Тяжба о Скитее
Несколько штрихов к лику современной российской действительности
в связи с публикацией романа в стихах «Скитея» чувашского поэта Юрия Сана
Он бунтовщик хуже Пугачева.
Katarina Sekunda
(Екатерина Вторая)
В далеком 1936 году, в далеком-далеком Париже, выбравший эмиграцию (считай – свободу слова и мысли) русский религиозный мыслитель, историк и публицист Георгий Федотов, переживая за судьбу своей Родины, опубликовал свои пророческие размышления «Тяжба о России».Через полвека с лишним после этого, в историческом переломном 1991 году, во времена распада Советского Союза, лидер чувашского национального движения европейского типа, филолог и публицист, чувашский государственный и общественный деятель Атнер Хузангай опубликовал свои полные тревог и надежд рассуждения относительно становления новой Российской Федерации и Чувашской Республики – под тем же названием «Тяжба о России».
Прав будет читатель, который укажет, что Россия – реальная страна, в отличие от вымышленной «Скитеи». И не прав одновременно. Потому что даже в вымышленной зримо угадываются черты реальной. Поэтому написанный через четверть века после объявления о новом суверенитете России роман в стихах чувашского поэта Юрия Сана «Скитея», по-моему, тоже можно смело на-звать продолжением тяжбы о нашей вынужденной (по художественному предположению Юрия Сана, наоборот, – настоящей исторической, то есть, восходящей к скифской – проточувашской, прототюркской) «большой» Родине, в которой, как и в начале прошлого века, «…трупным воздухом тянет сейчас из России» (Федотов), и, как в конце того самого многострадального 20 века, снова «великодержавная российская национальная идея […] успешно сменяет монополизм прежней коммунистической идеи и […] является весьма опасной исторической химерой» (Хузангай).
Все это, к сожалению, не может не отражаться чересчур выпукло и емко, во многих случаях – даже уродливо и трагично, в судьбах, делах и поступках реальных жителей этой чрезмерно большой по территории и по духу унитарно-крепостнической и варварской по нраву империи, многие из которых стали прототипами героев этого романа. По велению истории, именно в сердце этой cloaka maksima расположилась Земля обетованная реликтового чувашского народа, где разворачиваются, в основном, события романа-эпопеи в стихах, смело и проницательно названного автором «чувашской сагой».
И кто знает, может статься, что именно благодаря автору «Скитеи» Юрию Сану это сонмище героев обретет кто – вечное бессмертие, кто – вечное бесславие, ибо по Франсуа Рене де Шатобриан: «…Ахилл победил троянцев, но не один, а с помощью ахейцев, зато Гомер сам, без чьей-либо помощи, создал «Илиаду», и без Гомера мы ничего не знали бы об Ахилле» (Ян Парандовский, «Алхимия Слова»). Я, например, даже не сомневаюсь, что пройдут десятилетия, сменятся властители и поколения прототипов героев, забудутся многие нынешние достижения и поражения, подвиги и предательства, честь и бесчестье, и для всестороннего изучения перипетий жизни дале-кого и уже незнакомого для них времени, наряду с историческими документами, пытливыми ума-ми непременно будет востребован живой свидетель эпохи – сие солидное творение.
1. РОМАН «СКИТЕЯ» И ПОЛИТИКА.
Мятущийся звук в трубке
бронзового века
повис над бездонностью…
Тумас Транстрёмер
(PRELUDIUM. Перевод А.Афиногеновой)
Предтеча письменного художественного слова – устное народное творчество в лице чувашской песни много-многовековой давности, на мой взгляд, довольно образно излагает процесс как самого эволюционного развития, так и зарождения литературы как формы и инструмента мыслительного процесса Homo sapiens:
…Шух;шламан чухне те шух;ш;м ;ук,
Шух;шласан ;амр;к пу; ;авр;нать…
(Не размышлять – так и мыслей нет,
А как призадумаешься – голова идет кругом…)
Действительно, есть отчего закружиться голове «хозяина» этой Земли!
За без малого миллионы лет существования на этой бренной земле человеку ежемоментно приходится решать столько сложных, зачастую взаимоисключающих проблем не только физического существования, но и вроде бы, на первый взгляд, «никчемных» вопросов самопознания: что нас раздваивает, как выделяют компетентные исследователи, «на человека личного и общественного, внутреннего и внешнего, эгоиста и альтруиста, человека чувственного и разумного». Представить титанический труд «компьютера человеческой цивилизации» – своего рода ноосферу (Владимир Вернадский) общечеловеческой нравственной мысли – действительно нелегко, которая не перестает вращаться «вокруг идеи обретения единства и целостности частного и общего, мысли и поступка, сознания и поведения, воли и действия, слова и дела, сердца и разума».
По-другому, перефразируя изречения классиков-эволюционистов, труд и мыслительный процесс создали человека, который, в свою очередь, создал литературу. Создал литературу не только как некий продукт потребления, а в то же самое время и как инструмент познания себя и мира и даже преобразования их. Роман «Скитея» Юрия Сана, по-моему, является типичным примером того, как автор через изложенное на страницах публично пытается познать свою «Малую» и «Большую» Родины, и не только, и среди людского сомнища узреть прошлое и спрогнозировать будущее своего народа, окутанные дымом прошедшего и туманом грядущего.
Честно говоря, на первый взгляд, этот поступок поэта даже не хочется обозначить как гражданский подвиг, даже зная, что он над романом трудился денно и нощно уже более шести лет. По-тому что нормальный – мыслящий – человек, вроде бы, непременно должен задумываться и задумывается над всем этим.
Но в то же самое время человек разумный… порой становится чересчур «разумным», научившись или физически выключать свой этот самый мыслительный механизм (если вообще такое возможно), или же, уже на волевом и нравственном витке, научился мимикрии – игнорированию результатов, выводов, побудительного воздействия этого «мозгового штурма», исходя из уровня своего миропонимания и «переваривания» выработанных лично им или иным сообществом «нравственных» ценностей, балансирующих на грани безнравственности, устанавливая некие допустимые для себя границы и пределы своим даже благородным поступкам и действиям, в рамках которых он чувствует себя вполне комфортно и безопасно.
Возможно, это рефлекс, к сожалению, уже органично – генетически – присущий нам, жителям не только прошлой, но и современной Российской Федерации, описанный в одной из ипостасей А.Камю: «Нет ничего отвратительнее чувства любви, продиктованной страхом», который лишает нас истинного голоса сердца и свободы, а равно – и соответствующих созидательных действий.
Насколько бы все это ни диктовалось и оправдывалось некой разумной необходимостью для физического существования или даже выживания самого живого существа в условиях некой агрессивной среды, ни преуспевающий «выключатель» процесса осмысления жизни, ни ловкий «хамелеон» нравственности, по моему глубокому убеждению, не могут быть искренними писателями. Именно поэтому, даже «обладая» четырьмя-пятью союзами и несколькими сотнями «членов» этих союзов писателей, мы на сегодня не имеем, как можно обозначить, «искренней литературы»: разработанной исторической, политической чувашской художественной литературы, как стройной системы национальных координат, как не имеем и серьезной литературы, посвященной национальной идее, национальному движению и его лидерам, также выдающимся соплеменникам разных эпох, служащим примером для подрастающего поколения. В чем тогда значение писательства для нации (народа)?
Писателем же настоящим, по-моему глубокому убеждению, может быть только тот, кто научился искренне сопереживать, без корысти и позы, и он берет в руки перо (к слову, Юрий Сан отдает предпочтение именно классической ручке) только потому, что у него накипело, ему есть что высказать, пусть даже небесспорное. И обязательно необходимо высказать окружающим – притом, это обязательно в интересах этого самого, если применить уголовный шаблон, «неопределенного круга лиц» (автор романа именно в целях восприятия времени, по-моему, специально часто употребляет, наравне с русско-чувашским суржиком, разговорный или «блатной» сленг). Получается, своего рода, «Люди, я любил вас. Будьте бдительны!» (Юлиус Фучик).
Вот как образно выразился сам автор «Скитеи» по-поводу своего льватолстовского «Не могу молчать!»:
Вселенная, с вершин бескрайних
До самой бездны Бытия,
В мирах всех тайных, да и явных,
На звёздах, что и счесть нельзя, –
Что выше духа человека
С начала солнечного света?
Что ниже… низости души,
Где нет любви, добра? Скажи!
В ответ – безмолвье Небосвода.
И лишь седые облака
На небе – всё туда-сюда,
Как караваны Отче-Бога.
Ну что ж, молчит высь. Я ж ору,
Вселенной эту песнь дарю (…).
На первых порах, я искренне в этом убежден, поблагодарить автора за эту отзывчивость на саму жизнь, считаю, не слишком подобострастным занятием. Спасибо, что заорал. От радости, от горя, от удовольствия, от боли – между высоким взлетом и падением души диапазон широкий – мы в этом разберемся. Пусть даже от любопытства. Как гласит еврейская народная пословица, «Человек должен жить хотя бы ради любопытства». Отчего он «заорал» – постараемся разобраться, познакомившись поближе с его творением. А пока – благодарность за отзывчивость. Всего-то за отзывчивость. На нашу жизнь. Даже можно сказать, за «непорабощенный разум» (Чеслав Милош).
Потому что, особенно в пределах нашей «большой» Родины, всё ещё на одной седьмой части суши, в последнее время все сильнее и сильнее ощущается образование дефицита именно данного качества в поведении так называемого Человека разумного. Нет, не отсутствие дефицита в ура-патриотизме с элементами массового сумасшествия пугает нас (этого-то «добра» как раз в избытке!), а именно отсутствие ПРОСТОЙ ЧЕЛОВЕЧНОЙ ОТЗЫВЧИВОСТИ, что не ускользнуло от проницательного взгляда поэта:
…И человек – почти машина
В сердцах – все меньше доброты;
В глазах – все больше темноты;
А на лице – безлика мина…
Как засвидетельствовал в своем блоге Андрей Непомнящих – отец нового осуждённого на 2,5 года колонии по «Болотному делу» в Москве, 24-летнего политического заключенного современ-ной Российской Федерации, инженера Ивана Непомнящих:
«В моем телефоне сотня с лишним номеров людей, с которыми я так или иначе знаком. Знаете, сколько мне позвонили с момента ареста моего сына-«болотника»? Четверо. У меня больше десятка только близких родственников, и большинство живут здесь же, в Сергиевом Посаде. Знаете, сколько мне позвонили (кроме мамы, конечно), чтобы спросить: мол, ну, как там Ванька? Ноль. Ни одного.
Что же с вами случилось-то, господа? Не нужны чужие проблемы? Не знаете, что сказать? Злорадствуете? Боитесь, что прослушивают? […] Эх, вы, 88% любителей Путина! Несчастные 88%, нажавшие кнопку «выкл» у себя в голове. Вы даже себе никогда не признаетесь, что это вы убили Немцова и арестовали Непомнящих, как поубивали и бросили в тюрьму сотни невинных людей за пятнадцать путинских лет […]».
Именно такие же слова укора бросает в лицо подозрительно «молчаливым» коллегам Юрий Сан своим примером гражданственности. Выбором позиции не молчания. Пусть даже своим «мятущимся» (Тумас Транстрёмер) голосом «бронзового века».
Манера говорить насмешливо и спокойно даже о вполне серьезных и радикальных вещах присуща автору «Скитеи» и в более ранних произведениях.
Еще задолго до запланированного на 1 марта 2015 года в Москве марша Весны, накануне которого цинично, подло, подкравшись сзади, убьют оппозиционного политика Бориса Немцова, Юрий Сан пророчески писал:
Я смотрю на вас, земных, –
Вы смешны:
Вы до сущности весны
Не дошли.
Вам весна, быть может так,
Не нужна;
В рожи ваши светит мрак -
Тень гроша.
(«Я смотрю на вас, земных...».
Из книги «Домой», 2004 год)
Хотя еще десятилетием раньше этого, в дни расстрела Белого Дома в Москве в 1993 году, в стихотворении «Осень» его тональность была на порядок градусов выше:
На […]! На […]!
Трудящийся люд!
[…] нынче время,
Иначе – помнут.
[…] засовы!
[…] забор.
Там слуги все – воры.
Там царь – главный вор.
А осень – в разгаре.
А осень горит.
Россия в пожаре!
Застыла…и спит.
(Из книги «Тени Солнц», 2000 год)
Притом, Юрий Сан, несмотря на естественное эволюционное развитие тональности своих произведений с бурного конца 20 века до нынешнего застойного времени, и в данном романе «Скитея» мужественно исследует судьбы и поступки героев не отстраненно от полноты жизненных ситуаций, когда некоторые писатели умудряются самоувиливать от «неудобных тем» и считают это верхом мастерства: сотворил абракадабру, чувственное месиво, даже без какого-либо намека на общечеловеческие ценности – якобы, «мастер»; выразил боль народную, помог «серому веществу» читателя разложить всё по полочкам – как бы «не дорос»… Время гражданской лирики ещё не прошло! Жизнь сама, уже на новом витке истории, призывает «на помост» новых Бёрнсов, Байронов, Радищевых, Кесьтентинов Ивановых-Кашкр («В;ран;р, тапран;р, ч;ваш ;ыннисем!»).
Ведь человек живет не отстраненно даже от пресловутой «антихудожественной» политики. Врут писатели и деятели искусства, когда говорят, мол, они политикой не занимаются! Да, они не олигархи, депутаты, министры и президенты, их, естественно, не допускают до принятия судьбоносных решений в кабинетах. Но каждый из нас, если не как целая молекула-министр и депутат, то хотя бы как атомизированный объект и субъект политики, всегда являлся и является одновременно «стрелком» и «мишенью» этой самой пресловутой «грязной штуки». И чем авторитарнее любимое твое Отечество, чем хуже ты сам исполняешь обязанности «стрелка», тем чаще и без промаха из крупнокалиберной бьют уже по тебе, когда все твои стрелы, пущенные вялой тетивой, власть ловит на лету. Притом, политика всегда бьет боевыми. Без предупредительного выстрела. Родился чувашом – ты мишень одной политики, родился русским – мишень уже другой. Родился в русской области Российской Федерации – вляпался в одну политику, родился в «инородческой» (термин царских времен) Чувашской Республике – в другую. Пишешь на родном чувашском – для тебя одна политика, пишешь на русском – другая. Заступаешься за униженных и оскорбленных – месишь одну политику, нацелишься на бессмертизацию «сильных» мира сего – уже ходишь по «брусчатке». Живешь в подвергшейся агрессии стране – одна политика, живешь в стране агрессора, пусть даже наряжающегося в голубя мира, – совсем другая…
Конечно, есть и растяжимость самого понятия – что такое политика? В этом отношении очень показательны признания известного российского правозащитника Сергея Ковалева: «Лидеры польской оппозиции тоже занимались политикой, а мы полагали, что не занимаемся политикой. Я уже был депутатом в России и все еще считал, что политикой не занимаюсь».
Дополним эти искренние слова лишь таким курьезным замечанием в свой адрес. Мы все хо-дим на выборы или имеем возможность ходить на выборы, выбираем или добровольно уклоняемся от выборов тех, которые будут осуществлять власть, принимать законы, по которым живем – но: «Политикой не занимаюсь»! Кого обманываем? Кроме себя самого, обманывать некого.
Мы со дня рождения полной грудью дышим зловонной политикой! Нас крестят в ледяных купелях политики, трапезничаем мы за засмоленным дубовым столом политики. Как ни при-скорбно, «бытие определяет сознание» (Карл Маркс). И те, кто пытается спастись и, как им кажется, спасся от политики и «остался чист» путем выключения элементарного мыслительного процесса и «органов» сочувствия, на самом деле гораздо глубже застряли в засасывающем болоте вездесущей политики, чем творец «Скитеи», эксгибиционирующий свою вскрытую мозговую коробку и свои оголенные нервы всему нашему человеческому сообществу.
Можно попробовать раскрыть суть этой «абракадабры», взглянув на ход «дел» с позиций Дзэн. «Не в бровь, а в глаз!» – сказать коль словами Ю.Сана (по сански). Создатель «Скитеи» (внимательный читатель смог бы прочувствовать это сам) – состоявщийся, зрелый, «готовый» мастер Дзен. По автору, японское Дзен, китайское Чань равнозначно чувашскому Ч;н (Истина, Настоящее). Судя по строфам, посвященным Чэну-старцу, таёжному отшельнику, – поэт и сам достиг на пути дзенского самосовершенствования большущих высот. Из глубины бездны горячего сердца автора рождаются «гимны» абсолютной свободе человеческого духа:
[…] Душа, пляши на небесах!
Учитель – Будда, друг – Аллах,
За брата – Иисус Христ-Боже;
А Лао-цзы – весь-весь… сам я,
Верхом на ветре Бытия!
Ясно, что автор «Скитеи» стоит неизмеримо выше над этой самой «грязной» политикой, над мелкими бытовыми неурядицами серых будней жития нашего… Но – все же не чурается «копаться»… в этом. Тут поневоле приходят на ум великие примеры служения чаяниям «униженных и оскорбленных», простых трудящихся людей. Вспомним хотя бы «Восстание боксеров» в Китае в начале 20 века. Ведь предводителями народных масс тогда стали сошедшие с вершин гор монахи-даоссы, дзенские искуссные воины, которые жили, молясь Богу, в тиши, в гармонии с Природой. Да не смогли равнодушно взирать на беспросветную тяжкую участь простого народа. Встали на его защиту, бились отважно, пали героически.
Можно со всей уверенностью сказать, что Ю.Сан открыто и гордо идет по тернистому Пути народных заступников – настоящих Человеков, как и герои своего романа.
Поэтому автор «Скитеи», вслед за Евгением Евтушенко (в юности), имеет полное историческое и просто человеческое право заявить некоторым коллегам-«кабычегоневышлистам», возомнившим себя айсбергами родной литературы, получив из рук очередного никчемного «диктаторчика» звание «народного», как якобы истинную и вечную оценку его лизоблюдских опусов:
Талантливость, мне стыдно за тебя…
Гореть им синим пламенем в аду! Ведь, если верить Данте Алигьери, самые жаркие уголки в аду оставлены для тех, кто во времена величайших нравственных переломов сохранял вот такой спасительный якобы «нейтралитет». А кто будет отрицать, что мы все в Российской Федерации переживаем эпоху почти неуправляемой антагонистической «ломки»? Де-юре – федерация, де-факто – паханат; провозглашена демократия – бал правит клептократия; равноправие граждан и народов объявлено одной из высших ценностей государства, а на практике – продолжение человеконенавистнической политики «дикого капитализма» и царской «тюрьмы народов»…
Даже доходит до политических курьезов (или экзальтации потаенных уголков политической души?): недавно Президент РФ, юрист В.Путин заявил ничтожесумнящеся, что: «Управлять течением мысли — это правильно, нужно только, чтобы эта мысль привела к правильным результатам, а не как у Владимира Ильича. А то в конечном итоге эта мысль привела к развалу Советского Союза, вот к чему. Там много было мыслей таких: автономизация и так далее». Это произошло 21 января 2016 года на заседании президентского Совета по науке и образованию. В. Путин заявил, что первый руководитель СССР заложил «атомную бомбу под здание, которое называется Россией, она и рванула потом».
Диву даешься, какое удовольствие получали бы, оказывается, некоторые наши современные «вожди», вписав в паспорта граждан половины страны смачное «инородец», как при царях! Ясно же – не В.Ленин со своим равноправием для граждан и народов, а самодержавие со своими «инородчеством» и неизживаемой гиперкоррупцией заложило атомную бомбу под свой трон. А перед этим цари до 1861 года полстраны содержали в крепостных, продавая живых людей дешевле породистых собак. «Бомба» под страну от Ленина и Сталина – это возрождение тотального крепостничества для крестьян и продолжение террора и репрессий против инакомыслящих. Вот против этого и написан роман «Скитея».
При анализе такого «экстраординарного поступка» Юрия Сана, в итоге выросшего в «Скитею», обнаруживается в его основе действительная, достойная сумбурного 21 века, «гремучая смесь» рационального и иррационального, реального и мифического; тем не менее, как дорожные маяки, можно персонифицировать некоторые валуны и кирпичи фундамента, по которым пытается автор перейти бушующий океан современности «аки посуху», взрастив свою храбрость на при-мерах природного аристократизма и гражданственности Гавриила Державина, Александра Радищева, Николая Некрасова, Пётра Чаадаева, Пётра Вяземского, народного писателя Чувашии Хведера Уяра, мужественности Графа Монте-Кристо (пусть даже литературного героя); наконец, великодушной и одновременно убийственно-саркастической насмешливости Фомы Гордеева (Максим Горький), Кельбук Мучи (народный поэт Чувашии Яков Ухсай) и Дмитрия Быкова с Михаи-лом Ефремовым (Москва, “Гражданин Поэт”) (к слову, последний по происхождению – соплеменник автора «Скитеи»); осознанной фатальности Данко (Максим Горький), чувашского поэта-демиурга (Атнер Хузангай), Михаила Сеспеля и Антуана де Сент-Экзюпери, не вернувшегося из воздушного боя, и Ильи Кричевского, погибшего под танками в дни ГКЧП в 1991 году в Москве; служения принципу, как Джордано Бруно или протопоп Аввакум; возвышения над мракобесием догмата и всесильной власти, как академик Андрей Сахаров и «Pussi Riot»; – которым, слава Богу, несть числа и счета.
Именно всё это вместе в комплексе, как мне кажется, подвигло Юрия Сана выбрать такие сюжеты и такие темы.
По сути дела, данный поступок поэта явно вписывается в проповедываемую мною схему взаимоотношений разных народов и языков и, может, именно поэтому я как-то неравнодушно отношусь к его творению. Когда мои доводы о важности сохранения родного языка малочисленных народов пытаются опровергать якобы неопровергаемыми фактами жизненной реалии масштаба, развитости, «государственности» доминирующего русского языка, я полностью соглашаюсь с ни-ми. Ну вот, обрусели, под которым я понимаю не умение через слово применять мат, а достижение что ни на есть высот духовного, цивилизованного развития русского гуманизма… И, взглянув с этих покоренных, для многих самих «великороссов» так и недосягаемых вершин, к достижению которых мы должны будем стремиться непременно, притом, как неофиты, ещё усерднее самих «носителей», мы ужаснемся тому, что сотворили со своим родным малочисленным и «неперспективным» народом! Реликтовым языком! Самобытной и самодостаточной культурой! И ещё неизвестно, не будет ли при этом слишком поздно каяться…
Так что любой будет вынужден «скатиться» с этих вершин к своему родному народу, языку, культуре, претворив в жизнь завет чувашского просветителя 19-20 века Ивана Яковлева: «…Обращаюсь к тем из вас, кому выпало счастье получить образование. Помните, что вы сами должны помогать своим бедным и обездоленным сородичам, не надеясь на то, что помощь к ним придет откуда-нибудь со стороны, помните, что долг работать над просвещением чуваш лежит, прежде всего, на вас, на людях, которые вышли из их среды. Возвращайтесь же к своим соплеменникам с сокровищем научного знания, насаждайте среди них понятия гражданственности, учите их закону и праву: заботу об этом должны взять на себя вы, выходцы из народа. Не гнушайтесь бедности, слабости и невежества своих сородичей: из них вы вышли, и для них вы должны пора-ботать, чтобы заплатить ваш долг за полученное за счет народа образование. Любовь народная вознаградит вас за то, что вы не забудете вашего долга перед своими младшими братьями. Помни-те, что владеть сердцем народным вы сможете, только если не будете чуждаться языка народного. В обращении к народному языку нет измены русскому делу; служить великому русскому отечеству можно, не забывая родного языка, воспринятого от матерей ваших…» (Завещание И.Я.Яковлева чувашскому народу. Симбирск, 4 августа 1921 года). Иного пути нет, то есть, есть, но застрелиться… мягко говоря, не решает проблемы, кроме свидетельства наличия чести. Вовремя возвратиться в «родные пенаты» – наилучший выход.
Кстати, мне кажется, русскоязычность данного романа «Скитея» тоже напрямую связана с «политикой» – с узостью мира чувашского; и «узость» эта, прежде всего, имеет ванька-встанькиевскую «степень остойчивости» (Геннадий Айги) не только из-за малочисленности родного народа или специфики его менталитета, якобы склонного, по мнению некоторых недобросовестных исследователей, только к физическому труду. Во-первых, выдающиеся сыны чувашского народа своей жизнью и делами не раз доказывали совершенно обратное (архитектор ограды Лет-него сада в Петербурге Пётр Егоров, синолог Иакинф Бичурин, художник Алексей Кокель, член Учредительного собрания России эсер Семён Николаев, министр авиационной промышленности СССР Пётр Дементьев, третий космонавт СССР Андриян Николаев, основатель этнопедагогики академик Геннадий Волков, советский киноактер и кинорежиссер Иоаким Максимов-Кошкинский, народная артистка СССР Вера Кузьмина, поэт Геннадий Айги, доктора физико-математических наук Дюис Ивлев и Алексей Терентьев, доктора технических наук Александр Изотов, Виссарион Пряников и тысячи и тысячи других, не менее достойных сыновей и дочерей чувашского народа); во-вторых – мир имеет совсем другие примеры сохранения и развития мало-численных народов в цивилизованных государствах! За почти 500 летнее время «добровольного вхождения» чувашей в состав Московской Руси пространство национальной культуры сужено и обесценено именно, подчеркиваю еще раз – именно, только из-за российской имперской колониальной безразличности к тому, что творится в национальной (имеется в виду – не русской) культу-ре как таковой в целом и что пишется на национальных языках, в частности, не беря во внимание высокую затребованность до сих пор для официоза этно-маскарадно-ряженой культуры (скорее, уже современной субкультуры, – нелепых, порой ужасных, вариаций истинной народной культуры), что, видимо, должна продемонстрировать urbi et orbi «отеческую заботу» империи о не русских народах. И эта политика ведет к действительной деградации истинной национальной культуры, которая, например, – чувашская, начинает серьезно «болеть», по определению видного прогрессивного чувашского прозаика и драматурга Бориса Чиндыкова, болезнью «орнаментализма». Она метастазами распространяется на весь национальный менталитет. (К сожалению, сказанное о чувашском напрямую относится ко многим национальным культурам не русских народов Российской Федерации.)
Ради справедливости надо упомянуть, что роман Юрия Сана уникален и в том плане, что он создавался в течение последних 6 лет в разных вариациях на чувашском и русском языках, в прозе и стихах. Так, еще в 2009 году была издана чувашская версия в прозе под названием «Упи ка;ман ;ырминчен/Над медвежьим оврагом», удостоенная чувашской премии имени репрессированного классика чувашской поэзии Васьлея Митты (премия уникальна еще и тем, что учреждена аж в далеком 1983 году и, скорее всего, является если не первой, так – одной из старейших альтернативных премий со времен и в пространстве СССР в области творчества). Потом Юрием Саном была издана первая «пробная» русскоязычная поэтическая версия «Скитеи».
Теперь перед нами завершённое русскоязычное творение чувашского художника слова – своего рода попытка прорвать российский официальный заколдованный круг уже художественной «суверенной демократии», через который провинциалам практически невозможно вырваться во вселенскую свободу мирового восприятия, как нельзя в политике даже субъектам (тем, которые учредили эту клятую федерацию!) законным образом выйти из Российской Федерации. «Войти», как бы, – пожалуйста, а выйти – «не могёшь»! «Закон у нас простой: вход – рубль, выход – два» (Виктор Суворов, «Аквариум»).
И не зря, видимо, роман «Скитея» написан в форме самого высокого поэтического взлета творчества «наше всё» (Аполлон Григорьев) русского народа Александра Пушкина – «онегинской строфы». Это прямое обращение к русским интеллектуальным кругам к осмыслению родной истории, ответственности своих народов (призыв к диалогу).
Хотя, надо признать, даже русский язык не спасает национальных не маргинализированных – не манкуртизированных писателей и поэтов от провинциального прозябяния или даже забвения в родной стране, если ты не «записался» в великодержавные шовинисты. Как говорят в обиходе, «русская демократия кончается там, где начинается национальный вопрос». Примером тому служит судьба известного чувашского поэта Геннадия Айги (1934-2006), номинированного в свое время на Нобелевскую премию. Перешедший в поэзии на русский язык в конце 50-х годов по совету Назыма Хикмета и под влиянием Бориса Пастернака, Геннадий Айги принес, по оценкам многих зарубежных славистов, международную славу русской авангардной поэзии, хотя до развала Советского Союза в родной стране почти не печатался.
Вот «империя зла» развалилась… Что же изменилось для чувашского поэта, который в те трагические дни развала призывал со страниц «Российской газеты» все народы Российской Федерации «держаться вместе», надо понимать, с русским народом? Российская Федерация, во многом благодаря демократической мировой общественности, устояла и состоялась… и не менее успешно стала «держаться» все того же испытанного «великодержавного шовинизма». После смерти нашего многострадального чувашского поэта, «добровольно-принудительно» ставшего и русским поэтом (хотя не выслужил права войти в «Антологию русской поэзии» Евгения Евтушенко), официальные власти Российской Федерации даже не выразили соболезнования, не говоря о том, что он никакого признания российского государства при жизни не получил.
Так или сяк, официальные государственные власти реагируют на потерю такого уровня. Вот, недавно ушел в мир иной писатель Валентин Распутин. И все, в том числе Президент РФ Путин В., запричитали за упокой. В чем причина такой дружной горести по одному творцу и полное забвение другого мастера русского слова? Неужели только великодержавность, которому как бы даже своим происхождением служил сибирский писатель, хотя в «этногенезе» которого усматривается даже гипотеза обрусения и чувашского (тюркского) происхождения села Аталанка, где он родился? (К слову, Юрий Сан был лично знаком с В.Распутиным и ему отведено достойное место в романе «Скитея».) Вот вам и политика, к которой некоторые творцы, якобы, абсолютно «не относятся». Велика, видимо, русская империя, да скукожилась так восхваленная «широта» души. Или ее вообще никогда и не было, а было только крепостничество тела и души, при котором, естественно, не может быть никакой свободы. А без свободы какая широта души?
Для пущего сравнения: вот высшее должностное лицо могучего государства, он же – верховный главнокомандующий вооруженных сил страны, как бы радетель государственного языка – языка этого самого якобы “государствообразующего” народа (роман Юрия Сана опровергает начисто именно этот шовинистический статус этого самого народа), якобы в ее защиту готов развязать несколько локальных кровавых вооруженных конфликтов и хоть завтра мировую войну, но не узрел, не разглядел даже своим «всевидящим» вроде оком и не уразумел своим «мудрейшим» умом тот великий вклад чувашского поэта именно в престиж того самого государственного языка «государствообразующего» народа, не говоря уже о творческом развитии этого языка именно применительно к современной лингвистике и философии (даже модернистской и сюрреалистической экстраординарностью и алогичностью!), к современным формам и методам художественного самовыражения, не оценил, не поддержал мастера слова морально и материально.
Естественно, не может быть и речи о попытках понять, осмыслить и оценить и стать благодарным со стороны воспаленных великодержавных умов ту степень самопожертвования, что пришлось ради всего этого принести на алтарь того самого государственного языка «государствообразующего» народа бедному чувашскому поэту, родным языком которого с детства был язык совсем иного склада, чем этот, который как бы стал главным языком... И всю жизнь душу поэта грызло это невольное «предательство», прекрасно понимая и демонстрируя на своем примере, что выбор языка (как и форм и средств) творческого самовыражения в свободном обществе тоже должны быть свободными, он постоянно мучился от осознания своей беспомощности и не стирающейся ответственности за такое унизительное положение своего родного языка, хотя никогда «политикой не занимался» (не считая того упомянутого интервью, где он призывал к тому, чтобы «держаться вместе») и не мог нести большую долю ответственности за это, и часто в личных беседах оправдывался, мол, на русский пришлось перейти, потому что чувашский язык консервативен и модернистским изыскам «не поддается»... (И в очень узком кругу не раз мечтал после международного «признания», под которым, естественно, подразумевалось очень конкретное «признание», после которого мог бы иметь финансовые возможности, каких он никогда не имел, по сути, проживя всю жизнь впроголодь, построить избу и заселиться в чувашской деревне и в дальнейшем творить только на своем родном языке – к сожалению, многие мечты не сбылись, кроме одного – Геннадий Айги нашел вечный приют на кладбище своей родной чувашской деревни Шаймурзино Батыревского района Чувашской Республики, рядом с могилой своей матери, которая одна подняла на ноги троих своих детей после смерти кормильца на фронтах Второй Мировой под Смоленском…)
Да откуда поддаваться чувашскому языку «изыскам», если его узус официальными властями настолько ссужен, что, скорее всего, нужно говорить о том, что чувашский язык намеренно выживают из общественно-социальной сферы, в том числе – из сферы законодательства, образования… и, получается, из литературы? А как всё это по-иному оценить, если в Чувашской Республике, которая является учредителем федерации и в которой, вроде, де-юре приняты два государственных языка – чувашский и русский, в старших классах средних школ чувашскую литературу преподают… на русском языке? По-другому, просто-напросто, убивают… Язык. Литературу. Народ. Обыкновенное человеконенавистничество. По-научному – геноцид. А творцы этого геноцида насаждают нам мысли о равноправии как об «атомной бомбе» Ленина…
Конечно, такие, мягко говоря, парадоксы и расхождения между словом и делом «венца творения природы», к сожалению, человеческой цивилизацией не изжиты и могут быть локализованы даже не одной страной. Но все эти неказистости и убогости «при галстуках» в Российской Федерации проявляются особенно уродливо, – скорее, не по воле Божьей, а из-за «нищеты философии» (Карл Маркс) власть имущих. И эту уродливость жизненных реалий автор «Скитеи» не обходит, испугавшись обвинений в натуральности или же публицистичности.
В итоге, к счастью читателя, в романе «Скитея» пульсирует полнокровная, не кастрированная жизнь. Автору не приходится пыжиться, высасывая из пальца искусственные конфликты для развития сюжета – сама жизнь гораздо круче всяких вымыслов. И этот подход писателя к своему труду вызывает уважение к нему самому как к творцу и, надеюсь, вызовет пристальное внимание читателей и исследователей к его новому произведению.
Я в этих своих экспромтных соображениях в связи с публикацией романа в стихах «Скитея» чувашского поэта Юрия Сана, естественно, не ставлю своей целью выдать непререкаемый вердикт относительно гениальности или графоманства сего титанического труда. Во-первых, исследование мое не литературоведческое. Да и не остепенённый, даже в «супер-пупер благоприятной» ситуации, когда в Рассее за каждым углом – университет, а в каждом подвале – институт; диплом домой принесут – купи не хочу. Когда, за 17 лет правления уничтожив остатки экономической самостоятельности Чувашской Республики, экс-президент Николай Федоров, юрист без практики, преподаватель научного коммунизма, не краснея, становится доктором экономических наук, а в нынешнем чувашском правительстве министр финансов Светлана Енилина «Диссернетом» уличена в плагиатстве, и.о. обязанности министра культуры Константин Яковлев имеет сомнительный диплом «доктора философии в области образования», полученный где-то на Украине. Но хочется по-дружески предостеречь всех исследователей литературы от поспешных опрометчивых выводов насчет данного произведения, судя только по его непривычно большому объему, который не очень характерен, скажем так, для века двадцать первого, или же по старомодности строфы Пушкина. Если честно, кто «утвердил» предельный объем для творений современности, эталоны соотношений «объем+качество»? И век-то свой исчисляем условно! Надеемся, что литературоведы по поводу «Скитеи» не отмолчатся, что «мятущийся звук» колокола души поэта не повиснет «над бездонностью» (применяя образ Тумаса Транстрёмера) и литературные «судии» не вынесут окончательный приговор без серьезных исследований.
Как и подобает произведению такого уровня, роман является высоконравственным и утверждает общечеловеческие ценности, несмотря на кажущееся довление жизненной «чернухи». Но разве сама жизнь иная? Самое главное – роман нацелен на светлые идеалы.
Не чураясь традиционной гражданственности и историчности русской литературы, он вобрал в себя и обычно не затрагиваемую русской литературой национальную тематику, перемешав с элементами фэнтези, охватывая проблемы от личной, чувашской народной, социальной, политической до судеб человеческой цивилизации – вплоть до параллельных миров (один из порталов в иное измерение, оказывается, находится именно на дне глубокого оврага близ древней чувашской деревни Тайба…).
В то же время, как нам кажется, роман стоит особняком в русской литературе, возможно, именно потому, что автором его является пишущий как на родном чувашском, так и на русском языках чувашский поэт, и это обеспечило синхронность внутреннего и внешнего взглядов на нас самих из разных фокусов, разных веков, из разных национальных позиций. Притом автор, к счастью, не маргинализирован – высказывает смелые взгляды не только на историю и будущее родного чувашского народа, но и на историю всей необъятной «большой Родины» – Скитеи (считай: Российской Федерации) – не только в пределах нынешних, но и в «рамках» прежних – прото-«Русьских» – чтобы разобраться в историческом наследии для лучшего «обустройства» (Александр Солженицын) будущего. В отличие от нарастающего массового великодержавно-шовинистического и милитаристского психоза на одной седьмой части планеты, Юрий Сан, слава Богу, выступает не в ключе имперского и колонизаторско-захватнического «русского мира», в том числе – неорусского экспансионистского «евразийства». Переосмыслить свою историю и свою повседневную жизнь не для модернизации и продвижения имперского «Крымнаш!», а для реального прогресса человеческой цивилизации на основе демократических и общечеловеческих гуманистических ценностей – это, кажется, совсем немало.
Одним словом, роман «Скитея» – несомненный успех «провинциального» чувашского поэта Юрия Сана на просторах «первоглобализированной» для «инородцев» России.
Надеемся, и не только России.
2. ГЕРОИ РОМАНА «СКИТЕЯ»
Создавая вымышленного героя,
писатель как бы добавляет новую личность
к числу граждан своей страны,
а воссоздавая историческую личность,
стремится сделать из неё
соучастника своей эпохи.
Ян Парандовский
Автор свое произведение назвал «чувашской сагой». В чувашской литературе жанр своего творения никто еще так не определял. В русской тоже не припоминается (кроме киносценариев). Вообще, в литературоведении нашей страны «сагами» принято называть древне-ирландские (5 в.) и древне-исландские (11-13 в.в.) родовые, королевские и т.д. мифо-героические эпосы, в основ-ном, в прозе. Если учесть, что в нашем обществе всё же есть восприятие термина «сага», скорее всего, благодаря нашумевшим кинофильмам-сериалам, в названиях которых употребляется слово «сага» («Сумерки», «Тень Кабала» производства США, например), как некоторого произведения, исследующего какую-либо историю в течение длительного времени и подробно, а «Скитея» частично охватывает события предыдущих 20 с лишним веков и заглядывает в конец века двадцать первого – в будущее, то по временно-пространственному масштабу сие произведение вполне оправдывает определение своего жанра, данное автором.
Так как в новописьменный период (с конца 19 века) чувашская литература и по форме, и по композиции больше ориентировалась, естественно, посредством русской литературы, на современные европейские стандарты, то, скорее всего, «Скитею» можно отнести к роману-эпопее, к тому же, к его разновидности – роману в стихах. Выбор стиха как главной языковой формы произведения позволяет нам говорить о местами возвышенной тональности повествования, что роднит со стилистикой саги и исторических поэм, несмотря на преобладание эпического изложения и местами даже сатирической тональности. Что нисколько не противоречит определениям в литературоведении романа-эпопеи как масштабного эпического произведения, сочетающего в себе изображение объективно-исторических событий (чаще всего героического характера) и повседневной жизни частного человека.
Выбор автором «старомодной» для века 21-го «онегинской строфы» Пушкина для своего романа, кроме психологического (смогу ли я?), наверняка можно объяснить даже современными веяниями. Есть мысль, что «тоника (акцентный стих) и свободный стих (верлибр) характерны для поэзии первой половины ХХ в.» Значит, вполне логично возвращение «онегинской» строфы ямбического строения? Ведь, как утверждается, «системы с одним признаком являются неустойчивыми, они тяготеют к устойчивым системам с четным количеством признаков», имея в виду пре-имущество силлабо-тоники перед остальными.
Экспозиция вводит нас в романтический мир влюбленных друг в друга Сандра и Санюк, проживающих в глухой чувашской деревушке Тайба. В этой избитой теме автору как бы даже ни-чего нового сказать невозможно, но, тем не менее, строки о чувствах молодых звучат свежо и захватывающе: из-за того, что Санюк уехала из деревни на учебу в Москву в музыкальное училище, грусть в глазах парнишки «водицей вешней разливается», становится «темнее омута речушки», потому что Сандру без Санюк сиротно, из-за мук неладно его сердцу, и «школа стала… как б тюрьма, и урок не доходит до ума, что-то взрывами горит в душе у Сандра… и болит». И кто из нас не испытал на себе, как наступает впервые… такая странность – «застряла словно жизнь… во сне»? Автор отсылает читателя в свою юность, когда каждому из нас в такой момент, как и Сандру, никто не мог дать совет и «от тисков тоски избавить»! Кругом людей полным-полно, да одиноко мающемуся:
За друга – только дума-память:
Одна Санюк там, в каждый миг,
И взгляд её, и стан, и лик.
Для героя и деревня будто опустела, и белый свет не мил, «куда-то детство улетело, потух луч солнца как, остыл». Даже «овраги, милые с рожденья», в такой ситуации, оказывается, «тоски полны до жженья», даже только вчера даривший свет и блеск, «теперь убог и тёмен лес». Нет влюбленной рядом, – и для Сандра весь мир стал «глухим, немым, незрячим». Ну и что нового под луной в этой любви, скажет кто-то, почерствевший душой. А по-моему, почему-то, такие вроде бы избитые и простые слова и сравнения поэта, возбудив наши самые сокровенные воспоминания, действуют на читателя волшебно – с первых строк возникает чувство доверия к автору, его интонации.
И как не влюбиться в Санюк:
Точь-в-точь вся – пушкинская Таня,
Но белокура и светла,
Да и не Ольга! Так мила;
Казалось, в ней Вселенной тайна;
Улыбка – солнце, вздох – луна!
Вот вам Санюк, вот вся она.
Если добавить сюда уже прочитанное или угадываемое читателем между строк трудолюбие деревенской девушки да сельский благословенный, в отличие от городской суеты, не холеричный, а размеренный, однако во всём «поспевающий» без спешки, можно сказать, исстари сохранившийся календарный уклад жизни, почитание старших и святость отцовского дома, не показушное уважение к сокровенным старинным обрядам и фольклору, которые уже в крови и душе-сердце девушки, то образ Санюк возвышается на пъедестал самых первых сельских «леди» чувашской литературы – Вару;;и (Яков Турхан), Нарспи (К;;тенттин Иванов-Кашк;р), Натали (Пет;р Ху-санкай), Салампи (Александр Артемьев), Уках (Юрий Скворцов) и т.д.
Или же, возьмем переписку Сандра и Санюк. Хотя она передана в изложении, однако сразу вызывает ассоциации с известным письмом «Я к вам пишу — чего же боле? Что я могу еще сказать?..» Но данная переписка – не открытое письмо тоже впервые влюбленной юной помещицы Татьяны к Онегину. По сути, кроме ахов-вздохов, помещицам делать как-бы нечего – только и упражняйся в чувствах! Вопреки распространенному до сих пор мнению в некоторой части общества, что «занятым физическим трудом» или «инородцам» не присущи тонкие переживания, в этой переписке автор мастерски показал не только полные лирических и страстных нюансов, но в то же самое время ответственно-сдержанные чувства даже «в невмоготу» влюбленных, также раскрыл черты аристократического и романтического (лирического) менталитета чувашского народа:
В «любовных» письмах неискуссный,
Писал ей Сандр обо всём:
Про школьный сад, про ужин вкусный,
Про ранний снег на чернозем;
И лишь в конце листка украдкой
Выводит строчкою негладкой,
Что, мол, чертовская тоска –
И класс, и школа, и доска…
Когда Санюк была в деревне,
Тогда, мол, жизнь как жизнь была:
Луна так тускло не плыла;
Не так уж грызлись мышки в сене.
Санюк писала из Москвы
Про глубь метро, про шум толпы…
И по секрету как б девчонка
Делилась мыслями о том,
Что ей ещё учиться столько,
Премного-много!.. Лишь потом
Артисткой станет, может статься.
Фольклор ей ближе, коль признаться,
Чем ярко-модная попса;
Ей режет слух словцо «звезда».
А песни, что в родной деревне
Звенят по летним вечерам
И эхом льются по полям, –
Санюк всегда их носит в сердце!..
Тоска по дому между строк
Читалась в письмах от Санюк.
Как бы в противовес «не модному» объему и форме своего произведения, автор тут, можно сказать, в угоду, как утверждают в литературоведении, современным редакторам, которые требу-ют, «чтобы экспозиция начиналась с динамичной и захватывающей сцены, в которой задействован основной персонаж», приводит в действие жернова Молоха. Идиллия кончилась!
В дни ожиданий долгожданной встречи влюбленных на новогодних каникулах, возвращающуюся домой Санюк Светлову, без которой свет не мил для главного героя романа Сандра Смирнова, убивают насильники-гастарбайтеры, оказавшиеся вместе с юной девушкой в одном купе в поезде. И это, скорее всего, завязка всего произведения: первое столкновение светлых и черных сил, нежности и злобы, культуры и невежества, права и бесправия, в котором временно побеждает второе. Завязка, потому что Санюк – это смысл и цель жизни главного героя (или одного из главных героев) романа Сандра, которые будут доминировать над его сознанием до конца его несказанно короткой жизни до грозного часа суровой мести убийцам Санюк и славной гибели самого Сандра.
Тут затрагиваются темы не только фатальности судьбы (уже поднятой русской литературой – «С любимыми не расставайтесь»!.. И каждый раз навек прощайтесь, Когда уходите на миг…» А.Кочеткова), но и уровня цивилизованности построенного нами общества: неравноправные взаимоотношения центра и периферии, когда центр, вместо равномерного развития всей территории, выступает в роли «черной дыры» во всех вопросах – в этом случае он «притянул», оторвав от корней, дядю Санюк, а тот, в свою очередь, – племянницу; безответственность провожающего Санюк – дяди из Москвы, который, символизировав внешний блеск глобализации, увёз племянницу в «первопрестольную» на «Мерсе», а оттуда проводил уже на поезде, притом, неизвестно с кем, передоверив безопасность племянницы службе сервиса, которой доверять не следовало. Такая невнимательность «дяди Миши» вполне возможно вытекает и из его положения «подкаблучника», которого столичная жена ни во что не ставит. Хотя эта тема много раз исследовалась чувашской литературой, начиная от одного из основоположников чувашской литературы Ивана Юркина («Пи;н; тутасем кала;ни»/«Рассказ обжёгшихся губ») до набивших оскомину беззубых авторов чувашского сатирического журнала «Капк;н/Капкан» разных поколений, но автор «Скитеи» и тут сумел обогатить образ этих взаимоотношений новыми колоритными штрихами.
Тут и прозаическая тема ответственности пассажироперевозчика – государственных железных дорог, которые не обеспечивают безопасность поездки, заселив хрупкую девушку в одно за-крытое пространство с матерыми мужиками. Это – не только показатель культуры, а показатель экономики и социального строя. И это не вымысел поэта, жизнь полна аналогичными трагичными примерами. Вывод, к которому подводит автор читателя с первых страниц: имеем ли мы право называться цивилизованными?
Но эта смерть произошла, скажет читатель, на просторах необъятной Рассеи. Чувашия вся – как одна большая деревня, все на виду… Что там неординарного может произойти?
Ответ дает автор: «Мала Чувашия, да страсти…».
Поэтому чувство тревоги после смерти Санюк не покидает нас даже тогда, когда Сандр как бы немного приходит в себя после потери любимой: целое лето работает в составе строительной бригады в соседней татарской деревне, поступает на учебу в профессионально-техническое училище уже в родной республике и регулярно начинает заниматься спортом, сближается со старшими товарищами, для которых на первом месте – честь, развитие и права родного народа. Конечно, Чебоксары – не Москва, всего лишь провинциальная столица, но тоже «монстр» по отношению к своим сельским районам и малым городам. Это тоже тема взимоотношений центра и периферии, редко поднимаемая чувашской литературой.
Всем известна правда о том, что власть имущие и криминальные силы умело создают и «снимают» социальную напряженность в обществе и отвлекают внимание от других политических и экономических проблем, не только умышленно начиная всякие там внешние войны, но и стравливая разные социальные группы граждан внутри страны, в первую очередь – разные нации и молодежь. Примерно так, как в российской армии через институт бессмысленной и жестокой «дедовщины» командиры сами как бы добиваются «необходимой» армейской дисциплины. На самом деле руководство страны посредством Молоха «дедовщины» заранее ломает хребет неокрепшим юным душам, чтобы они и на «гражданке» уже не имели воли к отстаиванию своего «Я», не смели «возникать» против власти, а чтобы были послушными «винтиками» государственной машины.
Одним из таких площадок переформатирования молодежи, в первую очередь – сельской, привыкшей к «вольному воздуху» относительной природной свободы, служат городские учебные заведения. Профтехучилище, где обучается Сандр, – не исключение. И в этом неравном противостоянии, где преподаватели, возможно, состоят даже в неком молчаливом сговоре с «авторитета-ми», бесконтрольно оставляя им, например, в данном случае – пространство дискотеки, безответственно удаляются на «банкет» в честь выпускного; где даже продажная милиция на стороне городской уголовной «шпаны», на стойкого и жилистого «дерёвню» Сандра свалили нелепую смерть одного из участников молодежной дискотеки, в смерти которого на самом деле виноваты «городские». Тяжело раненного, невылеченного Сандра коррумпированная милиция безжалостно отправляет в следственный изолятор временного содержания, естественно, в окружение матерых бандитов – вот еще незатронутые до сих пор темы ответственности милиции и медицинских работников. В результате Сандр погибает от рук убийц Санюк Светловой. Обратите внимание: достойно отомстив им за преждевременную смерть своей любимой, но в результате нецивилизованного самосуда, хотя противостоять этому не в силах даже чувства читателей: понятно же, не будь такого трагичного конца, недовольные стонами в СИЗО тяжелораненого и невылеченного Сандра, матерые убийцы попросту с ним расправились бы наверняка, возможно, даже с уснувшим на миг-другой, – как расправились с Санюк в купе поезда.
Хотя в чувашских народных традициях отсутствует институт кровной мести, абречества, самосуда и т.д., Юрий Сан этой смертью поднимает редкую в чувашской литературе темы справедливого возмездия, народного заступника и мстителя.
Как жертвы противостояния с маргинализированной частью своего народа, влюбленные в са-мом начале романа погибают, даже не успев расцвесть. Кажется, со смертью Сандра завершается и повествование. Своего рода ложный финал оставляет горькое чувство разочарования, досады, обиды: только-только подросли парень и девушка, на которых лежит природная, Всевышняя обязанность продолжить свой род. И внезапно эта природная цепь обрывается – скажем так, в боль-шей степени и по вине неурядицы в экономике провинции, жители которого вынуждены стать «гастарбайтерами» в своей родной стране, что расшатывает последние устои нравственности в семье и нравы самих «шабашников». То, как относятся работодатели и «местные братки» к этим гастарбайтерам в тех далеких местах («кидалово» в зарплате, социальная незащищенность, откровенные нападения, грабёж и т.д.), возвращает людей в первобытное состояние озлобленности, что дальше транслируется на их поведение в отношениях с более слабыми из числа окружающих их людей.
Но в экспозиции, еще до достойной смерти Сандра, происходит еще одно удивительное стержневое событие романа «Скитея» – это встреча юной Согды и Сандра, которая превращается в почти безответную любовь девушки к парню. Потому что, если природа и допускает интерес Сандра к противоположному полу, то – неосознанно, на уровне инстинкта, потому что он сам да-же ни на миг не может забыть свою погибшую Санюк. Это тоже новые образы для чувашской литературы.
Как подобает масштабному лироэпическому произведению, сюжет «Скитеи» многопланов и многослоен. Как и в реальной жизни, на каждый светлый порыв души, на каждого порядочного героя непременно объявляется свой антипод: смелый и преданный Сандр Смирнов – трусливый предатель Вовук Пакшин; сельский трудяга Ултияр – циничный барыга Каверле; справедливый и благородный правдоруб-Поэт Гурий Тав – коррупционер и беспредельщик, глава района Мелкин; истинный педагог Ильинична – «околошкольные» дельцы Суйкка Арнольдовна и Ирадини Мерке-евна; простой трудящийся народ – кабинетные чинуши-бюрократы…
В развитии сюжета романа «Скитея» будет происходить немало событий, подсюжетов. Юрий Сан свой роман заселил многими героями, которые, кажется, порой живут не по воле автора, а самостоятельно.
Каверле Шакуров – типичный герой «плутикских» дней в романе. Неомироед, циник, к день-гам прёт танком, умеет угодить начальству, но его жизнь завершается «стрёмно», если сказать в стиле автора «Скитеи». В бесчестьи, одним словом.
Если для неискущенного в дореволюционной истории Паволжья фамилия Шакуров у отрица-тельного героя романа не говорит ни о чем, то для знатоков – это особый признак, существенно обогащающий его качества. Дело в том, что до революции 1917 года и в первые годы советской власти в южных районах нынешней Чувашии и в Татарстане орудовал вор Шакур, державший в страхе весь регион. Масштабные разбойные набеги совершал он и в нынешней Московской, Ульяновской и т.д. областях. Знаменит он был не только дерзкими набегами, но и изворотливостью в уклонении от ответственности: обыски и облавы ничего не давали, уголовные дела пропадали. Шалунишек-детей в Чувашии еще до 70-80-годов 20 века страшали Шакуром.
Официальная история олицетворяет его с Шакуром Рахимовым из деревни Чутеево, входя-щей сегодня в состав Кайбицкого района Татарской Республики. Арестовали его в 1925 году, пе-ред Верховным судом РСФСР предстали 78 человек, вместе с шакуровцами на арестантской скамье оказались и 25 должностных лиц. Вместе с 63-летним Шакуром расстреляли еще 15 человек.
Автор «Скитеи» Шакура указывает дедом Каверле и это не искажение исторической правды, так как и всевластный татарин мог стать дедом Каверле, кроме того, в тех же краях имеется и чувашская деревня Чутеево, и образ вора Шакура стал настольно мифологизированным, что под именем вора-Шакура можно идентифицировать многих лихих воров-казнокрадов того времени, реальных и воображаемых. Может, и самозванцы имелись. Кроме того, если среди татар образ вора Шакура превозносился как своего рода татарский Робин Гуд, то среди чувашей такого совершенно не было. Поэтому и в романе «Скитея» он описан как неисправимый вор, гены которого вновь воскресли в наши дни в образе его внука Каверле. Действительно, после 70 лет строительства «гомо советикус», откуда в одночасье выросли у нас циничные и жестокие хапуги-олигархи разных сортов и мастей, в одночасье, как крысы, растащившие за бесценок все то, что было создано потом и рабским трудом многих старших поколений? Правда, некоторые чувашские писатели (например, «С;лк;ш» Сергея Павлова, «Памятник Редиске» Николая Максимова и т.д.) уже поднимали эти темы, но образы, описанные Юрием Саном, имеют своеобразие и выгодно отличаются от других.
Вовук Пакшин мог бы, находясь рядом с Сандром, вырасти в трудолюбивого, смелого и совестливого человека. Но пример товарища ему не пошел впрок. В трудную минуту он бросал товарища, как было не раз: в стычке с хулиганами в клубе татарской деревни Айгюрдень, в роковую для Сандра стычку на молодежной дискотеке… Не убежал бы Вовук с места трагедии, отстаивал бы активно позицию невиновности Сандра в этом инциденте, видишь, было бы не просто, а то и вовсе невозможно даже коррумпированной милиции огульно обвинить Сандра в убийстве участника дискотеки и бросить его на верную гибель в следственный изолятор. Давненько тема верности товарища в чувашской литературе не ставилась так оголенно, как в «Скитее».
Откуда вырастают Пакшины? К прискорбию, как и в случае с Каверле, Вовук – достойный сын отца: Мигулай (в романе применяется чувашская транскрипция – Микулай) – «бугор» строительной бригады, куда по просьбе матери взяли на лето и Сандра. Мигулай ежегодно с мая по осень в нелегких «трудах шабашных», и никогда себя не обижает – урывает для себя кущ поболее остальных:
У бригадира батя, деды
Куркули были, мироеды.
Не отстаёт от них «бугор» –
К копейке цепок, как багор.
[…]
Ему душа, и честь, и совесть –
Пустейший звук! Ему тенге –
Всего житья-бытья мерило;
В деньгах лишь – «правдушка и сила»
Для Микулая!
Вот поэтому для Мигулая не зазорно вписать в список бригады жену, а сыночку, однокласснику Сандра, которые вдвоем «стажируются» в бригаде, тайком от всех выплатить двойную зарплату.
В итоге, после смерти Сандра, превратившись в «шестерку» Каверле, забыв всё святое, что было рядом с Сандром, спившись, Вовук логично завершает путь – отцеубийцей… Еще одна нераскрытая до сих пор в чувашской литературе тема.
Для сравнения корней и генов героев произведения, вот как вспоминает фронтовик, колхозный сторож Микихвер отца главного героя Сандра:
А батя твой-то – вот был Паттор :
Борец! Ушел… непобедим […]
Продолжая тему, в романе встают образы и других соплеменников, которые зарятся обогащаться за счет других земляков, соседей, находящихся в зависимом положении. Например, московский «бандитский» мент-земляк. Понятное дело, выручать вляпавшихся в некрасивые истории земляков-гастарбайтеров – дело святое, даже получать определенную благодарность за это, но когда эти «ситуации» создаются умышленно, чтобы «доить» своих земляков – уже совсем другое… И эту тему впервые осветил поэт Юрий Сан.
В этих записках нет цели и никакой возможности перечислять всех отрицательных героев романа. Однако одного никак невозможно не упомянуть. Сенчекский районный глава – властный хозяин, держиморда, босс, пахан с говорящей фамилией Мелкин. Был он обыкновенным безграмотным рядовым трудягой, это автором гениально иллюстрируется трагикомичной ситуацией, когда работавший шофером Мелкин однажды в путевку автомобиля, перевозившего трубы, вписал слово «трупы» и остановивший автомашину на проверку гаишник вызвал на подмогу вооруженный до зубов отряд милиции и окружил транспортное средство и их незадачливых пассажи-ров, сочтя запись за истину. И такой работничек, подлизываясь начальству, сумел выбиться в хозяины района. И стал ценным «кадром» для руководства республики постсоветского периода, когда даже видимости подбора и воспитания кадров стали излишними. Мерилом всего стала принадлежность клану. Поэтому и хорохорится глава Мелкин, по которому давно плачет тюрьма; хозяйство района разрушено:
И вот артель односельчан
Взяла парнишку в Татарстан.
Республики – соседи, глянь-ка:
В одном – богатства пруд пруди.
В другом – шаром хоть покати. Их «царь» – бабай! Да здесь… «малайка»:
Здесь Колька-праздник, «асс»-юрист,
Обчистил свой народ аж всвист!
Как видим, таким «ценным кадрам», как Мелкин, которых подбирает и расставляет на эту и другие должности «правящая партия», для организации экономики района (республики и т.д.) не хватает элементарной грамотности и умения, но зато у них в избытке задор на других направлениях: в целях личного обогащения беззастенчиво творит махинации по программе «Ветхое жилье» в районе, которого разоблачает аж центральное телевидение страны (но «ставленнику» нипочем, пока «крыша» не протечет!); сам выбирает себе депутатов (барыгу Каверле), что свидетельствует об уничтожении института свободных выборов; подручный Мелкина Лафа Кеши «крышует» мел-кую торговлю в районе, обложив поборами; по району борзеют племянники главы – надо пони-мать, «молодая гвардия» правящего клана…
Когда хулиганство племянников главы Мелкина пресекает случайно оказавшийся в клубе родной деревни и подвергшийся хамскому оскорблению Гурий Тав, то, не застав уехавшего в Москву поэта и борца, всю злость команда Мелкина срывает на его друге и куме Ультияре – только смелость, напористость и организационная инициатива Сандра Смирнова, ученика Гурия Тава, вызволяют Ультияра из лап антиправового беспредела подручной Мелкину милиции. Понимая свою низость и моральную несостоятельность перед Правдой Гурия Тава, в неудержимой злобе, Мелкин в печке кирпичного завода тайно сжигает все книги Поэта-земляка, изъяв их из районных библиотек. После гибели Сандра Смирнова и Гурия Тава, чувствуя, что никто активно не заступится, беспредельщик-глава отнимает дом Сандра, пустовавший после скоропостижной смерти его матери вслед за сыном, и передает мигрантам, уничтожая даже память о вольнолюбцах.
И что делать простому народу, который всё понимает, но ничего предпринимать не в силах? Ведь местному держиморде творить беспредел придает силы даже всевидящее око «конторы», вроде бы призванной пресекать такие вещи ради государственной безопасности, но государственную безопасность даже они уже воспринимают только как уничтожение личных «врагов» царствующего режима, мешающих набивать свой карман офицеру без чести.
А точечно-адресные указания для их действий, как и положено, естественно, идут сверху. Этот неведомый и невидимый дьявольски-отрицательный образ обозначен в романе только как черная иномарка, которая используется неким «эскадроном смерти», которая после совершения теракта скрывается в правительственных гаражах и моментально появляется уже со сменёнными номерами:
…Тень черная скользит бесшумно
Вдоль тротуара, по шоссе,
С дитём и папой параллельно.
Тень эта – «Буммер-БМВ».
И фары, как глаза, недобро
На мир упёрлись изподлобья;
И тонировка на стекле –
Как сатаны знак на челе.
Стекло вот справа приспустилось;
Там, в маске черной – человек;
В перчатках черных – пистолет;
И дуло хищно улыбнулось!
Вот мушка рогом сатаны
Глядит на Тава со спины.
Взгляд смерти! Чёрная бездонность, –
Звериный будто бы оскал,
Нечеловеческая данность…
И кто тебе быть право дал?!
Наверное, он – не от Бога…
И это не фантазия автора. Известный российский правозащитник Сергей Ковалев не раз утвердительно заявлял о существовании в Чечне «эскадронов смерти», проводящих внесудебные расправы. Раз это есть в Чечне, то кто мешает местным «князькам» иметь нечто подобное везде? Власть – вопрос миллионов и миллиардов рублей. Ну а факты нераскрытых таинственных убийств не чужды и Чувашии. У всех еще в памяти нераскрытое тройное убийство: двух новых нуворишей, один из которых был даже племянником мэра города Чебоксар, и оказавшейся в одной с ни-ми компании топ-модели Шуры Петровой. А громкие убийства журналистки Анны Политковской, оппозиционера Бориса Немцова и иных в Москве, недавние нападения на руководителя партии ПАРНАС, экс-премьер-министра страны Михаила Касьянова заставляют верить подобным сюжетам и образам романа, как говорится, безоговорочно.
Не за бабки, не за рейдерский захват предприятий народного хозяйства, а в борьбе за национальные права своего родного народа и за свободу слова погибает Поэт Гурий Тав. Однако это не финал с щемящей безысходностью, а, скорее всего, кульминация, свидетельствующая о торжестве дела и силы духа Гурия Тава (представь – дела Стояния за права и свободы своего родного народа!) и бессилии тех сил, которые противостоят этому священному Стоянию. Савар – сын Сандра, его мать Согда и Тимук – сын Тава, продолжат дела Гурия Тава и Сандра. И их родной народ спасется хотя бы в параллельном мире, бессмертной Феникс-птицей восстанет из исторического праха.
Главными героями романа, наверное, нужно считать объединенные образы Сандра Смирнова и Гурия Тава: первый олицетворяет второго в молодости. К тому, что автор удачно и мастерски вывел эту параллель, нужно добавить только следующее. По сути, образ самого автора тоже во многом дополняет и обогащает образ главного героя (главных героев) «Скитеи», тем самым превращаясь в Триединство… в одном.
Уже в строках, описывающих Сандра, автор даёт прямое сравнение себя с героем:
А что сказать? В деревне каждой
Найдешь такого одного, –
Первейший парень! Но не важно,
Портрет сей верен на все сто.
Во взгляде – даль речного неба.
Во вздохе – жар печного хлеба.
А так, ни дать-ни взять – чуваш.
Такой же, как и я – весь ваш,
Который в юности крылатой
Достать готов был Небосвод!
Горяч был, как кипенье вод.
Внимательный читатель может заметить: за что же автор превозносит Поэта Гурия Тава, что он написал такое, что его аж на улице убивает скрытыми выстрелами некий «эскадрон смерти», про которого известно только то, что он неким образом связан с руководством республики?
Да, автор прямые тексты творений Поэта Гурия Тава не приводит – только в изложении, и то косвенными намеками:
Роман опальный дописал.
Нашел издателя. И сдал.
[…]
Пусть гонораром и не пахнет
Поэту в «счастье» этом, – всё ж
Роман увидит свет; предстанет
Читателю! Не рубль-грош
«Писаке» дорог в мире этом,
А стих, рожденный в сердце чистом.
В народной памяти века,
Быть может, будет книга та…
[…]
«Роман – шедевр, эпопея!», –
Издатель крякнул, «зная» дело.
Не знал счастливый Гурий Тав,
Что тот «знаток»… агентом стал:
Стучал аж со скамьи студента!
В книгоиздательство теперь
Ему открыли шефы дверь;
Вещь Тава – вмиг им… крыса эта!
Там – «грев» ему. На книгу – крест
(Примерно так был предан Христ).
Другие сведения о нем самом и творениях Гурия Тава немного мы можем почерпнуть из строф, посвященных Согде, которая переехала в Чувашию уже после гибели Поэта:
Мечтала Согда встретить тут –
В чувашском краюшке-«планете», –
И Тава, и его весь круг.
Они б Согату поддержали,
Нашли б жилье, работу б дали;
Ведь Сандр Таву был как брат,
Как ученик был, как солдат!
Но – пал писатель тот от пули;
Как жаль! Как больно это знать.
В нём было силище, видать,
Такое... Власти не простили
Поэту вольный стих и Путь!
Землица пухом будет пусть…
Нашла, достала, прочитала
Согата книги Тава всё ж
(В «Палате книжной» всё шуршала:
«Крамолу» ту лишь там найдёшь).
Невзрачные, простые книжки,
Без глянца-блеска, без картинки;
И с гулькин носик – тиражи:
Видать, Поэт жил на гроши.
Но – бьёт родник из каждой строчки
Как будто; солнце там стоит!
Там Правды колокол звенит
(Шедевры, а не заморочки)!
Свинец пробил Поэта грудь, –
Прервал полёт, отрезал Путь…
Наверняка, тут в осмыслении образа Поэта Гурия Тава читателю подмогой должна стать па-мять историческая. К счастью, у чувашского народа выросло немало достойных сыновей и дочерей, которые служение своей родной нации ставили в один ряд с самим существованием как разумного живого существа, с самой честью и совестью, доминантно отличающих этого разумного существа от остальных представителей живого мира.
Первыми приходят на ум имена основоположников чувашской новописьменной поэзии братьев Турхан: Якова, Хведера, Энтри. Кстати, они земляки Юрия Сана – из нынешнего Яльчикского района Чувашской Республики. Двое братьев пали в тисках репрессий, третьего из пасти смерти спасло, видать, чудо. Может, письмо И.Сталину. Между кровавыми пирами людоед демонстрировал иногда и такую заботу о своих подданных.
Еще один исторический персонаж, близкий к самому автору романа «Скитея» и вполне возможный прототип собирательного образа Гурия Тава – тоже репрессированный чувашский Поэт В.Митта.
Уроженец Батыревского района Чувашской Республики Васьлей Митта (1908–1957) – типичный мученик за свой народ. После школьного образования поступивший в Чувашский педагогический техникум в г. Ульяновске (бывший Симбирск), он уже в 18 лет был исключен из комсомола и педтехникума и сослан на перевоспитание в деревню Кажа (по-русски – Кайсарово) нынешнего Цильнинского района Ульяновской области. За что? За юношеские «разработки» в творчестве древних болгарских (волжско-болгарских) следов в истории своего родного чувашского народа и, вкупе, увлечение «есенинщиной».
В 1937 году он был арестован за «буржуазный национализм» и без суда и следствия отправлен на 10 лет в лагеря Нижегородской области. Отсидев от звонка до звонка, вернулся на родину. Однако ему было запрещено проживать в Чебоксарах, где его семья, в которой трое дочерей, младшая от отца осталась в люлечке. Он жил в родном селе. Через год его снова арестовали и на-правили в лагеря в Красноярском крае, откуда он освободился только после смерти тирана Стали-на. Но здоровье было уже подорвано, и он скончался в 49 лет.
Если читатель сможет найти ответ, ЗА ЧТО были подвергнуты нечеловеческим страданиям вот эти чувашские Поэты и еще сотни и сотни чувашских, татарских, марийских, мордовских, башкирских, русских и т.д. писателей и деятелей родной культуры в годы репрессий, тот наверняка догадается, ЗА ЧТО подло УБИЛИ в романе «Скитея» Поэта Гурия Тава, и что примерно он мог написать.
Одной из причин невзгод и неурядиц в нынешней жизни Юрий Сан предполагает незнание или даже умышленное искажение нашей древней истории. Поэтому автор уводит читателя на тысячи и даже две тысячи с лишним лет назад, когда на обширных степных просторах Восточной Европы и Азии тон задавали «братья Скиф и Тюрк», которые стояли у истоков «первородной» Руси. А сама «скитейская» история, по замыслу автора, проистекает из древне-египетской цивилизации и восходит к дням сотворения мира. При внимательном прочтении романа, надеюсь, эти сложности и «головоломки» читатель одолеет легко. Было бы лишь желание разобраться в Истории и найти Правду. Настоящую, «сермяжную».
По мнению автора «Скитеи», Сибирь до Потопа являлась прародиной чувашей-скифов. Спаслись они в Двуречье (Мессопотамии), основали на данной благодатной земле множество государств. Это теперь мы рассматриваем как шумерскую и египетскую цивилизации. Они были близ-кородственными, имели один язык, что прослеживается в преемственности названий С;к;т/С;х;т/Сехет (с чувашского – «время, пульс планеты»): Египет – Сехет – Скит(ф) – Скиф – (Рассеянный Скиф) – РАССЕЯ... Исходя из этого, роман «Скитея» заселена многими персонажами того исторического периода, которых отдельно описывать нет смысла. Скажем лишь, что автор свою художественную гипотезу развивает со ссылкой на труды чувашского самодеятельного ис-следователя Г.Кеннам;н (Г.Егорова), иногда опровергая его. Например, если первый, увязывая историю чуваш с шумерами и скифами, противоречиво отрицает принадлежность чуваш к тюрк-ской группе народов, то Юрий Сан указывает на родство скифов и тюрок.
Тут, естественно, нужно оговориться, что труды самодеятельного исследователя Г.Кеннам;н (Г.Егорова), скорее всего, относятся к разряду старо-новомодного течения «языкознание брют», которое еще называется «новой парадигмой», «захлестнувшей народы и страны, принадлежавшие к «центральным империям» (России, Австро-Венгрии, Османской империи), переживающих кризис идентичности», и те, «жизнь в которых характеризуется крушением ценностей, произошедшим во время падения коммунизма, а именно утратой доверия к рациональной науке»: «параллельное языкознание с собственной историей, путями распространения, навязчивыми представлениями и фантазмами, неоднократно проявляющееся во времени и пространстве тысячью всплесками […] Оно располагается рядом с творениями великих "логофилов" […] там, где проходит зыбкая граница между наукой и безумием и где не ясна разница между лингвистами, поэтами и сумасшедшими» (П. Серио, «Языкознание ресентимента в Восточной Европе»/Политическая лингвистика. – Екатеринбург, 2012. – № 3 (41). Тем не менее, творческое использование некоторых их идей для художественного осмысления истории и современности нисколько не умаляет значение данного романа «Скитея».
Несмотря на большой объем и кажущуюся громоздкость конструкции романа, основная фабула «Скитеи» проста – современная жизнь чувашского народа, его «местонахождение» во временно-историческом и географическом пространстве, вызовы, связанные с этим, и перспектива сохранения родной нации в будущем, который до этого, слава Всевышнему, не исчез с мировой арены за несколько тысяч лет. Так поется и в древнейшей чувашской народной песне: «Где и мед-ведь пройти не смог, – Прошёл чувашский вечный род!».
Эта священная песня звучит обнадеживающим лейтмотивом романа. Её напевал Сандр, когда вёз на «велике» потерпевшую «аварию» сельчанку-татарочку Согду, нисколько не подозревая в искусственности созданной «аварийной» ситуации на дороге. После трагической и героической одновременно смерти Сандра, её поет уже сама Согда с сыном Саваром (чей отец – Сандр!), обретая свою новую, по сути – старую историческую родину (и этому есть большая историческая ос-нова: например, примерно половина сегодняшнего количества казанских татар – это отатарившиеся после принятия мусульманства чуваши-болгары). Её в унисон поют чуваши из села Тайба, олицетворяя движение, стремление чувашей друг к другу и, самое главное, – как Гимн обретению будущего Предводителя народа. Эта же Песня завершает эпилог, оставив открытым вопрос о судьбе родного племени, на который должен ответить, прежде всего, сам чувашский народ: хватит ли ума, сил и воли у потомков для того, чтобы сохраниться и получить развитие в этом жестоком ми-ре? Или они изберут менее хлопотный путь исчезновения?
Автор упорно пытается достучаться до маргинальных сердец соплеменников: стойте, призадумайтесь! Иначе – путь в безвестность. Ведь даже ближняя нам история полна обратных приме-ров, когда повседневный героизм по сохранению своего рода, племени, народа оборачивается сторицей и становится существенной силой, способной противостоять агрессии даже имперского масштаба. За примерами далеко ходить не надо: Чечня смогла сохранить свою национальную самобытность и государственный суверенитет только благодаря силе тейпового устройства общества (тейп по-чувашски тоже – Т;П = род). Дальше – больше. Да теперь для них, по частому заявлению руководства Чечни, даже государственность как инструментарий уже не требуется для сохранения своей нации, потому что они в результате коллизий в конце 20 века смогли прочно вернуться к исходной позиции, когда именно нация верховенствовала, именно человек имел приоритет и они создавали сами себе удобную форму правления, которая у нас выродилась в мутантно-ненасытного Монстра, в кровожадного Молоха, существующие самостоятельно и распоряжающиеся судьбами наций и граждан – в так называемое государство.
Как и подобает укладу жизни, надежду на будущее своего родного народа автор «Скитеи» связывает с будущим поколением. Все тропинки и переулки как ведут на большую дорогу, так и все ведомые и неведомые пути романа ведут к Савару – сыну Сандра. Ещё и к Тимук – сыну Гурия Тава. Пусть Сандр и Гурий Тав погибли, однако во весь рост встают продолжатели их идей и подвигов – Савар и Тимук. Как мы объединяем их отцов в один образ, так и Савар и Тимук олицетворяют единство и объединенную мощь нации: один олицетворяет интеллектуальную элиту народа, другой – низы, простой, трудящийся народ. Только таким исполинам – по-чувашски Ул;п – под силу сохранить свой народ в стихии рушащегося мира.
Подмогой Предводителям народа, как всегда, будут выступать родная земля, родное слово, родная мелодия. Ведь, «Народ без песен – это не столько единый национальный организм, сколько всего лишь некое случайное сообщество «поедателей» хот-догов и сникерсов, оказавшееся волей случая объединённых общим языком, территорией и властью. Народ, поющий чужие песни – это подсознательно совершивший (сначала – эстетический, а вслед за ним и гражданский) выбор между категориями «своего» и «чужого» в пользу последнего» (Николай Переяслов, «Прости нас, Муса…»/Общеписательская Литературная газета, №2 (75), 2016).
А пока сама Природа, сама Вселенная превратилась в слух и замерла в ожидании, внемля чувашской песне «Где и медведь пройти не смог, – Прошёл чувашский вечный род!» – своего рода гимн Стойкости, Несломленности, Вечности:
…Внимает песне Божий Сын,
Что долетает в Неба синь […]
Поэт хочет нам напомнить: Небо слушает нас. Наши молитвы. Наши обращения. Может, да-же наши мысли. И обязательно отзовется. Поэтому архиважен каждый наш шаг, каждое слово, каждое наше дело и каждое бездействие не только у живых, реальных жителей страны, даже у вымышленных якобы героев романа-эпопеи «Скитея», которые могут иметь судьбоносное значение не только для сюжета романа, но и для каждого живого индивидуума, для всего рода-племени, для всех жителей Земли.
3. РОМАН И ЕГО АВТОР
Если бы мир раскололся,
то трещина прошла бы через сердце поэта.
Генрих Гейне
Несмотря на то, что Юрий Сан, можно сказать, уже состоявшийся маститый писатель, автор около 20 книг, однако ни в одном из этих изданий его полная биография не опубликована. Исходя из этого, я посчитал уместным в этом предисловии ознакомить читателей с наиболее расширенным жизнеописанием автора.
Юрий Сан (Иванов Юрий Петрович) родился в 1963 году в деревне Малая Таяба Яльчикского района на юге Чувашской Республики. Хотя это единственное в мире государственное образование чувашского народа по территории своей совсем небольшое (18 с лишним тысяч квадратных километров) и, притом, находится совсем близко к имперскому, затем поочередно – союзному и федеральному, центрам – Москве (всего 600 чуток с лишним километров), но в силу неразвитости и допотопности инфраструктуры сельской местности страны, запустившей первого космонавта в полет как раз в 60-e годы прошлого века (для пущей демонстрации миру «расцвета инородцев» третьим космонавтом СССР был выбран чуваш Андриян Николаев), эти южные районы в основ-ном сельскохозяйственной республики долгое время – почти до конца 20 века – находились в качестве чуть ли не «таежной» глухомани. Поэтому будущий писатель с детства, как говорится, впитал в себя социальную напряженность между отдаленной глубинкой, влачащей жалкое существование, и «шикующим» областным центром (парадоксально, например, что республикой руководил ОБЛАСТНОЙ комитет КПСС), между национально-самобытной глубинкой и маргинализированной столицей.
Все эти наблюдения жизни родного села, родного района и родной республики, частенько постигнутые через «свою шкуру», путем личного переживания перипетий сосуществования этих порой взаимоисключающих составляющих, оставили неизгладимый след в памяти и сознании пытливого юного дарования. И нашли свое отражение в его творчестве.
Тут надо иметь ввиду и следующее. В лесистом правобережье Волги (мы, чуваши, ее величаем «Ат;л», производное от которого «Ат;лл;», Волжский, значит, по одной из гипотез, мог стать на Западе именем великого предка чувашей – гунна Аттиллы) часть чувашей нашла спасение после разорения Волжско-Камской Булгарии в 1236 году армией монголов и татар под предводительством Батыя. Периоды создания и распада Золотой Орды оставили тяжкий след в истории на-рода. Эти самые «южные» районы Чувашии примыкают к лесостепным волжским просторам – «дикому полю», образовавшемуся в результате разорительных войн, которые чуваши повторно заселили в 16-17 веках, когда набеги кочевых (ногайских) орд прекратились. Именно здесь проходила первая юго-восточная граница вставшей на имперский путь Руси, после захвата Казанского ханства в 1552 году.
Земли вдоль первой засечной черты Тетюши-Алатырь-Темников – рядом с детскими родными местами Юрия Сана – были заселены служилыми татарами (мишарами) из Касимовского ханства, которые «заслуженно» считали себя полноправными, наряду с русскими, завоевателями. По-этому характер чувашей этих «приграничных» мест особо закалился в постоянной борьбе за существование, что позволило родоначальнику этнопедагогики, известному чувашскому ученому Геннадию Волкову, который сам происходил из этих мест, говорить об яльчиковцах и красночетайцах (которые живут в другом, северо-западном, приграничном с русскими областями, районе Чувашии) как о «чувашских чеченцах».
Может быть, без этих качеств поэт Юрий Сан не отважился бы написать с десяток книг, в которых так высока гражданская позиция:
Я
не хочу
делить людей
на страны;
На континенты,
даже…
на дома!
Поэты мира,
дайте же
тома
Про это!
Но
не пойте
гимны
в троны…
(Юрий Сан.
«Поэтам мира». Из книги «Только так!»)
Это сейчас легко и безопасно писать про подлое раскулачивание крестьянства, сатанинский сталинский террор, про щебутного «кукурузника» Никиту Хрущева или даже Михаила Горбачева (историческая роль которого в романе «Скитея», по-моему, тоже недооценена – возможно, благо-даря предпочтению автором ложной отрицательной «этимологии» этой личности довольно боль-шей частью народа). Вот и пишут многие чувашские и русские писаки про все это, как бы «разоблачая». Вроде правильно – эти явления, лица, события тоже должны быть художественно исследованы, спору нет. Но нет следующего последовательного этапа, нет анализа того, например, по-чему не состоялся своего рода «Нюрнбергский процесс» над сталинизмом – поэтому жив до сегодняшнего дня «черт усатый»; над устроителями «голодомора» – в том числе, и в Чувашии; над теми, кто миллионы людей почем зря погубил в период раскулачивания; в период репрессий 1937–1948–х годов – людей погубили, а настоящей реабилитации их нет и в помине; над теми, кто до 1980 года держал сельчан в крепостничестве – паспорта получили только в конце 20 века; кто рас-стрелял рабочих в Новочеркасске, депортировал целые народы, развязал кровавую бойню в Чечне и т.д.? Нет требований этих «Нюрнбергских процессов» перед властью и обществом и нет взращивания понимания необходимости такого процесса и неотвратимости наказания за преступления даже под видом проведения государственного «заказа». О том, чтобы анализировать, разоблачать и оценивать происходящее, творимое сегодняшней “дерьмократической” властью, и речи не идет.
По сути дела, вот и дождались своей «молчаливостью» – в 2015 году идет полная реабилитация сталинизма в Российской Федерации, в каждой школе уже вывешены портреты Сталина, по новой ставят памятники палачу Сталину, идут судебные преследования инакомыслящих и физическое уничтожение политических противников нынешнего режима…
А попробуй, как Юрий Сан, публиковать полные гнева разоблачительные стихи и поэмы, раскрывающие античеловеческие качества находящихся именно сегодня у власти господ? Например, про авторитарное несменяемое «Красно-Солнышко»? И не надо сразу кивать головой на Кремль. Верхушка «вертикали власти», подобно ненасытному монстру с щупальцами, насаждает свою модель в низах до самой последней инстанции, поэтому везде, как в полярную ночь, светят «незаходящие солнца» разной масти. Не избежала этой напасти и Чувашская Республика, в которой в 1993-2010-х годах единолично правил такой же «демократ», который, естественно, заслуженно «попался» на перо Юрия Сана.
И это полное боли, сарказма, изобличения власть имущих протестное творчество Ю.Сана глубоко уходит корнями в русскую и чувашскую литературы. Примеров в избытке мы найдем у Г.Державина, Н.Некрасова, А.Радищева, О.Мандельштама, Тай;р Тимкки, В.Митта и других.
Высокое самоутверждающее начало, чувство повышенной ответственности, приверженность к справедливости вкупе со смелостью и физической выносливостью («Добро должно быть с кулаками». – Русский поэт Михаил Светлов), которые заложила в будущем поэте родная деревня Малая Таяба из рода, имеющего происхождение без малого со времен Волжской Булгарии (9-13 века новой эры), – нехилый фундамент для выхода в большой мир. Но он сулит и немало опасностей.
Оставшись рано без отца, Юрий испытал немало невзгод. После школы пошел учиться на сварщика, как хлебной профессии того времени – и в родном колхозе, и в городе это была затребованная профессия, хотя неимоверно тяжелая и вредная. Но Юру это не испугало – с детства не чурался тяжелого труда. Поэтому в романе жизнь на селе и взаимоотношения сельских пацанов с городскими в профессионально-техническом училище, в образах Сандра Смирнова и Гурия Тава и других, можно сказать, вполне биографичны и достоверны.
Как и то, что Гурию Таву по ходу действия романа приходится стать виновным за конфликты с русскими на национальной почве в годы учебы в институте в Чебоксарах, даже бегство от милицейского беспредела по ложному заявлению «потерпевшей» в тюменьскую тайгу и жизнь отшельником. Не говоря о спортивных увлечениях главных героев, что знакомо Юрию Сану не понаслышке: автор является мастером спорта по чувашской национальной борьбе, имеет черный пояс по каратэ.
Естественно, если говорить о кругозоре, трудолюбии, смелости и честности автора, которые проецируются на созданные им образы в романе «Скитея», то невозможно не остановиться подробнее на его корнях.
Отец поэта – Иванов Петр Васильевич, 1930 г.р., образование имел 7 классов. Всю жизнь трудился в родном колхозе механизатором. В своей семье он был старшим и, благодаря его трудолюбию, все его младшие сестры и братья сумели получить высшее образование. Круглосуточная работа в любых погодных условиях на тракторе первых моделей с открытым верхом сделала свое дело – богатырской силы отец умер в 33 года от воспаления легких.
Как я уже упоминал, что публичного материала по биографии Юрия Сана мало, поэтому мне пришлось несколько раз напрямую обращаться к самому автору для выяснения и уточнения нюансов. Вот что он, в частности, рассказал:
«Я смерти отца не помню, потому что тогда мне было 6 месяцев от роду. Самому старшему – брату Василию – было 11 лет. В семье нас было пятеро детей: две сестры и три брата. Но когда думаю об этом, мне кажется, что я все помню. Помню, как мать безутешно рыдала. Каким большим горем стало это для неё – остаться одной, с пятью малолетними детьми на руках! На всю оставшуюся жизнь – глубочайшая рана на сердце…».
Мать поэта – Иванова Зоя Ермиловна, 1929 г.р., имела восьмилетнее образование. Можно сказать, всю жизнь трудилась на колхозных работах. По мнению самого поэта, – это она передала сыну Юркка (так звали его в деревне – с характерным чувашским ударением на последнем слоге) склонность к поэтическому слову.
«По жизни, когда она на ходу сочиняла какие-нибудь стишки-прибаутки, я серьезно не вос-принимал то, что в ней было заложено природой, – размышляет Юрий Сан. – Сейчас, когда ее уже нет, и все больше проходит времени, с сожалением вспоминаю это и пеняю себя, что мало замечал и не поддерживал ее фольклорные способности. До сих пор в деревне маму вспоминают как запевалу-певунью, умеющую общаться с людьми, вовремя пошутить и поддержать страждущих. В праздник Пасхи детишки всей деревни приходили к ней за гостинцами. Уважали и любили. Мама ушла из жизни в 2000 году».
Детство и юность Юрия Сана прошли в родной деревне Малая Таяба. В деревне насчитывалось почти 400 дворов. Центром культуры был деревенский старый клуб. Восьмилетняя школа представляла собой несколько отдельно стоящих бревенчатых изб. В классах сидели по тридцать и более учеников.
Воспоминания дней детства для поэта особенные: «Сейчас в деревне все по-другому, почти половина домов пустуют. Но в памяти моей именно старая школа осталась как прекрасное и чудное место, где я был счастлив, несмотря на первые опыты детских горестей и первые познания людских пороков.
С четвертого класса начал ходить в новую школу – кирпичную, двухэтажную. Незабываемые дни! Неимоверное счастье переполняло всех учеников и учителей. Или это мне так кажется теперь?
Учился до пятого класса на «отлично». Помню, что в моем детстве в каждый дом было про-ведено радио, по которому каждое утро председатель колхоза распределял все бригады на работы и передавал последние новости деревни. А директор школы озвучивал фамилии отличников, говорил о лучших учениках школы, об их достижениях в учебе. Сейчас я понимаю, что взрослые хоте-ли поддержать отличников и мотивировать других учеников достичь таких же результатов. А я почему-то стыдился этого и делал все возможное, чтобы мою фамилию не называли.
И я стал… как большинство. Нам казалось, чем хулиганистее и хуже учишься, тем ты «круче». А когда брата Василия забрали в армию и некому было меня держать «в ежовых рукавицах», то совсем отбился от рук, как и следовало ожидать. Не слушался никого. Как теперь жалею свою маму! А тогда об этом и не думал».
Юный Юркка любил читать, всегда. Полки сельской библиотеки «перерыл» снизу доверху, вдоль и поперек. «Хорошая была библиотека, – вспоминает он. – Богатая. Кажется, даже теперь ощущаю запах тех книг. И тех лет… Добрый человек был библиотекарь, ветеран войны, с ордена-ми. Теперь таких уж нет.
А детство – оно ведь чудесное, счастливое, светлое, доброе. Босоногое, но полноценное! По крайней мере, мое детство было такое. И голодалось, и холодалось, но все же пелось и смеялось».
Как и в остальных семьях, в семье Ивановых на каждых каникулах все трудились в колхозе: собирали и возили сено на ферму, пололи грядки лука, свеклы, морковки; ухаживали и поливали саженцы капусты на колхозном поле, копали картошку, собирали хмель… Колхозы тогда что только не сдавали государству! Выполняли план. Бывало даже так: пока колхозный урожай до конца не убран, нельзя было приступать к уборке на собственном приусадебном участке, – колхоз не давал на это ни лошадей, ни техники.
«Мне, всегда отличавшемуся среди сверстников физической силой, уже с седьмого класса доверяли почетную «должность» пахаря. Мне кажется, сейчас ни один родитель не позволит своим детям надрываться тяжелым трудом. Но я не жалею об этом, потому что получил твердость духа, терпение, способность стремиться к достижению конечного результата, превозмогая трудности для тела и духа, – впадает в воспоминания автор «Скитеи». – Формированию юношеского характера способствовало и то, что после седьмого класса во время летних каникул я почти четыре месяца непрерывно пас стадо вдали от родного дома, в чужом татарском селе, у незнакомых людей. Каждый день – от зари и до заката. Было тяжело, но зато сильно подрос, окреп; может быть, даже и поумнел. Каждый пастух – это ведь почти что готовый «философ». Бездонное небо над головой, легкие караваны облаков, далёкий манящий горизонт (где-то там – родная моя деревня!), льющиеся сверху песни жаворонков, пулемётная стрекотня стрекоз в высокой траве, легкое порханье вольных бабочек, жужжание полёта пчёлки с цветка на цветок, сопение ноздрей и сытая тяжёлая поступь коров и бычков в стаде… И летний грозовой дождь, и первозданная тишина сразу после ливня, – вся эта природная сцена-симфония навсегда врезалась в мою детскую память».
Вот откуда, оказывается, многие пейзажные зарисовки, образы и сюжеты, попавшие на страницу романа!
Сейчас Юрий Петрович всецело благодарен маме, что она сумела устроить его на «должность» пастушка. Не каждому доверяют пасти стадо. Это очень ответственная работа: не дай бог потеряешь скотинку, тогда «не снести башки» или потеряешь заработок за все лето. В работе Юркка доверялся опытным взрослым, многому у них научился. Главное – уметь слушать и слышать. Вот тогда-то, видимо, к нему пришло понимание уклада жизни другого, соседского, татарского народа, который как бы отличается от чувашского. Другая религия, традиции, язык… Но в то же время появилось в нем и ясное осознание общечеловеческих ценностей разных национальностей. Это ему не раз пригождалось в жизни.
Такая это вот штука, – зарабатывать самому себе кусок хлеба. Большое счастье, – когда, не-смотря на возраст, можешь обзавестись новой одеждой, даже позволить себе купить велосипед, помочь своей маме материально. «Это первое ощущение счастья от полученного «взрослого» результата своего труда осталось на всю мою жизнь, – нахлынули на поэта картины детства. – Мама трудилась с утра до вечера в колхозе, за трудодни. На нас, детей, оставалось не так уж много времени. Нас воспитывал труд. Хотя мы и были как бы предоставлены сами себе. Уклад, который был в семье, соблюдался беспрекословно. Обязанности распределялись между всеми. Чаще мне доставалась работа по уходу за скотиной. Был «завхозом» по этой части».
Ответственность за выполняемую работу – вот качество, которое с малолетства приобретается деревенскими детьми. Так было и в семье Ивановых. «В этом, конечно, огромная заслуга моей матери, – снова и снова повторяет поэт, опять возвращаясь к воспоминаниям о детстве. – Трудная долюшка ей досталась! Не могу вспоминать про это без боли в сердце…
Моя бедная матушка выросла у приёмных родителей, не знала свою родную мать и отца. Мешок зерна, – вот всё богатство, что осталось после смерти моего отца. Обессиленной от горя и несчастья крестьянке «помогло» государство: мой средний брат и старшая сестра оказались в до-мах-интернатах в Кугесях и Чебоксарах. Одна – первоклашка, другой – второклассник. Мама час-то ездила к ним, на последние деньги отправляла посылочки… Помню, до последних своих дней она сожалела, что поддалась чужому решению и ощущала свою вину перед выросшими вне родительского дома детьми.
«Интернатских» отпускали домой лишь на каникулы. Эти дни для нашей семьи были самыми долгожданными и счастливыми. Особенно для меня, младшего. «Городской» брат Коля был для деревенских своих сверстников авторитетом. Мастер на все руки, борец-боксер, с большущим кругозором. «Мир повидавшим», можно сказать. А для меня он был пример во всем. Само собой, и тренером. Видимо, это повлияло на мою тягу к единоборствам. Брат мне уже в раннем детстве передал разные хитромудрые приёмы борьбы».
После окончания восьмого класса у Юры появился выбор – пойти учиться в Большетаябинскую среднюю школу в соседей деревне или махнуть в город поступать в профессионально-техническое училище. Он остался в деревне, каждый день проходил в школу туда и обратно по шесть километров в любую погоду, часто «попадал» в драки с «местными». В той школе толком и не учились. «Да и учителя, видать, возились с нами лишь ради галочки, – с горечью делится он. – Мы частенько сбегали с уроков и бродили по лесу, оврагам, гоняли в футбол. Убивали время...
Я всегда любил деревню. В город не рвался. Не хотел оставить свою маму одну, возможно, это – желание выполнить ее мечту о том, чтобы я стал, как отец, механизатором и остался бы рядом с ней, в деревне. Помню, – мама говорила, что мечтает, чтобы перед воротами всегда были видны следы от саней иль от гусениц трактора. Бедная мама! Это было время, когда вся молодежь стремилась уехать в город, ощутить ветер перемен, изменить уклад своей жизни, увидеть мир…».
В нынешнее время молодежь ко времени окончания школы уже осознает к чему стремиться, имеет сформировавшиеся цели и задачи. «А мы, тогдашние выпускники, ехали в места, куда под-сказывали сверстники, которые уже стали «городскими», – продолжает Юрий Петрович. – Не думали, даже и не мечтали ни о каких высокопрофессиональных работах, «крутых» должностях, о достижении материального благополучия, о редких профессиях. Верили в государство, в стабильность, в светлое будущее. Безработица казалась какой-то нереальной химерой».
И вот Юрий поступил в Чебоксарское городское профессионально-техническое училище № 18: «Мне казалось, что профессия электросварщика ручной сварки – это здорово и вполне мне подходит. Нет, даже не это. Скорее всего, меня привлекло… место в общежитии и стипендия в тридцать рублей. Это было для меня в то время самым главным. Ведь мама не могла меня поддерживать материально».
Учеба в ПТУ оказалась испытанием на выживание. Кто – кого? Частые «столкновения» между русскоязычными (забывшими свой родной язык) «городскими» и деревенскими «чувашинами». Юре повезло, наверное. На его неспокойном жизненном пути встретился авторитетный земляк-борец, который взял его под свою личную «крышу». И вырастил до «крутого». «Конечно, это сказано громко, – отшучивается поэт, ныне уже дважды мастер спорта по единоборствам. – Но я уже мог позволить себе никому из окружающих не подчиняться, руководить «деревенскими» ребята-ми, заслужил уважение среди сверстников».
Вот откуда, скорее всего, такие черты в характере поэта, как неповиновение грубым командам, неприятие унижающего достоинство обращения, пренебрежительного отношения со стороны окружающих, особенно властьимущих. Этот дух особенно веет со страниц романа «Скитея» и передается читателям.
До армии Юрий успел поработать на заводе. Стал пролетарием, так сказать. Труда он, естественно, никогда не боялся, а зарабатывать себе на жизнь было для него тогда не только привычным делом, но и стимулом и возможностью к самосовершенствованию. Усиленно занимался спортом. «До сих пор не пойму, как многие люди не понимают возможностей, что дает спорт» – говорит он.
Юрий за службу в армии имеет ряд грамот и дипломов, а также знак «Отличник боевой и политической службы». Но выше рядового не «поднялся», в отпуске не побывал. Видать, сказалось неумение выслуживаться перед начальством. Болезненно воспринимал, когда кого-нибудь обзывали «чуркой». Москвичи и иже с ними часто бросались этим обидным словом в адрес нерусских. Заслуженный отпуск Юры сгорел именно на конфликте такого окраса.
После «срочной» поступил на подготовительные курсы в Чувашский государственный педагогический институт им. И.Я.Яковлева, на филологический факультет. После восьми месяцев учебы, сдав экзамены, стал студентом. «Учеба была по душе, особенно мне давались история и зарубежная литература. Первые стихи «сотворил», по-моему, в ту пору. Подрабатывал охранником в школе. Там же подпольно «преподавал» каратэ своим друзьям и знакомым. В ту пору многие увлекались этим новомодным видом единоборств», – объясняет он.
Со второго курса филфака будущий поэт был исключен из числа студентов с формулировкой «За нарушение правил проживания в общежитии». Дельце случилось из-за банальной бытовой ссоры на почве типа «ты чё – не русский?!»: русскоговорящим «крутым» (манкуртам) перешел тут дорогу какой-то чувашин из «колхозно-навозной» деревни. То есть, Юрий. В те годы такого рода «разборки» были не редкость. А яльчикские ребята – его земляки – считались будто бы даже аж за «ОПГ» (организованная преступная группировка). Для «конторы», конечно. Смешно! И грустно… Одним словом, чувашского «шовиниста»-студента – махом за забор, вон из вуза.
Не напоминает ли все это вам некоторые сюжеты романа, уважаемый читатель? Может, по-этому данное произведение и захватывает, потому что многое выстрадано потом, нервами и кро-вью?
Чтоб восстановиться на учебу в институте, Юрий почти два года проработал воспитателем в общежитии ПТУ. Пришёл в вуз с положительной характеристикой. Но ректор горой встал против восстановления, назвал его «чувашским националистом», грозился вызвать милицию... Вообщем, шуму было много.
Ректору были и «карты в руки»: в те времена в Чувашии выходцы из яльчикского района, в соответствии с тайным циркуляром властей, попали под «пресс». Из-за «бунтарского духа» их лишили многих возможностей проявить себя в разных сферах деятельности. Фильтровали по пол-ной. Юрий по всем параметрам подходил для этой дискриминации. Наверное, именно с тех пор обостренное чувство восприятия несправедливости преобладает в его характере.
Скорее всего, вот это-то и сказалось на дальнейшей судьбе будущего поэта, привело к конфликту с законом. Дело было, конечно, пустяшное: обычная субботняя дискотека в рабочем общежитии, провокация на ссору, мелкая драка (роль провокаторов сыграли «шестерки» городских криминальных «авторитетов», которые, по сути, были стукачами и на этом набирали «вес»). Разборка, «стрелка», заявление в РОВД… И вмиг «пришилось»-получилось «Дело». Итог – арест, следственный изолятор, суд, три года «химии»… Юрий получил урок на всю жизнь. Позже кое-что прояснилось в этом мутном деле, откуда ноги растут: за дискотечной заварушкой стояла «кон-тора». Оказывается, будущий поэт еще тогда им был «интересен».
Именно на этом бурном этапе жизни, как анализирует Юрий, как-то само собой в нем начала проявляться тяга к формированию своих чувств и эмоций, раздумий о превратностях судьбы… в слова; и он втянулся в творческий процесс, – стал излагать мысли на лист бумаги. Начали получаться «литературные вещи». И в тюменской тайге, добывая живицу для леспромхоза, и на сезонных работах в саратовских и самарских степях, и на шабашках-стройках больших городов Юрий умудрялся черкать чёрным по белому.
Получается, чувашский паренек из глубинки мощью своего врожденного интеллекта и ин-туиции, уходящих корнями в несколько тысячелетнее наследие своего тюрко-скифо-чувашского рода, самостоятельно достиг философских высот бытия: «Слово – сила. Увековеченное в письме, оно обретает власть над мыслью и мечтой людей, и границ этой власти нельзя измерить и пред-ставить. Слово господствует над временем и пространством. Но только будучи схваченной в сети букв, мысль живет и действует. Все остальное развевает ветер» (Ян Парандовский, «Алхимия Слова»).
Поэт порой сокрушается по «утерянному» высшему образованию: «Все мои братья и сестры получили высшее образование. У старшего брата Василия их было даже три. У меня – ни одно-го… «Бичара» без определенного рода занятий». Но его университетом стала сама Жизнь; а этот «вуз» не так уж и мал!
Вкус лихих девяностых крепкому яльчикскому парню с бунтарским духом пришлось испытать по полной. Его давили. И он давил. Побыл и в бизнесменах… и в «спортсменах». После всех «прелестей» тех лет слова «бизнес», «рынок», «реформа» и т.п. поэту до сих пор режут слух. И сердце. Как и всем простым людям, наверное.
С 1998 года Юрий Сан – член союза писателей России. С 2000 года является заместителем председателя Союза писателей Чувашской Республики – «Хур;нташ». Пишет на чувашском и русском языках. Издал около двадцати книг, в число которых входит получивший широкую читательскую известность у читателей роман на чувашском языке «Упи ка;ман ;ырминчен…» («Над медвежьим оврагом», 2009). Данное произведение с продолжением и дополнениями изложено в поэтической форме на русском языке в романе-эпопее «Скитея». Поэт эту книгу считает самым главным трудом на своем писательском пути.
Юрием Саном изданы также поэтические сборники «Небеса» (1997 г), «Эхо безмолвия» (1997 г.), «Тени Солнц» (1999 г.), «Быть» (2002 г.), «Пур» (на чувашском языке, 2004 г.), «Домой» (2004 г.), «И только так» (2005 г.), «СССР (сакк;рла сиксе с;в;ланн; роман)» (на чувашском языке, 2007 г.).
Юрий Сан участвовал в работе 10-го съезда Союза писателей России. Является одним из участников встреч с зарубежными и российскими писателями и поэтами в рамках мероприятий, по-священных памяти народного поэта Чувашии Г.Айги. Ежегодно принимает участие в чествовании творчества всенародно почитаемого чувашского поэта Васьлея Митты, который семнадцать лет провел в сталинских лагерях. Реабилитирован. Но незаслуженно «забыт» официальными властями республики. Поэт работает в тесном контакте с коллегами из Республики Татарстан, Республики Башкортостан, Хакасии, Ульяновской и Самарской областей, а также с представителями чувашских диаспор из разных регионов России и мира в целях взаимообогащения культур. Пропагандирует здоровый образ жизни, принимает участие в организации творческих авторских встреч. Будучи вице-президентом Межрегиональной общественной организации «Федерация чувашской национальной борьбы «К;реш;», является организатором ежегодных спортивных соревнований на Всечувашских праздниках «Акатуй». Регулярно встречается с подрастающим поколением, внося свой посильный вклад в дело сохранения и развития чувашского языка и традиций родного народа.
В своих книгах Юрий Сан отражает боль и чаяния простых людей. Старается выразить через судьбы героев своих произведений пороки современного миропорядка, двойные стандарты власть имущих, бездонную пропасть между бедными и богатыми. И всё же до глубины души верит в Добро в сердцах землян.
Когда разговор с поэтом заходит о творческих, общественных знаках признания, этот масти-тый богатырь духом и телом неловко стушевывается от непривычности. В отличие от государства, который не оказал помощи при издании ни одной из его книг, никаких званий-наград не присвоил, оказалось, имеется немало общественных институтов, отметивших его заслуги. За большой вклад в развитие и пропаганду чувашской национальной культуры и традиций, Юрий Сан удостоен По-четной грамоты Чувашского национального конгресса (2001, г.Чебоксары). За многолетнюю, плодотворную деятельность и большой вклад в чувашскую литературу награжден Почетной грамотой Союза писателей России (2004, г.Москва). За большие успехи в литературном творчестве – Чувашской республиканской литературной премией имени А.Талвира (2004, г.Чебоксары). Всечувашским фондом «Эткер» награжден орденом и премией имени И.Я.Яковлева, удостоен звания Лауреата (2005, г.Ульяновск). Лауреат Всероссийской литературной премии «Малая родина» (2006, г.Москва). Департаментом культуры Краснодарского края удостоен звания Дипломанта Всероссийского литературного конкурса «Жар поэзии» (2006, г.Краснодар). Награжден Грамотой администрации городского округа Самары за участие в конкурсе литературных работ (2007, г.Самара). Награжден Дипломом победителя открытого Международного поэтического конкурса «Золотая строфа» (2010, г.Москва). Является Дипломантом международного литературного кон-курса им. Бахтияра Вагабзаде (2012, г.Стамбул). За роман «Над Медвежьим оврагом» награжден медалью и международной литературной премией им. Васьлея Митты (2013, г.Чебоксары).
«Государственных наград не имею, – облегченно выдыхает он. – Ни в какой партии не состоял и не состою. Верую в Творца, но не в попов и церковников: не люблю и не хочу видеть их сытые и ухоженные лица. Обожаю и уважаю Дзен. Мечтаю побывать в Японии, – на родине велико-го самурая Мусаши, непревзойденного бойца Оямы, гениального поэта-монаха Басё… Духовная тяга к восточным искусствам и традициям повлияла и на выбор моего писательского псевдонима – Сан. А на чувашском языке «Сан» означает «Твой». Имя Юр; Сан дословно переводится – Твоя Песня. Пронзительная лирика Есенина, мрачноватая философская проза Достоевского, высокая, жизнеутверждающая, в то же время простоязычная поэзия Лорки, необъятный, как сам мир, раз-мах и ширь творений Пушкина – вот мои друзья, собеседники, Учителя. Ещё – мечтаю открыть в своей родной деревне Школу искусств, – единоборств и поэзии…».
Ю.Сан является одним из активных организаторов и участников неразрешенного властями Чувашии ежегодного митинга на Братской могиле павших в 1842 году от пуль русского царизма сотен героев-повстанцев Акрамовской войны – чувашских и марийских крестьян.
Поэт живет случайными заработками. Мастер слова испытал на собственной «шкуре», что писательским трудом семью не прокормить. По крайней мере, – у него, видать, не получается. За счет бюджетных средств, выделенных на издания книг писателей «родному» Книжному издательству Чувашии, его книги ни разу не издавались (хотя выходят в свет в год по несколько десятков книг, – и не только писателей). Роман Ю.Сана «Упи ка;ман ;ырминчен» на чувашском языке, как лучшая книга последних лет, в 2010 году был представлен Союзом писателей Чувашии – «Хур;нташ» на Государственную премию Чувашской Республики. Но в тот год Госпремию не вручили никому… дабы не досталась чтоб победившему на конкурсе оппозиционному автору. Звание «Заслуженный работник культуры Чувашской Республики» постигла та же участь – последняя («высшая») инстанция региональной власти поставила крест.
Его права на дополнительную жилплощадь, как члена Союза писателей России (в соответствии с подпунктом л) пункта 1 Постановления Совета народных комиссаров РСФСР от 28.02.1930 (в ред. Постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 20.08.30, от 01.04.34, от 01.11.34, Указа Президиума ВС РСФСР от 24.06.48, Постановлений Совмина РСФСР от 27.11.56, от 02.07.81 № 364) правом на дополнительную площадь в размере не менее 20 кв. метров пользуются писатели, являющиеся членами Союза писателей) были грубо нарушены.
После вручения автору «Скитеи» Литературной премии «Малая родина» в Москве, в Доме Союза писателей России, на малой родине поэта в «Сенчеках» с полок центральной районной библиотеки «испарились» куда-то его книги. Со слов очевидцев, сам глава районной администрации лично сжигал «опасные» книги в печи кирпичного завода (а как же, ведь сей «держиморда» является «героем» романа «Скитея»). Это «аутодафе» отразилось в статье в оппозиционной скандальной газете «Взятка».
В сентябре 2012 года старшего брата автора «Скитеи» – бывшего начальника ОБХСС (ОБЭП) районного правоохранительного отдела – нашли без признаков жизни. Диагноз – острая сердечная недостаточность. Хотя ему было 57 лет, но на боли в сердце он не жаловался. Видать, приемы устрашения своих врагов у «конторы» неизменны.
Родовая земля на личном приусадебном участке деда оппозиционного поэта – фронтовика, имевшего боевые ранения и ордена, уважаемого жителя деревни – сегодня отбирается судом от законного владельца и наследника, брата отца Ю.Сана: лишняя сотка земли, мол, у заслуженного учителя-пенсионера! А то, что эта землица кормила еще его предков, что там до сих пор стоят по-стройки тех времен, – властям хоть бы хны. По личной указке главы района его «опричники» стараются в этом деле на «урра». Причина бедствий пенсионера – «нелояльное» стихотворство родственника-поэта (дело № 2-234/2014, Яльчикский районный суд).
В 2012 году произошло событие из ряда вон выходящее. Стреляли в машину, в которой в то время должен был находиться Ю.Сан. Пуля попала в его племянника. Благо – больница рядом, парнишке вовремя оказали помощь. Это преступление зафиксировано и в больнице, и в ОСАГО, и в РОВД Калининского района г.Чебоксары (дело № 9541 от 12.06.2012 г., рег. № 1746 от 15.06.2012 г.). Чтобы «Дело» не «застопорилось», оппозиционный поэт Ю.Сан в бумагах официально не стал фигурировать. Но все равно киллер до сих пор не найден. Все близкие и знакомые прекрасно понимают, что мишенью-то был писатель.
Будучи моим надежным другом и соратником, Ю.Сан неоднократно получал угрозы в свой адрес.
На всякие мероприятия и празднества, проводимые властями родной республики, ему вход закрыт, «табу»: «контора» (спецслужбы) не зря жуют казенный хлеб, свято блюдут свой «кодекс», – не допускают неугодных им лиц на экраны, на сцены, на страницы газет…
Да шут с ними, с «почестями и наградами». Талантливый поэт никогда не стремился в «звёзды». Обидно другое: народ водят за нос, держат в неведении, подсовывают ложных «вождей»… И ведь получается это!
Поэт творческих секретов не раскрыл. Но от близких друзей его знаем, что в настоящее время Юрий Сан собирает материалы для работы над романом «Нацмен». Главным героем должен стать реальное лицо, его товарищ, отсидевший 15 лет лагерей: в юности, превысив меры необходимой обороны, дал отпор мерзкому человеку, оскорбившему худым словом его родную мать. За несгибаемый характер и за врожденное чувство собственного достоинства, особенно за неиссякаемую чувашскость духа на зонах получил прозвище «Нацмен», вдобавок – ещё пять лет лагерей…
Нам остается только пожелать, чтобы помыслы талантливого художника слова исполнились и рядом с ним были близкие ему духом люди. И, как верит сам, Чваш-Бог (у викингов – Дашдь-Бог) – Тур;!
А мы пока снова вернемся к роману-эпопее «Скитея».
4. Роман «Скитея» и его посвящение
Я взглянул окрест меня —
душа моя страданиями человеческими
уязвлена стала.
Александр Радищев («Путешествие из Петербурга в Москву»)
Свой роман «Скитея» автор посвятил Николаю Столбову – «чувашскому Зорро». Посвящение реальному человеку, притом сверстнику, земляку.
Если для поколения Юрия Сана кто такой Зорро объяснения не требует, то для читателей, родившихся и выросших в «новые» времена, для которых таинственный заступник народа в трудные минуты – фантастический Супермен со сверхъестественными способностями, наверняка нужно рассказать об этом невольном «персонаже» романа.
Словом, как мне кажется, вполне возможно, что образ Супермена родился как раз из примера Зорро. В крайнем случае, оба, по нашему основному представлению, – персонажи кинопродукции. Как утверждает интернет, про храброго и смелого таинственного заступника народа Зорро снят как минимум 21 фильм. Хотя изначально образ Зорро появился в приключенческих романах.
Джонстон Маккалли (2 февраля 1883 – 23 ноября 1958) за полвека литературного творчества стал автором сотен историй, пятидесяти романов, многочисленных сценариев для фильмов, создателем характера Зорро. О нём автором рассказано более 60 историй. Последняя появилась после смерти Маккалли.
В России Зорро популярен благодаря кинофильмам. На русском языке был издан роман «Знак Зорро» лишь в 1992 году.
Несмотря на огромное количество кинопродукции по данной тематике, в силу временно-пространственных факторов, несомненно, что всеобщим любимцем для поколения Юрия Сана и Николая Столбова стал боевик 1974 года «Зорро/Zorro» продолжительностью 2 часа производства Les Productions Artistes Associes, Италия, Франция. Имя исполнителя главного героя Алена Делона осталось в сердцах пытливых кинозрителей навсегда. И еще больше – образ благородного народного мстителя, а не кровожадного народного заступника. Он, как Робин Гуд, отнимает у богатых и раздает бедным крестьянам, всегда приходит им на помощь. После каждого набега оставляет острием своей непобедимой шпаги букву Z, с которой начинается его псевдоним Zorro.
Предваряя рассказ о самой личности героя посвящения, скажем лишь, что, оказывается, в на-шей жизни с тех дремучих пор мало что изменилось по мере развития цивилизации и в народе до сих пор жива потребность в заступниках типа Зорро. Как говорится, мысль материальна. Раз есть ожидание народа, то ничего удивительного в том, что заступники появляются. И в одном из наших современников – Николае Столбове – автор «Скитеи» углядел чувашского «Зорро», которому и посвятил свое творение. Притом, ради справедливости надо признаться, что не поэт наградил Николая Столбова этим уважаемым именем Зорро, а самбиста и дзюдоиста Колю Столбова, оказывается, еще с детских лет звали именно так: за силу и ловкость, за защиту более слабых, которых незаслуженно обижают более старшие и более сильные. Однокашники до сих пор помнят, как однажды в 7-м классе Коля вступил в единоборство с местным хулиганом с ножом, который оскорблял девчат…
«Посвященный» данного романа – ныне адвокат Коллегии адвокатов «Надежность» Адвокатской палаты Чувашской Республики. Столбов Николай Анатольевич, родился 20 марта 1967 г. в д.Старое Янашево Яльчикского района Чувашии. По сути, земляк автора «Скитеи» Юрия Сана: их деревни находятся по соседству. Юный Коля пошел в первый класс Староянашевской восьмилетней школы в родной деревне, когда вышел в свет кинофильм «Зорро» с Аленом Делоном в глав-ной роли. Дошел сей шедевр до провинции через несколько лет, вот тогда и прозвали Колю «Зорро».
Учебу Николай закончил в 1984 г. в Яльчикской средней школе, которая находилась в район-ном центре – в нескольких километрах от родной деревни. Сразу же поступил на первый курс факультета механизации сельского хозяйства Чувашского сельскохозяйственного института. Был призван в ряды советской армии, с 1985 по 1987 г.г. проходил службу в авиации.
После армии в боевом чувашском парне победил дух «Зорро» и Коля поступил в Саратовский юридический институт им.Д.И.Курского и в 1991г. закончил это высшее учебное заведение. С тех пор – на защите прав и свобод человека.
18-19 декабря 2016 г. в Чувашской Республике Российской Федерации состоялись Дни памяти репрессированного чувашского поэта Васьлея Митты, который в свое время трижды подвергался антиправовому преследованию за свои убеждения (о котором мы уже упоминали). Но память о Поэте жива в народе. С 1983 года вручается премия его имени. Среди его лауреатов не только жители Чувашии и России, но также граждане Великобритании, Франции, Италии, Венгрии, Швеции, Турции, Казахстана, Украины, имеющие заслуги перед чувашской культурой.
С этого года премия дополнилась номинацией за вклад в демократическое развитие чувашского народа, которой первым удостоился адвокат Николай Столбов за отстаивание в суде права чувашского народа на свободу слова и печати, за мужество, проявленное в защите прав и свобод человека и народа («Дело Илле Иванова», статья 282, ч.1 УК РФ, 2013 год). Хотя дело закончилось обвинительным приговором, защите удалось показать безосновательность вменённой вины в этом уголовном деле, состряпанном по инициативе УФСБ по Чувашской Республике и что оно противоречит основам как российского, так и международного права. Возможно, именно этот процесс стал определяющим для автора «Скитеи» при посвящении своего многолетнего литературного труда, потому что именно в этом уголовном деле зримо вырисовывается истинно Исполинный Дух Адвокатства в исполнении одного из скромных трудяг этой армии Николая Столбова, возвышающегося на сплаве знаний, профессионального долга и простой человеческой воли, противостоящего и осиливающего настоящего ненасытного монстра бесправия и беззакония в лице не-обузданных законом государственных правоохранительных органов, включая и суды.
Многочисленные выступавшие на торжественном вечере в честь вручения премии Васьлея Митты новому лауреату – правозащитнику и адвокату Н.Столбову с горечью говорили о развале правосудия в Российской Федерации, о росте в данной ситуации роли и ответственности адвоката в защите попранных прав граждан, приводились примеры правового беспредела и политического преследования граждан и в наши дни. К слову, не секрет, что сам адвокат и его подзащитный (чего скрывать – это ваш покорный слуга) в вышеназванном деле снова на прицеле УФСБ по Чувашской Республике. Видимо, чекистам снова мнится 37-й год. Виной тому, как выразился новый лауреат премии В.Митты в ответном слове, отсутствие ответственности сотрудников правоохранительных органов, в том числе – судей, за сотворенный ими правовой беспредел. Репрессии советского времени должны закончиться своеобразным Нюрнбергским процессом. Пусть большинства виновников уже нет в живых, однако общество и их наследники должны услышать правовую оценку преступной деятельности своих предков. А для нынешних судей требуется специальный закон об ответственности и всенародная выборность.
Чтобы понять значимость поступка адвоката Николая Столбова в этом уголовном деле и его общественное признание, нужно понять еще следующее: во-первых, никто из защитников не рвется в защиту обвиняемых в явно политическом уголовном деле. Чревато последствиями для карьеры. Во-вторых, обычно в таких делах адвокаты не имеют возможности зарабатывать даже тарифные деньги – Николай Столбов журналиста защищал бесплатно, провел около 40 выездных заседаний суда. Чувашский журналист, всю жизнь проработавший в культуре, имеющий многодетную семью из 8 детей, пятеро из которых несовершеннолетние, тем более, который уже с далекого 1998 года «на подножном корму», естественно не имеет возможности нанять адвоката по существующим расценкам. Может, и отдаленный районный суд обвинителям стал нужен им именно для этого – чтобы затруднить возможности обвиняемому обеспечить не только свою защиту, а даже реального приезда в суд. Надеялись пару раз провести заседание и в предполагаемое отсутствие обвиняемого и защиты завершить весь процесс «за один присест». Но руководя защитой журналиста, Николай Столбов добился доказательств несостоятельности всех документов обвинения. Пусть это не принято судом во внимание, но уже этим одержана моральная победа над глумлением над законами. В-третьих, «конторщики» глубокого бурения никогда не прощают тех, кто разоблачает ихние противозаконные действия. В ходе процесса на Николая Столбова тоже давили со всех сторон, чтобы он отказался от защиты журналиста. Но все они не учли одного – Колю Столбова с детства прозвали Зорро не зря…
Самое последнее – 1 февраля 2016 года «конторщики» запретили показ по чувашскому теле-каналу «ЮТВ» передачи про вручение Николаю Столбову премии имени В.Митты, где открытым текстом рассказывается о подтасовке уголовного дела, состряпанного «конторой», и как все это вывел на чистую воду адвокат Николай Столбов-Зорро. И какое это имеет значение для нашего общества!
Подытаживая сказанное, хочется отметить несомненную удачу посвящения данного романа настоящему Человеку, что еще более усилило социальное звучание произведения и открыто под-держало его положительных героев одним из возможных прототипов.
5. РОМАН «СКИТЕЯ»
И СОВРЕМЕННЫЙ ЧУВАШСКИЙ НАРОД
Ч;ваш п;тсен, т;нче п;тет.
(Если исчезнут чуваши, исчезнет весь мир.)
(Чувашская поговорка)
Если «в кругу исторических раздумий Пушкина одно из ведущих мест занимают судьбы русской нации, русского национального государства», как утверждает исследователь Д.Благой, то мы могли бы не менее убедительно доказать, что в кругу раздумий поэта Юрия Сана судьбы чувашской нации, чувашского национального государства, в том числе судьбы русской нации, русского национального государства тоже занимают главнейшее место. Возможно, даже именно последние адресаты возносят труд Юрия Сана на высоты человеческой цивилизации – забота о судьбе своего родного народа не за счет разрушения «Большой Родины», а преобразованием ее в цивилизованное сообщество эволюционным путем, путем просвещения и развития.
Для полноценного восприятия читателем романа «Скитея», считаю, нужен совсем «нелитературный» некий вводный дискурс в новую – к сожалению, она же старая – историю и политику «государства российского», где реально и гипотетически разворачиваются события этого литературного произведения. Особенно он необходим, думаю, для тех, кто имеет отдаленное представление об обустройстве жизни сообщества Homo sapiyens на этой 1/7 части суши планеты Земля.
Этого же требует и сам Поэт:
…Поэт с израненной душою
В себя вбирает боль чужую;
Последний вдох в нем – за Народ!
Поэт в Трон оды не поет…
В начале 21 века один из коренных и государствообразующих народов Российской Федерации – чувашский народ – переживает никем не замеченную «тихую» трагедию ассимиляции и исчезновения с лица Земли: если по данным переписи 1989 года чувашей было 1 миллион 879 тысяч человек, то перепись 2010 года зафиксировала нас в количестве 1 миллион 460 тысяч человек. С поправкой на гиперполитизированную составляющую российской статистики, значит, реальное положение гораздо плачевнее.
В политическом плане чувашский народ внутри страны абсолютно бесправен, находится в угнетенном и неравноправном состоянии, диком для 21 века, а Российская Федерация, к прискорбию, является лишь фикцией, очередной российской традиционной «потемкинской деревней» под многообещающим цивилизованным словом «федерация», призванной замаскировать перед международным сообществом не престижное существование унитарной, авторитарной и диктаторской «тюрьмы народов» (по определению, данной царской империи организатором Октябрьского пере-ворота власти в России в 1917 году Владимиром Лениным, кстати, который, по утверждению не-которых исследователей – русский Станислав Говорухин, армянин Аким Арутюнов и т.д. – по отцовской линии происходит от чувашей (прабабушка калмычка), по материнской – от польско-шведских евреев и немцев).
Чувашский народ на международном уровне, к сожалению, на сегодня не имеет ни явных за-щитников, ни постоянных покровителей. Сама же Российская империя в продолжении веков развязывала или ничтоже сумнящеся ввязывалась в многочисленные войны (Балканско-Османские, Первая мировая, Вторая мировая, Неокрымская, Неоновороссийская…) под предлогом защиты «братушек»-славян, в то самое время нещадно угнетая своих «инородцев». В защиту же чувашей, принадлежащих к тюркским народам и находящихся в глубоком культурном взаимопроникновении с финно-угорскими народами, на протяжении многовековой истории цивилизованно-европейского сообщества наций и народов не было даже дипломатического писка. Кроме реплики Льва Толстого против перехода чувашей в ислам, которая лишь послужила дальнейшей христианизации чувашей как инструмента русификации.
Социально-политическому бесправию чувашского народа, коню ясно, способствует и разрушенная экономика Чувашской Республики. Имперская экономическая политика в национальных окраинах осуществлялась экстенсивным путем, через переселение трудовых ресурсов национальных регионов в другие «верноподданные» производственно развитые субъекты федерации. А по-строенные в годы советской власти за счет политического и экономического угнетения народа за-воды разграблены и «прихватизированы» за бесценок и, в основном, перепрофилированы под бес-счетные «торгово-развлекательные комплексы». Укреплению фермерского сельскохозяйственного производства препятствуют финансовая несостоятельность сельчан и, наверняка, менталитет – советские крестьяне были неокрепостными.
Культура, образование и медицина обеспечиваются по остаточному принципу и влачат жал-кое существование (складывается впечатление, что школы, больницы, библиотеки, клубы полно-стью не закрывают еще только потому, что любые выборы, дающие баснословные 90 с лишним процентов партии власти, полностью обеспечиваются именно вот этими самыми «бюджетника-ми» – учителями, культработниками и врачами – неокрепостными 21 века партии власти «Единая Россия»).
На территории Российской Федерации бал правит правовой беспредел. Все сферы социально-экономической жизни насквозь пронизаны невиданной доселе коррупцией, противостоять которой у народов Урало-Поволжья нет даже иммунитета. Деятельность правоохранительных органов, да-же независимых судов, беззастенчиво завязана на политический заказ и ориентирована на обслуживание позиции власть имущих.
На первый взгляд, ничего удивительного и трагичного в ассимиляции и исчезновении чувашского народа нет: к сожалению, так устроен наш бренный и жестокий мир – ежегодно исчезают много видов флоры и фауны. Якобы, физического геноцида в данном случае нет.
Во-первых, и физический геноцид был. Из поколения в поколение передавались предания о том, как завоевавший земли племен «чюваша зовомые» Иван Грозный штабелями вдоль московского тракта не раз выкладывал тела вырезанных тарханов и мурз чувашских, обезглавив чувашский народ. Истребление народных лидеров шло пермаментно.
Физический геноцид есть и ныне. Естественно, завуалированный. Например, по предположениям независимых экспертов, в 21 веке около одной трети населения Чувашской Республики (примерно 300 тысяч трудоспособных граждан из всего населения республики в 1 миллион 200 тысяч человек) из-за преступной уродливой социально-экономической политики вынуждена регулярно выезжать на заработки в другие регионы страны и работать на непривычных видах производств – на строительстве высотных домов, на рыбном промысле, на добычах нефти и газа. В результате – высокий производственный травматизм неподготовленных морально и не имеющих постоянного опыта работы работников-мигрантов из других регионов и климатов, часто – со смертельным исходом. В немалой степени этому способствуют социально-бытовая неустроенность вынужденных мигрантов и межнациональные и межрегиональные конфликты. В Российской Федерации сложилось целое криминальное направление эксплуатации и наживы на бесправных трудовых мигрантах и для бандитов не существует разницы, мигрант иностранец или гражданин своей страны. Почти в каждой чувашской деревне за эти 20 лет появилось по несколько свежих могил совсем еще молодых людей, которые преждевременно сложили головы ради куска хлеба на стороне. Не говоря уже о негативном влиянии всего этого недостойного 21 веку миграционного процесса на демографическую ситуацию – усиливается маргинализация общества, предаются забвению традиционные механизмы этнопедагогики, национальные механизмы сдержек и противовесов сосуществования, немало семей рушатся, множество детей остаются полными или полу-сиротами при живых родителях, а сколько детей не появляется на божий свет…
Во-вторых, есть геноцид иного уровня: кто измерил степень нравственных страданий моего родного чувашского народа, который обречен на вынужденную ассимиляцию, так как, например, лишен даже права иметь образование на своем родном языке и, в случае обращения к представителям властей на любом уровне на своем родном языке, вполне может наткнуться на ответ типа: «Говори на нормальном языке»? И это – в 21 веке! В так называемой «демократической» Российской Федерации, «вожди» которой считают себя достойными с умным видом и при галстуке заседать и в составе ООН, и в составе ПАСЕ, и в составе G7, и в составе 20-ки и решать судьбы всего мира, всей человеческой цивилизации.
В то же время, сам чувашский народ лишен реальной возможности самостоятельно решать эти и другие, в том числе экономико-производственные, судьбоносные вопросы: от имени чувашского народа в Кремле (говоря образно, относительно всех федеральных органов власти) заседают «рекомендованные» самой Москвой депутаты, частенько – даже не представляющие, кто такие чуваши; назначение любого чувашского министра происходит только после согласования с Моск-вой; все образовательные программы утверждает Москва, в результате которого, к примеру, будущие чувашские филологи древнеславянскую литературу изучают, однако древнетюркскую – нет, хотя бесспорна принадлежность чувашей к тюркской общности; на местах финансируются и занимаются претворением в жизнь только неких общефедеральных унитарных проектов, для региональных проектов финансирования нет; функционирует только двухканальная финансово–фискальная связь – все, что заработано Чувашской Республикой, полностью поступает в распоряжение Кремля, на местах даже не владеют информацией, сколько уходит в центр; а центр после по ложке, по капле возвращает эти средства для обеспечения утвержденных Кремлем проектов, при этом многократно унижая и внушая чувашам, вырабатывая национальный нигилизм последних: «Не забывайте – вы дотационный регион!» и прочая и прочая. Как будто всю жизнь трудолюбивый чувашский народ сидел и сидит на шее Кремля или какого-либо другого сердобольного народа и паразитирует как вошь, как клоп.
Ко всему прочему, по догадке и предположению оппозиционно настроенных сил, львиная до-ля выделенных регионам дотаций и субсидий возвращается обратно в Кремль в виде взяток, раз-вращая нравы собственных граждан. (У чувашей есть удивительно меткая и мудрая поговорка: «Уй ку;л;, в;рман х;лхалл;» – «Поля все видят, леса все слышат».) Поэтому реального прогресса в большой стране нет, кроме, наверное, сферы антигуманного военно-летального и ракетно-ядерного производства...
Почти всегда, любая смерть не вовремя. Подталкивание и доведение живого существа к смерти – всегда преступление. Но для колонизаторов-ассимиляторов народов внутри Российской Федерации «Нюрнбергского процесса» не было, нет и не предвидится. Даже после кровавого сталинского террора против собственного народа в 20 веке, после геноцида против крымско-татарского, чечено-ингушского, карачаево-балкарского и многих других «малых» народов. После последних двух нескончаемых кровавых войн против свободолюбивого чеченского народа. Что уж тут говорить об ответственности за «культурный» геноцид? Все это развязывает руки неоагрессорам и неоколонизаторам. Хотя международное сообщество в лице ООН, ПАСЕ, ЮНЕСКО и других международных организаций принимает немало деклараций и нормативных правовых актов, направленных на решение данной проблемы.
К прискорбию, Российская Федерация, снова пытающаяся учить большую часть мира, как надо соблюдать права народов, сама Декларацию прав коренных народов, принятую ООН, не под-писала и не ратифицировала. Причина такого игнорирования руководством Российской Федерации международного документа ясна, как Божий день: Декларация требует выстраивания взаимоотношений с коренными народами на основе цивилизованных норм и права, что смерти подобно для российской власти, придерживающейся откровенно циничных, шовинистических принципов в управлении государством. К тому же, признание ряда народов Российской Федерации, в том числе чувашей, коренными при цивилизованном обустройстве внутригосударственной жизнедеятельности просто-напросто лишит коррупционных чиновников дармовых возможностей незаконного обогащения за счет земель и природных богатств на территориях проживания этих самых коренных народов.
Демократические механизмы воздействия народом на действующую власть в нашем авторитарном государстве сведены к минимуму: свободные и демократичные выборы, давшие вдохновение и шанс народу Российской Федерации в первые годы после развала Советского Союза на органичное встраивание в цивилизованное мировое сообщество, выродились в выборы советского, даже более уродливого, типа; все представительные (законодательные) органы власти принимают решения только по указке сверху – так разлагает общество пресловутая путинская антидемократичная «вертикаль власти», необходимость внедрения и укрепления которой якобы ради наведения государственного и общественного порядка в стране в сознание общества, по мнению ряда аналитиков, вбивали, наоборот, именно криминальными и террористическими методами.
На демонстративно проводимых «открытых и свободных» выборах идут неприкрытый шантаж и угрозы на всех уровнях, не говоря уже о ставших привычными подтасовках результатов голосования: руководители регионов как бы отвечают своей головой за победу партии власти и ее кандидатов на выборах – помнится, еще в пору ельцинской демократии, в Чувашской Республике победил прокоммунистический электорат и так называемый всенародно избранный «Президент» Чувашской Республики послал в Кремль покаянное заявление с просьбой уволить его с этой ответственной должности, естественно, как бы с «благородной» целью, чтобы Кремль не наказал республику, реально не выделив или не перечислив даже предусмотренные бюджетом страны фи-нансовые средства; в свою очередь руководители районов заранее пишут заявления об освобождении с должности с открытой датой, – естественно, бюджетный шантаж для них тоже действенен; даже руководителям коммерческих предприятий и индивидуальным предпринимателям угрожают возможными осложнениями для их деятельности – через многочисленные проверки со стороны контролирующих органов вплоть до закрытия дела и инициации уголовного преследования; а с руководителями бюджетных учреждений, в том числе и сельских администраций, разговор еще короткий – не обеспечишь победу, значит, снимем с должности, будешь артачиться – предусмотренные бюджетом средства на год получишь 31 декабря, а их надо «успеть» освоить до конца года и отчитаться, не освоишь – деньги отбирают обратно, отчитаешься об освоении и будешь осваивать в январе следующего года – уголовное дело готово; а через них идет уже прямое давление на избирателей – руководители «обрабатывают» своих работников (в условиях высокой безработицы кому хочется потерять работу?), директора и заведующие школ и детских садов – родителей (могут возникнуть проблемы у детей), глава администрации поселения – сельчан (к нему надо постоянно обращаться за всякими справками, субсидии и пособия тоже распределяются по его воле), главврач больницы – пациентов (тут от врача зависит даже жизнь). Доходит до курьезов: на выборах, обычно приходящихся на выходные, все работники больницы, даже отдыхающие в тот день, обязательно должны голосовать в больнице, а не на своих участках по месту проживания (там его выборные симпатии проконтролировать тяжелее, особенно если в городе), накануне дня голосования выздоровевших пациентов из больницы не выписывают, ходячих больных «на побывку» до-мой не отпускают, пока голосование не закончится, здание больницы держат аж на замке…
Смех и грех, но взгляд куда ни кинь – всюду клин!
А как сам чувашский народ, скажет вдумчивый читатель удивленно и отчасти будет прав, если отбросить не менее удивительный вопрос о том, каким образом в целом не так уж многочисленный народ просуществовал, не исчез с добиблейских времен до нынешних, относится к своей такой униженной судьбе? Не хватается за ружье, не устраивает теракты, не повязывает пояс шахи-да… Если учесть, что не менее значимый, чем «Эврика!», человеческий возглас «O tempora! O mores!» сопровождал род людской весь этот длиннющий путь цивилизации, не мудрено удивиться божьему промыслу, для каких-то целей сохранившему этот богобоязненный чувашский народ до времен нынешних. Который в обозримом временном пространстве сохранял как свою национально-государственную, так и национально-культурную суверенность исключительно непротивлением злу насилием.
Забегая вперед, скажем, что сей громадный литературный труд Юрия Сана тоже из этого рода акций сопротивления духа сатанинским козням.
Конечно, в защиту чувашской нации, его разносторонних прав, его языка, как основного при-знака самоценности народа, выступало немало смелых и неравнодушных прогрессивных людей чувашской и иных национальностей. Если ранее это в 19 веке было как простое эмоциональное сопереживание от отатаривания и мусульманизации, как в случае со Львом Толстым, то в первой половине 20 века оно приобретает форму некой «программной» осмысленности: «Народ, не за-вершивший до конца своего развития и несвоевременно, механически пришедший к этому вели-кому акту – слияния с другими народами – без предварительно использования всех своих прогрессивных духовных возможностей, сделает огромную историческую ошибку, он не оправдает вели-кий смысл своего рождения и многовекового существования, он окажется дезертиром истории…» (из выступления чувашского поэта Васьлея Митты на февральско-мартовском собрании чувашских писателей в 1937 году).
Именно процесс цивилизованного осмысления судьбы родного чувашского народа красной нитью, путеводной звездой проходит через весь роман «Скитея», олицетворяясь в делах и поступках Сандра и Гурия Тава, Савара и Тимук, в итоге вознеся само литературное произведение в часть данного демократического процесса, выгодно отличая его на фоне бесконечных кровавых войн и революций в мире.
Труд Юрия Сана ценен и тем, что в основной своей массе сами чуваши, кроме вышеупомянутых единичных случаев духовного сопротивления, на свое разносторонне угнетенное рабское положение почти не обращают внимания. Это особенно касается той части чувашей, которые, вроде бы, призваны если не по зову крови, так по служебной обязанности принять исключительные меры по спасению исчезающего народа (имею ввиду чувашский парламент, чувашское правительство и многочисленные государственные «органы», которые «прихватизировали» данную заботу). Естественно, исчезновение чувашского народа будет невосполнимой утратой для всей человеческой цивилизации. Пусть даже вне абсолютизации чувашской народной поговорки: «Ч;ваш п;тсен, т;нче п;тет» – «Если исчезнут чуваши, исчезнет весь мир».
И не только. Именно это бездумное угнетенное большинство, не умудряющееся обдумать, поставить и демократическим путем решать эти непростые проблемы, при стечении обстоятельств может стать в нечистоплотных руках страшной разрушительной силой.
Не снимая исторической ответственности за свою судьбу с самого чувашского народа, который к 20 и 21 веку утерял свои родо-племенные, военно-пассионарные, религиозные, экономичекие и общественно-политические механизмы сохранения своего народа как нации, нужно отметить, что немалая часть вины за такое трагичное состояние чувашского народа лежит на федеральном центре государства и персонально на высшем руководстве так называемой Российской Федерации, и не только как прямого наследника и «расхлебывателя» имперского наследия царской России – «тюрьмы народов» и Советского Союза, откровенно претворявшего в жизнь политику ассимиляции и слияния народов в «единый советский народ», но именно как непосредственного и циничного продолжателя неоавторитарного, неототалитарного и неошовинистического средневекового правления в этой, по стечению обстоятельств, самой большой по территории и самой богатой по подземным недрам государстве.
К сожалению, в нашей стране мутагенной «суверенной демократии», которая кичится тем, что она – не Запад, видимо, не читают западных мыслителей, а если и читают, то не вникают в суть высказанного: «Мы ответственны за тех, кого приручаем» (Сент-Экзюпери, «Маленький принц»), абсолютно не стремясь достичь этих самых высот западной (европейской) цивилизации. Чего уж тут говорить, чтоб эти принципы стали руководством к действию! Это пока недостижимая мечта народов Российской Федерации.
В годы распада Советского Союза чувашский народ, имеющий свою автономную республику в составе Российской Федерации, сделала слабые потуги в общем русле таких же хаотичных движений остальных субъектов Российской Федерации по укреплению своей суверенности (считай – реальной автономности) в составе федерации, которую вкратце можно было бы объяснить принципами, как «верховенство законов субъекта федерации над федеральными законами» или как «полная суверенность в решении обустройства внутренней социально-политической жизнедеятельности чувашской автономии и делегация внешнеполитических и общефедеральных вопросов в компетенцию федеральных органов управления».
Но так как гражданского общества в Российской Федерации нет, в итоге снова победила не демократия, а дремучая авторитарность, которая к третьему сроку президентства Владимира Путина вылилась в особо уродливое безответственное господство КГБ с неприкрытой коррупцией всего и вся от верха до низу, ничем не ограниченным правовым беспределом правоохранительных органов, фактическим игнорированием собственной Конституции, принятой общенародным референдумом, коварной международной агрессией и внутренним и внешним государственным терроризмом и массовым оболваниванием собственного электората на основе абсолютизации политики русского шовинизма. Естественно, в этой ситуации права нерусских народов подвергаются ущемлению в первую очередь (как ни парадоксально, включая сюда и чеченский народ, который внеш-не одержал победу в войнах с федеральным монстром).
В этой ситуации неудивительно, что поиски и устремления лучших умов чувашей направлены, в числе остальных векторов, непосредственно к постижению истории и развития самой Российской Федерации, вернее – Руси или прото-Руси. Это, скорее всего, даже не своеобразный Стогкольмский синдром, а просто попытки понять наивным девственно чистым провинциальным разумом поведение неоколонизаторов уже в 21 веке. Естественно, эти поиски не бесмыссленны, и преследуют цель найти цивилизованные пути для решения существующей проблемы именно через воздействие на граждан всей страны, а не путем регионального бунта и мятежа меньшей части против большей части одного целого.
Именно на этом поприще, вслед за русским философом Г.Федотовым, написал свое одно-именное эссе «Тяжба о России» чувашский эстетствующий политик и эссеист Атнер Хузангай, к счастью или несчастью чувашского народа, направивший энергию чувашского национального движения в начале 90-х годов 20 века в русло европейского национализма.
Если не сказать, что в русло маргинализма (это уже отчаянная оценка по итогам нынешнего состояния чувашского общества – через 25 лет после всплеска чувашского национализма в европейском понимании этого термина, а не в нынешней российской уничижительной и обвинитель-ной трактовке). Или это сама чувашская национальная пассионарность за эти почти 500 лет оккупации настолько пропитана «русской действительностью» – раболепием, бессловесностью, покорностью, маниакальным страхом перед любой властью, отсутствием инициативы, привычкой «вот приедет барин, барин все рассудит» – и у нее абсолютно не хватает социальной энергии, полити-ческой воли и гражданского мужества на выявление, осмысление и сопротивление ползучему оболваниванию со стороны властей, самостоятельное продолжение борьбы за свои социальные, национальные и политические права, кроме как после первой же неудачи смены политической парадигмы власти безвольно скатиться в болото удушающего маргинализма.
Но извечные вопросы все еще продолжают жить. Они все еще будоражат наши умы.
И вот в этих антидемократичных и античеловечных условиях, в этой атмосфере шовинистического и коррупционного смрада, в угаре гипер-оруэлловской пропагады уродливого создания – Государства, добровольно никак не уступающего своего сатанинского верховенства во взаимоотношениях с Высшим Творением Божьим – Этем (с чувашского – Человеком), в столице Чувашской Республики Чебоксарах живет и созидает Юрий Сан. Ныне он методами высокой словесности пытается охватить необъятную Русь-Рассею через призму чувашского жития-бытия в своем романе в стихах «Скитея».
Несмотря на то, что ныне творит он в городе, который сами чуваши величают Шупашкар – и, непременно, как Шур; Шупашкар (Светлый Шубашкар), ненавязчиво подчеркивая, видимо, древность и богоугодность народа, сотворившего его, поэт превозносит высокими чувствами чувашкое село. И контрастно этому, конечно, нынешнее противоречивое время и его дьявольские нравы нашли отражение в данном обширном по географии и времени и в целом лучезарном произведении, главными героями которого являются светлая любовь Сандра к Санюк, Гурия Тава и его друзей к родному народу, чувашей – к будущей демократической Российской Федерации и, вообще, любовь человека к своей любимой Родине, любовь Этем (Человека) к Жизни, которые бессмертны, как все то, что создано Всевышним.
Вот о чем я счел нужным еще раз напомнить вам, уважаемый читатель, перед тем, как при-ступите к увлекательному чтению романа.
Доброго пути тебе в страну романа «Скитея», дорогой читатель!
ИЛЛЕ*
*ИЛЛЕ – Илья Арсентьевич ИВАНОВ, чувашский поэт, новеллист, публицист, журналист, Лауреат международной поэтической премии им. Абдюльхака Хамида Тархана (Турция), чувашской журналистской премии им. народного поэта Чувашии Семёна Эльгера, заслуженный работник культуры Чувашской Республики, победитель чувашского и призер международного этапов конкурса рассказов им. Махмуда Кашгарского (Союз писателей Евроазии, Чебоксары-Баку). За неправомерное уголовное преследование (за «экстремизм», ст.282, ч.1 УК РФ) Московскими правозащитными организациями в 2013 году признан политическим заключенным.
Предисловие к роману-саге Скитея
© Copyright: Юрий Сан, 2016
Свидетельство о публикации №116091008083
Свидетельство о публикации №116091008083
Рецензии