прилагая все усилия он продолжал бежать, но машина не отставала от него, выла сирена. То, что происходило сейчас было вполне предсказуемо он понял это ещё у цыганки, у которой он покупал героин. Она вела себя странно, не как обычно, тянула время и лукаво заглядывала ему в глаза. Но деваться было не куда, от наркотической ломки просто выворачивало всё изнутри, и он недооценивал серьёзности сложившейся ситуации. После проданных 3х доз героина она сдала его. В  этом он был уверен наверняка.
Свернув на грунтовую дорогу, он немного оторвался. Пока машина разворачивалась, он успел пробежать ещё метров 20 – 30. Синяя осенняя луна освещала дорогу. Вдалеке  он увидел лес, «наверное, парк или роща подумал он, успеть бы». Машина вновь нагнала его, он видел впереди себя свет от фар, ясно слышался вой сирены. «Сначала они изобьют меня, потом будут тушить окурки от сигарет о моё лицо, а через день соберутся поржать, наблюдая как меня перекосило, как я буду кричать и стенать», скорее не подумал, а увидел где то у себя в голове, изнутри, бегущий от милиции 15 летний наркоман. Вот и лес до него рукой подать. Нет это не лес и не парк это старое кладбище, но не всё ли равно. Он нырнул между оградами через кусты  и побежал дальше. Кресты, гранитные плиты мелькали по сторонам совсем заросшие клёнами и тополями могилы. Машина остановилась, из неё вышли люди, он слышал звук хлопающих дверей. Он совсем задыхался бежал все медленнее и медленнее и погонщики кто бегом кто, быстрым шагом переговариваясь по рации, окружали его, Ну, всё это конец, последнее что подумал он. Споткнувшись о могильный холм, он пролетел метра два вниз и у ударился головой о землю. Когда он очнулся сильно болела шея. Охотники бродили, где то рядом. Наркоман затих он слышал их шаги разговоры, один из них по рации сообщил, что они потеряли его и возвращаются в рейд.
Он пролежал ещё около полу часа пока всё на конец не стихло. Подобрав колени сел, огляделся.  Это была свежевырытая могила. На краю стояла прозрачная для синего лунного света девочка лет пяти, которая видимо давно уже за ним наблюдала. Приятным голоском она пела весёлую детскую песенку. В руках у нее были такие же призрачные голубовато-белые лилии.
- А ты умеешь сочинять стихи? Спросила она.
Он не ощущал необычности происходящего. Раньше всё это привело бы его в ужас, но с 4х летним героиновым стажем было наплевать. Тем более его сильно ломало надо было ширнуться. Зажигалка. Шприц. Трудно, но отыскал вену. Всё. Теперь появилось ощущение «всё равно».
- Ты умеешь сочинять стихи? Вновь своим звенящим голоском спросила девочка – призрак.
Бред какой или галлюцинация, подумал наркоман теперь ему тем более не было страшно.
- А я умею, сказала голубоглазая малютка, и осенний ветер поколыхал ее платьице из стороны в сторону. – Вот послушай я сама сочинила.
Кладбище. Ветер. Ограды зелёные.
Ветер гудит как вой.
Лапами чёрными трогают клёны,
Лилий букет живой.
- Ты любишь лилии?
- Наверное, нет. Растеряно с полуоткрытыми глазами ответил наркоман.
- Странно… а раньше очень любил, особенно большие белые душистые, с утренней блестящей росой на лепестках. А сейчас ты любишь что ни будь?
- Сейчас я ни чего и не кого не люблю. Я наркоман и мне «всё равно».
- А раньше?
- Раньше… любил, наверное. От трёх доз героина он растягивал слова до невозможности и живой человек его бы, скорее всего не понял. – Любил родителей, собаку Грея. Я любил гладить его по голове, вот так. Он медленно провел ладонью в воздухе.
- Пойми, сказала она. – У нас все чувства, пристрастия, увлечения, всё переворачивается вверх дном. Так всё устроено,  но всё компенсируется. Не изменяется только любовь, земная любовь ко всему живому. Понимаешь?
- Понимаю, кивнул непонимающей головой наркоман.
- Скоро утро, уже светает. Я не всё тебе успела рассказать, а жаль. Сейчас я прикоснусь к твоей голове, и разум покинет тебя, останутся только чувства. Девочка дотронулась до его лба голубовато- белой призрачной лилией и растворилась в лучах восходящего солнца.

Солнце быстро поднималось. Давало свет, но не давало тепла. Потирая озябшие пальцы по дороге шли, закутанные в фуфайки, четыре могильщика. Они покуривали дешёвые сигареты и переговаривались об оплате за предстоящую работу.
- На тебе, сказал старый могильщик, первый заглянувший в яму. – Ещё этого не хватало. Мальчишка-наркоман шею свернул. С вечера наверное упал. Уже окоченел потрогав тело лопатой сказал старик.
Затем подошло ещё трое рабочих помоложе. В могиле лежал труп молодого человека, рядом шприц с остатками крови, зажигалка. Он лежал на животе, а голова была повёрнута на 180 градусов и смотрела в небо бессмысленными туманными глазами. Могильщики переглянулись, всё было ясно.
- Через час будут хоронить, надо быстро это сделать ребята. Сказал стар-ший из них.
В четыре лопаты они стали засыпать мертвеца, подбирая за один раз как можно больше глинистой почвы. Через пол часа его совсем перестало быть видно. Старый могильщик спустился вниз и аккуратно утрамбовал почву, присутствие трупа не было и следа.

- Всё уже едут, сказал молодой парень, показывая рукой в направление дороги.
- Кого хороним?
- Какая то женщина лет пятидесяти.
- Молодая… ещё только жить да жить, глубокомысленно произнес старый могильщик.
Гроб вытащили из автобуса, установили на табуретки. Хоронивших было не много, и каждый по очереди, по русскому обычаю целовал покойную в лоб, прося прощения за сделанное зло или сказанное слово. Говорили искренне. Опустили гроб. Каждый кинул по горстке земли. Могильщики стали зарывать могилу, установили крест.
Не далеко стояли подруги покойной. Они наблюдали за происходящим.
- Да это он довёл её. Всхлипывала первая.
- Единственный сын. Сказала вторая.
- И ведь даже не соизволил прийти проститься со своей матерью. 
Укоризненно покачала головой третья.