Будет ночка

Белый налив

Мария, день великолепный!
Горит закат, дотла сгорая,
И, восходящая, из пепла
Луна родится молодая.
А ты все смотришь как ослепла,
Молчишь и спишь не просыпаясь.
Белье просохло во дворе,
Калитка хлопает входная,
Белеют яблоки в ведре,
Хвалясь богатым урожаем.
А ты все спишь не выдыхая
И дверь не встанешь запереть.


Будет ночка

*
Откроются сумерки куколкой ночи.
Крылья беды, опыленные пеплом,
Расправит она и вонзит в позвоночник
Горящие дыры без смысла и взгляда.
Думаешь, бабочка ночью влетела,
Думаешь, бабочка кружится рядом…


*
Та ли звездочка в окне,
Или звездочка другая –
Над ольхой и над сараем
Проплывает в тишине,
Голубая, золотая…
Безвоздушная ко мне.
Вот и я их забываю,
Крошки памяти в трамвае,
Капли разума на дне.


*
Ты столько впрок накуковала,
Что память расквиталась с нами.
Вино столетнее в подвалах,
Но пуст кукушкин дом с часами.
Сошла с ума и онемела,
И раскололось время в нем
На часть души и части тела.
А мы идем, идем, идем,
На всем ходу теряя смелость.
О том кричат все части криком
Как путешествии великом
И малодушии своем.

Все спит и век не открывает
Твоя минута золотая,
Как пуговица под столом.
Вернется птица-счетовод
Свое «ку-ку» сказать однажды,
Волшебный гузик подберет
И что, забывчивая, скажет,
С ресниц сметая паутину?
«Какая грустная картина,
Но есть печальней в Эрмитаже».


*
Нет хорошей песни у меня,
Все слова остались на плохую.
Сколько жизнь с любовью ни рифмую,
Все равно у смерти не отнять
Права феодальных поцелуев
И земли бескрайнюю кровать.
Будет ночка – будем ночевать.


*
О пустом и уходящем
Заливается сверчок,
Этой ночи царь и бог,
Все равно, как мы, пропащий.
Было лето – было счастье,
Вышла осень – не сберег.


*
А Любовь грызет конфеты «Белочка»
И чужой коньяк на кухне пьет.
И с душой, размазанной по стеночке,
Комнаты задешево сдает.


*
Однажды, когда не отыщется букв
И нечего станет рассыпать на блюде,
Я тоже повешусь в буфетном шкафу
В компанию к прочей порожней посуде.
И пусть не заводится моль с ерундой
В пустом рукаве и в посуде пустой.


*
Оттого, что все непрочно,
Оттого, что жизнь пройдет
Будто путник темной ночью
Мимо запертых ворот,

Разминешься на два шага –
Не догонишь, не беда.
А придет она, бродяга,
И откроешь ворота.

Сядешь за одним столом,
Потолкуешь о былом.


*
Когда по всей земле идут дожди,
Когда пробитой грудью навалилось
Большое небо, будто впереди
Нет ничего и прошлое случилось
В другом рассказе с кем-нибудь другим,
А ты еще и цел, и невредим,
Такой бесхозный, как забытый зонтик,
Стоишь себе и думаешь: «Не троньте
Ни этот дождь, ни дурака под ним,
Ни корабли на смытом горизонте –
Пусть зажигает Эльмовы огни».


*
И тишина, и полумрак,
И город, выбросивший флаг,
И память белая бумаги.
Зима, все так. Все слишком так.
Вы, руки, вновь пусты и наги,
Вам снега не убрать с листа.
И нарукавники – не краги,
И капли красного в снежок –
Не роспись долговой бумажки.
А точку ставить на висок
Без грамматической промашки.


Утро

*
Хорошо принимать Шапито
Для леченья от лишних иллюзий,
Bon matin аспириновой Музе
За вечернее это и то.

Полных тысяча лет впереди
До конца цирковых представлений.
По канату проходят мгновенья.
Вот и слоник пошел. Проходи.


*
Утро в лестничную клетку,
Утро, пахнущее дурно.
Соберешь его в газетку,
Завернешь и бросишь в урну.
Кто-то вытащит на свет,
У кого другого нет.


*
Орешек знаний все червивей,
Все меньше хочется колоть
И, расковыривая плоть,
Растить печаль на мертвой ниве.

Чтоб, сев за собранным столом,
Попробовав и то и это,
Жнеца разжаловать в поэты
И пить за вечность аксиом,
Пусть не на этом, так на том.


Храни, районный бог, библиотеку

…За нею день из племени ворон,
Из тех, что молча наступают следом.
Уже не ждут известия к обеду,
Когда приборов больше, чем персон, –
Но подают остывшие стихи
(Храни, районный бог, библиотеку),
И семечек разбросано по снегу…

Вороний ужин – тощие грехи,
А вся душа просыпалась в прореху,
И с оголенной грудью впереди
(Храни, районный бог, библиотеку),
Возможно, шлюха, может быть, свобода.
Когда материй духу не найти.
Когда зима в любое время года.
Когда дыра у времени в груди.


Яблочко

И яблоку с черепа шкуру снимают
С такою почти что любовною страстью
      Там зме'я сидит червячок заменяя
      И лобную кость разгрызает на части
А бедного Йорика мучат мигрени
Но славные Йорики тихи и немы
      О сколько взамен удивительной хрени
      Узнаешь за травку с плантаций Эдема


Дурное дело

*
А в груди моей дыра,
Вот и ходят по дворам
Ветер с мышкой, мышка с дурью –
Ветер ходит, мышка дурит,
Вместе курят до утра.

Мышка-мышка, не дури,
Не царапайся внутри.
Вышел ветер – не вернется,
Мышка в сердце поскребется.

Постучится – тук да тук –
И угомонится вдруг.

*
Весь этот падающий бред
Пойдет на корм стихотворенью.
Душа моя, сезон осенний,
А вы все в паре сандалет.

Давайте думать о тепле,
Ну, в общем, думать о хорошем.
Вы начинались с пары ножек,
Вот и ходите по земле.

*
Нянчишь маленькое слово,
Мыслишь мысль, в конце концов,
Что и жизнь еще не повод
Для печали и стихов.

*
Здравствуйте, мир,
Вы сегодня проснулись
В сильно линялой от стирки сорочке.
Если кого-то из нас обманули,
Сдадимте обратно, возьмемте попроще,
Что-нибудь с прочной душою акрила,
Чтоб маковый цвет со щеки не смывало,
А если весна полноводно накрыла –
Чтоб трубы гудели у «Водоканала»!

Пусть солнце в стаканчики льет цианид,
Приветствуя певчего дела рабочих,
И за окном ни один индивид
Видом примятым строки не порочит.
Напишемте вместе хорошую песнь,
По венам пройдем патефонной иглою,
Вдохнемте прекрасного в полное «есмь!»
И бросимте это дело дурное.


Планетарий переменной облачности

Вот так стоишь, как бывший планетарий,
Надевши крест и озаботясь вечным.
А май как май – по Привокзальной шпарит
И жарит чебуреки в чебуречной.
А тут стоишь с улыбкой на губах…

Что планетарий – сердце пропадает!
То гром ба-бах, то вечное ба-бах…
А тут горит сирень и – «ох!» да «ах!» –
В тропических сиреневых лесах
Летает солнце желтым попугаем.