Голос Родины. Легенда

 – О, старый Нани, я тебя обидел?
– Нет. Что ты, юноша. Я о  другом
   Подумал.  Да, однако, ладно.
   Старик пыхнул  березовою трубкой,
   Что духа солнца, видно, означала.
   – Нет, мудрый Нани, я тебя обидел.
   Не ваших нравов я?
– Да это, друг мой, верно.
   И наша молодежь не в дедов нынче вышла,
   Обычаи забыла.   Язык отцов не помнит.
   Нанай не тот. Любить стал деньги, водку,
   Наркотики. Маньчжуром стал нанаец, –
   Старик с досады плюнул. Обернулся.
   На корточки присел, затем застыл вдруг в корче,
   Как идол каменный, с которым  я встречался
   На склонах гор в окрестностях  Шамана. 
   Костер горел  так, словно то лиса
   Бежит по снегу,  след свой заметая.   
   Кедровой веткой дед вдруг ловко, нежно
   Костер поворошил.  И столб огня поднялся.
   И сучья затрещали, как петарды,
   На небе звезды вспыхнули, как свечи.
   Жар лица опалил. Вверху шум кедров тихий.
   И звезды, звезды полосуют небо.
– Скажи мне, Нани, некогда велик был
   Народ твой? Так говорили мне.
   Но это было уже давно…
– Давно? Давно. Велик, однако, правда.  –
   Старик пыхнул  березовою трубкой,
   Что богом Солнца та вдруг озарилась.
–  Ты хочешь знать всю правду о моем народе.
    Нам деды  сохранили тайну духов.
    Ее принес нам Северный охотник
    Оттуда.  Только я там не был
    И никому из моего народа 
    Уже не довелось к земле той приобщиться», –
    Старик махнул рукой за Океан Великий…


                I
–  Ну, слушай…
В  тот день вдруг в мире что-то  изменилось.
Померкло солнце.  Мгла покрыла землю.
Земля, как  мамонт,  в яму завалившись,
Утробный рев  исторгла во Вселенной.
Вершины гор хребта Сихот-Алиня,
Как зубы старца в деснах, зашатались.
Потоки бурные в теснинах гор высоких,
Фонтаны искр вдруг  выбросили  в небо.
Как волки, вдруг  завыли в падях  ветры.
Кровавый дождь пошел, затем ударил ливень. 
И молнии из туч кроваво-ржавых,
На землю поползли зигзагами, как  змеи,
Окрест швыряя  каменные глыбы,
Шипя, как рыбный филин от аралии колючей.
Из лесу зверь бежал. Река Мангб; от жара 
Телами мертвых рыб покрылась. Ой-а, Тэму!
Тайга вдруг запылала, как трава сухая,
Швыряя  кедр от мест его рожденья.
Вулканов лава,  как кровь из туши
Смертельно раненного вепря,
Вдруг салом белым залитым  кровью, 
Сползала полозом  по руслам  рек засохших.
Истошно женщины  кричали, ломая в л;ктях руки,
Видя,  что огонь, детей их поедает, словно Амбу.
На лысине  утеса, где Мангбо сливается с  Уссури,
Сбежалось  племя. Сбор  недолог был их.
Вождь Огдо прокричал, что это месть злых духов,
Прогневались они и потому 
Идти на Север надо, двинуться всем миром.
И от бессилья перед  силами природы
Огдо вонзил  копье в ствол молодого кедра.   
.
                III

Собрав собак, оленей, нарты, юрты,
Детей и женщин, заспешило племя
По берегу Мангб; (старик махнул на Север)
В слезах и в криках, в горе и печали
О соплеменниках, что пали жертвой духов
Взбесившихся, как тигры перед гоном.
Их путь был  долог, труден и опасен.
А с каждым переходом  отдых все длиннее.
Тайгою шли. Потом тайга исчезла. Открылась  тундра
С трескучим ягелем, морошкой и брусникой.
По склонам сопок, руслам древних речек,
Сверяя путь  (он показал на небо),
По звездам Большой и  Малой Нерп,
Шли туда,  где духи добрее к людям  были».
И раскурив  березовую трубку,
Что бога Тенгри, видно, означала,
Он почмокав ею,  умолк.
Мне стало вдруг неловко…
–А что же дальше было, Нани?
  –Дальше?
-Дальше? 
                -Ну, слушай коли интересно.
Твоим друзьям - мальчишкам и девчонкам,
Нанайцам,
Что говорю тебе, все им неинтересно.
Не верят. Сказки, говорят, выдумываешь дед.
Когда-нибудь, ты вырастешь, напишешь книгу,
И твой народ узнает, что был другой народ
Двух царств:  живых и верхних…
Дед замолчал, посасывая трубку,
Костер ерша рукой,
Затем зашевелился и вновь  заговорил:
                – Прошли  Джугджур, Камчатку, Алеуты
  И  вот ступили на  землю, которую               
  Географ Вельдзеемюллер назвал Америкой.
  Ты удивляешься, откуда  это мне известно,
  К тому же в  современном изложении.
  Я в твои годы учился в Ленинграде
  На отделенье Северных народов,
  Но по доносу арестован был, судим
  На Колыму отправлен. Затем оправдан. 
  Выйдя  на свободу, вернулся  на Бикин –
  Приток реки Уссури. На родину. Бывает так,
  Мой юный друг »:
  И, закашлявшись от  дыма, продолжил:
  «А люди   шли  дорогой непростою.
  От племени осталось их  немного.
  Мужчины женщин берегли  для продолженья рода».
  У старика набухли вдруг глаза, как горные ручьи
  От ливней, идущих низко с Моря-Океана,
  И щеки кумачом его зардели, словно  маки
  В глуши  лесов разбойников-хунхузов.
  Я понял, что сейчас не срок его тревожить, ибо,
  Он мысленно вошел в народ времен его рассказа,
    О  котором  он мне вещал под треск костра седого,
  Возможно сочиненной  им самим 
  На  реках Анюй,  на Куре иль Урми,
  На Хоре,  Кии, Бури, Лимури,
  Дуралее, Хунгари,  Бикине
  Для устроения души невинно пострадавшей.
  «И вдруг из чрева Земли  вылупилось  Солнце, –
  Заговорил вновь дед, –   
  И  дивное сиянье  озарило племени остатки.
  Но люди, молча поклонившись Солнцу,
  Продолжили поход свой бесконечный.
  Прошли  Аляску, затем  Юкон.
  И перед ними  открылась  широкая река,
  Которую  в честь Уссури  они   назвали  Миссури,
  Приток  реки Мангбо того материка. 
  За годы странствий, друг мой, так однако,
  Язык их очень сильно изменился…
  В лесах зверья и птиц непуганых.
  А в реках рыбы. Рыбы!
  И Тенгри  ласков к ним и милостивы духи. 
  Вот благодатный край!
  «Стойте! Конец пути!»
  Вдруг Огдо  прокричал.
 Усталость сбросив, пали на колени,
  Прося у  Тенгри   приюта аурирерикани.
  Здесь и решили насовсем остаться.
 

                IV

    Народ плодился. Входило племя в силу.
    Девчонки превращались  в красивых женщин,
    Мальчишки – в  охотников  удачливых…»
    Старик притих. Горели сучья мерно,
    Дымила трубка  желтая у деда.
    «Да ты не спишь?»
    «Ты продолжай, я знать хочу
    Чем кончится рассказ твой».
    Старик  слезящимися от дыма  глазами
    Вдруг осветил тайгу, как дальний свет машины.
    Затем рукой повел, злых духов заклиная.
    Три раза птица  где-то прокричала. И тишина.
    О, ночь в тайге Амуро-Уссурийской,
    Ну, с чем тебя   сравнить.
    Не с чем! Мерцают звезды на вершинах кедров,
    Как длинные тягучие гирлянды …
    «Отец сменял отца. Прошло годов немало,
    Но в племени жива была легенда
    О крае том, что был оставлен ими
    В ту трудную минуту, о которой
    Тебе сейчас  я говорил.
    И может быть поведал,  как я тебе,
    Старик  другой, мудрее, наверное, чем я,
    Рассказ мой юноше из  племени аурирерикани,
    Что силой знатен был, вынослив, умен и добр.
     Ты знаешь о мысе Аури  на Нижнем Мангбо?
     Так это все оттуда. Но слушай дальше…
     Запал рассказ  тот в сердце молодое…
     И юноша решил идти в места откуда родом
     Народ его родивший был.
     Как видно, духи сердцем  овладели.
     В нем голос Родины, как видно, пробудился.
     Взяв лук, запас стрел к луку, копье, кресало,
     Юколы сушеной,   на рассвете
     С родными попрощавшись и  с друзьями,
     Ушел он тем путем, которым пришел сюда  его народ.
     Когда нас много, дорога кажется и легче, и короче.
     Когда  один, тогда она  длиннее и труднее, 
     И сложность  выступает даже в малом
     И это малое нам кажется таким большим и темным…
     Двенадцать тысяч дней шел юноша дорогой,
     Которая рассказ мой наполняла живою правдой.
     И вот однажды в полдень, взобравшись на утес,
     Измученный  вконец, увидел  он Мангб; – 
     Амур-реку  по-вашему, по-русски,
     А дальше там Уссури в него потоки чистые вливала.
     А на вершине  в рододендроне тучно вдруг расцветшим
     В стволе раскидистого  кедра  копье торчало.
     Схватив его обеими руками, он выдернул копье,
     Упал на землю и зарыдал от счастья.
     Природа всюду буйно зацветала,
     Край жил и значит добрый дух
     В нем снова воцарился.
     И не увидел он: спадали пряди белых
     Волос на лоб его, глубокие морщины прикрывая.
     В нем молодость отцов его кипела,
     В нем жизнь восстала, покоряя тело
    (Дед громко рассмеялся). Ты слышишь смех его?
    (Дед вдруг рукой остановил невидимое что-то)
    Он наш отец и от него  род нани.
   
 
                V


  Старик вдруг встал. Глаза его пылали.
  В нем ожил добрый дух – дух силы и сознанья
  Того, кто голос Родины, как гром вдали услышал.
  «А это ты?!» - он вновь,   как идол, замер,
  Который видел  я на склонах гор Шамана.
  Внутри него все пело и  кипело,
  Как удары бубна. 
 Я тоже тихо встал и, чтобы не тревожить
 В  нем ярко вспыхнувшие чувства о  народе,
 Стоял, немел под  тихим сводом леса,
 Природой  края, тихо наслаждаясь. 
 Три раза птица снова прокричала.
 Костер горел поодаль. Вечность с нами рядом!
 Старик стоял: в нем жили два мгновенья…
 Ему покой, а нам благословенье
 На добрые дела.
 Да будет так всегда!
 
      
    Примечания:
 
1. Нани (нанаец) – старое название «гольд». Народ живущий гл. образом по берегам Нижнего Амура. Этнос  тунгусской группы народов. Тунгусы в настоящее время представляют собой такую же загадку для науки, как и тунгусский метеорит.
 
2. Маньчжуры – некогда самостоятельный  народ (численность 10 млн. человек), проживающий ныне на территории  Китая.Многовековое «сожитие» с китайцами привело маньчжуров      к  тому, что они  в своей основной массе переняли образ жизни, обычаи, идеологию и язык китайцев. Лишь малая часть маньчжур, живущих в отдаленных деревнях,умеют говорить на маньчжурском языке.
 
3. Гора Шаман – сакральная вершина на левом берегу реки
Амура  несколько ниже   села Нижняя Тамбовка (правый
берег).

4. Океан Великий – Тихий океан

Написана, когда мне было 19-23 года.
Воспроизвожу без изменения