Роман-сага Скитея часть 2

СКИТЕЯ
Чувашская сага

ЧАСТЬ II


Глава I

Важнее всегда было и будет то,
что нужно для блага не одного человека, но всех людей.

Л.Толстой


Салам, читатель! Брат мой, здравствуй!
Дай Бог тебе добра и сил.
О, солнышко, с улыбкой властвуй, –
Твой вечный блеск землянам мил.
Всяк «хомосапенсу» под небом
Житуха – хлеб! Но… не лишь хлебом
Он жив, – будь бомж иль властелин,
Будь низкий раб иль высший чин.
Людишки – в жажде у колодца,
Во власти суетных сует.
Что жаждет Божий человек?
Духовной пищей То зовётся!
Таков «секрет» у Бытия:
Жизнь бездуховно жить нельзя.

«Пустой бамбук», хоть будь он трижды
С «загадочной-сякой» душой, –
Не чует лучика надежды
Духовности: нутром пустой!
Но там полно излишеств всяких,
Блестяшек-ценностей дурацких,
Которые в наш нано-век
За «бога» вовсе! Человек…
И чем пустей «бамбук», тем выше
Он тянет шею. Вот закон
Мещан: «За деньги – душу вон!».
Душа – трав ниже, капли тише
В груди, но с Богом в каждый миг;
О, у души – Небесный лик!

К чему я это? Бог лишь знает…
А я вот знаю, что без вас,
Друзья, моя жизнь дымкой тает;
И чахнет грудь, и слепнет глаз;
И будто дней круг вдруг замкнулся.
И потому – я к вам вернулся,
«Верхом на ветре, рысью, вскачь»
(На «ярзабусе», так сказать).
Как быть на этом белом свете
Мне без тебя, читатель мой?
Мне без тебя – весь мир пустой;
И тесно так на всей планете!
Итог – засел вновь за стишки
Слуга покорный твой (прости).

Ярзапус – (на ярзапусе) с чув. пешком, «пешкодралом» (шутливая форма простонаречья).

За эпилог прости, за ранний,
За преждевременный такой;
За слог топорный, стиль бездарный
И за сюжета путь лихой,
Где бег «Историй-завихрений»;
Где петушится автор – «гений»
(До коликов-икот смешно!)
Объять мир необъятный… Но,
«Коль зажигают звёзды в небе,
Кому-то, значит нужно то!».
И Правде-матушке в лицо
Смотреть, – нет страха в его сердце:
Поэт – на то он и Поэт,
В сердцах зажечь чтоб Правды свет!

А то ведь что там получилось
В книжонке прошлой, «проходной»?
Чего-то там не то случилось
В конце романчика, с лихвой:
«Копец» цивилизаций! Бледно.
И автор в грусти ночно-денно,
Что вышла так его тропа,
Героев где прошла толпа.
Но до того – ещё полвека,
До часа «Х». На тормоз, стоп –
Назад, в роман, встремглав, в галоп!
Полвека – жизнь для человека
Почти; и автор оттого –
К своим героям, снова; во!

С чего ж начнет он продолженье
Глав прошлых, пройденных частей?
Дерзай, поэт, жги, дай движенье
Сюжету; мир ждет новостей!
…Согата с маленьким Саваром –
В Чувашии, в столице. Знаем, –
Сюда стремился её дух,
Все чувства, зрение и слух:
Она была здесь… в счастье, с Сандром, –
С единственным на свете, с ним,
С родным, любимым, дорогим,
С ближайшим, в снах кто рядом-рядом!
А наяву, тут, рядом – жизнь;
На вид – базар, на вкус – полынь.

Да-с… Но базар спасал вначале
«Беглянку»; тяжко было ей.
Клещами нужды зажимали;
И боль в душе, всех нужд сильней.
Она попала на «толкучку»,
Послушавшись одну подружку,
С которой в колледже была
Знакома, так себе, едва.
Да подсобила та чувашка
Согате так, – ну, как родня:
В её коморочке ни дня
Чужим не чуял и сынишка
Себя; и мать – как б дома здесь.
И ладненько, – хоть это есть.

Ведь и в соломинке в час трудный
Опору видит человек.
Настал тот час вот, – мрачный, жуткий;
Закрыли нужды Согде свет!
Да тут искринка даже… солнцем
Покажется; в лишенье тяжком
И слово тёплое – бальзам,
Лекарство как от сотен ран.
Мамаша с маленьким ребёнком,
Работы нет, и нет угла…
Не оценить того добра
Чувашки, что знакома мельком
Была с Согатой. Стала ей
Сестра как; нет её верней.

А как же? Жизнь начать с начала,
С нуля, как с белого листа,
Когда тебя к стене прижала,
Вдавила крепко так беда –
Совсем не игры и не шутки!
В обойме жизни пытки-штуки
Наизготовке в час любой;
Зовётся это – «смертный бой»
За место под сияньем солнца!
Хвала родителям, поклон:
Они всегда, везде, во всём
Согате – тыл, как говорится;
Они для дочери – родник
Сил жизненных, да в каждый миг!

А так ведь сами посудите:
Мечтала Согда встретить тут –
В чувашском краюшке-«планете» –
И Тава, и его весь круг.
Они б Согату поддержали,
Нашли б жилье, работу б дали;
Ведь Сандр Таву был как брат,
Как ученик был, как солдат!
Но – пал писатель тот от пули;
Как жаль! Как больно это знать.
В нём было силище, видать,
Такое... Власти не простили
Поэту вольный стих и Путь.
Землица пухом будет пусть…

Нашла, достала, прочитала
Согата книги Тава всё ж
(В «Палате книжной» всё шуршала:
«Крамолу» ту лишь там найдёшь).
Невзрачные, простые книжки,
Без глянца-блеска, без картинки;
И с гулькин носик – тиражи:
Видать, Поэт жил на гроши.
Но бьёт родник из каждой строчки
Как будто; солнце там стоит!
Там Правды колокол звенит:
Шедевры, а не заморочки!
Свинец пробил Поэта грудь,
Прервал полёт, отрезал Путь…

Таких титанов – да беречь бы
Всему народу Чуваш Ен,
Геройский дух витал здесь чтобы
И предков царственная тень!
Наоборот вот всё: в ком сила,
Кто для народа за Светило, –
Того на взлёте и собьют;
Вот так титанов «берегут»
В Чувашии сегодня! Завтра
Что ждёт чувашско-скифский род?
Реликтовый стерётся код
Из памяти Паттора-рода…
Про это думала вот так
Согата; с болью, не кой-как.

И что ей так и мил, и дорог
Край этот тихий и простой?
Здесь дух народа скромен, кроток,
В согласии с самим собой.
В делах видна трудолюбивость;
В быту же – детская наивность;
Чуваш – доверчивый добряк;
И никому, ни в чём не враг…
Да на себе познала это
Согата, – здесь жила пять лет;
Тут встретила любви расцвет!
Ах, здесь любимый пал навечно…
Как вспомнит Сандра, то всегда
У Согды – кругом голова.

Земля кружится своим ходом.
Бегут дни-ночи чередой.
Прошёл и год под небосводом –
Весна и осень, май с зимой.
Смогла вот Согда в детский садик
Устроиться. И с ней – Саварчик,
Зачислен в группу дошколят;
Тот счастлив этим, горд и рад!
Согата, хоть и «разведёнка», –
Авторитет всё ж средь коллег;
К ней нареканий-жалоб нет.
Работу знает свою тонко.
В общаге угол дали ей, –
Ну, комнатку; и жизнь теплей.

А жизнь, – она такая штука:
Одним в хоромах – тьма и стынь,
Другим в коморках – свет и шутка;
Такая штука она – жизнь…
А что сказать тут покороче,
Чтоб зря не ляпнуть лишних строчек?
Судьба нам свыше всем дана.
У каждого своя она:
Кому-то – вечно ползать гадом;
Кому-то – стрижем пролететь.
Об этом стоит ли трындеть
Частушки? Автор, шире шагом!
Героев выдай нам ещё,
Народ чтоб крякнул: «Хорошо!».

Хорошее словечко это –
С самих небес Скитее в дар;
Ровесник разума и света,
Добра и радости нектар!
Хорош – Хор Чваш; Чуваш – от Хора,
Божественное это слово!
Чеуш, чавес, честь… – в языках
Народов мира и в сердцах
Достойнейшее держат место.
К чему слуга ваш говорит
Всё это, – «скиф», «чуваш» твердит?
Да Правда стала чтоб известна!
Узрел чтоб мир, людской весь род
Лик Истины; и знал чтоб «код»!

И ход… Бредёт наш сказ по ходу,
По тропкам, трактам – по пути;
С «коллегами» совсем не в ногу,
Не к месту-времени, гляди, –
Из ряда общего вон вышел!
Мишенью стал готовой с «вышек»
Для «критиков» («конторских дул»);
«Разбой!», «Тревога!», «Караул!», –
Уж вой «сирены» во всё горло!
(Хотя сигнальный экземпляр
Ещё не вышел в свет)… Кошмар –
Голгофа – автору готова.
А тот ж резвится без узды, –
«Глаголом…». Не было б беды!
***
Тимук – сын Тава. Повзрослел он.
Закончил школу, сдал ЕГЭ
(Который  нахрен и не нужен
Как пятая нога козе,
Мозгов которой не хватает).
«Коза»-минобр же бодает
Страну рогами, – аж бычком:
Советский опыт весь – на слом;
Толкает школьников упрямо,
Ослино, к пропасти самой;
И блеет куклой заводной
О модернизации, о нано…
Тимук-то баллов всё ж набрал,
И – в ЧГУ: студентом стал.

Парнишку привела путь-тропка
В чувашский университет;
Куда ж ещё ему приткнуться?
Нет блата, денег тоже нет.
И как мечтать тут о столицах, –
Уж лучше пусть в руках синица,
Эх, чем журавль в небесах.
Вздыхала Тимки мать в слезах
По ноченькам тайком в подушку
От горя… и от счастья, да:
Судьбинка-долюшка сынка
Тревожит; но и греет душу.
А парню – в радость каждый день;
Ему дай жизни светотень!

Так травка тянется ввысь к солнцу, –
Сквозь камни рвётся жить цветок!
Не эта ли судьбинка хлопцу
На долю выпала? Что ж, рок;
У них «семейное», знать, это:
Ввек биться за кусочек места
Под солнцем… на своей земле –
В Скитее-матушке-стране.
Но чем ты больше тратишь силы,
Тем крепче дух твой, да и плоть.
Вот Истина, не что-нибудь;
Бессмертнейший закон природы!
Ярчайший этому пример
Тав Тимка – юный, здесь, теперь.

Хоть вырос в бедности сын Тава,
Но средь ровесников своих
Слыл с детских лет за атамана:
Мог побороть один троих;
Владел и валящим ударом.
Но рос пацан добрейшим малым;
И батя Тимкин был таков.
Всесилен, знать, природный зов:
Сын – продолженье бати в мире.
Таков святой закон небес,
Что дал всем людям Бог-Отец;
Он в каждом – дух, живущий в теле.
Гордился б сыном Тав-Поэт!
Но жаль, – его в живых уж нет…

Есть небо, солнце, есть звёзд стаи,
Есть воздух, бабочки, трава;
Есть люди, – в радости, в печали;
Есть всё, чтоб жизнь… такой была.
Нет Тава Гурия – Поэта
Под лаской солнечного света,
В кругу его родной семьи!
Над ним – могильный холм земли…
А свежий ветер будто шепчет
Стихи на этом месте, тут;
Цветы здесь нежно так цветут;
Здесь душу будто что-то лечит…
Семейка Тава часто тут
Бывает. «Вождь» семьи – Тимук.

Журфак – вот что парнишка выбрал
На пятилетку жизни. Он
Знал сердцем, духом чуял: вымпел
И флаг отца теперь – на нём.
На нём – отцовская чувашскость,
Правдивость, мужество; он – личность!
Нутром так Тимка понимал.
Душой народный стон внимал.
Готовился к грядущим битвам.
И дух, и тело закалял.
Слабинке воли не давал;
Тянулся к подвигам… и к книгам.
Лицом и духом – весь в отца.
О том пел б автор без конца.

Но мысль его вовсю несётся
Вперёд, знай только поспевать!
И строчка за строкою вьётся,
Творя узоры на тетрадь:
…Анютка юная – цветочек;
Косички, чудо-голосочек,
Лозою гибкий тонкий стан,
Толковый нрав не по годам…
Не с ангелочка ли Всевышний
Творенье создал на земле?!
Она мила тебе и мне,
Читатель, друг ты мой заочный.
Анюта – Тимкина сестра –
Душой нежна, умом остра…

И Тава взгляд в глазах девчонки;
В улыбке – солнышка печать,
И стержень гордости в осанке,
И дух, и лик... Отцу под стать
Анютик-цветик – дочь Поэта!
И в спорте – первое лишь место;
И в знаньях – лучшая она;
В ней жилка лидера видна.
Средь одноклассниц и подружек
Анюта – «старшая сестра»:
Не по летам своим мудра;
Авторитет и для мальчишек.
Видать, сполна Тав передал
Дочурке свой потенциал.

Девчонка пятый класс кончает;
Отличница, другим пример.
Задачки с ходу все решает;
Открыта ей в науку дверь.
На сцене школьной – чародейка.
И дома – «взрослая» хозяйка:
В любой работе – с огоньком,
На ней ответственность за дом.
Порядок держит Тава дочка;
Одним словечком – так держать!
Не налюбуется же мать
На чад своих, – на дочь, сыночка.
С утра до вечера в трудах
Ирина: жизнь на плечах.

Поднять детей – одна молитва
У Иры, Гурия вдовы.
А боль – ещё в душе, как бритва!
Сомкнул муж очи… Только сны
Ирине как бы за спасенье;
Как… мимолетное виденье,
Когда является ей муж, –
И счастлива она! И уж
Как будто вечно будут вместе,
Вдвоём – одно как б, на весь век;
И сказкой – жизнь, и смерти нет
Как будто!.. Но на этом месте
Сны обрываются. И боль,
И явь, и ночь – на рану соль!

Так хочется завыть от горя,
Что душу в клочья рвёт и жжёт…
Разбила вдребезги потеря.
Ах, сердце Иры; давит, гнёт
Стотонной тяжестью судьбина!
Нет Тава… Был герой-мужчина
Муж Иры. Вот лежит в земле.
Тоска, печаль теперь в семье.
Кричит без звука угол каждый,
Что помнит Гурия; что всё
Напоминает тут его –
Поэта, кто был столь отважный.
Подушки мокрые от слёз
У Иры… Бог, зарю б принёс!

И – на работу вновь; и снова
Начальству мерзкому служить.
Не пикнуть против «боссов» слова!
Там, «выше» кто, – «умеет» жить;
Там вор на воре! Управляет
Там Вор; «законно» восседает,
«Святей», превыше, круче всех –
«Гарант», и «лидер», и «успех»…
По всем углам и уголочкам
В глаза прёт копия Кремля;
Больна российская земля, –
Казну рвут-тащут по кусочкам.
Попробуй вякнуть кто «разбой!», –
За клетку канет с головой.

А вот с ЧР дотационной,
Где и бюджет – лишь с гулькин нос,
С картиной сей традиционной,
Со сценой дел, и лиц, и поз, –
Читатель, ты знаком не хуже,
Чем автор. Может быть, и лучше.
ЧР не путай же с Чечнёй:
Пустой карман… с «тугой мошной»
Не различить нельзя, коль шаришь
О том, о сём, кой-что башкой;
Коль чуешь, что и как душой;
Как на ладони мир, товарищ.
Но – пыль в глаза, в мозги туман…
Асс-фокусник «царь» россиян!

Он средь живущих самый «умный»,
Отец «едроссиков-братков».
Добро народа хапать шустрый
«Законно», «в масть»… «Лови воров!» –
Мурчит из ящика-экрана,
Прикрывшись панцирем закона.
Кошмарит бедный свой народ;
Околотронный холит сброд;
«Вражину» мочит по сортирам
И в Лондонах, и в кишлаках;
И «Нобеля» взять тщится (вах!)
Тот «миротворец» уж пред миром!
«Конторы» отпрыск, бывший «нуль»
Россию в зубы взял: «питбуль»!

…Лошадкой тянет воз Ирина;
«Воз» долюшкой-судьбой зовут.
Невзгоды – в лоб, а счастье – мимо.
Как не вздохнёшь со стоном тут?
Героем был чуваш Тав-Паттор;
Его в пример себе и автор
Всё ставит! Да таких уж нет.
Скукожился, иссохся свет.
Надежда, хрупкая – лишь в детях;
Дай Бог, они чтоб в полный рост
Смогли б расправить плечи: «воз»
Попался б им чуть-чуть полегче.
Тимук с Анюткой – Ире свет,
«Молнийотводики» от бед.

Без них Ирина бы согнулась,
И камнем пала бы на дно
Безжалостнейшей жизни-пурнось!
Нет счастья, горя же – полно
Для вдовушки Поэта Тава.
Хоть волком вой до небосвода, –
Участья-жалости ей нет;
Оглох, ослеп как б белый свет.
И если бы не дочка с сыном,
Их мама и с ума сошла б!..
Лишь ради них в ней кое-как
Есть силы быть на свете этом.
Глаза детей, зовут что жить, –
Для матери… как с миром нить.

Пурнось – с чув. жизнь.

Ещё – есть угол на планете,
Святое место для души:
Могила Гурия в деревне
Чувашской, древней столь, в глуши.
Тут Ира молится, рыдает;
И улыбнётся чуть, бывает,
В беседе с мужем; и молчит.
Цветки водичкой оживит…
А Тав в неё глядит с надгробья,
Как б улыбаясь, д;бро так:
«Не плачь, Ирина, смерть – пустяк;
Живи и радуйся! Ввек твой я…».
Вот праздник Иры весь. О, Бог,
Зачем ты Тава не сберёг?!
***
Недалеко от мест вот этих –
Тайба, деревня-побратим
Деревне Тава; из далёких
Времён их дни, из тьмы глубин.
Тут Каверле, Вовук – что «боссы».
Страшатся и задать вопросы
Односельчане этим двум.
У них – власть, сила; в «деле» бум.
Нос поднял «бизнес» их, вширь рвётся;
И всё, и вся им нипочём:
Детсад урвали, и – на слом;
Теперь кабак там, водка льётся!
К дерьму как мухи, и юнцы –
За пойлом: сёл окрест «гонцы».

Дверь круглосуточно открыта
Для всех, в ком глотка жаждет пить;
В деревне ведь основа быта –
Пахать да и баклуши бить.
Как после дня-то трудового
Не тяпнуть рюмочку спиртного?
Где рюмка, там же и стакан;
И глядь, уже и встельку пьян
Валяется в грязи работник –
Примерный муж и семьянин,
Экс-асс колхозник, крестьянин,
И швец, и жнец, кузнец и плотник.
«Шакурчику» навар рекой
Течёт на счёт! Наш день такой.

А в клубе, рядышком со сценой,
Дверь прорубили; и – «Спорт-бар».
Тут жидкостью вонючей, пенной –
Пивком – всех потчуют как б в «дар»;
Лишь подпись ставь, да и делов-то!
Да «кабал;й» зовёт всё это
Народ, – кто пьёт и кто не пьёт;
Для Каверле который – «сброд».
«Спорт-бар» кликухой стал «спиртбаром».
И дом у «босса»-Каверле,
Хоть замок вточь по крутизне, –
Все нарекли не зря «амбаром»:
Водяры, пива и жратвы –
До крыши там, во все углы.

Глянь издали, вблизи – понятно:
Засел тут жмот и мироед;
Сплёл сети тут паук изрядно!
Как терпит монстра белый свет?
Все знают-ведают – был вором
Шакура род; и есть! Вточь ворон
И внук – стащить куш мастер он
(Делишек тёмных «чемпион»).
Хотя таких в округе каждой
Возможно встретить; но Шакур –
Дед «бизнесмена» – «брал» не кур,
А конокрад-бандит был «важный»!
И внук-«паук» не отстает –
Заложен крепко «шифр-код».

Отцу под стать и каверлята –
Зубастики, во всей красе;
Буржуйчиков полна палата;
Их «склад-амбар» – дворец в селе:
Коттедж с бассейном, трёхэтажный.
Отец семейства с харей важной
Чад родненьких готовит в жизнь,
Чтоб каждый стал в ней «господин»!
А в тех уж чуется та жилка:
То шейку курочке свернут;
А то вдруг вдребезги помнут
Соседям грядки… «Дел» копилка
Полна уже у каверлят –
Шкодливых с люльки шакурят.

Верна себе природа: «лепит»,
Как под копирку выдаёт
Потомков; в них узнали б предки
Себя, «любимых», ёшкин кот
(Восстали б коль на миг из праха)!
Шакур – разбойник, «князь» тьмы-страха, –
Гордился б семенем своим,
Род-племечко узрев таким!
С пелёнок чуется шакальский,
Звериный дух в его роду;
Не зря ж в народе на слуху
Шакур-дед – вор, убивец адский!
Тут – «клоны»-правнуки, ордой;
На всех «знак фирмы» родовой.

Прёт танком Каверле-Шакурчик
По душенькам односельчан.
На вид – что свеженький огурчик;
Нутришком вот гнильё и срам.
Бандюга-дед с «большой дороги»,
Чьи зверства помнят дни и годы, –
Стал роду внука… дрожжи как:
Семейству «босса» совесть – враг!
Что ж, плод от яблони… Всё верно
Гласит народная молва.
Да Мелкин – сенчекский глава,
Друг Каверле, – глядь, сверхотменно
За «труд» буржуя наградил:
В райдепутаты посадил!

«А что такого? «Жгут» примеры
На властных высших этажах;
Слепят глаза низов, без меры!
И стиль, и мода дня – в «вождях»,
В «смотрящих», кто калибром больше:
В Госдуме и в Федсобр-«ложе»
Да сколько ж этих «Каверле»
Урвали крёсла, глянь, себе?
А что же Мелкин? Он же тоже –
И «царь», и «бог» (пахан, верней)
Всех этих мест окрест, ей-ей;
И круче, может статься, даже!».
Кто ляпнул это? Да глава!
(Хоть и безмозглый, – что дрова).

Кто депутат? Шакур?! Округа
Вся в шоке, «варежку» раскрыв…
Но – всё «законно», шито-крыто,
Всё в норме; даже есть «отрыв»
По голосам у кандидата,
У «предпринимателя»; вот так-то!
Вот «выборы» вам, господа –
Крестьяне лапотные! Ша!
«Медведь» что хошь вам нарисует
Всевластным лапищем «едра»;
И вой, народ, ему «урра!»,
«Да здравствует!», «Да вечно будет!»…
До слёз знакомые слова;
Их и во сне орёт глава.

Во сне Мелкашка – и министр,
И очень-очень крупный чин,
И унтер-пупер бургомистр;
Одним словечком – господин!
Как по-другому и иначе?
Ведь всех и выше, и богаче
«Мелкаш» – смотрящий мест окрест,
Чинушной мафии «отец».
Да вот в последнее-то время
Вдрожь просыпается, в поту;
И прелесть снов вмиг – под хвост псу;
И чешет вор пугливо темя:
Во снах в наручниках ведут
Воришку на народный суд!

Хотя… не  мелочь Мелкин – «шишка»
Во время выборов, когда
Себя сам «выберет» Топтыжка
Во власть. «Едро;зверь!». Во-о, дела…
По правде же, Мелкашка – сошка:
Был Кольке-празднику шестёрка,
Теперь – Йыкнатке лизоблюд.
Йыкнат – «хузя» ЧР, хоть плут
И баламут, мудак… ишакский:
Вогнал в долги родимый край,
Пора вопить «разбой, спасай!»;
В дерьме «вершок-бомонд» чувашский.
Но в сборе нужных голосов –
Грев «мишке»! Тот не рвёт шнырьков.

Зверюга тех рвёт, с хрустом, в клочья,
Кто Правдой – в лоб ему, в глаза,
Не выдержавши лжи удушья;
И глядь – их нет уж… «Чудеса!».
«О, две вещицы лишь под небом
Должны цениться человеком:
То – жизнь и смерть!» – глас мудрецов.
Да глас сей тонет в мути слов.
Назвать бы им и третью вещь-то,
Что совестью зовётся ввек;
И без него – не Человек
Живущий! Правда эта вечна.
Но та «вещица» – дефицит.
…Слуга же ваш в сюжет спешит.

Тут шестерня намного мельче,
Чем Каверле, Мелкаш, Йыкнат, –
На суд читателя, извольте:
Вовук-кудряш – и так, и сяк.
И мысли, и делишки Вовки,
Сказать конкретно коль – лишь «лохи»;
Ни рыба и ни мясо – фарш;
Никто он, звать никак: «Кудряш».
На Каверле шнырит лошарой,
Слугой безродным и рабом,
Безликим смердом, псом, скотом,
За кость прижавшей хвост сучарой…
Продался «боссу» вошь-«Кудряш»,
Да с потрохами всеми аж!

За самопальную водяру
И за протухший закусон
Вовук продаст и дом, и маму,
И всё, и вся, и крест с Христом.
«Кудряшка» уж и не кудрявый, –
Плешивый, скрученный, слюнявый;
В солдатах не был, нет жены
(Впустую носит чмо штаны);
В какой же миг в гниль превратился
Батыра-Сандра «брат» и «друг»?
Да в миг, как предал друга вдруг;
Как струсил, бросил в битве, смылся!
Да, с дня того Вовук-кудряш –
Иуды тень… Муляж-чуваш!

Отец его – бугор артели
Шабашничков; ну, точно крот:
Снежочка в зимний день едва ли
Куркуль отдаст задаром – жмот.
Таков закон у Микулая:
С гуся вода как – боль чужая;
«Своя рубаха ближе»… Вот
И весь его верховный бог.
А сын, наследничек, тьху – мямля;
Для бати данность эта – бич,
Пощёчина, пинок в зад: ишь,
Преемник вырос – лодырь, ляля!
Бугру артели эта «вошь» –
Родная кровка – в горле нож.

Заноза как б в одно местечко;
Больней и глубже с каждым днём
Та рана, ну, как пытка чисто;
Беда-а! Всю душу жгёт огнём…
Мать Вовки на глазах седеет,
От горя гнётся и худеет:
Сынок родимый стал… упырь,
Алкаш! Вбил в сердце мамы штырь.
Ах, матери на это тяжко
Смотреть; закрылись бы глаза,
Чем видеть падшего сынка…
Но – мать в слезах: дитя всё ж, жалко!
«Дитятке»-лодырю уже –
Лет три десятка вообще.

Вот так сорняк из ниоткуда
На чистовсполотой меже
Вдруг вылезет, – и нагло-тупо
Попрёт махрово, в кураже.
И огород коль подзаброшен,
Не под присмотром, не ухожен, –
Так в плен возьмёт всё сплошь-кругом
Лихой бурьянный бурелом.
А средь людей – ещё похлеще:
Прёт не бурьян и не полынь,
А нелюдь вовсе, зверский хлын,
Гадёнышней… гадюки даже!
От пьянства стал Вовук-мудак
Не человек, а вовсе брак.

Перед людьми за чадо стыдно
Родителям: судачат уж
По всей деревне про их сына, –
Мол, ни на что Вован не гож;
Ему бутылка лишь, мол, пара;
Мол, за мозги в башке – водяра;
И тунеядец, и лентяй;
И не мужик он, а слюнтяй…
Ах, родичам – край это слышать;
Молва людей сердца их рвёт;
Не брешет ведь земляк-народ!
Деревня знает, – кто чем дышит.
Под микроскопом как бы тут
И мысли все, не только быт.

Тут держат пальчики на пульсе, –
Не на своём, так у дружка,
Соседа, кума, а то вовсе
Всего… домашнего скота.
Ну, не шучу, друзья, ей-богу:
Чем кормит сват свою корову
Иль шурин как… козла забил
(За то, что грядки тот изжил)
Знать-ведать – дело пресвятое,
Событие аж, так сказать!
А слухам – только бы скакать
По ушкам; дельце их такое.
Событий полон год иной, –
Убийство, кража, мордобой…

Крестины, свадьбы, именины, –
Сам Бог велел их отмечать.
Жизня вся – зеброй у деревни:
Полос-то и не сосчитать
И белых, да и чёрных; уйма
И бед, и праздников… Ух-эхма,
Двумя словами, – сгинь, тоска!
Деревни быт таков-с, друзья:
Встречать с открытым сердцем зорьку
И так же просто провожать
Закат; и Родинушкой звать
По гроб дыру медвежью эту,
Глубинку, дно, отшиб… Да вот, –
Как б счастлив даже здесь народ!

Крестьяне – что ещё тут скажешь?
Веками матушкой-землёй
Душа в них держится; и даже
На «волю» так рванёт порой –
Наломит дров-делишек с гору, –
Уздечку аж накинуть впору:
Взбрыкнёт, взметнётся на дыбы,
Поржёт, поскачет! – и, увы,
Осунется, угомонится…
И пенки-спеси – нет следа.
И вновь «душе ручной» – межа
Да вечный плуг; и снова длится
Крестьянина житуха-век
«Ослиным» шагом, а не в бег.
***
На той же улице деревни –
Знакомый автору и вам
Дом деревянный. Куст сирени.
Забор скривился к лопухам.
Сарайчик без дверей и крыши;
Знать, с голода там даже мыши
Концы отдали. Но – здесь что?
Бутыль, селёдка… На крыльцо
Слетелись мухи тьмой-ордою
Лакать пролитый самогон.
Тут подан им и «закусон»;
Мух рать – в объедки, с головою.
Вот и хозяева: в сенях
Храпят; бардак здесь впух и впрах!

Да кто ж такие? Грязь, вонище;
Детишек – куча, по углам;
Чумазые, – в возне, в пылище…
Глядеть не хочется глазам
На эту пакость-безобразность.
И «травка» тут: пожуй – и «радость».
Откуда взялся этот сброд,
Не тутошний пришелец-род?
Чужие это, не тайбинцы.
Да кто ж сей табор заселил
В дом Сандра?.. Мелкин так скозлил!
Такой вот «анекдотик», братцы.
Тут ахнет, кто знал Сандра встон.
Средь ясного денёчка – гром!

Ведь надо ж: за какой-то годик
Уютный двор, где рос и креп
Деревни гордость, паттор-хлопчик, –
Вдруг превратился в хлев-вертеп!
Там день и ночь «кипит» житуха;
Там будто нечести да лихо
Творят совместный пир-шабаш…
Там пришлые, а не чуваш!
Видать, впиталась травка-дурька
Аж с материнским молоком
В их клетку каждую. Притом
Ведут себя по-хамски жутко
С тайбинцами, кто жил здесь ввек.
И от «гостей» тех спасу нет!

Дом отчий Сандрика Смирнова
Мигрантам мигом стал «своим».
Столбом застынешь тут без слова,
Не то чтоб стих сложить иль гимн...
Воспеть бы Гимном того парня,
Который в землю пал так рано;
Но за собой оставил след
Геройский, будто из легенд!
А тут… иные уж «герои»;
И им начхать на всех и вся,
Не писан им закон, статья.
И их хозяева – экс-воры;
Без «экс», вернее: нынче, тут
«Дела» их в гору зверски прут.

И всё прощается им сверху;
Вожак-то – «лидер» и «гарант»
Партийно-стайному «успеху»
Мульттолстосумов-едроссят!
Ещё не видела Россия
Такого архибеспредела:
В какие-то семь-весемь лет –
Бес прав рабочий человек,
Упал ниц… Прут ввысь олигархи
Шустрей, чем даже в США.
Не стоят медного гроша
Простых людишек стоны-ахи
Для «Плутика» (прости, народ:
Вновь автор влез на свой «конёк»).

Мы знаем, как похоронили
Батыра-Сандра земляки;
Как мать слегла без капли силы
В объятия сырой земли.
Ушла за сыном; их могилы
Тут, рядом, вместе. Их любили
И уважали на селе.
Санюк Светлова… в их «семье» –
Подруга Сандра, – что цветочком
Сломалась рано так. Так жаль!
Стоит великая печаль
На этом месте ангелочком.
Санюк и Сандр, с ними мать;
Лежат в земле. Тут – что сказать?

Тут можно лишь вздохнуть на небо,
Прося Всевышнего Отца,
Чтоб душам их там было любо,
Где свет и радость без конца.
Наверное, там так, земляне.
А мы здесь – «ёжики в тумане».
О чём ты, автор? Что застыл,
О доме Сандра позабыл?
А вышло так: дом как б «бесхозный»;
Хозяйство хапнул сельсовет.
Наследников в бумагах нет.
Районной власти – куш законный.
А Мелкину – актив в отчёт:
Мол, строил, сдал, вселил в дом тот!

Умеют там лепить отчёты,
В администрации; там – «рой»,
Отъел кто на «казёнке» попы;
Им пай народно-общий – «свой»!
Они – «трудяги» (на бумагах),
Хоть их малюй аж на плакатах!
Когда, и где, и что урвать, –
На это мастер мрази «рать».
А впереди чинуш ретивых –
«Мелкашка», – что тебе Чапай!
Да вот ведёт… с народом бой
Сброд этот резвых «шавок» местных.
Да, Сандра дом – «Мелкашке» в «дар»;
И тот – «хозяйчик» там и «царь»!

Вселил… «то», что по разнарядке
Спустил вниз сверху госбюджет:
Полоть, полить, мотыжить грядки,
Махать метёлкой, чистить снег
«Нехватка», мол, в России кадров!
Черным-черно «лицо» базаров;
Чернушное купи-продай;
Изюм-банановый «рой-рай»…
Вот вся «мигрантская» «идея»
Сегодняшних «отцов» Руси.
Заводы сдохли. И – соси
Ты лапушку, медведь-Рассея.
Поглядь-ка, и в глубинке уж
Прёт «чёрное» базарных душ.

Нет, автор вовсе не «зверь-наци»;
Он тюрко-скифской крови сам;
И чует корни свои, братцы.
С корней тех – нынешний наш Дом:
Цивилизация под небом!
Богат был предок его хлебом
И духом, как никто другой.
Но мир сегодня уж иной:
Техничность схавала духовность;
Стал Запад «круче», чем Восток, –
Такой вот в мире поворот!
От бедности цветёт порочность
Семьи мигрантской, что в Тайбу
На «миг» осела (на беду!).

Тайба… Тут Сандра почитают,
О нём тут память столь светла.
Но – в доме парня обитают
Лихие «гостюшки»! Дела-а.
В деревне ведомо всем точно:
Скозлил-то Мелкин так нарочно,
Чтоб «сдуть» из памяти села
Батыра Сандра-удальца –
Дружка опального Поэта
И верного ученика.
Юнца зарезали зэка…
Он нёс, как флаг, дух Человека!
Он стал б Вождём чувашам всем,
Достойный Славы и Поэм.

Глава II

Истина – это не то,
что можно доказать, а это то,
что нельзя избежать.

А. Сент-Экзюпери

Лик жизни… Столь разнообразен:
И грусти полон, и смешон;
Как обезьяна безобразен;
Иль свят, как колокола звон.
Так и в романе этом лица:
Одни – как ясные зарницы,
Другие – хмарище и муть;
А третьи – глянь да позабудь.
…У Эльзы ж уйма всяких ликов;
И ухищрений, да и поз;
Как дать, сколь взять – ей не вопрос;
Полна её «шкатулка» трюков.
«Мамаша» бабочек ночных
(«Мать-героиня!» – ржёт и стих).

Век – двадцать первый в мире этом.
Как на ладони мутный век:
Под ручку с «волей»-интернетом
«Резвится» в клетке человек!
И «окрылённому» всё мнится,
Что он свободен, словно птица;
Что мир – у ног его, дрожит;
Что купит рай аж за гроши!
О, век продаж души и плоти
Людской; в делишках и умах –
Досель невиданный размах
Двуличья, алчности, корысти.
А из-под маски прут рога
И два ужаснейших клыка!

В Чувашии, в глубинке скромной,
Путане тесно уж; подай
Размер поболее, солидный;
«Кобыле» – поле-разгуляй!
Москву «окучивала» Эльза.
Наварчик – ей, клиенту – «польза».
А года через три – прыг-шмыг
Уж за кордон! Готов, как штык,
Клиентик тамошний, с мошною,
Пузатый, лысенький, шальной
(На свете том одной ногой)
Буржуйчик с серенькой душою.
Без разниц Эльзе; хруст купюр –
Музон ей; впляс кровать, в аллюр!

Да тратить стоит ли чернила,
Чтоб столь описывать ту грязь?
Всегда, везде, всё это было
И будет впредь: у Тьмы – свой князь,
Своия и свита, и прислуга.
И вовсе дела нет до Бога
Той мрази грешной на земле!
Под солнцем даже, – как во тьме
Порода эта рассекает.
Планета вся ей – «красный дом».
Рать-кодла нечисти числом
Во все века не убывает;
Какое там! – в шик-блеск цветёт
Махрово сей «запретный плод»!

Адама род уж изначально
Обвил Змий «ласковый» в раю,
Как это ни было б печально…
Да к чёрту эту всю муру!
К друзьям вернёмся лучше нашим,
К героям светлым и хорошим.
И первый среди них – Савар;
Малец безгрешный, Неба дар!
Сын Сандра ввысь растёт под солнцем;
И счастлив тем, что в жизни есть
Он сам, и мать, и кот… Не счесть
Причин для радости по пальцам.
Пацан умеет уж считать,
Он уж «больс-о-ой»; ему лет пять.

И в группе, и во всём детсаде
Савар – вожак и командир.
Порядочек в его отряде.
В отца сын Сандра: похаттир!
Зеленоглазый, чернобровый,
Шутливый, сильненький, здоровый,
Защитник слабых и девчат,
Ровесничков, всех дошколят…
Осанка гордая, взгляд чистый, –
Без страха, вглубь, глаза в глаза.
Мальчишка – копия отца:
Чуваш пред нами, весь – скиф царский!
Ещё от Согды нрав и стать
Тут налицо, хочу сказать.

Тут вот главнейшая причина
Взахлёб мальчонка восхвалять:
Чувашскость в хлопце – на «отлично»
(И врезал ж Бог свою «печать»);
Мальцу язык отцовский – песня!
На нём он шпарит так чудесно,
Что все кругом и мать сама
Даются диву без ума.
Чувашский в садиках не «в моде»;
Лишь так себе, для вида, вскользь,
Для галочки, чуть, на авось,
Кой-где, кой-как, кой-что есть вроде:
Как бы урочек там иль час –
Отчётность, для отвода глаз.

Так вот, Саварчик плоть от плоти –
Чуваш; и «шпилит» на родном
И дома, и в своём детсаде.
Татарский, русский… те – потом;
Им место для мальца второе.
Савара небо – тут, родное,
И Волги ширь, и даль полей,
И город, где полно людей
Всяк-разных, – тётенек и дядек.
Малыш глядит во все глаза
На жизнь. Душа его проста.
И мир рисует он в тетради:
Отец там – всех людей крупней,
Добрей, отважней и сильней!

Согата, глядя на рисунки
И сына в ясные глаза,
Не в силах сдерживать слёз капли
От грусти и… от счастья, да!
Она счастливая с Саваром.
Она в Чувашии недаром:
Отцу под стать сынок растёт.
И знает Согда, – доля ждёт
Мальчонка звёздная, большая:
Вождём Народа станет сын!
Пройдут года, дни канут в дым –
Надежда сбудется святая;
Та Вера в Согде с каждым днём
Растёт «орлёнком»… Нет, – орлом!

И ради этого Согата
Отдаст все силы дней и лет,
И сердце, если будет надо!
Мечты глобальнее ей нет,
Чем эта! Дай же, Боже, силы,
Чтоб сдюжили Согаты жилы
И нежная её душа;
Она подымет малыша!
И женщина в то верит свято;
Иначе – незачем и быть
И Сандра в памяти хранить
В миг каждый, как зеницу ока.
Геройски Сандр «Смирный» пал…
Но дух свой сыну передал!

И лик, и стать, да и походка,
Глаза зелёные, скул твердь, –
От бати перешли сыночку;
Аж любо-дорого смотреть.
Да не насмотрится Согата
На сына, – Сандра видит будто!
Ах… боль – так рано милый пал;
И – счастье: сына Согде дал!
И с этим в каждом миге, вдохе
Жива на матушке-земле
Согаточка; её душе
Светлей и радостней в природе.
А вот – и счастьюшка слеза:
Сынок весь – копия отца!

Патвар-борец, Савара дядька –
Непревзойденный чемпион
Борьбы «Кереш», народной. Так-то!
Племянничку – и тренер он.
В ЧР частенько приезжает,
В спортзале с хлопцем пропадает, –
В племяннике растит борца;
И чует – в парне дух отца.
Зачислен в секцию Саварка.
Прогулов нет ни одного;
Борьба – за праздник для него;
И труд до устали, до пота.
А дядя – помощь их семье,
Племяшу «крыша» и сестре.

В Казанском университете
Преподаёт борьбу Патвар.
Ведь «Керешу» в менталитете,
В крови и генах у татар.
Патвар – чуваш (мы это знаем,
Гордимся, ценим, уважаем!),
Хоть сам не ведает того.
Читатель, в курсе ты всего:
Чувашскость в книге первой – гимном,
И во второй несётся ввысь.
Пошла с чувашей-скифов Русь!
Рассеянный – скиф стал бессмертным.
Патвар – чуваш, асс-чемпион
(Чувашей средь татар – мильон).

Симбирск, Казань, Самара, Вятка…
В губерниях по всей Руси
Чувашей-скифов было столько!
(Ты Кеннамана, друг, прочти).
Конь ясный, сей народ топтали;
Веками книги их сжигали;
Ввели запреты, стоп-табу
К «мечу» – к кузнечному труду…
А как же? Ведь среди повстанцев
Во всех крестьянских войнах он –
Чуваш – всегда был большинством,
Был мощью Стеньки, пугачёвцев!
…Ах да, ведь тут совсем иной
Сюжет быть должен, Бог ты мой.

К труду привычна с детства Согда;
И подражанье, и пример
В кругу коллег всех и сегодня:
Она – завсадиком теперь.
В работе, рук не покладая,
С утра до вечера. Такая
Её вся жизнь; не до тоски.
Нет времени ни для слезы,
Ни для печальных тяжких вздохов:
То – в садике аврал-ремонт,
То вскачь – в роно, то – Новый год;
Отчёты, взносы… Не до охов.
Сюрпризов полон сад, делов –
Ответственность; за сто голов!
***
От городской шумящей жизни –
В деревню бы, читатель мой;
Где и черёмухи, и вишни
В фату укрылись с головой;
Где куст сирени под окошком –
Привет из детства… И старушкам
Вновь юность чуется сквозь сон;
А молодой народ – влюблён!
В кого, в чего, – не так уж важно.
Но сердце бьется в эти дни
Каким-то таинством любви;
В душе скребётся что-то нежно,
Зовёт, цепляет, манит... Май!
И ветер тёплый шепчет: «Рай…».

А с неба льётся в чудо это
Птах легких песен перезвон;
Симфония – земля-планета!
Она – родимый самый дом
Живущим всем под солнцем ясным,
Под этим шариком прекрасным!
А караваны облаков,
Как лепестки цветков богов, –
Кудряшками белеют в сини.
Игривый ветер их несёт
Куда-то вдаль, за горизонт,
Где обитает, знать, Всевышний.
Но кажется, что близко, вот,
Почти что рядышком – сам Бог!

Берёзки вытянулись в небо;
На ветках – сочные листки.
Ах, белым, – так-столь зелень любо,
Как девкам новые платки.
Вдоль всех оградок и заборов –
Крапива, сторож огородов,
Густая изгородь от кур, –
Кудахтающих милых дур.
Скотинка на лугу пасётся,
Живью – счастливая пора:
На волю вырвясь со двора,
Козлят ватага впрыть несётся.
А там, с крутого бережка,
Пастух удит на червячка.

Застыл, вточь памятник, счастливчик, –
Хозяин-барин сам себе.
В ведёрке плещется карасик,
«Готовясь» к будущей ухе.
Пастуший пёс – страж «чуткий» стада –
Без задних ног уж у оврага
Конкретно дрыхнет, видя сны,
Где кости, сучки… И коты,
Нет-нет, да снятся, видно, псине;
И ни с того-сего «ток»-дрожь
Вдруг пробежит по стражу сплошь…
Привыкло стадо к той картине.
Ему сей сторож уж как свой
(Хоть понарошку пёс и злой).

Под косогором, на лужайке,
Где только что оттаял снег,
В мальчишечьей футбольной «шайке»
Мячу спасенья-места нет:
Пинками «бедного» гоняют,
В ворота бьют; и забивают!
Пацан, – вратарь то ль, то ль судья
(Того никак понять нельзя),
Гляди, руками мяч хватает,
С разбега… бьет ногой и – го-о-л!
Народ в другой команде – зол:
За гол удар сей не считает;
Шум-гам тут, драчка… Через миг –
«Мир миру»; мяч опять летит!

Не в счёт тут ссадины и шишки,
Тут важен только матча счёт.
В футбол сражаются мальчишки;
Сверкают солнцем пятки ног
На свеженькой зеленой травке!
В рубашке кто-то, кто-то в майке,
А кто-то в трусиках лишь; мяч
От солнца и пинков горяч!
Скатиться норовит всё в речку,
Сняла что только свой «наряд» –
Серебряно-прозрачный лёд;
И греет «спину» потихоньку.
Смотри, – два-три сверхсмельчака
Уж жаждут прыгнуть с бережка!

А рядышком, на дне канавки,
Дымит костёрчик и шипит:
Да «топливо» – охапка травки,
Что с года прошлого лежит
Подножной «ржавою» соломкой;
И столь пропитана уж влагой, –
Никак не хочет дать огня,
Как б ни возилась ребятня.
А тем – уж дай скорей картошку
В костёрчик кинуть, – запекать;
И пальцы, губы обжигать
Об эту лакомства кожурку!
Вскачь рыщет-ищет мелкотня
С чего б извлечь язык огня.

Весна… Свет стал как будто шире;
Простор разлился по лугам;
Зелёный цвет укрыл всё поле
На радость сердцу и глазам.
Всё рвётся кверху, к жизни, к солнцу,
С плеч скинув холод – эту «прозу».
Растениям расти и цвесть,
Крестьянину – в трудах корпеть;
Такое это время года!
Землица уж сочна, свежа;
И жаждет вся её душа
Любви и ласки человека:
Вложи ты в землю горсть зерна –
Возмёшь сторицею, сполна!

Эх, в эти дни жить-поживать бы,
Вздыхая запахи весны;
Не ожидая ни награды,
Ни бед от матушки-судьбы!
Одним словцом, по-деревенски;
С седой башкой хоть, но… по-детски,
Желая всякому добра,
Не ведая душою зла
В людских сердцах под небосводом.
И верить в день грядущий так,
Как будто… завтра – друг и брат;
Как будто избранный ты Богом!
Не это ль шепчет ветерок
В листве берёзки у ворот?

И не об этом ли воркуют
Два голубя на чердаке?
Друг другу пёрышки ласкают
Влюбленно, а не так себе.
…Что это? Домик Микихвера;
И крыш надгробных тут же – пара;
И два креста. Дверь настежь в дом.
Внутри – два гроба. И кругом
Поникшие односельчане;
Старух тут больше старичков,
Есть пять иль шесть и мужиков.
И вздохи, всхлипы… Все в печали.
А в мире – Пасха, солнце, жизнь!
Тут – в мир иной, вдвоём, прикинь…

Тут – две души, как сговорились,
Ушли, след в след; да нет – рядком!
Глаза их в миг один закрылись,
Наверное… Одно – вдвоём.
А ведь столь разными казались;
Бывало, впух и впрах ругались.
Дед Микихвер – солдат Войны.
А бабка – «ведьма» хурамы.
Но вот-те надо ж, в миг единый
За руки взялись… и ушли
На Небо эти две души, –
Как Ылттанбик-царь с Героиней –
С женой-чувашкой… Средь людей
Есть те, в ком верность лебедей.

О, есть ещё! Хоть так их мало…
Но жизнь земная наша всё ж
Всевышним сделана умело, –
Добра в ней больше, хошь-не хошь;
И свет сильнее мрака ночи!
Пусть кто-то злобно захохочет,
Не веря в это ни на грош;
Пускай! Но мир земной хорош.
Вам это говорит узнавший
И боль, и счастье на пути;
Кто до конца дошёл почти;
И даже смерть в лицо видавший.
Да-с, бабка с дедом… Путь прошли.
Видать, и в рай рядком вошли.

А тут клён старый у окошка
Несёт всё, дремля, свой дозор.
Сироткой в мир торчит домишко.
Пустой, – грустит и стынет двор.
Сарайчик, изгородь, калитка –
Из века прошлого картинка;
Как из другого мира вточь.
Застыли будто сон и ночь
В подворье деда Микихвера.
Но всё ж деревни стар и млад
На ту избушечку глядят,
В добро сердец на свете веря:
Дышать и мыслить здесь легко;
Покойно, тихо и светло.

А на другом конце селенья,
За клубом прямо – магазин.
Совсем иное положенье,
Совсем другой сюжет «картин»
На том «Арбатике»-то местном…
Да в государстве всём российском
Веками фон – один в один:
Водяра – бог и господин
«Святой» Руси под небосводом.
Не исключенье и Тайба;
С державой ей – одна судьба:
Жизнь у ларёчка – полным ходом!
Шум-гам тут пьяный, мат на мат,
Бутылки на прилавках в ряд…
***
Какие разные узоры
Рисует Мастер на холсте –
На жизнях наших! Миг, дни, годы;
Так сложно всё… и в простоте.
Велик же Мастер – диво только!
Да вот живёт Он, знать, выс;ко.
Внизу же, на земле вот – мы,
Людишки, что страстей полны,
Желаний грязных и корыстных,
И мелочишек жития,
И счесть-то их всех-всех нельзя,
И безобидных, и опасных…
Подручный Мастера – Поэт;
Перо ему – что пистолет!

В его обойме все калибры;
Героев в «войске» – миллион.
От зависти подохли б «мэтры» –
Рать критиков (на радость жён).
Коль по-людски сказать тут внятно, –
Да типов – уйма, тьма! Понятно?
У автора «Скитеи» – склад
«Добра» того, читатель-брат.
Там и хороших, и не очень,
И всяких-разных – пруд пруди.
Но всё же, друг, не осуди,
Что ты не всех увидел. Впрочем,
Быть может, это хорошо
(А то вдруг выйдет чёрт-те что!).

Доверенный «Орла» – «народный
Поэт» («Чирикчик»). Ордена
На грудь навешал; в Фонд известный
Вцепился мёртво, «навека»;
И раздаёт медали Фонда,
На взятки клювом целясь метко,
«Чирк» олигархам и купцам
(Народом Фонд… поэтам дан!).
Зато житьё того «Чиркуши» –
Век сыто-пьяно; и семья
Калибром – в папу-воробья:
В их клювы – званья-побрякушки;
Им – сцены, премии, эфир…
В их «чирке» скиснет и кефир.

«Чирикчик» (он ж «Муркайчик») первый
Везде, где есть что поклевать;
Да воровской породе верный –
Мастак народный куш урвать.
«Народный» – попрыгун-«Муркайчик»!
Но вот увязли когти, клювчик
В «орлином» сытненьком дерьме.
И «Чирк» в родимой стороне
Достал чириканьем изрядно
«Орлиной» рати – «воронью»;
Вот те «Чиркушку» – клюк! И – фью:
В дерьме «Чирк» по уши. Невнятно
Пищит «Орлу» наверх теперь;
Воняет «Чирк», – вточь скунсик-зверь.

Да, пахнет, но цветёт… «контора»;
Махровым цветом, вдаль и вширь.
Им не указ ни чёрт, ни Туро;
Кто Трон имеет – им кумир.
Хоть на Руси не раз бывало, –
«Конторка» «Тронного» сдавала,
Захапав с этого куски
От «пирога». «Спецов» – ни зги,
Не сосчитать их всех народу:
Всегда и всюду, да в тени
Те «невидимки». Но взгляни –
«Дела» на зависть… носорогу:
Чего боднуть, кого втоптать, –
На это мастер «призрак»-рать!

Дела… Делища! Вот, к примеру,
Жил-был Смала, творил; и – нет…
Имел талантище не в меру,
Стишками бил власть – плеть, кастет!
Струнил чувашскую «элиту» –
И Кольку-праздника, и свиту,
«Конторку», слежку что вела
За ним ищейкой всё! Смала
Системе – поперёк уж горла.
К тому ж, секреты знал – «кошмар»:
Коляну был пресс-секретарь
(Пока не выгнали) – знал много!
Вдобавок – много «наболтал»
В одной газете… «Грех» немал.

И ясно же: убрать «болячку»!
Таков диагноз у «врачей»
И приговор. Вложили пачку
«Зеленых» в лапы «алкашей» –
Спецшпикагентиков «конторы»,
Иуд, опричников, псов своры;
Мразь влезла в круг Поэта. В «дар»
Вина налила. Тот «нектар»…
Друзья, тут «Моцарт и Сальери» –
Не в бровь, а в глаз! В народе слух:
«Бал правил» в ночку ту до двух
В компашке той… ещё «поэтик», –
«Друган» студенческой поры;
«Сальерищем» стал для Смалы!

А гроб Поэта-правдоруба
Нарочно выставлен был там,
Травили где его столь грубо
В угоду боссикам-властям…
Зовётся «Дом печати» место.
В насмешку как, ей-богу, честно –
С покойником прощаться там,
Где за «врага» он был. Стыд, срам!
А тот («друг лепший») горлопанил
Вослед дежурные слова, –
Каким, мол, другом был Смала;
И заливался вдрызг слезами.
Душонка ж вскачь плясала в нём –
В «Сальери» – бесиком-вьюнком!

О, время мутное ты наше;
О, яд, добавленный в вино…
Мордасти-страсти! Круче, хлеще,
Чем все и книги, и кино.
Иуды – за святошей нынче:
«Вожди» – кто глотки рвёт погромче;
Народ им – скот-электорат;
У трона – сплошь олигархат…
Сегодня мир наш – зазеркалье,
Настали дни «кривых зеркал».
Из бездны в рост весь Зверь восстал!
Ход Бытия идёт к развязке.
Сальери… Моцарт… Тьмище… Свет…
У края пляшет человек!
***
«Антоним» полный «скок-Чиркуше»
(Что значит, – в корне не такой),
Тут Ултияр-«колхозник» вышел
К тебе, читатель дорогой.
Он – рулевой сохи извечной;
Косарь зеленой травки сочной;
Одним словечком – пахарь, жнец,
Плюс на дуде ещё игрец.
Вот – соль земли, вот он – родимый;
Вот дух чувашской стороны;
Скажу от сердца, – всей страны,
Державы скифской, чудьской, дивной!
…«Конторский» цензор, сер как мышь,
Да что ты пальчиком грозишь?

Дрожишь, иссохший словно листик.
Не майся, жалкая душа.
Ты мелочь, но всё ж нужный винтик;
И не оставит без гроша
Слугу хозяин хитромудрый
(В народе кличут – «лисьемордый»).
Так ты не мучься над строкой,
Что из души моей шальной.
За всё отвечу, коль так надо.
Пока исчезни, сгинь долой!
А ты лети, стих – друг родной;
За путь земной – мне ты награда.
Быть может, памятник ты мне, –
Единственный, на всей земле.

Согласен на такую участь;
Иначе я – какой поэт?
Страдая, веруя и мучась
В тисках невзгод, под прессом бед, –
Душа сияет чистотою.
Мне доля – быть самим собою
В продажном мире, до конца,
Надеясь только на Отца, –
В Его небесное участье…
А то, что стал поэт бомжом
И лишним в мире столь большом, –
Да разве эта чушь – несчастье?
Несчастье – коль твоя душа
Не значит вовсе ни шиша!

Такая сложная ты штука
И как копеечка проста –
Судьбинка-долюшка-житуха;
И проживи хоть лет до ста, –
Осмыслить ход твой невозможно!
Хоть морщи лоб свой денно-ночно,
Раб божий, братец-человек, –
Ответа на вопросик нет:
Зачем дана жизнь человеку?
Боюсь, вовек нам не узнать…
Чтоб зря мозги не напрягать,
Закрыть бы тут всю тему эту.
Речь шла про «памятник ты мне!»
(Поэт влез в дебри вновь не те).

Друзья, вернёмся к Ултияру,
К трудяге вечному. Вот хлеб –
Его руки продукт. Ей-богу,
Труда на свете выше нет.
Я сам бы, стих забросив напрочь,
В фуфайку влез б, в галоши-«лапоть»,
Заделался бы пастушком;
Иль за соху встал б мужиком!
Да вот опутан паутиной
Долгов, делишек и делов,
Приличий и договоров…
И – маета с «хорошей» миной.
А Ултияр – чуваш простой –
В трудах, в поту, в ладу с собой.

Поэта Тава одноклассник –
И брат, и детства друг, и кум;
На вид – кулак литой, урядник,
Не всякий там шурум-бурум:
Рыжебородый, кучерявый,
Весь богатырско-величавый,
Ну, Улоп-Муромец почти,
Кг – сто сорок; сам суди!
И не толстяк какой-то вислый.
Хозяйствует и день, и ночь.
Жена и младшенькая дочь –
Ему помощнички. Дом видный –
Дворец, на радость взору – двор;
Хоть Ултияр не жмот, не вор.

Две дочки старшенькие в люди
Уж вышли; в городе живут.
Учились обе в институте;
Вот в городской впряглись в быт-труд.
Им возит батенька гостинцы, –
Чем сам богат. Лишь бы девицы
Не знали горестей и бед:
Ведь дочки папеньке их – «след».
Что ж, больше бы таких чувашей –
Исконных скифов-россиян;
И не разросся бы бурьян
На матушке-землице нашей.
Таких крестьян бы – в Госсовет!
Да, видно, им там места нет.

Да что нам париться об этих
Несправедливостях, народ?
И сами мы, и наши дети,
И внуки их… не хапнут звёзд
С небес: трудящимся заказан
Путь на «Олимп». Рабкласс опасен:
Рукой мозолистой свернуть
Горазд он шеи «тронным»; жуть!
«Спаси, Бог… от скота-народа!» –
Вот «слуг народа» клич-девиз.
С верхов они не слезут вниз:
Чинуш-банкирская порода
Себя вписала в ранг господ;
Для «слуг народа» раб – Народ!

Беда – она грядёт внезапно,
Крадучись, зверем, «тенью»; чтоб –
Наверняка! То всем понятно.
Скомандовал бы бедам «стоп!»
Творец с небес обетованных:
То стало б главное из главных
В великом сонме Его дел!
Не захотел. И беспредел
Творится на планете синей.
…На тарантаске по шоссе,
Верней, по краю вообще,
С работы в поле, в час вечерний
«Кулак» катил, свистя, домой,
Любуясь новенькой луной.

Вокруг – знакомые с рожденья
Поля, овраги и холмы,
И луг, и речка Таябинка, –
До боли любы и родны.
Округа вся душе и взору –
Как на ладони Ултияру
И даже в сумерках. Ведь здесь
Его житухи срок-век весь
В трудах за хлеб светло проходит!
Землицу эту предок, дед,
Отец пахали сотни лет;
И Ултияр здесь сеет, косит…
И этим кормится-живёт;
И даже песенки поёт.

В душе – согласие с природой;
В природе – ладушка с душой.
Жизнь кажется намного светлой
В миг этот добрый и простой.
Усталостью звенят хоть руки,
Но это пахарю не муки,
А каждодневный тонус жить,
Землёй и хлебом дорожить.
Пахать и сеять – вот лекарства
От старости и от тоски.
Важны как воздух и просты
Рецепты счастья эти, правда.
Тысячелетия, века
Сермяжной Правде этой, да!

Заката алость исчезала
За полюшком, в нутро земли;
А в стороне другой вставала,
Как занавес, уж тьма ночи.
Рысцой лошадка Ултияра
Трусит. Дороженька прямая.
Водилам – час включить фар свет.
Суббота. Тишь. Движенья нет.
Покой и мир всей божьей твари.
Но вдруг – как треснул небосвод!
Конь, Ултияр, воз – в кувырок,
И под кювет, в тар-тарарары!
«Газель» взбесившимся слоном –
На тарантаску, сзади, лбом…

Под прессом этого несчастья
Строчить стих автору невмочь;
Но всё же тужится он, братья!
Так что ж случилось в эту ночь?
Без света фар «Газель» летела
Из воровского злого дела,
С татарским номером, в Буинск
(Бычков чувашских завалив,
Обделав и нарезав шустро,
Заполнив краденым салон),
Ворьё наощупь, как шпион,
Неслось, вслепую, юрко, быстро;
И с ходу, с лёту – в тарантас!
Конёк, хозяин – в «аут», «пас»…

Беда, несчастье, катастрофа
Под небом тихим на земле!
Печально, тягостно, так плохо,
Читатель мой, тебе и мне…
Ах, полосата, словно зебра,
Жизнь человеческая эта:
Добро и лихо, свет и тьма,
И волюшко, и клеть-тюрьма…
Жизня, ты пляска светотени;
Ты вертихвостка будто вся:
Бьёш наугад, смеясь-шутя,
И кто есть кто – тебе до фени!
Случайной жертвой тут в кювет,
Глядь, пал невинный человек.

И лишь луна в ту ночь видала,
Как без сознания лежал
Мужик в кювете, лошадь ржала;
Смотреть на это было жаль.
Ворьё в ночи крысёнком скрылось.
На зорьке только приоткрылась
Картина та людским глазам,
ГИБДДшникам, ментам.
Хотя и выжил Ултиярчик,
Но… инвалид, косой, хромой, –
Сегодня вот кто он такой,
Улып вчерашний и счастливчик.
Никто не ищет ту «Газель»:
Ментам не в масть груз «тяжких» дел.

Тем паче, тут и потерпевший
На вид крестьянин лишь простой;
Не прокурор ему друг лепший,
А деда плуг, – что звать сохой.
Ментам какой грев в этом деле?
Изломан весь и дышит еле
Трудяга потный, «лох-колхоз»;
Властям такие – за навоз,
Чернь, быдло… Так зовётся ныне
Трудящийся-рабочий люд,
Кого с «объятиями» ждут
Лишь свалки… в ВТОшном мире!
Вёл «Дело» в шутку-так следак
(Ему оклад идёт и так).

А что пыхтеть и напрягаться?
Полиция – она тебе
Не мальчик-шнырьчик и не цаца;
Она – начальник… сам себе!
К тому же, дел по горло, море;
В районном центре – «шишки» в сборе:
Ведь выборы уж на носу.
Там стражам надо начеку
Быть в каждый миг, на всякий случай,
Чтоб кто-то, где-то, как-то вдруг
Не вздумал «взбрыкнуть»… Хоть «капут»
Тому настанет стопудово:
«Бунтарь» такой получит втык –
Забудет имя и язык!

Собаку сьели в этом деле
«Порядка стражи», знают все.
Тем паче «фас-взять!» сверху если –
Звереют «звери» вообще.
Все вроде «вышли из народа»;
Да вот… профессия – натура:
Зарплата, льготы, соцпаёк
«Родней», чем совесть, честь, Народ.
«Служителям правопорядка»
Закон не писан на Руси
(От «слуг народа» Бог спаси)!
Но скажем вежливо и кратко:
У нас с «царя Гороха» лет
Закон – «что дышло»; знает свет.

А жизнь идёт себе на свете:
Встаёт заря, ложится ночь;
Так и герои все в сюжете
Приходят и уходят прочь.
…Настась, тайбинская медичка
(Была «Цыганка» в детстве «кличка»)
В больнице – главная теперь.
Со стуком входят в её дверь;
Главврач она, уже три года.
Степенна, ладна – хороша;
Полна добра её душа;
«Свой человек» в устах народа.
И муж, и должность, и коттедж, –
Есть всё у Насти. В сердце ж – брешь…

Ушёл, кого она любила:
Нет Сандра, уж все десять лет!
И кто её любил так сильно –
«Студент», – и тот покинул свет.
Супруг в два раза старше Насти;
Большая «шишка» местной власти,
На должности замрайглавы;
Чинуша с ног до головы.
И жить да поживать б семейке –
Районным боссам, так сказать.
Но кошка чёрная, ты глядь,
Нашла местечко для лазейки, –
Ах, меж супругами прошла…
Кошара чёрная, брысь, ша!

Нет детского шум-гама в доме
(Причина в муже. Настя – врач;
И экстрасенс аж даже вроде).
Вот так-с дела, хохочь иль плачь.
Чем эту пустошь-то заполнить?
Стакан налить и залпом выпить!
А дальше – пьянка, опохмел…
Муж Насти в этом преуспел,
Дошел до «беленьких горячек»,
Дополз; и р-раз – пинком под зад
С ответственной работы снят!
Не может встать алкаш с карачек.
Однажды… смог привстать; и – влез
В петлю. Подрыгался. Обвис.

Был человек – а вот и нету;
Где след его? Да не понять.
Какую пользу дал он свету?
Тут трудно путно что сказать.
Читатель мой, вздохнём лишь грустно
За ту душонку, что так пусто
Прошлась по жизни; и – дошла…
Браток, такие вот-с дела;
Такойский вот «реалик-шоу».
И крут же Тот, кто режиссёр!
Достоин ли Его актёр?
Вопросик вовсе не на шутку.
Ответа нет… Есть некрол;г
В газете «Хыппор», – целый столб.

А Настя после смерти мужа
Жить в доме гулком не смогла.
На сердце – тускло, стыло, стужа;
В глазах – безжизненная мгла.
О, переполнилась в ней чаша
Терпенья; слёз уж нет для плача, –
Не оттого, что муж… ушёл,
А потому, что пуст мир, гол.
Санюк – дней юности подруга;
И Сандр – тайная любовь;
Еще Йован… Зовут из снов
Спастись от жизненного круга!
…Ночь. Кабинет. Шкаф. Ампул ряд.
Врач выпила смертельный яд.

«Цыганочка» ушла из жизни
Враз, так нежданно, странно, вдруг!
Цвели черёмухи и вишни,
Пестрел цветочками весь луг…
Стройна и ладна от природы,
Не отставала и от моды
Настасья, врач и экстрасенс,
Пример добра для всех окрест, –
Вдруг… труп! Гуляет слух в округе:
Цыганочкой природной врач
Была, мол; то скрывала вточь
Разведчица… Ещё о друге
Любимом сохла, мол, всегда;
Ушёл друг… в рай. Вот – и она!

А на столе лежал альбомчик
Из юности, из школьных лет,
Открытый. Там на фотке – мальчик
Черноволосый. Ясный свет
Стоит в глазах того парнишки.
Девчачьим почерком тут строчки –
Под фоткой: «Сандр! Ты ушёл…
Весь мир мне пуст, и глух, и гол;
Тебя всю жизнь любила, с детства!
Пойми. Прости Настаську». Всё.
А мальчик тот глядел светло, –
Лучами утреннего солнца!
И хмур, и тих коттеджный дом.
А на столе раскрыт альбом…

Уклали «спать» «цыганку»-Настю
В Тайбе, увидела где свет,
Впервые села где за парту,
Где выросла без ран и бед.
«Спит» Настенька почти что рядом
С Санюк-подруженькой и Сандром;
Ах, одноклассники – в земле…
Над ними звёзды в вышине,
И ветра свист средь трав высоких,
И птичек трель, и солнца свет…
Вообщем, жизнь им шлёт привет;
И помнит, – чистых, добрых, лёгких!
Уснули. Спят вот, – вечным сном…
Они теперь – в миру ином.
***
А тут – «Кащей бессмертный», лично!
«Пахан» (бумажный) в наши дни
Людишкам – кто? Редактор, точно:
В его ведь лапищах госСМИ
(Не государственных и нету:
Россия смотрит в рот «Гаранту»).
Слышь, телек, ты народу – дурь;
Давно я вырвал твой «змей»-шнур
Прочь из розетки, – как из жизни!
В газетках – лести океан.
И лжи парад: «целуют» трон
«Свободные асс-журналисты»…
Мой собеседник – серый комп, –
Заткнуть уж тщатся и твой рот.

«И всяк сверчок шесток свой хвалит!».
К чему ж тут автор клонит, брат?
Да просто впух и впрах «восславит»
Одну «газетку-стрёмку»! Так
Назвал б поэт сию «бумажку» –
«Едроссову» ручную шавку:
«Хыпар» (а русским – «хыппор»). Вот
Так произносят; «нате в рот» –
Точняк-кликуха с перевода
Газеты главной всей ЧР
(А «нацэлитке» – рупор, верь);
Издание – за счет народа.
Про «где народ… и кто там власть?»
Дал б автор тут сатирку всласть.

Но стоит ли возни всё это?
Ей-богу нет; вопрос – пустяк:
Чувашу каждому известно,
Что стал сей «Хыппор» – власти раб!
А было время – не хватало
Газетки этой, аж вставала
Толпа и в очередь; народ
Ждал Правды!.. Глядь – наоборот
Теперь: в «Хыппоре» нет искринки,
Какое «пламя» там?! Дым, пыль…
Лизал у Кольки-ворки «тыл»;
Сейчас сдувает пыль с Йыкнатки.
Не форменный ли лизоблюд?
(Семиэтажный мат бы тут!).

«Локомотив», «мотор», «реактор»!
Да кто же сей асс-супермен?
А это «вечный» главредактор –
Лепотьев – прессы «полисмен»!
Читали вы «Хамелеона»?
Ну, слепок полный главгероя;
Покраше даже в «надцать» раз,
Без косметических прикрас;
Лепотий – лепший пёсик власти!
«Хузе» облизывает зад
Уж два десятка лет подряд –
И «пофиг» лизуну напасти!
А штат газетки для него –
Что «грелка Тузику»… Легко!

Прёт наравне с клыками хитрость
Из «гадредактора»: мухляж
Ему по жизни – «божья милость»;
Собаку съел в том сей «чуваш»
(Ему чувашскость – только маска).
Дела же – вовсе и не сказка:
Квартирами аж «банковал»;
Ну, ясный конь, своим давал, –
Да драл и с них семь шкур на лапу;
Про «не своих» тут молвить что?!
Порхал халявно и легко –
На «Волге» беленькой – до «дому»:
За двести вёрст возил… навоз
И молочка семье. «Спецвоз»!

Тут автору не мелочиться б
И не копаться бы в белье
Чужом; да Правде ведь не скрыться!
Тем паче, знают коли все
Коллеги юркие, чинуши
Про те Лепотия делишки;
В послушно-скромном тишь-углу –
В Чувашии, где ни гу-гу, –
Уж шепчутся почти открыто
(Да это – «подвиг», коль учесть:
Ртозатыканий-то не счесть)!
Здесь «Держиморды» рулят круто:
Намордник тут взял в «плен» народ,
Чтоб тот не смог открыть и рот.

И чтобы не было и духу
От вольнодумных всяк-затей:
Прибьют-размажут, вмиг, как муху!
Всем это ясного ясней.
Первейшим бьёт шнырьком-газеткой
Тот, кто зовётся «Лёх-Лепотькой»;
Сам – не поэт, не романист,
Всего-то полужурналист, –
Учить всему и всех в напряге
Лепотий пыжится: «мудрец»,
Приспособленчества асс-спец;
За куш оближет попку бяке!
Да власти дорог лизоблюд;
Ей «рупор» сей редактор-плут.

В комиссиях , в жюри, в советах
Ввек «лепоту» Лепоть блюдёт;
Кармашек свой с казной бюджета
Не отличает вовсе вот.
Летали «жалобные стоны»
«Наверх», сидят где чинно «бонзы»,
Про те Лепотия грешки, –
Да зря-с: глухи к мольбам «вершки».
«Кому и весело живётся,
Да и вольготно на Руси?» –
Так классик кабы вновь спросил б, –
Лепотьке угол враз б нашелся
В том «списке счастьишка», поверь!
Да-а, вгрызся в Гласность крыска-зверь.

Доходное местечко, что ты,
Пост главредактора, дружок.
И – что ты думаешь? Налёты
«Чиркушки» – на него вдруг… Шок!
Два сапога – «агентов» пара –
Сцепились так (из-за оклада),
Что даже валенок-Йыкнат
Допёр… обоим дать под зад!
Да «тень-конторочка» «Чиркушку»,
Что ею вскормлен с юных лет,
Поставила над прессой (смерть!):
«Лепотьки» пуще лижет попу
«Медведя» нынче «Чирчик» – пёс!
Строчит доносы, – сплошь понос.

И хлеще: лепит по заказу
В газетке, вверенной ему,
Статьи за мзду, то бишь, за взятку;
Вот бизнес-то, – копец всему!
«Героем», и почти что первым,
«Пушистым, чистым, снежнобелым»
Стал… кто? Да сенчекский глава!
Нет спору: Мелкина рука
«Мохната», мастер дел по греву;
Глядь, «гимн» «Мелкашке» – целый лист!
(Да Сенчек стал с ним… «гол и чист»,
Хоть шар кати вдоль-по району).
Карман же «Чирка» пухнет; фарт!
Вот-вот штаны не сдюжат, – факт.

Штаны – штанами… А вот рясы
Всё сдюжат, что туда ни сунь
(Пусть Бог простит грехи все наши);
Башка так кружится от дум, –
Что автору почти не спится,
Что тема аж в роман ложится…
Где был Лепотька – там уж «Чирк»
«Дела» похабные творит.
Но – «индульгенцией» запасся:
Дружку преновый кабинет,
В редакции, на уйму лет
Поп «освятил» (по блату); асса!
Теперь-то «Чирку» можно жить,
Газеткой всем грозя – шалить.

Азеф Евно в миниатюре!
(Стукач тот «жжёг» лет сто назад).
Сдаёт «Чирк» шкурочки, в натуре,
Уж три десятка лет подряд, –
Агент… почти со школьной парты!
Таким всегда в «конторе» рады:
Сперва подтянут в круг «элит»;
Потом на «Чирка» – маску-вид;
А там – и в «лидерах» филёрчик;
До нацвопросов уж «дорос», –
С трибун-сцен тянет кверху нос!
Чирикает «Чирк-воробейчик»,
Ха-ха, и мнит себя орлом!
Да гадит… на народ притом.

Но через годик, глядь, уж сняли,
Поддав пиночком под задок:
Да вдоску всех вокруг достали
И чирк пустой, да и видок
Того главреда-прохиндея,
Чья вся маньячная идея
Казаться… что «орлу» под стать
«Чиркушка»; что способен рвать
Он тоже клювиком любого,
Кто встать посмеет на пути, –
С «доверенным», мол, не шути!
Плюс – «фронтовик» он! Что, сурово?
Такой ходячий анекдот
Тебе в «подарок» тут, народ.

А что Лепотька-то «опальный»?
«Бедняге» дали кабинет;
Теперь – «учёный эпохальный»
Главред-экс тот Лепотька-свет.
«Муркай-Чирк» тоже при параде
(По жизни – хрюшка при корыте);
Вот «революция» вам вся
(Тайфун в стаканчике, друзья).
Во властных тутошних «шарашках»,
Где царствует Йыкнат-мудак.
Удел чувашей-работяг –
Пахать на «дядю» на шабашках.
…«Лепотька», «Чирк», Йыкнат– мура!
От них дать отдых вам пора.

Настало время, час, мгновенье
Для «перекурчика», друзья.
Да вот при всём большом желаньи
От рыл тех спрятаться нельзя
Нигде, никак и нинасколько:
Они везде, всегда, их столько, –
Стотысячпалый будто спрут!
Их «щупальцы» дела ведут
За счет бюджета; суд, спецслужбы
Сей быт блюдут: одна «семья»,
В «законе» властная братва;
Да им начхать на «быдла» нужды.
Народ им – лох; его удел
Ввек спину гнуть, чтоб встать не смел!
***
«Встать! Суд идёт!». Нутро всё вздрогнет,
Мурашки табором пройдут;
В груди тоскливо дух застонет;
И думы мозг вот-вот прожгут.
«Встать! Суд идёт!»… Кого же судят?
Кого же правильно жить учат?
Сломал кого? Иль задушил?
Чью душу «изверг» погубил?
Знать, сей «злодей» – зло с потрохами,
Коль уж полгода суд идёт
Над ним. И что же так народ
Безмолствует, скрипя зубами?
Да «экстремиста» судят тут;
«Националборцу» – капут!

Газета «Против» вам знакома?
В Чувашии нет и угла,
Деревни, города и дома,
Где не слыхали б про дела
Суперскандальной той газеты.
Грозят ей, прячась в кабинеты,
Чинуши – «белые» воры
(Делишки – вороном черны:
Куш полон их, в казне ж – пустоты!).
Впиталась взяток вонь насквозь
В «гнездо», змеёй где всё сплелось –
Сам царь, судья, менты, торговцы…
Но – всё «законно», тишь да гладь:
Попробуй кто чего сказать!

Живьём съедят! В болоте этом,
В «тьмутараканьском» уголке
Вдруг – голос храбренький, да с гневом,
О троне, в;рах, языке…
Стоп! О последнем-то тут срочно
Поговорить от сердца нужно,
Всерьёз, не просто так себе!
Язык – главнейший на Земле
Опознавательный знак рода
Всех национальностей и рас;
Язык – основа государств;
Душа, кровиночка народа.
Язык исчезнет – сгинет род.
Язык – как жизни кислород…

Ещё: «Ни бедных, ни богатых!
Все блага – всем! Все – всем равны
Все – под законом! Свинству наглых –
«Нет!» от трудящихся страны;
Кто не работает, не ест тот!» –
Вот лозунги кидал в мир этот
«Чудак»; да звонко, не таясь;
Ему без разниц – царь ты, князь.
И как солдатик оловянный
Держался стойко против бед.
«Звучит так гордо – Человек!», –
Вновь крякнул б классик гениальный.
Добавит автор: Человек –
Тот, кто растит себе сам хлеб!

Да вот в России огромадной
Наоборот всё обстоит:
Тот «пуп земли» здесь – кто богатый!
Тут «быдло» – бедные слои
Электората-населенья…
Веками тут без измененья:
И революция, и бунт,
Реформы, «оттепель» ведут
Всё к одному – хомут на шею
Народа; пуще тяжелей!
Держава стран всех-всех крупней,
Да не видать паёчка-долю,
Ну, как своих ушей… «волам» –
Трудящимся. Всё – «господам»!

Что скажешь тут ещё яснее?
Всё сказано давным-давно.
И не орать бы тут «Скитее»
Частушки в мир. Но всё равно, –
Такие автор дал б куплеты:
«ПОЭТЫ больше, чем поэты,
В России!» – ахнул б Небосвод,
Узнав, как любит он Народ
Чувашско-скифский свой, шумерский, –
Цивилизации творца!
Этем чувашам – за Отца,
Но знает это нынче редкий.
И – «на чувашском говорить
(Глядь, и в судах!) чуваш, не сметь!».

Примерно эту «ахинею»
Посмел в газете взвыть «чудак».
Вот – «экстремист» он! «Аллилую»
Поставлен спеть ему следак.
О, по судам «врага» таскали,
Приговорили и впаяли
Реальный срок! «Виновен! Встать!
Идёт суд!». Судище, ё-мать…
«Принудработы на полтыщи
Часов!» – в итоге суд влепил.
Не важно, час иль год – лишь был б
Им обвинён «нацшист»-чувашин.
Тот – гимн родному языку
Дерзнул спеть. И – его… «ату!».

О равноправии народов
И языков, и граждан всех
Черкал «чудак» сей без пределов;
Клеймил позором тех, в ком грех
«Родства не помнящего Ваньки».
«Врага» манкурты, словно танки
Давили, рвали в клочья; в грязь
Втоптать хотели! В масть им – власть
Родной республики чувашской.
Чуваша – за чувашскость, глядь,
Загрызть псом рвётся мрази рать!
И Конституция бумажкой
Им служит, чтоб сходить в сортир.
…Вопрос национальный – штырь!

Что говорить про Конституций,
Наткнулась коль твоя тропа
В Дворец суда – в дом «костидрюций»?
Не дай вам Бог попасть туда!
Там вакханалия бесстыдства;
Там честь и совесть – за уродство;
Там в форме, в мантии, строги
Вид прокурора, лик судьи;
Блестят там пуговки, погоны;
В душонках только – гниль, труха!
За сердце в них, знать – потроха;
И чих Кремля им за законы;
На Троне кто – им высший бог
(На вид – лиса, нутром – бульдог).

На зуб ему попался – сгинул
Ты в клетку, за борт, в долг навек!
Амнистию забудь, – накинут
Вмиг новый срок: «лисиный грев».
И в похоронный день Манделы
(Да где ж циничности пределы?!)
Даёт «фас!» «Плутик» на «дружков»,
Закрыл которых на засов,
Захапав их добро «законно»:
Чтоб тем свободы не видать,
Чтоб ввек держать Скитею-мать
За горло (улыбаясь «умно»).
В ОМОН кто кинул… аж лимон,
Тот – госпреступник! Во-о, «закон»…

«Амнистия»… Чего?! Дружище,
Словечком этим ты смеши
Лишь кур безмозглых. То стыдище,
Поэт, как хохму запиши;
Иль анекдотик дай в романе:
Ну, не почуяли на зоне
Ни грамма, капли, запашка
От той амнистии-гроша!
Хотя и есть «отдельный» случай:
«Амнист-помилованный друг»
Откинулся на волю вдруг, –
Зазря червонец-срок отбывший.
(Пресс Ангелы, Барака втык…)
«Друг» сходу – за бугорчик, шмыг!

А что другим? «Класс» миллионный –
За сеткой, в клетках по Руси,
В цепях, на нарах! Безысходный
Им выпал жребий на пути:
Увёл ты куру – сядь на годы;
На «воле» не сыскать работы...
Мильярд уведший олигарх
От пуза жрёт-пьёт во дворцах!
Летит «сидячая» Россия
К «великим подвигам», вперед;
Четвёртый каждый отбыл срок
Иль же отбудет… Вот так «сила»!
По каторжникам – чемпион
Сей край (бескрай!) из тьмы времён.

Друзья, поймите не превратно:
Не к «Ходору» хула сия.
Он сел, чтоб было неповадно
Другим… Лишь «репетиция»
К спектаклю «Ро;спил», глаз отводка
Стал для «семейки» тот «Ходорка»
(А так все лица «пьески» той –
Клон ЕБНный, воровской).
Там скрипка первая лет двадцать –
«Крыс» юркий… с масочкой «лисы»;
Стал «мишкой»! Струны все, бразды
В его когтищах. Зритель, хлопать,
Чтоб ввек-пожизненно играл
«Скрипач» – «крыс-лис-медведь… шакал»!

А тот, что спрыгнул за бугорчик
Столь вовремя с крючка «контор»
(Тень-клончик Герцена – «Ходорчик» –
Для «Плутика»… живой укор),
Ещё покажет зубки трону
И шиш российскому закону!
Хоть затаскают по судам
Дельца (заочно) по статьям
Убийственно-«мокрушным» даже…
Предскажет «вещим» наперёд
«Ходорки» с «Плутиком» дел ход
Поэт, что встрял в вниманье ваше,
Друзья-читатели мои:
Нас всех мутнейшие ждут дни.

…Да, вышло судище на славу
В Чувашии, – на «гип-урра!»;
Мол, быдло, знай: не на халяву
И жрут, и пьют творцы суда
Верховного ЧР – «в пот пашут»!
Статью любому в лоб пропишут;
Им справедливость не указ.
Закон для них – «вершков» приказ;
Иль же заказ из кошелёчка
Вор-олигарха! Вот так-с – суд:
Любому сделает «капут»,
Заказан кто: «Виновен!» – точка…
Гособвинитель и судья –
Одна «законная» семья!

Им харкнуть на людские судьбы;
«Закон – что дышло!» в их крови.
Чуваш всё стерпит, стиснув зубы
(До времени и до поры).
Судили «чудика» вот эти
«Мохнатолапые» (не «Йетти»!):
В. Вселгиванов – (лгун) судья;
Хернясимова-госпожа
(«Взяткоберушка»-прокурорша),
Сгубившие десятки душ
По обвинениям, где ложь
Видней… чем в лужице галоша.
В России суд – «конторы» шнырь;
Под маской честности – упырь!

Защита билась хоть смертельно
За обвиняемого, – всё ж
Суд в нацвопросах безпредельно
Лютует: при;говоры сплошь –
На максимум, без «льгот и скидок»,
Без жалости и без запинок!
Сам «Зорро» – зубр-адвокат
(Столбов звать) бой держал… «за так» –
За счёт себя: вот – Честь и Совесть!
Спасал из ада «чудака».
Но даже он – «гроза» суда –
Не смог унять законолживость
Лжепрокурора, лжесудьи…
Ложь правит бал по всей Руси!

Стране, где суд – дубина власти,
Где судьям всем хозяин – Трон,
Не вылезти вовек из грязи;
Что дышло в той стране закон.
Творятся трюки крючкотворства
Приказами от руководства
В «Домах Фемиды». И – тип-топ!
Простым трудягам – боль и шок
От безысходности и злости.
А толстосумам быт сей – в масть:
«Братан» им – суд, «семья» их – власть!
Такие страсти да мордасти
По матушке-Руси «святой»…
Народ, и «клёво» ж быть судьёй!

Почти полсотни заседаний
Провёл по «Делу» «правый» суд
На месте; сотни мухлеваний
В глаза, и в лоб, и в душу бьют
Чувашского народа… танком!
Да что с того? «Налогом-планом»
Обложен суд российский: «Дашь
Пса-экстремиста – и шабаш!».
Кидался «Зорро» в бой Титаном,
Один – на рать системы; всё ж
Суду геройство то – ни в грош
И п;боку: «закон» драконом,
Без маски выполз напоказ,
Чтоб «свыше» выполнить наказ!

Он тут вот, грозный и ужасный
Гроза Добра – Левиафан!
Для Света – враг, для Тьмы – прекрасный;
«Смотрящий» нечисти, пахан,
Зверь планетарного масштаба,
Зло мира с самого Начала…
Дела творит руками слуг;
И тысячи у Зверя рук!
О, над сегодняшней Россией
Разинул пасть Левиафан:
В стране – лжи море, океан;
Отвергнут будто край Мессией…
Орудуют здесь орды Зла
Под крышей «Плутика-царя».

Как мало стало их, кто против
Режима встал, да в полный рост.
И «могикан» последних этих
Законами закрыли рот.
Народу как тут не хватает
Таких, как Тав! Ряды их тают, –
Поэт лежит в сырой земле…
А «лихо» скачет по стране,
По всем высоким кабинетам,
О, расползаясь из Кремля!
Больна российская земля…
Черкал «чудак» без тайн об этом.
Глядь, в благодарность «правый» суд
Влепил «вердикт» ему: «Капут!».

И стал «писец», отец семейства,
Кормилец аж восьми детей,
«Виновником-творцом злодейства»:
Распни его, и рви, и бей!
Тому ж – лет двадцать «нет» работы,
Житухой смят он уж до рвоты;
А тут еще приговорён –
И «экстремист» готовый он!
Республики национальной
Первейший, лучший журналист –
И нищ, и лишний; гол как свист!
Вот жизни явь в стране «свободной»…
А где-то, сказывают, есть
Народы, помнящие Честь!

Скитеи ширь – разнонародна.
Тому уж пара тысяч лет.
И территория огромна,
Конца и краюшка ей нет!
Смертельные случались беды,
Сияли солнцем и Победы
В семье скитейской. Скиф-народ!
Тут каждый род чтит предков код.
Те, нынче кто в семье той (в «каше»)
Народов малых языки
«Бульоном» видят, – мудаки!
Им завтра место за парашей.
Ну, а сегодня правит бал…
Мир, знаешь ты, что б я сказал.

Иль плюнул бы тем типам в хари,
Пропитанные ложью сплошь
(Таких вы в телеке видали!).
Всех лживей их циничный «вождь» –
«Медведь» и «плут» в одном флаконе
(Да, кличут «Плутиком» в народе);
Елейно льётся его речь;
Но под личиною – медведь,
К тому ж шатун, встрасть кровожадный;
На сто с лихвой – Левиафан!
Кривое зеркало – экран:
Там «Зверь» – и добренький, и ладный;
В делах – клыки наружу прут!
Россию в щупальцы взял спрут.

И не киношный там какой-то,
А круче-жутче востократ;
И безпредельничает бойко
Сторукий этот супостат!
(Хотя фамилия иная –
Циновер – мол, его родная)
Да к чёрту факты эти все, –
Была б Скитея в лепоте;
Визжал бы автор от восторга!
Но – не восторг, а тяжкий стон
Вхрип исторгает в строки он;
Ах, ждёт его судьба-Голгофа…
Да вот всё громче и живей
Глаголом жгёт сердца людей!

А шар наш мчится по орбите.
Луна вальсирует рядком.
Герои наши тоже, в книжке,
На месте не торчат столбом.
Полны их жизни новостями,
Хотя все разными путями
Идут, бегут, ползут, летят…
И врассыпную, и ряд в ряд.
Какой романчик без движений?
Пространство, время – хорошо;
Но дай нам действие ещё,
Слышь, «самозванец-супергений»!
Что всё базаришь сам с собой, –
Поэт, какой-то… не такой?

Читатель, прав ты вновь, дружище!
Сей стихотворец – «не такой»;
На дне весь, а точней, на днище
Житухи этой вот – людской.
«Базарит», говоришь, с собой он;
Что делать, стал коль «белый ворон»
В толпе пречерной? Врозь, чужой
«Коллегам» на земле родной,
«Частушечной братве» чувашской;
Писакам, что ввек лижут зад
У власти, – в очередь стоят!
Пропахли званья их… какашкой.
Да и державно коль взглянуть –
По всей России та же муть.

Одни и те же у «корыта»,
Где гранты, премии, чины,
Значки, медали… Шито-крыто!
Другим те блага – только сны.
Извечно так вот, – две России;
Иль даже три под сводом сини:
Народ, охранники и Трон
(И тут Россия – чемпион)!
И если б не было Поэтов,
Тех – настоящих, роковых
(Сегодня, ах, так мало их), –
В стране… не стало б Человеков!
Живые «роботы» ордой
Топтали б нежный лик земной.

Простецкой книги данной автор
Вновь забурился не в ту степь,
Вдаль-ввысь куда-то, в бездну-кратер;
Вот чудик, плёл бы стих… за хлеб!
Нашёлся – смертник за идею:
Вопить готов в кострище «верю!».
Повьётся ленточкой тропа,
И – нет… И имени толпа
Поэта-«смертника» не вспомнит.
Такие под луной года
Настали, будто навсегда
(Иль век наш – «нано-шизофреник»?).
Поэт, иди-ка ты… в роман;
А то навёл тут муть-туман.
***
В десятом классе уж Саварчик.
В учёбе – первый он всегда.
В батыра вырос уже мальчик:
Стал кандидатом в мастера
Уж год назад как. А сегодня
Он – настоящий мастер спорта
Борьбы чувашской «Керешу»,
Борьбы на поясах! Прошу
Внимания на этом месте:
Веками данный вид не зря
Борьбы средь прочей – за царя;
Оружьем был в смертельной сечи.
На Акатуях – «высший» спорт;
Дух в «Керешу» вложил Народ!

Савар – чуваш по крови бати;
Да и по матери. Она
Недавно вникла в «факты» эти,
В архивы утонув до дна,
Перелистав тома Историй;
Без сна встречая часто зори,
Дошла до истины: в татар
«Перевели» народ булгар
(Иль булгар – суть одна и та же)
По сговору, «бумажно» лишь:
«Москва с Казанью – мир!», то бишь;
Чувашей тут не вспомнив даже.
«Мир» – чтоб известь, стереть в пыль род,
В ком жив еще Небесный код!

Чувашей-булгар град-столица
После Тимурова огня
Аскал звалась (Старград). О, места
Сыскать милей-чудней нельзя:
Над Волгой, средь лесов дремучих,
На сопках, у ключей певучих
Поставил город б;лгар-скиф,
Мечтая взять чуть «перерыв»
От краж-набегов орд татаров.
В те годы правил царь Салтан.
И в честь него Аскал – Хасан;
Хусан стал зваться для народов.
Но… встряла вновь варягов рать
В ход дел (Москвы длань, так сказать!).

В Курмыше длилась месяц… «сходка», –
«Общался» Грозный с татарвой.
Сварганили делище «тонко»:
Не битва и не смертный бой
Причиной стали смерти царской,
А заговор москаль-татарский:
Салтану дали яд! Вот суть.
Да под замочком эта «муть»
И в «Летописях», и в «Архивах»
Веками; в пламени костров
Горели книги вместо дров,
Где Правда о чувашах-скифах!
Обман «Историй» на Руси –
О, как нигде; «трудов» – ни зги!

И нынче ложь махровым цветом
Цветёт, тот «сговор» в рост пошёл;
И – кучи диссертаций, оптом:
Татары – внуки булгар, мол…
И смех, и грех; свет белый весел!
«Историй» вправочки – без чисел;
Следов затирок, ляпов – тьма;
Вот-те и «правда» (кривда – да!).
Бал правят, в чьих карманах «мани»,
Всё купят; хошь, и Эрмитаж!
Отстал в стороночке чуваш
От доль «Историй»… как в тумане.
Пример: Хорпата шлем и нож –
В руках «Шайми» («дал» Эрмитаж!).

Не счесть примеров. Ну, да ладно,
Ворчать и дуться в мир не нам;
Она ведь, Жизнь, всегда прекрасна,
Подобно солнечным лучам.
…Саварчик как легенду знает
Про Сандра, Тава; в суть вникает
Чувашской светлой стороны
И тёмной, тайной старины.
Патвар-борец язык татарский
Савару тоже передал,
С приёмами борьбы. Он знал:
Племянничку – простор скитейский;
Иль мировой аж. Да везде!
Пока же тот сдаёт ЕГЭ.

Глава III

Если сказать, что ты нищий,
что беден,
это не то и не так,
трафарет.
Нет,
ты банкирами сломан
и сьеден…
Сколько таких им идёт
на обед?!

А.Сафронов


Зажгётся свет – и тьма исчезнет.
Затем, глядишь – наоборот.
Так мир стоит, пока не треснет
Над нами вечный небосвод.
Зажглась вот золотом и осень.
Люблю я это время очень!
Танцует лёгкая листва;
Кружится будто голова.
Природа вся поднарядилась:
В багряном бархате лесок –
Расшитый золотцем платок;
Синь – неба платье как б… открылась!
И солнце будто бы нежней,
Чем летом; душеньке родней.

Так хочется прильнуть к листочкам –
К шуршащим звёздочкам в траве;
Коснуться к птичьим голосочкам –
К Симфонии сей на земле;
Не создал б Моцарт сам такое!
Природа – гений больше втрое,
Чем люди; в сотни тысяч раз,
Без украшений и прикрас!
Канавки даже и овраги,
Всё – сверхтворенье Бытия.
Тут приукрасить чуть нельзя;
Тут надо ввысь взметнуть все флаги!
А лучше флагов – взгляды рощ,
Где лучик солнца пляшет вдрожь.

Тропинка, вьющаяся змейкой
Среди кусточков и стволов, –
Средь высшей красоты планетной
(Материал тут – для томов!)
Как будто вьётся в жизнь… по сказке;
Герои – ни один не в маске,
А все как есть, лицом к лицу.
Точняк, – под силу лишь Творцу
Такое поместить в мир Чудо!
Рай – на земле, над головой,
И впереди, и за спиной;
И старый пень – как чудо-юдо;
И набок скрюченный сарай
Таит как будто тоже рай.

Стога застыли в огороде.
От умиленья, словно в сон
Глубокий впали. А в народе –
Хлопот предзимних жар-огонь:
Запасов подкопить побольше;
Зима – она всегда чуть дольше,
Чем надо. Дедушка Мороз –
Не гость в России, а шеф-босс;
И целятся уж стужи в осень.
Но – нынче солнце во весь рот,
С улыбкой! Бабки у ворот;
И щурятся, «балдея», в просинь,
Забыв на миг гусей, кур, двор…
Хоть вздохи – что прощанья хор.

И всё ж – чудесно это время!
Свободней дышит человек.
Полнее думушками темя,
Почище мысли. А поэт…
Да что сказать тут о поэте?
«Дуреет» просто тот в дни эти, –
На ветре пляшущий листок!
Вот так черкнём лишь между строк
Про этих чудиков – Поэтов.
И дальше, в путь скорей, дружок.
Наш путь – не замкнутый кружок,
А даль, стрелой, до горизонтов!
Быть может, – дальше, в облака!
…В Тайбу ведёт наш путь пока.

Сей путь поэту, о, не в трудность!
Ему дороги нет милей,
Чем этой тропки пыльной узость,
Бегущей вдоль краёв полей,
Паёв, участков, огородов…
Годам и сотням километров
Невмочь из памяти стереть
Тропинку, вьётся что как плеть, –
Пядь каждую все клетки помнят:
Поэт босым мальчишкой тут
Утюжил травку, пыльный грунт;
Его сюда зовут и манят
Деревни дух родной и быт!
И чует, – тут он не забыт…

В деревне новость, знамо дело –
Главнейший праздник жития:
Кукушка сколечко пропела,
И чья подохла там свинья,
Коровка где-как отелилась,
Чья жёнка впала вдруг в «немилость»
(С шабашки муж, живой едва,
С зарплатой – в дом, ему ж – рога!
Само собой – стать «синеокой»
Тут «благоверненькой» за миг!).
Слушки и новости – прыг-прыг,
Вскачь скачут козьей стайкой лёгкой.
Деревня, из конца в конец, –
Посплетничать большущий спец.

Да автор сам хохмил когда-то
В далёкой молодости так,
Что стены аж дрожали; так-то!
Позубоскалить был мастак.
Резвился лёгкий в нём характер.
Теперь – в иных делах он «мастер»;
Вернее, дел и вовсе нет…
Кой-как черкнуть пустой куплет,
Хрычом насупившись угрюмым,
Листочек белый очернять;
Кряхтеть, ворчать в мир, обвинять
Кого-то, что-то с видом «мудрым» –
И всё. Но байкам до зари
Он – «за!»; хоть хлебом не корми.

Деревня – мудрости ты кладезь,
«Родник» смекалки и добра;
Ты пахарь, а не рыцарь-витязь:
Не бой, а труд тебе с утра
Начертан на роду Всевышним.
«Праязыком» владеешь пышным:
Взгляни, услышь и запиши,
Поэт! Изъянов не ищи, –
Тут всё ко времени и к месту;
Тут в каждой байке – жизни суть,
И точный, правильнейший путь!
Лишь смысл чуть сокрыт… как б «нету»;
Тем паче, коль войдёт чуваш
В хохмищах тех в азарт и в раж.

Рыцарь – на египт. Ра сьар (высший воин, солдат Солнца, войско Бога). Сьар – с чув. войско, армия.

И вхож же в это состоянье
(Верней, за рамки рвётся вон)
Пуриска – местный «шторм в стакане»,
«Ниндзяка»; словом – мудозвон.
И тянет ведь на «подвиг» типа,
Взлетит коль планка за пол-литра:
То лбом кирпичик «разобъёт»
(Кирпичик цел, разбит… весь лоб);
То с мостика метнётся в воду,
Тем ошарашив мирный люд, –
Тарзан явился сам, мол, тут!
И глядь – «не лезь, не зная броду»:
Из ила еле взят «герой» –
Кустарный горюшко-«плейбой».

И надо же: Пуриске в руки
«Геройство» как-то прёт само
(Да просто зёмы от злой скуки
Включают «Жизнь – камит» кино).
Так вот. В ноябрьскую слякоть
И вышла этакая «пакость»:
«Храбрец» за литр на погост,
Да в полночь (час-то – для «геройств»)
Согласье дал сходить… спеть «соло»
Про зайцев, косят что траву!
А «ниндзю» там уж ждали (тьху!)
Два «призрака» в мертвецко-белом!
«Смельчак» с испугу – в аут… «Труп»!
Доставили в телеге в клуб.

Камит – с чув. комедия.

Да ясно дело, что в деревне
Телега с лошадью вовек –
За «Скорую». А в самогоне –
«Реанимации» жизнь-свет.
«Трупяк», конечно, оживили;
Да «элексирчик» в глотку влили, –
«Награду-приз», ну, литр тот:
Что заслужил – «герою» в рот!
И всё «хоккей»! Да вот Пуриска
Стал с «подвига» того другим –
Каким-то сникшим вдруг таким:
Мерещатся, знать, два «скелета»,
В ту ночь явились что ему.
Ещё… «Шторм» тих стал, – вточь Муму.

…Васьлей Ухватов на деревне
Не отличался ввек ничем.
Мужик – так, серость, в середине;
Ну, не герой он для поэм.
Да вот однажды так случилось –
«Сушняк» с соседом. Приключилась
Беда такая не впервой, –
Сосед Михась поддать «герой».
«Больной» – к Ухвату, за спасеньем.
А Васьки жёнушка – карга:
Бутыль пустую со двора
Не выбросит! Тут дело, впрочем,
В бутылке (да не в шляпе ж). Вот
Васьлей Михаське – водку, в долг.

А как же? Выручка друг друга
В час SOS – закон номер один
Под светом солнечного круга
И под луной! Такая жизнь
Уж испокон веков в деревне,
От дней Начала до поныне.
Похмелье – чем тебе не SOS?
И вспышки молний, грохот гроз –
Ничто в сравнении с похмельем;
«Самим себе подобным» лишь
Недуг сей лечится! То бишь,
«Зелёным змием», ядом-зельем,
Клин – клином; мудрые слова.
Сосед – родней… родни: жизня.

И в самом деле, – на соседстве,
На братской помощи стоит
Деревня на Руси-планете!
Друг, эту Правду говорит
Исконный «лапоть деревенский», –
Строчит кто сей стишок простецкий,
Кто от сохи сбежал в галоп
В глушь «джунглей каменных» (хм… в гроб?).
Ему ль не ведом быт деревни?
Да в каждом вдохе, в каждый миг
В душе его – деревни лик,
Родная улица, соседи…
Итак, Михась попал в беду;
Куда бежать? К соседу, ну!

Да разве в этом есть сомненье?
Ни грамма, капельки, ничуть;
Тем боле, давит коль похмелье
Слоном взбесившимся – аж жуть!
Тут лишь сосед тебе спаситель,
За «помощь скорую», приятель;
Сегодня – ты, а завтра – он,
Все ходим под одним Творцом…
У всяк живущего есть глотка
(Тьху-тьху, не будем про нутро,
Про «змия», чёртиков и про…);
Похмельному всё это – пытка.
Трещит Михаськи голова, –
Как б пушки бьют внутри виска!

Бутылка в подполе стояла,
С наклейкой «Путинка» (не лгу!).
Рука Михаськи впляс дрожала, –
Глотая водку на ходу, –
Спешил «больной» в тень у сарая.
Жгло солнце – ведь конец-то мая.
Но… тут Михаськино нутро
Вдруг хлеще солнца обожгло,
Пожарче и паяльной лампы!
Михась – в канавку, кувырком,
Кататься в лужице вьюнком,
Орать, визжать, и встон, и матом!
Васьлей – к нему, а тот – в бреду...
Читатель, чуешь ты беду?

Михась в больнице провалялся
Полнейшим нечисти мешком
Недельку. Как чуть оклемался –
Влетел в свой дворик, в сени, в дом;
И из окошка на Ухвата,
Как на последнейшего гада,
«Заявой» машет; мол, тюрьма
Ждёт «отравителя»! Змея
Пригрелась, мол, к нему в соседство!
Ну, словом, точно, – сел б Васьлей
В кутузку на премного дней,
Да хапнул срок пока условно.
Кто «ядоспец»? Ужель жена –
Враг колорадского жука?

Кто не «догнал», тем – поясненье:
От «колорадца» жидкий яд
В года те был как бы спасенье;
И насекомым – сущий ад,
И людям, кто к нему касался.
Картофель им лишь и спасался.
По разному яд звался. Сей
Звать «Каратэ», ну – в лоб, ей-ей,
Как точно дали имя «монстру»!
Марусь – Ухватова жена,
Владела «каратэ» сполна:
В бутылки влила и в канистру.
Ещё б ей Ваську упредить,
Что «Путинку»… смертельно пить!

А потерпевшего – Михаську –
С того пречёрнейшего дня
Как подменили: даже каплю
Ни-ни на грудь! Да вот-те-на…
Куда там, морду аж воротит,
Коль пьяного случайно встретит.
А ведь мужик был тот Михась,
Пока беда с ним не стряслась.
Теперича – совсем что робот,
Почти что… истый большевик,
По бою с пьянством – «кадровик»
(Пока «агент» внештатный, молвят).
Мда-с, – «Путинка» своё взяла:
Михась стал трезвенник! Дела…

Да ладно, «Дело» – по-соседски;
Замнётся штрафищем небось.
А тут – делище… «по-мигрантски»
(В Тайбе ж «мигрантов» развелось!).
Шашлычный бизнес – их «коронка»
(Не в счёт коль «дурь» – их жвачка-травка)
В районом центре, у главы
Под носом – печь, шатёр, столы;
И запах жаренного мяса
Чинуш пьянит с башки до пят!
Аж в очереди, глядь, торчат
И «зубчики» из руководства.
Шашлычникам – «бис, молодцы!».
В Тайбе же… исчезают псы.

Псы – псами, но за ржачкой – слезы;
Два лаптя – пара. Таковы
Ответы жизни на вопросы,
Сама что ставит, как столбы
На всём пути людского рода
(С пелёнок и до крышки гроба).
…В мигрантском «таборе» – мальцов
Тринадцать; старшему годков
Четырнадцать. Вот где «прогресс»-то,
Демографический прорыв!
Но голос автора – внадрыв,
Рассказывая это место:
Два пацанёнка южных… в лёд
За часик превратились, Бог!

Понятно: в бизнесе шашлычном
Без «морозилки» – хода нет;
Хранится мясо там обычно.
Южанам лепший друг кто? Лёд!
Когда с тушк;ми не столь густо –
В кладовке-холодрыге пусто;
Тем паче, у мигрантов тех:
Ведь «табор» многодетней всех
У «оккупантов» дома Сандра.
Гром грянул в ясный летний день!
В войну играя, детки в «плен» –
Двух братиков; и – в «хлодик»: амба!
А сами – к речке, от жары:
Купаться – рай для детворы!

О, зелень травки бережочка;
У самой кромки – слой песка;
В речушку мутную с прыжочка
Башкой всей бухнуться, до дна,
До ила самого; и пробкой –
Обратно… с жутко грязной мордой,
С «индейской маской»! И – пасть с ног
На жар песка, на солнцепёк.
Со счастьем этим что сравнится?!
На белом свете детворе
В жару поближе быть к воде –
Пик радости; сияют лица!
Вот жизни суть, да вот Оно,
Для счастья Богом что дано!

И где «врагов» тут вспомнить пленных
В пылу барахтанья в воде?
О, детство – горсть… мгновений светлых!
Куда ты кануло? Как? Где?
И нет ответа. Люди, вою:
Двух младших братиков на «волю»
Ледышками достали! Час
Не пролетел, да жизнь в них – «пас»:
Дверь изнутри им не открылась.
Ворота рая – настежь им,
Наверное! Вмиг стал седым
Отец у трупов, мать – свалилась…
Оставив две могилки тут,
Семья мигрантская – в Москву.

Там – растворилась в массе-«каше».
Там можно даже и слонам
Иголкой кануть. О, дни наши!
Есть место всем… Но не сердцам,
Не душам чистым и невинным,
Нехитрым, тихим, добрым, мирным!
Семья мигрантская нашла,
Видать, и место, и дела;
Влилась, знать, в бурное теченье
Житухи где-то под Москвой:
Ведь их диаспора – что рой
(Не пчёл… а «мух», – коль поточнее)
Пускай поэту «земляки»
Простят «презлые» столь стихи.

А что сказать? Места родные
Забросив, кинув, позабыв,
В Москву «рвут когти» молодые, –
Джигиты, парубки, юнцы.
Ничем не хуже их землица,
Леса, и горы, и водица.
Им край родной бы подымать,
А не в шабашничках пахать
За тыщи вёрст-то от аулов,
От кишлаков и сёл родных
На дядь чужих, столь жадных, злых, –
Трудяг считающих… за мулов!
Шабаш-народ из СНГ
Москву ввысь тянет… на себе.

Москва! Резиновая ниша,
России «чёрная дыра»;
Коррупции державной «крыша»,
«Малина» сладкая вора.
Трудягам честным же – горбатить
За хлеб насущный!.. Ладно, хватит;
Люблю Москву я всей душой:
Её же ставил предок мой –
Хозяин Киева, Новграда –
Скиф царский, сам чуваш-шумер!
(Да на «замке» в ту Тайну дверь).
Но тут вертаться бы нам надо
К «баранам» нашим – к хохмам; вновь
Нас ждёт избушки милой кров.

Тут каждый угол пахнет детством, –
Родимым, светлым, дорогим…
Тут крыша дома спит под снегом,
А из трубы – душистый дым
На небо… флагом жизни вьётся!
И смотрят добро так оконца
На мир земной. Вот и заря
Алеет чуть; над ней звезда
Под утро тихо догорает,
Стесняясь собственной красы.
Укрылись инеем кусты.
С позёмкой ветер всвист играет.
Коровье «му» – что в уши горн,
Лошадка ржёт, петуший звон…

Тут тема коль пошла про живность, –
О, невозможно не схохмить
О хрюше! В Рождество случилось
То дельце… Выпить и налить
Сам Бог велел, как говорится,
В тот светлый день; душа – что птица!
А тело «примет груз» на грудь
(Сплетаются лишь ноги чуть).
Ну, ясно: нашенский сей праздник,
Российский, зимний, коренной,
С душевной внутренней жарой;
Плюс – тут как тут Мороз-проказник!
А у Сьтапана во дворе
Настал «горячий» час… свинье.

«Звездец» пришел полнейший, скажем.
На то она и создана,
Чтоб на столе простецком нашем
Быть рядом с кружками вина
Иль с рюмками спиртяги-водки
(Тем лучше, чем крупнее рюмки).
России без свиньи – «копец»;
То бишь, – «бис!» хрюше, «молодец!».
Шум, гомон, топот – дело в шляпе:
Забили хрюшу! Перекур, –
Морозец нынче чересчур
Забористый, плюс с вьюгой в паре.
«Да, впрочем, было так всегда,
Эх, раньше… Ныне жизнь – не та».

Вот так ворчат «пни»-аксакалы;
Вздыхают, глядя в небеса.
А там – бардак; там, ёлы-палы,
Ракетами пробита вся
Землицы-матушеньки крыша.
Там всё не так, как было раньше!
Там, в канцелярии небес,
То ль перевес, то ль недовес
Жары и стужи, снега, зноя…
И не понять, – когда, что, как;
Да форменный (етить!) бардак.
Но день – что надо, глянь, сегодня.
Вот «мясники» шмыгнули в дом;
Да тяпнули тост «с Рождеством»!

А как же, – праздник-то законный,
Первостепенный, так сказать;
Народ скитейский, православный
Любил в день этот погулять.
Тут со времён царя Гороха
В почёте День рожденья Бога
Считался. Да в последний век
Стал атеистом человек
В угаре «сладком» коммунизма.
Теперь «комунны» не в чести;
Буржуям ныне… флаг нести
В куркульский мир капитализма!
От этих и от тех далёк
Трудящийся простой народ.

…Тут – тост за хрюшу, с Новым годом!
Но: «Будя вам!», – изрёк старшой
(В делишке каждом есть такой);
«Бугор» – во двор, «бригада» – следом.
А там – ни мертвой, ни живой,
Нет никакой свиньи в помине!
Нема следов – «спасибо» вьюге.
Да-а! «Следопыты» всё ж кой-как
Нашли хрюшиный скрытый «тракт»:
«Беглец» забрался под веранду
Из всех последних свинских сил
(Кто добивал – тот свински пил
Вчерась, знать: дал с похмелья маху!).
Вползла – живая, стала – труп.
Мороз под тридцать жмёт уж тут!

И как спасти «наф-наф» из «плена»?
Как «зверя» вытащить на свет?
Ведь свыше ста кг махина,
К тому же двери-лаза нет
Под пол веранды у Сьтапана.
Хозяин, грохнув два стакана
И крякнув хряком, – гаркнул в «рать»:
«Ломайте пол, едрит-те-мать!».
Ну, «лбы» те дел наворотили,
Вернее, досок половых;
«Добычу» взяли (и в поддых
Дал «беглецу» кой-кто от злости!).
Звенел же над деревней смех
От «маху» «следопытов» тех!

В деревне живность и хозяин
По жизни рядышком идут:
Ты будь почти что целый барин, –
Да всё ж скотинка прёт в твой быт.
…Случилось дельце это в мае.
Есть стадо, есть козлы при стаде.
(А средь людей «козлин» – не счесть!)
Вдруг молнией деревню весть
Средь серых будней озарила:
Явился к «боссу» лепший друг
Лафа Кеши;, – понтяра, плут,
Блатняра «крупного» калибра,
Из грязи вставший в «ранг» купца
(«Мелкашке» плут – за «молодца»!).

Лафа Кеши; в районе – «имя»:
Ведь у него везде «рука»
(Хоть «бородата» эта тема,
Попотрошим всё ж чуть-слегка):
Шнырькам-щенкам – «шишкарь» фартовый;
Ментам-кентам – стукач махровый;
Чинушам-тушам – «бизнесмен»,
Которому за «крышу-сень»
«Мелкаш»-глава, «пахан» района,
«Имеющий» всех-вся! Кеши –
Его «опричник». За гроши
«Хузе» всласть лапу лижет – псина:
Рвёт мелких шавок-торгашей!
Главе в карман – дань с их грошей.

Да вот скотинку не обманешь;
Ей ясно, – кто есть кто, видать.
Козлу – тем паче, что тут скажешь;
Рогатая, с бородкой рать
Не зря от матушки-природы,
Наверное. Не будем оды
Козлу «вонючему» тут петь.
Тут хохма-драма – очуметь:
Новьё-джипарик у Лафушки
Блестел под солнцем и слепил;
А рядом чинно проходил
Козёл бабулечки Марфушки, –
Копыта, хвост; ну, а рога –
Тебе… что бивни у слона!

Козлина, словом, да и только;
Ну, мамонт вточь, редчайший тип!
Дивиться можно тут хоть сколько.
Крутым и редким был и джип, –
Один такой на всю округу.
Кеши «толкал» палёнку-водку;
Глядишь, и стала вошь… «орлом»:
Кафешки, бани, замок-дом;
Буржуем стал «бандит» вчерашний
(Топтал год зону, шнырем был,
Носил баланду, «крыской» слыл);
Вот – стал подручным-псом Мелкашки.
Да стоит ли о «псах» тут петь?
Тут от козла бы… зад сберечь!

И надо же тому случиться:
Козёл – «смотрящий» всех козлов –
От стада в день тот отлучился
На часик, с Катькой… для делов
«Сердечных», важных, непустяцких.
Идёт козёл Васёк, друг Катьки,
Степенно, мирно так. Но вдруг –
Козёл… другой; да прямо тут,
На дверце джипа, сверхнахальный!
Свои козлиные рога
На Ваську целит! На врага
(На дверь) Васёк – таран козлиный!
На грохот адский весь народ
Сбежался, бросив всякий труд.

Не будучи ослом, козлина
Дал дёру, чуя всю беду.
Пройти бы Ваське просто мимо
Железки! Он ж – на всём скаку
На тень свою попёр рогами…
Лафушка с битыми дверями
Марфушку-бабку по судам,
Ох, затаскал, – скажу я вам.
Козлу – ни жар, ни пар с того-то.
Да надо ж, рядом там «Ока»
Соседская была тогда;
И невредима – «недотрога».
Васёк – герой, не кто-нибудь
Теперь! Хромает лишь… чуть-чуть.

Видать, бабусь Марфушка Ваську
Всё ж наказала за «теракт»,
Ну, за «дуэль» ту, за атаку;
Васёк хромой стал, это факт.
И Каверле ходил с фингалом
Отменным, под-над левым глазом;
«Медаль» носил недельки три.
Вручал же «знак» Лафа Кеши:
Ведь у ворот «дружка»-Шакура
Его «коня» боднул козёл!
И гость, – от дел тех сер и зол,
Сломал враз «боссу» плюс два зуба!
У бабки тоже – тик и шок…
Ну, наломал же дров Васёк!

Козлиное с рогами «дело»
«Легендами» так обросло, –
Блогбастер можно выдать смело
Фильмишкам сереньким назло.
Да Нахалковы, иже с ними,
«Шедевры» лепят всё по жизни
По спецзаказику Кремля
За счёт казённого бабла.
Их «лики мудрые» с экранов
Народ российский учат жить
И как мать-Родину любить,
Себя мня «цветом патриотов»
(Но автор-«бомж» Отчизне честь
Не хуже их способен петь!).

Намедни же – ещё вот случай;
Событие аж, так сказать.
Дружище мой, ты вот послушай:
Повеситься… и хохотать, –
Возможно ль сбацать экий фокус?
Петюк же выдал, смог, вот так-то-с!
Жены куки;ш на опохмел
Толкнул его в круг «страшных» дел:
В петлю влез жаждущий «водицы»!
Сыграл роль мастерски «артист»:
В хлеву, на лесенке повис,
«Ушёл» на небо… как бы птица
(Знать, там архангел Михаил
От удивленья рот раскрыл!).

Ведь на деревне был первейший
Петюк хохмач и балагур.
А тут, ты глядь, висит милейший, –
Мешок вточь на шесте для кур.
Апостолу как не дивиться?
Итак, Петюня – что сосиска,
Мертвяк-висяк во всей красе,
Глаза навыкат; вообще
В труп натуральный превратился!
Язык – что галстук, изо рта;
Ну, точно флаг, ну, «красота»…
В роль трупа Петька мёртво вжился!
Отброшенный ногой стул тут
Издал беды законный звук.

На звук – жена; зырк-зырк – и пробкой
На улицу, народец звать:
«На помощь! Караул!» – дурёхой,
Подрезанной свиньёй визжать;
И – в «аут»: чувств лишилась крепко…
Влетела первой в хлев соседка –
Маняша – вострая: хорёк!
Перекрестилась – и плевок,
Да смачный – Петьке… прямо в харю!
(«Труп» насолил ей как-то раз:
Её козе прикрыл в сад лаз).
Тут «хорь» – давай хватать халяву:
Яиц полно было гнездо;
И – вмиг осталось лишь одно!

Не выдержав сего нахальства,
«Висячий» дал ногой под зад
Воровке! Та от жути-страха –
«Готова»! Яйца – всмятку… Брат,
Вот драма так и совершилась.
Верёвку, чтоб не затянулась,
Чтоб кислород не перекрыть
(За водку – «смертником» ль не быть?)
«Висяк» всё дело сладил «верно»!
То – репетиция была…
Вслед – следствие. И суд. Дела-а.
Впаяли Петьке срок железно.
Пик «пьески»: «фокусник» в тюрьме
Себя… повесил на трубе!

Видать, хохмач-то простодушный
Изведал, что свобода – всё;
Что в камере тюряги душной
«Весёлый»-Петька – лишь никто,
Ничто, без палки нолик, точка…
И потянув срок чуть-немножко,
До зоны не дойдя, уж тут,
В тюремной хате… шеей в круг,
Перекрестившись, влез: «висячий»
В мгновенье ока стал Петюк!
А в хате спали все вокруг.
И выдал ж дубль настоящий
Трючка домашнего «хохмач»!
Хохоч ты тут иль, воя, плачь…

Жизня – она такая штука;
И фокус-мокус выдаёт
Навскидочку, в «десятку», круто,
Наотмашь, вдребезги, в глаз, в лоб!
Как увернуться от ударов?
Крестьянину – в «лик» огородов
Уткнуться носом… и «балдеть»:
Косить, полоть, копать, корпеть;
За отдых – хохмы лишь и сплетни.
Вот вся загадка Бытия
У деревеньского житья.
Об этом тут все пляски-песни.
Но дух деревни – от Творца;
Всему Начало! До конца.

И город – та же деревенька.
Лишь разность, – в городе шум-гам.
В деревне ж… хрустнет хворостинка,
И слышно это всем жильцам.
Все города берут начало
Из деревень, – да всем понятно:
Почти у всех людей кругом –
В деревне где-то предков дом
Стоит; иль был… да сплыл бесследно.
Теперь народа большинство
Забыло это «волшебство».
Но что-то в душах есть, – что Свято!
Вот байка-сплетня вам ещё
(А что здесь смысл? Знал бы кто…).

Из города в деревню к бабке
Приехал Жора. Кэркури, –
Его так звали все тут в детстве.
И не узнать-то, чёрт дери,
Соседского мальчишку нынче:
Односельчан всех толще, выше
Стал землячок, поглядь-ка ты!
И ясно, – не шухры-мухры,
Не Кэркури тебе он вовсе,
А Жорж-Георг теперь – точняк;
Машина тоже не тяп-ляп,
А джип «Порше» с нуля, вам здрасьте!
Сынок с ним, в рученьках – айфон;
Круто-о-ой! Словечком, папин клон.

Так вот, поставил Георг-Жора
Коня железного, «Порше»,
На обозренье, у забора,
На выставку как вообще.
Слепил деревню «Порш» тот шиком;
Крутил там что-то Жорж под днищем, –
Знать, номерок доукреплял.
В салоне клончик-сын играл
В водилу-гонщика лихого:
Рычаг толкал, педаль топил,
Ключ зажигания крутил, –
«Порш» – прыг на Жору! И готово:
Башке Кэркуриной – капут;
Прижат к забору… всмятку. Труп.

Георга тихо хоронили.
Несли гроб зёмы на руках
По улице родной деревни
Всем сходом; было так в веках
У дедов и у их прапредков…
А «Порш» сиял от фар до дисков,
Нахально, нагло, без души,
С издёвкой будто бы почти!
И ничего не сделать с этим
Раскладом хода дел судьбы
Людского племени, увы:
«Венец природы» – вскачь за счастьем,
Всё в гонке!.. Глушь. Деревня. «Порш».
Блестит джипарь! Не светом душ.

Железка – да она железка.
Какие счёты к ней и спрос?
Да жаль и «клончика»-ребёнка, –
Ведь и до метра не дорос.
Какой прок плетью драть мальчонка?
Итак он с той беды – заика.
Тут лишь руками развести
Останется, друзья мои,
За данный столь несчастный случай.
У вдовушки убийцу-«Порш»
Купил уж тут же (хапнув куш!),
Лафа Кеши – главы подручный.
Тут «фронт» для сплетен и слушков –
Что ширь небес для облаков…

А нынче вовсе не до сплетен,
Торчит хотя с утра толпа
У дома из ядрёных брёвен,
У Микулая; у бугра.
Хозяин сам – в гробу: зарезан!
За что? Когда? И кем? Не беден
Дом бригадира, двор богат,
И огород, и клеть, и склад…
Убийца – вор? Бугор артели
Хоть был куркуль, но труд ценил;
И надрывался из всех жил
Копейку выбить в каждом деле.
Кто ж душегуб?.. Ка-а-к?! Сын родной,
Вовук-кудряш, алкаш дрянной?

Вот надо же… Отцеубийца –
В деревне древней, из веков;
Чувашскость выше где, чем птица,
Витала! Гром для земляков –
Весть эта; не было ведь сроду
Такого здешнему народу:
Сын-лоботряс – и на отца!
Дошла житуха до конца,
Видать, – до пропасти, до края...
И как Бог это допустил, –
За счёт отца и ел, и пил
«Дитя»-убийца, тварь гнилая;
Сбил под иконкой батю он, –
Сынку не дал тот… самогон.

Частенько, – после пьянки каждой,
Душонку Вовки «щекотал»
Когтями «змий-дракон» ужасный;
И даже на дыбы вставал
«Зверь» в алкаше в часы похмелья, –
Чертовская власть яда-зелья!
«Кудряш» зубами аж скрипел
Злясь на курк;ля; и смотрел
Псом бешенным сынок на папу!
«Пёс» нюхом чуял про тайник;
Не ведал только – где хранит
Скупой хозяин дома… водку.
Хотя книг в руки и не брал, –
«Кудряш» Раскольниковым стал!

Столь разны у людей всех судьбы.
Вот у одних жизня – роман;
А у других – как строчка оды;
У третьих же – лишь мат и дрянь.
Ничуть не парился над этим
Алкаш-кудряш; он сортом третьим
Висел на «Древе»: плод гнилой,
Червивый фруктик, лист больной, –
Да-с, «урожайчик» нано-века!
А Достоевского вопрос,
Что гений миру преподнёс:
«Прожить со званьем Человека
Иль пасть дрожащей тварью в ад?», –
Не «пучил» Вовку сей пустяк.

Не снилась чмошке та дилемма;
Не по зубам лоху роман,
Душа живая где – Поэма!
Об этом разве мыслит пьянь?
Да нет в башке его и мысли;
Дрожь в теле, плечики обвисли;
«Мыслишка» тлела всё ж одна:
Нажраться б водки, да с утра!
Но даже в долг не отпускают
Пьянчуге: как в шелках – в долгах;
Одно «спасенье» – батин «клад»;
Так приволок «змий» жертву к краю.
А дальше – пропасть. Грянул гром!
Деревня ахнула тут встон...

Три месяца спустя в тюряге –
В Цивильске – кончились деньки
«Кудряшки»-чмошника: в «пресс-хате»
(«Почётно» даже, чёрт дери)
Спросонья, с верхних нар, «случайно»,
На унитаз – башкой... «Шикарно»!
«Упал. Несчастный случай». Вот
От опера вся «ксива» в морг.
Не по нутру, знать, не по масти
Отцеубийца и ворам,
И «пастухам» их – «операм»
(Прости, Господь, грехи их, страсти).
Тюряга – ад сей на земле –
Видать, похлеще… чем на дне!

Сам Алигьери, – тот, что Данте,
Побыв в «гостях» тут месяцок,
Познав всю «прелесть» быта в «хате», –
Свалился б, видно, в аут-шок.
Не кончил классик чёрный список
Веков-то средних мук и пыток;
Неполный круг в его аду, –
Ему б взгляд бросить на тюрьму
Сегодня, здесь… Да ахнул б гений!
Душонки тут – болот грязней;
В телах орудует зверь-змей,
Знать, круче, чем тот самый, древний.
…Могила Вовки – без креста:
Мать открестилась от сынка.

А осень тихо-золотая
Листвой последней на ветру
Дрожала, шорохом вздыхая,
За зло и дурь в людском роду.
С небес же синяя бездонность
Глядела так в людскую бытность, –
Как мать на выросших детей;
Застыв от глупых их затей…
Вот – облак стая над деревней;
И сыро стало, и темно.
И хлев, сарай, амбар, гумно
Укрылись тенью уж предзимней.
Деревня. Осень. Пусто. Грусть.
Лишь снег белит к погосту путь.
***
Год тот же. Город Чебоксары.
Битком заполненный дворец.
Начальство, гости, делегаты –
Чувашского Конгресса съезд!
Кишмя кишит «пчелиный улей».
Шныряет рать «конторы» пулей;
В дверях псы власти – сторожа:
Впускать им кой-кого нельзя.
А таковых-то – целый список,
На ком поставил власть табу:
«Харь оппозиции – атту!
Системе против прёшь, огрызок?!».
Ползут «вожди», за чином чин;
Президиум – «малина» им.

И ордена на них, медали…
«Герои» – аж в глазах рябит!
И где их всех-то понабрали,
«Элитку» нации… на вид?
А так, подвинуть коль поближе,
«Нектар» сей и воды пожиже:
Всё – юбилейные значки
У тех «героев» на груди;
Всё – «свадебные генералы».
Не все, конечно – через шаг.
Судьба народа им – пустяк
(Вы про таких сто раз слыхали).
А тут – лицом к лицу, лоб в лоб,
В тусовке «звёздный нацбомонд»!

Явившихся ордой-толпою
«Почётных» этих вот «гостей»
Встречать с поклоном, с хлебом-солью,
Чтоб было им здесь всё о’кей –
«Святой долг» тутошним чувашам,
Воз жизни тянущим «лошадкам».
Телегой рулящие, глядь –
«Едросская» ватага-рать.
Речь про «гостей», про «делегатов»?
Щенячий визг – «народный глас»:
Одни и те же каждый раз –
Прихватизаторы мандатов;
Вточь – сборище дворняжек-псов
Ручных; виляния хвостов…

Съезд ЧНК им – лишь забава.
Их «дело» – выбрать, взять, урвать
Пост «президента»! Вот – что надо,
Вот для чего здесь эта «рать»
Со всех концов земли-планеты
Сошлась для «подвига» (да что ты?!).
Здесь автор вломит не таясь:
Шестёрки это, власти масть!
Мандаты – тем ручным «собачкам».
«Волчищам» диким – в лоб флажки.
«Медведь» решил так! Не ропщи –
Не место здесь «простым» чувашам.
Президиум сплошь, видишь – кто?
Начальство «мудрое», а то!

Да, там одни «царьки» и «боссы»;
«Хозяева» ЧР – в анфас.
И поголовно все «едроссы»!
Гляди, от счастья – чуть не в пляс:
Из близи «шавки» и из дали
Как надо проголосовали, –
За олигарха, за того,
Кто нужен власти, ого-го!
Верней, нужны его деньжата:
Сдал «мани» – юркнул в Госсовет;
Стал ЧНК аж Президент…
(Мда-с, тут всё – «суки» и «щенята»).
«Волчар» же вольных сосчитать
По пальцам можно; всех видать.

Они – кто духом не сломался,
Не сдаст кто в битве свой Народ;
Кто чистым совестью остался,
Кто не вписал себя в «сук» сброд;
Кто для властей – боль головная;
Мишень «конторе» основная;
Кто в рост, открыто, без забрал
«Едромедведю» против встал!
Их всех назвать бы поимённо
(Хоть для «Историй» и легенд:
Остался б внукам верный след)!
Им петь бы гимны окрыленно!
Но – тишь да гладь. Жизнь как во сне.
Чуваш сегодня – тень… на дне.

Дружок, читай стих без обиды:
Да автор сам ведь, и не раз,
Рычал волчарой в эти «съезды»!
Не видел б их небесный глаз…
Не слышал, не смотрел, не знал бы
Наш Туро дурь-шампанских залпы;
Как после «сходки» ЧНК
Гуляет пьяная толпа
В крутом «Курортном» ресторане;
«Героев-зём» тост сотый раз;
«Сук-делегаток» сексопляс;
Жуть оргии, «отрыв» в дурмане!
Жгёт «делегат-народ» – культорг,
Библиотекарь, педагог…

Тут не видать ни трактористов,
И ни крестьян из деревень;
Рабочих в списках нет – всё «чисто»;
Такая вот вам… хренотень.
Да, разделён Народ на части –
На «белый» и на бедный. Власти
Набили ручки уж на том, –
В «лавчонку» превратили Дом
Наш, общий. Так по всей державе,
По матушке-Скитее всей!
Тому в сто раз за то больней,
Кто – Человек! Не скот кто в стаде!
Да к чёрту «сходки» ЧНК.
Забудем-ка про них пока.

Забыться… Вот мечта «писаки» –
Творца «Скитеи»: эх, «уснуть б
И видеть сны». Да вы читали,
Наверное, «быть иль не быть» –
Шекспира вещь с названьем «Гамлет».
Неужто нет? Вам стыдно станет
Тогда за жуткий сей пробел.
А впрочем – нет: ведь не у дел
Кихоты, Гамлеты и прочий
Народец классики веков
Сегодня, – день тут не таков:
Не Гамлет встал пред наши очи,
А Чичиков! Ещё – кто там?
Да «Плутик» – сам Левиафан.
***
«Босс-Каверле» домой со съезда
(Прилип же этот «съезд»… как грязь!)
Вернулся. Не находит места
От важности «из грязи – князь»:
«Все – моськи лишь, вокруг, и рядом
В сравненьи с ним! Он делегатом
«Рулил» на съезде! Сам Йыкнат
Сидеть с ним рядышком был б рад;
«Хузя» ЧР (смешно!) Йыкнатка.
А в делегаты Каверле
Не охломоны тут в селе,
А Мелкин выбрал лично; точка!».
Так «делегат» пел всем кругом
Надутым спесью петушком.

Хузя – на русс. хозяин.

А что не петь? Три магазина,
Две фермы, мельница, земля,
Такси три штуки (да-а, не хило!)
В аренде, вскачь. За короля
Чмо-Каверле теперь в округе.
Хоть не в почёте жмот в народе,
Для слуг-наёмников всё ж – босс,
Хозяин, шеф! Какой вопрос?
Ведь голод, он тебе не тётка:
И шапку снять, и спину гнуть
Заставит; и не как-нибудь,
А вточь, конкретно, ясно, чётко!
Житьё-бытьё теперь в Тайбе –
У ног Шакурки-Каверле.

Куркуль – он есть куркуль, навеки.
В районе знает стар и млад,
Как жаден Каверле к копейке –
И душу дьяволу продаст.
И пр;дал! Даже с потрохами, –
С тугонабитыми мешками
(Слух любит слово «кошелёк»;
Для Каверле ж сойдёт… «мешок»).
Итак, крутое ждёт нас дельце!
В округе каждом и краю
«Каталы» есть. И как в раю
В картёжных играх те умельцы.
Прознав страсть «боссика» к деньгам,
Те – в жизнь мошеннический план!

«Что просто, то и гениально!».
Все «классики» картёжных дел
«Закон» сей чтут феноменально.
А в остальном для них предел
Не существует на планете,
На этом и на том, знать, свете.
Им бог – «шаха», их ангел – «туз»,
«Король» – отец, мать – «дама»... Плюс
До нитки обобрать живого
Иль мёртвого – им всё равно!
Видали вы их лишь в кино
(Да автор в их кругу немного
Сам «банковал». Что ж, грешен, да.
Но – завязал. И навсегда).

А Каверле, лошок «фартовый»,
Попался мёртво на крючок.
Трючок «катал» – «простой и добрый»:
Резвился б ветром «дурь-бычок»;
Дать больше воли «супермену»,
Чтоб фраер сдуру или спьяну
Поверил в счастьишко и в фарт;
И бросился б в объятья карт!
И вот он – миг «катал» заветный:
Мухляж, краплёнка, понт – краса!
Лицом похож… на мертвеца,
Артист – «катала»: с виду бледный;
Нутром – железных нервов сеть
(Не дай вам Бог за стол с ним сесть!).

Шакурчик – сел… Он в Чебоксарах
Шнырял по «высшим» этажам
В тот день: синеют на бумагах
Под вечер подписи и штамп.
Прёт важность из буржуя танком;
К нему копейка валит градом:
Урвал за взятку пай села,
Что раньше пасекой была.
А те, сидят что в кабинетах, –
Конвертики хрустящих «штук»
Бесстыдно хапают, без мук;
Непыльная работка эта!
Хапугам «босс» Тайбы – как «свой»
(Хоть «тряпка» лишь под их пятой).

Но нынче Каверле Шакуров –
Аж «крендель-Менделям» ровня;
Нет, выше – он взлетел до Фордов!
Йыкнатка, Мелкин – те фигня.
И провернул же нынче дельце
Шакурчик! Впляс ликует сердце;
И тело жаждет крутизны;
Шакурке улицы тесны!
«Босс» мчится на «родное» место –
Где выпивон и закусон;
Где проституточки с «котом»;
Шакурчик там – как дома, часто!
Там бренд «малины» – зал игры
(Цветёт уж с ельцинской поры).

Что только не «цветёт» с той вехи,
Как сел на трон пьянчуга-царь?!
И речи нет про то, ребятки
(Да весь роман про эту «хмарь»).
Вздохнём лишь грустно, мимоходом,
Что до сих пор державе стоном
Аукается ЕБН –
«Прихватизатор-супермен»!
Дивился мир от разгильдяйства
И от размаха воровства,
Что так махрово расцвела
В деньки «братвы-семьи» Бориса.
«Фрукт» тех времён – вот: кабачок,
Туда рвёт когти «босс»-чушок.

Вдобавок, «шишка» в кабинете,
Меж делом как бы намекнул,
Что нынче не было б излишне
От «тяжких» дел взять «гул-загул».
Чинуши-взяточники тоже
Сюда, в «тенёк», частенько вхожи.
А этот, зверски кто «берёт»,
Случается – ночь напролёт
С «ночными бабочками» в ложе
«Порхает», путь земной забыв!
И матом вся и всё покрыв,
Бывает, и… «ширнётся» даже.
В местечко злачное – в кабак –
Летит Шакур на крыльях как!

Вот домик сей (хм-м, «ресторанчик»).
И здесь, по ходу-то домой,
Засел «успешный» наш буржуйчик,
Довольный, что в «ладу» с башкой,
А то-о: в барсетке – три «лимона»!
Снял только что. Там, в банке, много –
В три раза больше на счету
У «боссика». «Я всё могу!», –
Он крякнул б всем нутром по-царски,
Как всей планеты господин!
Но – в ресторане не один
Шакурчик. Всё ж, как по-соседски,
Мигнул мадамочке одной.
В ответ – улыбочка от той!

Улыбка у таких красоток –
Тебе… что маслице в огонь;
Лик – вточь звезда, нрав – тих как б, кроток,
А голос – ключика что звон;
Тут спутаешь Мадонну с гидрой!
Да в светотени лживой этой –
В миганьи всякой мишуры
Под грохот шлягерки-попсы –
И серость тут мелькнёт… сверхзвёздно;
Великим глянется дурак;
Царьком покажется босяк!
Да в полумраке – глюк, известно.
А краля эта стала вся
Для «босса» – ясная краса.

Вошла хоть в залу только-только,
Но словно солнце с ней взошло!
Тут Каверле стал юным будто
(Да в кровь шампанское «дошло»),
Вскочил – и стол, и стул для дамы
Вмиг предложил… Начало драмы –
Банально; жизнь такова.
У «босса» – кругом голова
От водки, спеси и от кайфа,
Что он «босс-маччо» сей мамзель,
Которая – что… «клад-модель»!
Бабло Шакура – ключ от «сейфа»
(Так мнилось «боссу»). Лох – в вальс, в пляс,
Прилипши к «кладу»; «таски» – класс!

Для пары музыка гремела;
Официант шнырял вкруг них;
Фальшивя ноты, что-то пела
Для «голубочков», для двоих
Певичка (иль техничка?) хрипло,
Собачкой-сучкой воя сипло.
Ей Каверле влепил (крут, лих!)
В щель меж грудей горсть чаевых.
И та, виляя телесами,
Пустилась для «влюблённых» в пляс, –
То ль эпилепсию, то ль секс
«Рисуя» задом и глазами.
Бас-гитарист по струнам бил,
По ходу в глотку водку лил.

Тем временем в соседнем зале
Шла тихо-ладненько игра.
Степенно в карты тут играли
Три «джентельмена». Подвела
К ним каверлерчика «моделька»;
Представила: мол, так и так-то, –
Кругов, мол, высших человек;
Таких, мол, мало; вовсе нет!
Сама представилась… подругой
По жизни «маччо»-Каверле.
И села рядом; с ним, в игре
Она ему, мол – ввек порукой.
И «кавалера» в щёчку – чмок;
А у того – в тумане мозг.

«Всех н; уши поставить в силах!
Он – Босс! (так кажется ему).
В глазах своих осоловелых
Он – пуп земной, а не «муму»!
Захочет – рявкнет по-медвежьи;
Иль – пальцы в рот, и чисто леший
На всю округу выдаст свист;
В сравненьи с ним – нуль… даже Христ!».
О, завихрения-мыслишки
Бродили в мутной голове;
В карманах – хруст купюр-лавэ;
У «босса» в гору прут делишки!
Что хошь он купит и продаст, –
Богат, как Крёз (иль как там – Красс?).

От водки да от пылкой страсти
Прёт в Каверле адреналин
(Не к месту ж страсти и мордасти,
Когда в кровь вдарил… клофелин!).
Красотка знала своё дело;
И стаж, и опыт уж имела;
Звалась «Маркизой» у «катал»
(Её «Япончик» сам знавал!).
А тот, кто шлёпнул в кабинете
Печати лоху – ей слуга;
О, длинная её рука!
Над Каверле сомкнулись сети:
В игре с ним – мэтры, сам мандер,
Их старший, – это вам не хер!

«Танг; японское», «третями»,
Иль «три;нька» – милая «сек;»,
«Очко» и «покер»… Мастерами
Здесь были все; все – экс-зэка.
На вид – добрейшие ягнята,
Простейшие «свои» ребята.
Уже продули Каверле
«Почти всё-всё, что – при себе…», –
Так выдохнул один открыто.
Другой вот вышел из игры.
И – «свара». «Боссу» тут тузы
Попались, все втроём, вот фарт-то!
Тип-топ идёт его игра
(Лишь как б чуть глючит голова).

«Моделька» – рядом: «ангелочек», –
Пылинки с «боссика» сдувать
Готова вся, и голосочек
Звень-колокольчику под стать;
С ним – королева! Туз (три!) – в лапах,
А «свара» – уж гора в банкнотах;
Всё бросил в «банк», что есть с собой
Шакурчик! Как и тот, второй.
Ещё, – «босс» с цифрой шестизначной
Чек бросил на зелёный стол;
С тремя тузами гордо встал,
Из пасти – мат семиэтажный!
А тип напротив, сер как мышь,
На стол – «девяточки»! И – тишь…

Игра такая: бьют «девятки»
«Тузов», коль встали «сам на сам».
«Скользки», «случайности» и «складки» –
Пароль родная шулерам;
«Тейдеки», «съемка-галатина»,
«Зарядки», «сплавки»… Это тина!
Дружок, отбрось воров словарь
В сторонку. Здесь простой базар
Пойдёт, – людской, а не «звериный».
Да тут отвисла челюсть мигом
У Каверле. Как ветер сдул
Прыть, важность… Рот раззяв, на стул
«Босс» рухнул, всё продув со свистом!
«Маркизы», с ней и шулеров
И след простыл. Их «путь» таков.

Их стол игральный – без предела;
Все континенты, целый мир!
Нигде им нет преград для «дела»;
У них везде, всегда козырь.
Людская глупость – «хлеб насущный»
Картёжникам-каталам; ушлый
И лис хитрее сей «народ»:
Обманут даже Небосвод,
Коль в их руках шуршит колода.
А тут попался… лопушок –
С карманом полненьким чушок, –
Спецам настала здесь свобода.
Успех – рук ловкость, юркость глаз…
Разули лоха – высший класс!

Что вдаль ходить-то, – вот же, рядом,
На улице соседней рос
И вырос… во;ром всесоюзным,
Каталой-мэтром экстра-класс
Тимук Ванькки; – наш, свой, тайбинский.
Поистине был шулер видный:
Играл на тыщи в пору ту;
Был в «Розыске» на всю страну, –
Гремели, знать, дела «героя».
Хоть был сей Ванька лицедей,
Но не убивец, не злодей;
Жизнь прожигал, как бы играя.
Менял мундиры на ходу;
Носил Героя аж звезду!..

А генеральские погоны
Ему шли очень, говорят.
Есть слухи, – что был вор в законе
Тимук Ванькки;. И стар, и млад
В «эпоху» ту о нём шептались.
Да рассуждать-то вслух боялись:
Охотились за Ванькой так –
Совсем не шутка, не пустяк!
Но всё ж наведывался в гости
Картёжник в край родной не раз, –
Здесь так гласит народный глас.
Да прячут эти «слухи» власти
В немых «Архивах» по сей день:
Им в горле кость как дней тех тень!

В Тайбе ещё есть старожилы,
Кто помнит чётко время то,
Когда тянула власть все жилы
Вхруст из крестьян… «Стране дай всё!» –
Глушил клич той эпохи грозной.
В Тайбе бывая, – вор свободный,
Вальяжно выйдя из такси
(Он ездил так всегда почти),
Скупал из лавки все конфеты
Для резвой, шумной детворы
Родной деревни! Те дары
Как чудо помнят через годы
Седые «мальчики» тех лет –
Творцы-участники легенд.

Два во;ра – из одной деревни…
Один – Шакур, бандюга-чёрт;
Другой – Ванец, хитрец, карт гений;
Обоих помнит здесь народ.
Один – мрак мглы безлунной ночи;
Другой – как солнца ясный лучик;
Вор вору – рознь… Бывает так;
Так здесь и старцы говорят.
В людской семье не без уродов.
Тайба же – родина трудяг;
В округе скажут: «Это так!
Уклад такой от ихних дедов!».
…А что воришка третий наш,
Внучок Шакура – «босс»-торгаш?

Вопил и бился Каверлишка
Башкой об стенку. Вызывал
Полицию, «Мелкашку»… «Чмошка»,
Тьху, даже к дьяволу взывал!
«Спасателей» не находилось.
А клофелина накопилось
В «лошаре» – лошади паёк!
И вот «терпило», как мешок,
Обмяк, уснул; да вот… навечно.
Сперва не поняли менты:
Что – с пьяного? Одни понты,
И – в «обезьянник» лоха, прочно.
А там – клиент уже «готов»!
А дальше хватит и трёх слов.

Картина ясная… для морга:
«Виновник смерти – алкоголь».
Возились с пьяницей недолго,
Врачам-рвачам с него грев – ноль.
И жёнушка рукой махнула,
Причин с лихвою уже было;
А тут – за «край» уж: муженёк –
По ресторанам, с девкой… Чёрт!
Куда-то, как-то испарились
Все деньги в банке, за денёк;
Ах, напортачил муженёк!
Из глаз буржуйки слёзки лились.
Но не за душу Каверле,
А за счёт в банке, на нуле.

И – в тот же день взвинтила цены
Вдова в «спиртбаре» и в ларьке:
Мол, рухнули на плечи беды;
Мол, траур – жуть, не так себе!
Торгашка шанс малейший даже
Не упускала. «Стать богаче
В любом делишке, в каждый миг!» –
Кричит душонка в ней и лик.
Зовётся это мироедством
В народе с дедовских деньков.
Тут список схожих с ней дельцов
Вам выдал б автор айн-моментом.
Да толк какой? Да никакой:
«Деляг» того калибра – рой!

Немного же земель-тайбинцев
Пришли проститься с торгашом,
С продавшим душу проходимцем,
Со стрёмным, злым ростовщиком.
Но многие, «закон» нарушив –
«Не поминать худым усопших», –
Аж с матом плюнули вослед:
Мол, дрянь был, а не человек
«Босс»-Каверле-Шакур, внук вора!
Попяра лишь, зевая, «пел»
За деньги (да «пострел поспел»)
Под карк вороньей стаи-хора.
Махал кадилом, псиной выл,
Вдове разочек подмигнул…

И та украдкой улыбнулась;
Да тут понятно – что-почём…
Не будем же на эту низость
Взирать, читатель. Оттойдем
От этой мерзости подальше.
Щебечут пташки, слышь, вон, в чаще;
Звенит в тенёчке родничок;
Жуёт травинушку бычок;
Поодаль чуть – его хозяин
Сухое сено в стог кладёт…
Словечком, трудится-живёт
Деревня-то – не раб, не барин.
Здесь ведомо всем всё насквозь:
Кто – хлеб и соль, кто – в горле кость.
***
Тут всё всегда о всём известно
(Вот – «ЦРУ» да «ФСБ»);
И те бы крякнули тут «лестно»,
Сей арсенал прибрав себе, –
Секрет феномена земного!
Но не сдаёт глубинка «кода».
Загадка-то деревни та
Переживёт и города,
И власти всякие в России!
А Тайна тайн вся – в мать-земле,
Что жизнь дала тебе и мне,
Возвысила под солнце в сини!
Пришли из праха, канем в прах.
…Стих – вновь в Тайбу, да на крылах!

Не зря, знать, автору сей книги
Вручили Премию в Москве,
В столице матушки-Скитеи,
В кругу писателей, в СП.
Такая честь не всем даётся;
И «Малой родиной» зовётся
Литературная та Честь!
По пальцам можно перечесть
Лауреатов по державе.
Так много значил данный знак
Поэту из глуши! О, так
Гордился этим он… вначале,
В «болезнь звёздную» аж впал.
Потом – до хрипа хохотал.

До слёз смеялся, до упаду
Над «гением», – то бишь, собой:
Да «гениев»-то – сплошь, ряд к ряду,
Шеренгой, штабелем, горой!
Кишмя кишат и в интернете,
В журнальчиках, в Литинституте;
У трона вьются «мэтры», глянь;
Всяк премий, грантов там – бурьян!
Но – и другого рода Мэтры,
Художники и Мастера
Есть на Руси; и им «Урра!».
Их мало, но они Поэты!
Да госнаграды – не для них.
…О малой родине ж был стих?

Глава IV

Невежество – ночь ума,
ночь безлунная и беззвёздная.

Цицерон

Гулял тут ветер на просторе,
И гнулась травушка в поклон;
Пшеница – волнами, как море,
Куда ни глянь, со всех сторон!
И рожь – царица зерновая,
От солнца сочно-золотая,
Тянула к небу колосок
Под жаворонка голосок.
Край чернозёмный, хлебопашный,
Зажиточный степной район,
По урожаям чемпион,
Чувашии кормилец мощный, –
Сегодня что с тобой, скажи?!
Вздыхаешь встон, в казне – гроши…

О, Сенчек – боль моя и радость!
Тебя ли вижу пред собой?
Тянулась здесь хлебов бескрайность,
С полей шёл в синь свет золотой!
Сегодня степь на сотни дольки,
Участки и на лоскуточки
Поделена: «капитализм»
(Базарно-нано кретинизм!).
Людишки мелки стали духом,
Забыли долг земле давать:
Пахать, сажать и убирать
Им – «западло», считаться лохом.
С «мышленьем новеньким» чуваш
Прёт на шабашку – и шабаш!

И это на руку «верхушке»,
Когда вдали, в рабах «низы»:
Мошну забей хоть до макушки;
Шакалья жадность, прыть лисы –
Рулить жизнёй «вождям» тут в помощь!
Мужик – шабашник; дома – немощь,
Одно бабьё да стар и млад…
Прихватизаций тут парад:
«Общак» рви-хапни за бесценок –
Советский «хлам» (ещё коль цел).
Творится полный беспредел
С добром народным, – до печёнок!
Здесь Мелкин кру-у-пно преуспел,
«Чистейший» мастер мутных дел.

Подчас такойские узоры
Выводит Жизнь на вечный холст –
Художник! И людские взоры –
С вопросом. Хоть «сюжет» тут прост:
Вершков сласть (власть) – «политбомонду»;
Корнищ вся горечь вот – народу.
…Жирует сенчекский глава!
Не будем тратить здесь слова;
Лишь оброним четверостишье:
В три этажа – дворец-хором,
В заначках – драгоценный лом;
И нос главы, и плечи выше,
Чем у людишек всех окрест!
«Мелкашка» – «царьчик» этих мест.

А что ему нос не тянуть-то?
Значков-медалей – хоть сбывай;
Что гол район – да шито-крыто!
Главе та пустошь – чисто рай;
Чем меньше всяких там «колхозов»
И типа фабричек, заводов,
Ему тем лучше: «геморрой»
Прочь сгинет с ними, с глаз долой!
И учрежденья, и конторы
Исчезли с сенчекской земли;
В других районах, там, вдали
Они теперь (даже роддомы!).
Закрыли власти кислород,
Гнобить чтоб сенчекский народ.

Хоть и мясник-босс Госсовета,
И жёнка-свет «хузи» ЧР,
И спикер-экс (да экс-убийца),
И культминистрик (мальчик-хэр),
К ним плюс ещё «элитки» куча
(А эта рать как вошь живуча), –
Тьма «шишек»-сенчекцев в верхах,
На чинных тёпленьких местах!
Да «вышли в люди» – и забыли
Дух вольный кровных земляков,
Трудяг от дней-начал веков,
Что скиф-чувашами ввек слыли.
Но «по велению времён» –
На долю сенчекскую… «шмон»!

Хэр – с чув. девушка.

А то-о! Смотри-ка, самый малый
Райончик, прыти ж – через край:
Чувашскости защитник рьяный!
За ним следить знай-успевай.
То голосует против власти;
То жди ещё иной напасти;
А в Шупашкаре, ишь ты, глянь, –
Средь молодежи эта «шпань»
«Шишкарит»; уж лет три десятка!
Пора, час, время их унять,
«Дикарьский» край в узду зажать,
«Законно» взяв за горло хватко!
И развернулся Мелкин тут
Иудой! Сенчекам – капут.

Вот «выборы» вскачь проскакали,
Вернее, проползли змеёй.
Купили, предали, продали
Народец сенчекский-«крутой»:
Чувашу на земле чувашской –
«Заменой», глядь… «варяг» мишарский;
От сенчекцев стал депутат!
Тут языком лишь цокнешь, брат.
Конь ясный, – львиную добычу,
Предав чувашский род, урвал
В делище том глава-«шакал»!
Не нам, брат, жрать ту взятку-«пищу».
Иуде – сети АЗС,
И прочие «поля чудес»…

На слово «выбор» у народа
Хоть и изжога уж, но всё ж,
Нет-нет, – да тенью, чуть, немного
Мелькнёт надежда (хоть на грош),
Что вот на этот-то разочек
Найдётся добрый человечек
На пост Народного слуги
(Слышь, хохот сверху: «Дураки!»).
Мда-с, вновь низы… на дне остались:
Их кандидат, земляк-чуваш,
В «едроссах» значился, – «хорош»!
От «быдла» факты те скрывались.
Тот бизнесменчик-«вундеркинд»
(В рекламах) чистенький на вид.

А вот делишки-то «чистюли»
Изрядно пахнут блатом, мздой…
«Массон» – у жёнушки папуля,
Министр бывший, Кольке – свой
(Колян в Кремле уж, глядь, и «шишка»;
А там пахан – «зверюга-мишка»).
Вернём стих к выборам. Итог –
Недонабрал чуть землячок:
Узнав «едросса», отвернулись
Чуваши… от чуваша, так!
Крестьяне шкурой чуят «брак»
В сынках родных. И – отмахнулись
От «выборов»… Глядь, депутат –
Мишар-татарин. Мелкин рад!

Главнейшая причина, знамо,
Прокольчика-то земляка:
Средства шли «выборные» мимо, –
Не к избирателям… слегка.
Легко деньжата отмывались
В том дельце; ух, и постарались
Ребятки в эти ночки-дни!
(«Большое дело», ты пойми).
А конкурент – ещё «мохнатей»
И длиньше лапы: олигарх,
«Едросс» тож, «чувгазомонарх»…
Тут «счётчикам» лепить приятней
За толстосума голоса
(О, избиркомов «чудеса»!).

А тем, кто «против» бросил голос –
Проблемы: с мест и должностей –
Под зад! Как в мультике там пелось?
«Медведь – царь всех лесных зверей!».
Но шавка мелкая «Мелкашка»
Для сенчекцев стал «Держиморда»,
Себя в историю вписав
Душителем Свобод и Прав.
Так, знать, тираны вырастали
И встарь на матушке-земле,
Которую тебе и мне,
Земляк, навечно предки дали.
Обильна Сенчека земля!
Но «царь» там – вор. Вот так-с дела!

А между «дел»… состряпал «бизнес»
(«Остап» в сравненье с ним – дитя!).
Страничку дал бы здесь сам Гиннес:
«Рекорд в отсутствии стыда».
Налог с курятников, с сараев
В деревне с частников-хозяев
Дерёт по полной самодур;
«Вражина» хрюш, телят и кур.
Хоть в Сенчеках царьки-чинуши
Творили вечно беспредел;
При Мелкине ж вонь этих дел
Дошла до самой высшей «крыши»:
В телеканал, в центральный аж,
Попал тут сенчекский чуваш!

Вот так «звезда», вот так пик «славы»!
Полнейший, так сказать, звездец:
На всём экранище державы
Творит дела глава-«делец»
Покруче тёзки-Держиморды;
По духу – копия породы
Героя Гоголя, точняк,
Сей «супер-унтерчик-сержант»!
Не надо ни штришка добавить,
Ни вырезать – готовый тип;
Знать, в нём не кровь, – г…о кипит;
Такого уж и не исправить.
Такого – в мусорку бы, в хлам!
А тут с ним «возится» экран.

Документальный фильм! Не шутки:
Людей из ветхого жилья
Вселял «Остап», беря за шкирки
В бюджетный дом. И вновь – «урра!»;
Вновь гранты, премии, медали
Дождём на грудь «Мелкашке» пали!
Народ вот что-то не поймет:
За новоселье втреск дерёт
«Родная» власть седьмую шкуру!
Плати, мол, чмошник, скот, лошок;
Кредитов хапни – на, мешок;
Скажи главе спасибо, – чуду!
А «ветхий» дом тот – не под снос,
Перепродажа! Не вопрос…

Вопросов вовсе нет, в помине!
Конь ясный, – «всё идёт путём»;
И тишь да гладь – вчера и ныне;
Всё на мази, чин-чинарём,
Всё схвачено, едрит-те в дышло!
Цветёт махровым цветом пышно
В районе «мелкинский режим»;
На рот – замок, на дух – зажим
Тому, кто пикнуть хоть посмеет
Главе чуть против-поперёк:
Взять, не пущать, порвать, сбить с ног!
Пожутче «фильм», чем о Кащее…
И взял же в рабство местный «туз»
Администрации ресурс!

Ай, «трудоголики» – чинуши;
«Стахановцы»… кидать народ
(Не уголь же кидать, да что ты!).
Их – батальон да плюсик взвод
В одном лишь сенчекском районе.
Здесь пуп земли – «Мелкаш» на троне;
Уж парочку десятков лет
Он – «всё и вся», он – «солнца свет»!
Монументально в кабинетах
Сидят замзамочки-шнырьки –
Хорьками куш тянуть шустры;
Им – п; боку «напряг» о людях!
«Служить хозяину-главе!» –
Вот лозунг «псиный»… на клыке.

Лишь после телепередачи,
Когда весь сенчекский народ
(Администрация – «пас», кстати)
Встал против «крысы» в полный рост,
Устав от дел его паршивых,
Мошеннических, злостно-«левых»
(Фамилия и замглавы
Тут – Левый; что же, «дар судьбы»),
Воришку дёрнул из Тайланда
(Где тот балдел, забыв навоз)
Йыкнатка – вождик, шеф и босс,
Хозяин Мелкина-«кармана»:
«Спасай свай сат, трушок! А я
С тапой – не в толе! Панял, та?!».

Ещё бы! Коль считать все доли,
«Хузе» что капают в карман, –
Йыкнатке век не видеть б воли!
Ты не смотри, что вточь баран
На вид, да и нутришком тоже
(Но… «овцам» долг блюдёт)! Негоже
Не выдать тут на суд чтеца
Одно «смазливое» лицо:
«Овца» с коготками тигрёнка –
Йыкнатки «лярочка». А нам –
Бесстыдница, козырь чей… срам:
Стрижет «хузю-барашка» ловко!
На крыльях как – карьера ввысь:
В министрах та «кошара-рысь»!

За пять-шесть лет три министерства
Поистрепала «мурка» та
(В «своём» кругу звать «минетстерва»);
Пластопераций на ней тьма;
По специальности – биолог;
Да по призванью, знать, сексолог.
Вцепилась намертво в минфин, –
С прицелом прыгнуть в «предкабмин»!
А баньку, хм… в «главнейшем» доме –
В правительстве ЧР – хранит
Зеницу ока как! Сокрыт
От глаз людских «притон в законе».
Что ж, банька та и впрямь важна:
Смывать грешки, ох, как нужна!

Да не отмыться, знать, «бедняжке»;
Пушистой-беленькой не стать
Застрявшей по уши в дерьмище
С названьицем противным «власть»!
А красть – «кошаре» кайф и хобби;
«Учёный» мастер-класс, уроки
Могла б легко преподавать!
Да, кстати, надо здесь сказать
Про диссертацию словечко:
Учёность «мурки» – плагиат;
Чужое спёрла, всё подряд,
Заглавие сменивши только!
Затылок чешет, морщит лоб
От удивления народ.

Причин для шоков-удивлений
В «верхах» ЧР – хоть пруд пруди;
Романчик можно дать отдельный
(Чем чёрт не шутит!.. Друг, прочти
Сперва «Скитею» до концовки).
Вот-с, шок! Йыкнатик то ль в спецовке,
То ль, глядь, в спортивке… в Божий храм
Примчался! Как сей кадрик вам
В Богоявленье-архипраздник?
Митрополит сам там «рулил»;
«Заблудшего» не пожурил:
Всё ж «агнец» сей – «хузя»; охальник!
Видать, попутал берега
«Спортсмен», – что Храм, что хлам… Беда.

Привычка-то, она ведь «штука»
Липуче-клейкая настоль, –
Избавиться совсем не шутка,
Прицепится к натуре коль.
Пример: не в силах вот Йыкнатка
Отвадить от казны-«кармашка»
Своих кривых ручонок, ну, –
Всё льнут к народному добру
Украсть, урвать, отнять, захапать!
Ворью подручный – сам «закон»;
Да и грешки прощает, вон,
Владыка – это вам не лапоть.
Мирское… Церковь… Сотней уз
Опутан их делищ «союз».

Банально так? Анекдотично?
Но – без балды «лямурчик», факт
(Знаком был автор с «рыськой» лично
Когда-то в жизни, близко так).
Теперь в когтях у той вот «кошки» –
Добро ЧР всё! Ну и «шутки»
У жизни бренной, очуметь…
Но – баста: «сплетнями» шуметь
Опасно в нашу пору стало.
Да вот есть «смертники» тут всё ж –
Сносители воров-чинуш;
С газеткой – против «танков»! (Голо)…
Но это ли не Подвиг, друг,
Что больше, чем планетный круг?!

А «подвиг», супер-пупер важный,
«Мелкашкин», личный, именной –
Кострище! Вместо дров… «хлам» книжный:
Как инквизитор коренной
В печь на заводике кирпичном
Кидал он книги, ночью, лично.
Чьи ж строки при;говорены?
За что же так? В чём суть вины?
Да Тав – тот «враг» (от пули павший),
«Верхам» покоя не даёт:
За книгами его – народ;
Стоят аж в очередь чуваши.
Хоть мал тираж, да власти – страх!
А тут вот – чирк, и книги – в прах…

Что книга? Это – суть живая;
Душа писателя вся в ней!
О, боль чужая – не чужая
Художнику; ему больней
В сто раз, чем всем простым живущим,
И олигархам, да и нищим!
Поэту книга – что дитя,
Дороже даже! Неспроста
И императоры дрожали
Пред неподкупной лирой их;
Гоняя авторов самих, –
Святыней книги их держали.
Примеров – масса. А вот тут
Печь топит книгой баламут!

Вот это да! «Шедевр-сценка»,
Картина «Оскаров» и «Канн»
Достойная всестопроцентно!
Назвать как? «Гений… и баран»?
Иль же – «Поэт и Держиморда»?
Да здесь названий можно много
Под «хохмой» данной подписать;
На Площадь Красную б, и – встать
С картиной сей перед Народом,
У свет-Кремля – всем на обзор!
(Да там, глядь, – плаха и топор
Давненько встречи ждут с Поэтом)…
Так лучше б – «выставку» сюда,
В глушь-деревеньку б, господа!

За век свой жалкий и убогий,
Ни книжечки не прочитав,
«Мелкашка» вырос в чин высо-о-кий
(По росту – длинный из всех глав),
На вид – «бурмистр» жутковатый;
Да вот мозгами… жидковатый!
Кто ляпнул там пустяшно-зря, –
Народ, мол, копия царя?
С «Мелкашкой» Сенчек – нет, непарный!
Но… амба. Ляпнул тут с лихвой
«Болтун-писец». Прости ж, родной
Читатель, друг мой благодарный.
А что – «Мелкашка»? Осьминог:
Налогом личным «жмёт» народ!

Но сколь верёвочке не виться,
А кончик выйдет всё равно:
Тушкою – «кит», умишком – ки;лька
Был тот «Остап». И уж давно
Висел за жабры на крючочке,
Не как-нибудь, а в мёртвой точке;
Как есть, – возьми да выноси
(От этих штучек Бог спаси!).
А «рыбаки» уж знают дело;
И подсекают на живца:
Вмиг «золотая рыбка» вся –
У них в ручищах! Вдрожь, несмело,
Вплачь молит не «сварить» её;
За волю даст, мол, хошь чего!

Да-с, наперёд ход рыбок знают
В «конторе» тайных рыбаков:
Раз – до инфарктиков пугают,
Два – злато сдуют с чешуйков;
И три – тут в сеточке добыча!
Рыбак в дальнейшем ей – босс-крыша:
«Марш, золотце, мечи икру;
Тащи дань, рыбонька, к столу;
Иначе – вмиг, в любое время,
Тебе в ведре ухи кипеть
Иль воблой-мумией висеть!
Не рыбка ты… а крысы племя:
Таскала б, крала что – сюда
(Делиться надо, господа!)».

«Мелкашка» – пасть в шизу умелец
(Скосил под «дурку» пару раз;
Чинуша сей… нутром – «торговец»:
Сбывать «казёнку» асс-горазд!).
А тут делища, не делишки:
Марает хвост «медведя-мишки» –
Вор! И в «едроссах» состоит!
«Как?! Взять! Попался, паразит?!».
…Переборщили чуть в «конторе»:
Хотели только припугнуть,
Чтоб «куш» у вора умыкнуть;
Тот – в «дурку»! Стал дурак, в натуре:
То ржёт, как конь; то мышкой тих…
Вот вор-глава; теперь плюс – псих.

Спокойно, граждане, умерьте
И темпераментик, и зуд;
И каждый сам себе ответьте:
Друг друга вороны клюют
В глаза?! Электорат, вот так-то;
Табу блюдётся в мире свято
«Отцами», так сказать, давно!
Порушить это не дано.
Так вот, друзья, многосерийно
Продлилось бы сие «кино»,
И зритель впляс бы хлопал… Но
В России-матушке «семейно»
(Партийно!) следуют «Дела»...
Опять – «о, нравы, времена!».

А что еще? Земляне, братцы, –
Слов много; нужных не найти,
Чтоб описать всю мерзость касты
«Неприкасаемых»! Гляди:
Мелкашка-то и ныне – в кресле!
Ему б местечко на том месте, –
Где и «Макар телят не пас»!
А вор, смотри, ввысь тянет нос;
И как с гуся с него промашки.
За «промахи» шакальских дел
Простой-то смертный так бы сел –
На «надцать» лет! Вот это штучки…
Друг, после этого спроси:
«Кому вольготно на Руси?».

Ответ конкретен, прост и ясен:
Вольготно-весело всем тем,
Кто у «корытища» прописан,
«Семье» паханской кто свой-член,
Кто… Списка далее – не надо;
И называть-то их всех гадко!
Они итак на белый свет
С трибун, с экранов и с газет
Бессовестно и нагло лезут.
Себя, вон, в грудь бьют: мол, закон
На их сторонке; мол, и Трон
Всегда под ними; мол, всё могут…
Вот кто вольготно на Руси
Живёт; и царствует, гляди!

Товарищи, не обессудьте,
Что автор не ахти какой
Рассказчик; и прошу вас, будьте
Поснисходительней… со мной.
Да, автор – это я, слуга ваш
Покорнейший, чувашин, да уж;
Лелеющий надежды в то,
Что быть Поэтом суждено
Ему в грядущем, там, когда-то;
Он жив лишь этим!.. А пока
В частушки ложит всё слова
(Тем тешился и солнце-Пушкин).
И жжёг же этот эфиоп!
В родстве с ним кровном мой народ.

Да-да, и зря вы ухмыльнулись,
Друзья, от ртов и до ушей,
Аж шесть на девять. Как б не «сдулись»!
Побудьте чуточку скромней.
История – она ведь штука
С сюрпризами; совсем не шутка!
Тем паче, коль копнуть с душой,
Правдиво, в днище, да с башкой:
Как ни крути – в Потоп, в Шумера
Уткнёшься носом; след там – наш,
Там из воды взошёл Шуваш
(Предвечный Лотос – с перевода).
Из Эретрии – Ганнибал.
Там песней мой язык звучал!

А то, что Пушкин по приказу
«Историю Емельки» дал
Скитее, – скажем тут и сразу:
Царя Руси он жертвой стал,
Кто Колькой-Палкой слыл в народе!
Жестокий, мелкий по природе
(Напоминает кой-кого?)
Царь не простил Поэту то,
Что Гений звал его «Кровавым»;
И – в наказанье поручил:
«Как вором был и зверски жил
Пугач Емелька тот – быть томом!
Иначе Пушкина семью
По жизни – в долг, писца – в тюрьму!».

И что же? Дал Поэт «шедевр»,
Скрипя зубами псом цепным…
А царь – Поэта «личный цензор» –
Емельку выдал в свет «святым»
Рукоприкладством самодержца:
Стал Пугачев страшнее чёрта
Под «оком» тронным – миру враг
(За Правду жжёг Пугач-казак!).
А «вора» вёз на казнь… Суворов
По Красной площади в Москве,
В телеге (ничего себе?!).
«Молчать об этом, если дорог
Тебе, поэтик, жизни свет!», –
Изрёк царь-«богочеловек».

Царь, душегуб, тиран, диктатор
Вогнал Россию в кандалы;
Видать, был этот «прокуратор»
Рабом вернейшим сатаны.
Взошёл на трон по спинам трупов,
Казнив восставших декабристов;
Страну согнул в бараний рог,
Жестоко, за столь краткий срок!
Пред всей Европой изумлённой
Сей «Палкин» в полный рост предстал:
Народам псом-жандармом стал
Царь русский, – грешный, жадный, стрёмный;
Россию к пропасти довёл
Войной за Крым; продув, – ушёл…

Суворов, Пушкин, «вор»-Емелька –
Родня: от булгар-скифов кровь!
Их души там, на небе где-то
Соединились в Доме вновь
И улыбнулись, знать, друг другу;
И нам, – живущим здесь, и Богу
Всевышнему, что выше Солнц
И ближе света из оконц!
И не устанет это автор
В поэмы складывать, в стихи!
Ему все тяжести легки
С народной темой. С ней он – Паттор.
Народ Поэту – Герб и Флаг;
Сьапла пултор! Да будет так!

Глава V

Жизнь прожить –
не поле перейти.

Народная мудрость

Тимук, Анютка и Ирина –
Поэта павшего семья –
На «дне» всё; более чем скромно
Живут. То – жизнью звать нельзя.
Семье средств вечно не хватает.
Одна двоих ввысь подымает
Ириночка; она с утра
До ночи пашет, как раба.
Работа, хоть и на госслужбе,
Но труд – «за парня за того»,
Ну, за начальство; от кого
Ни премий, ни наград. Им лишь бы –
От пирога урвать б кусок,
Чему хозяин сам Народ.

В долгах, по жизни в недостатке –
Вот доля Иры. Вот судьба.
Да и здоровье не в порядке –
Шалит сердечко; голова
Шумит, давление ввысь скачет,
А то и вниз. Тут не иначе
Инусльт иль даже сам инфаркт
Стучатся к ней. И это факт.
Не знавшей раньше о «больничных»,
Теперь приходится к врачам
Заглядывать всё чаще. Там
Лекарства, больше – заграничных,
Все денег стоят. Нервов тож.
А тут ещё – как в спину нож…

Р-раз! – сокращенье штатов. Список.
Она – в начале: вон за дверь,
Марш в безработные! Излишек
Ирина в обществе теперь.
Отдай последнюю копейку
В квартплату за малосемейку,
За одежонку, за еду,
За мелочь всякую в быту.
Где средств взять на существованье?
На бирже – «чин» ей по «зубам»:
Мыть по утрам и вечерам
Полы… Вот власти наказанье:
До пенсии не дать сидеть
В госслужащих (за Тава месть!).

Субсидию из госбюджета,
Как пить дать, – ей не увидать.
А очередь была – её-то,
На рассмотрение… «Убрать!
Какую там ещё подмогу
Семейке Тава? На-кось, фигу!
Давить, чем можно, обделять!
Пусть знают: злить не надо власть!».
Ирина сердцем ощутила
Весь холод, веющий с «верхов».
Итог гонения таков:
Её инсульт сбил, боль скрутила!
Сдала Ириночка, плоха…
Как сок весь выжат из цветка.

«Наука» вывести под корень –
В России выше всех наук;
От Дьявола хвалы достоин
Взращённый адом сей паук –
«Наук» тех доктор! Век от века
Изводят здесь дух человека,
Коль против «веяний» идёт
Сей гражданинчик-«идиот».
А в двадцать первом нано-веке
Всё изощрённее в разы:
В век крови, баксов и слезы
Зверь в ангельской добрейшей маске
«Гарантом» аж… творит дела!
А Ирочка совсем слегла.

За месяц до беды столь тяжкой
Забрали в армию сынка,
«Законно», с махонькой бумажкой;
Не дав закончить вуз – в войска!
А дети у начальств учились;
И службой вовсе не тужились.
Для отпрысков чинуш-элит
Везде зелёный свет горит.
…В солдатах Тимка. Нет, не трудно;
Он с детства с трудностью на «ты».
Да вот «рогаты» и видны
Неравности в правах! Обидно:
Из курса третьего его –
В солдаты, махом; одного.

Длиннющи руки-крюки власти, –
Достанут хоть из-под земли
«Врага», сынка «врага»! Вот страсти
В стране, слова где «фас» и «пли»
С рожденья и до крышки гроба
За человеком, тень как будто
По жизни следуют, рядком!
«Закон – что дышло» держит Дом
Спокон веков «святой» России.
И военком тут – «бизнесмен»,
«Бригады» власти шнырчик-член,
Вольготно жаждет жить, красиво.
Заказ исполнен: глянь, сынка
«Врага»-Поэта – марш в войска!

И это-то вконец добило
Больную мать солдата. Вот
Бедняжка… с зорькой и застыла,
Терпя ад боли, стиснув рот,
Чтоб доченька спала спокойно.
Они шептались с Анной долго
Прошедшим лунным вечерком, –
О Боге, людях, обо всём…
И заставляла улыбаться
Себя из сил последних мать:
Лишь дочь не лила б слёз в ту ночь!
А эта ночь – миг распрощаться…
Открылось это Ире вдруг.
Как жаль, что так далёк Тимук!

Как жаль, что сына не увидит
Родная мать в последний миг;
Не приголубит, не обнимет!
И оттого на сердце – крик
У Иры, в Вечность отходящей,
На дочку спящую смотрящей
С любовью тихой и тоской…
За окнами утих вот вой
Ветров осенних, полуночных.
Ах, боль; и как же ты долга!
Вот… вот – другие берега;
Там свет от душ – прозрачно-чистый.
О, боль!!! И – тишь… Рассвета час.
В глазах у Иры свет погас.
***
Луна ушла. И в небе зимнем
Зажглись две утренних звезды.
В их свете нежно-серебристом
Есть будто что-то от мечты
Несбывшейся… Грусть с ними рядом, –
С Анюткой-школьницей и братом:
Сиротки – как те две звезды;
Печальны, тихи от беды.
Их мать ушла луной усталой,
Растаяла в небесной мгле;
Но – рядом, тут вся, на земле
Она… им памятью; и мамой!
Безмолвно небо. Вою я
От боли, от житья – битья…

Тимук – на службу; Аня – в школу.
В земле их мама и отец.
А жизнь гнёт свою дорогу –
Плести узоры судеб «спец».
Солдату срок на похороны –
Дней десять. Встал коль под погоны,
Присягу дал коль – исполняй;
За данный срок всё успевай.
Успел… Путь – дальше Красноярска,
Через Россию всю почти!
В окно вагонное в ночи
Тимук рыдал, беззвучно, тяжко…
Ах, мама, солнцем ты была!
Угасла ты – темна Земля…

Темны у Тимки думы… Омут!
И тянет в бездну горе-мгла;
И боль на сердце, мысли тонут
В слезах, в душе; и жжёт тоска!
Змеёю рельсы в даль тянулись;
И думы тучами кружились
У парня гулко в голове.
Солдат от горя не в себе
Весь путь вздыхал, горел вдрожь – молча…
Вот часть. Лишь тут, в кругу бойцов,
Стал человеком будто вновь:
На службе не дадут жить хныча.
Но всё же в Тимке, словно гвоздь,
Застряло горе, – «вечный гость».

Анютка – песня-колокольчик –
Замолкла, вся ушла в себя.
Одна она. Лишь белый котик –
Дружочек малый – ей семья.
Родня, ближайшие соседи,
Лишь чуть знакомые ей тёти
Сперва захаживали к ней.
От вздохов их – ещё больней
Сердечку маленькой Анютки.
Не маленькой, уже большой:
Ведь Анна взрослая, – душой!
Ввысь тянут душу… жизни пытки.
Дом держит Анна. Тимку ждёт
Со службы. Братцу письма шлёт.

Видать, лишь это и спасало
Девчушку малую от мглы,
Что так частенько наступала
На пару с тенью пустоты.
Картинки детка рисовала,
Слезинок капельки роняла
На образ мамы дорогой:
На всех рисунках до одной –
Лицо мамулечки любимой;
Анюточке за солнца круг –
Лик мамочки! А мир вокруг –
Безчувственный, весь чуждый, шумный.
…Вот просят Аню прочитать
Бумаги, где есть штамп, печать.

Обделали бумаги быстро
Большие тёти, дяди: ей
Оформили вмиг опекунство.
Сиротке всё же – не светлей
Жизнь эта, полная печали.
Как с мамочкой они мечтали
О светлых праздничных деньках!
(Не «вспомнив» даже о деньгах...).
Опекуны – родня из дали, –
К сиротке-Анне в гости как
Приходят, редко: у них сад,
И скот… А тут – «рот лишний» дали!
Ну, словом, детка для себя –
И дочь, и мама, и семья…

Ярки трагедии Шекспира:
Героев судьбы там горят
Со всех страниц народам мира
Сияньем звёзд, и в круг, и в ряд!
А тут-то, в жизни, с нами рядом,
В сердечках, в душах, взрывом, валом –
Трагедий ряд, и каждый день,
Живьём, не книжек «дребедень»!
Как можно сдюжить человеку
Под давкой горестей и нужд,
Когда мир холоден весь, чужд;
И словно капли счастья нету?!
Дитя, девчонка – сирота,
Без папы, мамы… Пустота!

Как вынести такую долю?
О, Господи, укажь тропу,
Ведущую к спасенью – к Дому!
Сдержать души стон не могу…
Не жизнь ли хлеще книг, «Трагедий»
На этом свете белом, люди?
Свет – белый... Сколько черноты!
(Цвет человеческой беды).
Сиротке-Анечке и школа
Пуста; и улица, и дом –
Ей как чужбина всё кругом!
Без мамы «воля» – что неволя;
И май – без искорки тепла…
Как сдюжить Анечка смогла?!

Друзья, прочтя сию страницу,
Наверное, в печали вы.
Что ж, дать пора чуток и сердцу
Законный отдых от беды.
И автор в деле этом честно
Всё тужится; да только тщетны
Его труды вложить в сей стих
Улыбку иль же даже смех.
А грусти пресс стотонным грузом
Романчик скромный придавил;
Но всё же автору «труд» мил, –
Он прикипел к нему всем духом!
И потому – рассказа путь
Вперёд летит; и не свернуть.

Пусть там все тернии планеты
И все несчастья всей земли,
Но и герои – вточь кометы, –
Вблизи как б, рядом; хоть вдали,
На небе, там, средь звёздных точек!
Всё на виду, у всех свой росчерк.
И даже в сонме звездных схем
Нигде не спутает, ни с кем
Поэт героев своей книги!
Его связь с ними навека;
И ни невзгоды, ни беда
Поэта не собьют с дороги, –
И Правдой этот факт зовут!
А дни рысцой в года бегут.

Ежесекундно, с каждым вдохом,
Стремится жизнь за горизонт.
Меняются века за веком,
Неизменим лишь Небосвод
Над нашей матушкой-землицей.
Несётся Время тройкой-птицей –
Коней на миг не удержать!
Словами то не передать…
То можно клетками лишь чуять, –
И то, коль ты не толстокож
(Но – сколь бесчувственнейших рож!
Куда там о Высоком думать?).
Да отвлеклись мы с вами чуть
От дел в романе. Что же, в путь!

И миг нельзя торчать на месте
Сюжету книжки сей, друзья:
Там, за чертой, на горизонте
Ещё не кончится земля;
Там – новое; а дальше – даже
Как будто мир чудней и краше!
Дана такая доля нам;
Без нового – тоска сердцам;
Уж мы такие, – человеки…
Постигнув новое, грустим
О старом, в памяти храним.
Бегут года и дни, и речки;
Бежит и строчка за строкой;
И облак «полк» над головой.

И батальоны их, и роты,
И даже армии порой.
Что ж лексикон армейский в строки
Гражданские попёр горой?
К чему бы эта перемена?
Ужель смог автор из-под плена
«Болотца»-лирики уйти?
Ужель нащупал твердь пути?
А впрочем, чёрт-те что городит, –
То ль зная дело, то ли так.
На первый взгляд – сплошной пустяк,
Да на второй – всеръёз всё вроде.
До тем военных вот «дорос».
А ведь строчил про роз… и коз.

Что служба в армии? Отчизне
Священный долг! Понятно всем.
Повыше чести нет мужчине
(Поэт, вот тема для поэм!).
Так было издревле, с Начала:
Стеной мужская рать вставала,
Злу преградив всей грудью путь.
Проста и вечна эта Суть.
Но нынче мир – с ног на головку:
И долг, и совесть – кувырком;
Не сыщешь их и днём с огнём.
И говорить о том нет толку.
Россия в два десятка лет
Дух растеряла: «силуэт»!

Дух – это гордость за потомство,
Которое Скитею-мать
Щитом готово быть, встав грозно,
И даже жизнь в бою отдать.
А что теперь? Сегодня лишь бы
«Скосить» от армии, от службы, –
За моду аж, за крутизну.
Ввели же эту «новизну»
Сынки чинуш и олигархов,
Которым папочки закон
Издали в дар: «Барыг не тронь!».
И в армию – голь, быдло, «лохов»…
Двойной стандарт – в лицо, в лоб, в глаз:
«Служи хозяевам, рабкласс!».

Тимук – десантник. Десантура, –
Есть в слове шик какой-то, да;
И удаль, искорка задора,
И честь мундира. Да всегда
И всюду «синие береты»
Скитее – нужные навеки;
Десантник – власти… страж-краса!
Об этом может без конца
Петь автор (был боец спецназа).
Ну, занесло его; прости,
Читатель, хрычем не ворчи:
В поэте тяга к небу свята!
На путь его – его герой,
В романе: Тимка молодой.

Учебка – марш-броски и стрельбы,
Прыжочки с вышки; и прыжки
С небесной выси; схватки, битвы,
И ссадины, и синяки;
Прошёл Тимук всё это с честью.
…Однажды, в ночь: «Подъём!». Всей частью
Из степи ровненькой – к горам,
К кавказским кручам и хребтам, –
К Цхинвалу бросили. А город
Топтали танки уж «взапой», –
Давили стар и млад! Тот бой –
В душе, в висках; стучит как молот!
Отвага, рана… На груди –
Кровавый блеск «Красной звезды».

О знаках и медалях, братцы,
Не мастер автор сочинять.
Но всё же надобно бы вкратце
Куплетик здесь по теме дать;
Ей-богу, этот труд не лишний.
Пример, событие, факт жизни:
Герой России аж «горой»
Тут встанет, друг мой, пред тобой, –
«Войны чеченской» соучастник.
Сдав там «калаш», сей «ветеран»
Цап! – «автомат» тут: игр салон
Под «крышу» взял «герой-защитник»;
Кошмарил «бизнесом» лихим
Чувашский край! Закон – под ним.

Да «мелочь» это, «чушь» простая
(Навскидку, так, на первый взгляд).
Таких «Делов» в СК – без края,
Без счёта, пачками «висят».
Хоть «дохнут» жалобы годами,
И кучами, и штабелями
Со всех концов страны… в столах
Тех лиц, кто «страж», кто при чинах.
Дела «игральные» – с наваром
(С наварищем, ещё с каким!)
Непыльным, «налом», золотым;
Куш прёт в карман, да сам, задаром!
Тут как в соблазны-то не впасть?
Ба-а – пала в грех сей… власть вся, глядь.

И – ворон ворону в глаз клюнет
В пылу разбора-дележа;
И прокурору в харю «плюнет»
Судья за куш от «пирога»
(Чему один Народ хозяин –
Единственный, законный «барин»!).
Так вот, в мундирчиках «братва»
Поцапалась из-за бабла –
Сдают друг-дружку с потрохами!
Дефекты сплошь у «едроссят» –
Кривы-то ручки у ребят;
«Герой» – и тот мешок с грехами!
Но ясный конь: на тормозах
То «Дело» – в тишь… «Честь» на весах.

Вручал «Звезду» ведь сам Верховный!
Тут вот что надо понимать.
«Всему и вся «Гарант» он тронный;
На нём лишь держится Русь-мать!» –
В башки так вдалбливают рьяно
Со школьных парт, открыто, прямо
Российским гражданам теперь.
А Граждан истинных, поверь,
Не сыщешь в кодле властьдержащих
По всей державе днём с огнём!
У них «мечты» все – за бугром;
Там отпрыски у пап-то «высших»;
Счета – на тёщах, на сватьях;
И пухнут, словно на дрожжах.

…Тимук от ран бревном, поленом
Валялся в госпитале. Но
Об этом с Анечкой ни словом
Он не обмолвился. Полно,
Что «сочинить» сестрёнке можно:
Летит, мол, служба; к маю точно
Сержант заявится домой
И «смирно!» встанет пред сестрой.
Она пока же чтоб училась
Отлично, можно хорошо;
Ей стать студенткой. И ещё –
Что б в жизни этой ни случилось, –
У Анны есть десантник-брат!
И защитит сестру солдат.

А про войну ту… Мы не будем
Больную тему ворошить.
Лишь скажем твёрдо: не забудем
Всех павших, кто был должен жить!
Все – человеческого рода.
У всех свой лик, свой дух народа,
Который пашет, сеет, жнёт,
И у станка железки гнёт;
И рой чинушный, ненасытный
Ввек кормит, холит, бережёт
(Рой мнит себя… тож за народ)
Всем всё хватало б! Да вот бездной
Зияет глотка-пасть одних.
Рот на замочке у других.

Бескрайни ширь и даль России!
Да душно… Здесь в веках цари
Народ свой как собаку били,
Держа на привязи-цепи.
Такая здесь житуха-доля.
Куда там молвить слово «воля»?
Какой там митинг, даже сход?
Вмиг в автозэки бросят «сброд»,
Народом что когда-то звался!
«Электорат» теперь да «пипл»,
Чернь, масса, быдло!.. Ах, нет сил
С колен людишкам приподняться:
Ниц давят быт, долги, налог…
Народ ишачит всё, льёт пот.

О, всё в «избытке» в нашем веке;
Купи, продай – чего ты хошь!
Лишь справедливости на свете
Дружище, вряд ли ты найдёшь.
Есть вроде и «свобода слова».
Пример – с Пророком случай снова:
Посмел «Шарли Обде», шутник,
Нарисовать Святого лик!
Осознанно иль лишь случайно, –
На смерть попёрли «хохмачи»;
И – глядь: «Шарли» и «не Шарли»
На стенка-стенку встали рьяно!
Кто виноват? Что делать? В лоб
Вопросы жизнь задаёт.

Умишка автора не хватит
Ответить; да куда ж ему?
По жизни козликом всё скачет, –
Ну, не привязан ни к чему.
А те, чей долг перед Всевышним
Быть мудрым, добрым, «духом нищим», –
В мир мечут ненависть и зло!
Да, времечко Святых ушло.
Какая речь про Правду, Равность
На этой грешной сплошь земле?
А Бог – далече, в синеве…
Такая вот, земляне, данность.
Да автор тщится всё ж сказать,
Что связь Времён нельзя порвать.

«Псих» Достоевский ясно видел
Как на ладони этот день,
Наш, нынешний, да в «лучшем» виде,
А не какую-то там тень.
За ним шли Розанов, Бердяев…
О, предсказания «изгоев»
Великих, – грянули, сбылись:
Вскачь Революции прошлись,
Измызгав лик России кровью!
Ушли с тех пор хоть уймы лет,
Но «дворянин»-интеллигент
Не парочка простому люду;
Свет высший… Лапотный народ…
Меж ними – пропасть, а не брод!

«Пандоры ящик» пасть разинул
Давненько уж, с Начала дней, –
Адам как в ласках Евы «сгинул»
(Ох, и опутал же их «змей»!).
Копать не будем столь глубо;ко…
«И вольтерьянство, и масонство,
И большивизм-коммунизм,
И нынешний олигархизм –
Лишь маски на лице у Жизни», –
Сказал б Кронштадский Иоанн
Всяк философий докторам.
Да не «указ» тем и Всевышний!
Перформанс, фокус, фальш, обман –
По весям и по градам стран…

Хоть сколько ни бубни об этом,
Иным не станет белый свет
Пока не станет Человеком
«Венец природы» человек.
Такие вот, ребятки, дело.
Пока «старшой» для духа – тело.
Наш век – прямой пример тому;
Желанный, судя по всему.
Но – в мире есть ещё Поэты!
Пока последний не падёт
Под тяжестью мирских невзгод, –
Рождаться будут и куплеты
О том, что люди – вточь цветы,
Прекрасны всем; и я, и ты!
***
Что резво прыгает сердечко?
Что так кружится голова?
Вот-вот, чуть-чуть, ещё немножко –
И в песню сложатся слова,
Что родились в душе безмолвной, –
Фонтан как б брызнул родниковый!
И хочется весь мир обнять
Как в детстве дальнем, вновь, опять…
А имя сказочного мига
Простое: грянула весна!
Проснулось снова всё от сна.
Друг, эта простенькая книга,
Открытая перед тобой,
И автор сам, – полны весной!

Как это смог создать Всевышний?!
Рождается природа вновь;
День каждый – праздник как всеобщий;
Вернулась как бы вновь любовь;
И встало всё и вся от спячки, –
Творят в ветвях гимн Жизни пташки!
В поэте зуд сильней в стократ
Стишки на белый свет орать
Душой, оттаявшей от льдинок!
Черёмух и сиреней цветь,
И запах… Можно очуметь
От прелести живых «картинок».
И чует дух, и ловит взгляд:
Победе жизни – сей парад!

Весна – начало человека!
Весна живущим существам
Желанна до скончанья века.
Такую Землю создал нам
Создатель, Бог, Творец, Всевышний!
Никто, ничто ему не лишний, –
Ни бомж, ни тварь, ни Патриарх;
Да наступил б иначе крах.
…Тимук из армии вернулся, –
Мужчиной весь, а не юнцом.
Анютка вертится вьюнком,
Как сбросила с плеч тонны груза!
Она день этот так ждала!
И не найдутся тут слова.

Счастливый день для двух сироток.
Со стен на них, в них… ах, глядят,
Живые словно, со всех фоток,
Отец и мать. И каждый рад
Как будто; словно здесь, живые,
С детьми, которые большие,
Самостоятельны, сильны!
У Тимки уж усы видны.
Анютка – ну, почти невестка;
Смышлёная не по годам,
Не в тягость труд её рукам, –
Такую в жизни встретишь редко.
Такую можно дать в пример
Для школьниц всей страны теперь.

Свой ход у жизни, бег свой, поступь.
Она – сама пример всему.
Одним она – жить, зубы стиснув.
Другим – всё ржачка. Почему?!
И так, и эдак поразмыслив,
Тимук, сняв форму и повесив
На гвоздик, – сразу на завод
Направился. Вот жизни ход.
К труду – дорога сына Тава.
Теперь он слесарь. А потом
Стал сварщиком и кузнецом
(От автора – рабочим слава!).
Заочно учится. Сестру
Ввысь тянет, – к свету и добру.

Пахать рабочим на заводе,
Юлой крутиться у станка,
Душой и делом быть в народе,
И массам быть за вожака,
Стать пролетарием по классу –
Такая доля… не по кайфу
Сегодня юношам! Их цель:
Клюк-клюк – и в «бизнесе» пострел.
А Тимке шум станков завода –
За «дискотеку»; дым цехов –
За «сигареты»… Вот таков
Вожак рабочего народа!
В делах кузнечных – спец Тимук;
Трудящимся всем брат и друг.

Ещё – заочно вуз закончил.
Знать жизнь завода изнутри,
Как говорится, очи в очи –
Не хило, что ни говори.
Хотя «хозяева» завода
Козлили Тимке и премного,
Но депутатом в Горсовет
Его избрали на пять лет
Рабочие всего завода,
Где созидают трактора.
Тут гаркнуть во всю мощь пора:
«Рабочий – Совесть, Честь Народа!».
Но власть зомбирует со СМИ:
«К станку – голь, быдло! Спину гни!».

Вот лозунг правящего класса,
Олигархатом что зовут.
Ему – за скот народа масса;
В его когтях и власть, и суд,
Все «ложи», троны всей планеты,
Счета все, золото, секреты…
Накрыт «хозяйским» колпаком
Весь мир земной – наш «общий дом».
Об этом можно не судачить;
Суть дел все знают… но молчат.
И лишь Поэты вхрип кричат:
«Народ, скинь цепи! Брось ишачить!».
Да глас их глушат «шавки»-СМИ,
Что власть содержит во все дни.

Не сахар быт-жизня у Тимки, –
Внадрыв, внапряг, всё успевай;
Но за идею, не за деньги
Горит в делах сын Тава, знай!
Неплохо это, друг, согласен?
(Такой – и цензору опасен!).
Властям завода – в горле кость.
Да вот попробуй его трожь, –
«Буза» подымется такая,
Цеха все встанут на дыбы:
Профкомом рулит он; круты
Там парни! Шефа защищая,
Дров наломает эта рать, –
Железно можно предсказать.

Сам Гурий Тав – батяня Тимки –
Гордился б сыном-вожаком:
Примером массам быть – не шутки,
Не просто вовсе… Бой с врагом
В миг каждый, – мыслью, словом, делом!
Геройски пройден путь Поэтом, –
К Свободе, к Правде, к Чести путь.
Землица, Таву пухом будь…
Тимук – достойный сын Героя –
Несёт флаг бати высоко;
Хотя так это нелегко, –
Тяжк; «вражины власти» доля!
Веками на Руси «святой»
Народ для власти – неродной.

Глава VI

Вообще система вас угробить может только физически. Ежели система вас ломает как индивидуума, это свидетельство вашей собственной хрупкости. И смысл данной системы, может быть, именно в том, что она выявляет хрупкость эту, сущность человека вообще, наиболее полным образом. Если, конечно, она его не уничтожает физически.

Иосиф Бродский

Но – всё ж тут тема Всенародна;
Поистине масштаб такой, –
Что охватить и взглядом трудно,
И вникнуть в суть всей головой!
Такое пару раз быть может
В столетие; а может даже
И не случиться на пути
У стран, чьи «бабки» не ахти
Подбиты, – «мышцы» жидковаты.
России в этом повезло:
Врагам на зависть и назло
Ей посчастливилось аж дважды!
В прошедшем веке – это раз;
Повторно – нынче, здесь, сейчас.

…«Урра!», «урра!» – Олимпиада
Идёт по Русь-планете всей;
С Курилов до Калининграда,
От вечных льдов до солнц степей.
Огонь заветный, олимпийский
Резвится по земле скитейской:
Ныряет в волны, ввысь летит;
Народы, нации в пути
Мелькают, как в калейдоскопе.
Тьма полицейских сторожат
Горящий факел; в ряд стоят
Овчарками, «на низком старте».
«О, спорт, ты – мир!» – хочу спеть я,
Но что-то вздох лишь песнь моя.

Не песней, – стоном отзовётся
Сей «праздник» тела и души:
Простым трудящимся придётся
Отдать последние гроши
На «пиршество добра и света».
Обязанность «святая» эта…
И руку к сердцу положа,
Не догоняю ни шиша
Я в смысле «пира», когда голо
По всем сусекам на Руси
(Хоть к верху ножками тряси).
Да что-то как бы тут… знакомо
До боли аж, до слёз – ей-ей:
«Мы впереди планеты всей!».

Олимпиада в прошлом веке,
В восьмидесятые, когда
Дух был «совковым» в человеке
И вдаль манила свет-звезда,
Что над Кремлём – «родным, советским» –
Тот Праздник спорта чудом светлым
Стал для людей СССР!
Была страна тогда… не хер;
Союз ценили и страшились.
Преемничек (Союза «тень»)
Сегодня, нынче, в этот день,
Вновь свету белому на зависть
Олимпиаду «взять» смогла
(Вот – в деле «нефтегазигла»!).

Клянусь, товарищ, да я спорту –
По жизни верный корефан;
Почти был «профи», ну, ей-богу,
Когда-то: мастер спорта сам
Аж дважды. Не было бы спорта, –
Тут автор не торчал бы «круто»;
Давно согнулся бы крючком
Под прессом жизни, и – на слом.
Но… олимпийского размаха,
Когда народ державы в долг,
Гроши считаючи живёт,
Нет, существует в виде «лоха», –
Не «догоняю» такой спорт!
Вот тугодум такой я, брат.

А вот «носатые» ребятки
(Вернее, юркие «хорьки»),
Околотронные все дядьки,
Чьи банки, фабрики, ларьки
По всей Земле ввысь прут грибами, –
В казну Народа те зубами
«Законно» вгрызлись; и оккей:
В одни ворота их «хоккей».
Олимпиада! Триллионы
Бюджетных денег… как в песок, –
Без дна «Гаранта» кошелёк:
Сосите лапки, миллионы!
А результаты же команд
Воспеть попозже был б я рад.

Но сразу и навскидку, сходу
Точняк заранее скажу:
В стране нет Правды коль – нет проку,
Олимпиада – «под хвост псу»;
Коль лица первые державы
Гоняют куш-«нефтьгаз» в оффшоры
(Счета – на ФИО «бывших» жён
И тёщ там всяких; миллион
Приёмчиков грабастать сливки!).
В пример спортсменам – те «дела»;
Вот в спорте «мода» расцвела:
Рекорды… от «врачей»; во-о, деньги!
А что здоровье? «Уголь в печь»
С названьем «спорт большой» (иль смерть).

Да то словцо не будем всуе
На этом месте вспоминать.
А то что это растакое?
Со спортом – рядом не стоять
«С косою бабе»! Патриотом
Был, есть и буду: я – со спортом!
Но честно на весь свет скажу:
В круг «патриотов» не вхожу,
Себя в грудь бьющих на экранах,
С трибун там всяких и с газет;
При этом Родины в них нет!
Где есть навар – их «дом» в тех странах;
Не для Скитеи вся их прыть
(Тут матом бы ту шваль покрыть!).

Ну, с чемпионами всё ж ясно:
Они – трудяги, спору нет.
Держать их впроголодь опасно, –
Цветком зачахнут. Целый свет
Я дал бы им под стадионы!
Но водятся средь них и «клоны»,
Ну, слепки полные «отцов» –
Да олигарх-едроссов; зов
«Тельца златого» манит вечный
Их души, мысли, кошельки.
У этих «звёзд» так далеки
Все мысли от святой и грешной
Скитеи! Свята в ней душа;
Да вот порядка – ни шиша.

Не «ночевал» порядок, нюха
Не чуял он в России ввек!
Тут что-то среднее от лоха
И от скота был человек
Правителям кремлевским вечно.
Народу в лоб и нынче лично
Примером тычет эта рать:
Закон даёт им воровать!
Дом чадам ихним – «закордончик»;
Им безлимитные счета
По банкам мира: лепота!
Не счесть их благ… Поставим прочерк.
Хотел же речь толкнуть про спорт?
А вышло: меж двух классов – борт!

Закрыв глаза на всё уродство
Околоспортное – скажу:
О, как же было б суперклассно,
Когда всех выше, наверху –
Команда матушки-Скитеи!
(Скитеи… выше, чем Рассеи).
Вот был бы Подвиг, слышишь, брат;
На сердце гордо реял б флаг
За скифа путь многострадальный
И за его геройский дух!
Видать, свет Силы не потух
Ещё в Народе, – Богом данный.
«Йован, не помнящий родства» –
От Скифа, коль открыть глаза.

И пусть опять на этом месте
Закрутит пальцем у виска
Кой-кто, кой-где, узрев в поэте
«Шизу»… Как дважды два проста
У их мозгов извилин схема!
Им в «тягость» данная Поэма;
Так скучен автору их хор –
«Великороссов» нудный спор
Об их «великости» над всеми
Народами по всей Руси.
Ах, улыбнись, друг, и прости, –
Поэт побрёл вновь «не по теме»…
Да просто этих дней сумбур
Событий полон чересчур.

И надо же: в дни эти прямо,
Когда до Игр Зимних дней
Осталось с гулькин нос, – вдруг стало
И баньки жарче-горячей
В стране соседней, вдоску братской!
Ба-а: в «незалэжной» и «хохляцкой»
Творится полный кавардак:
Как б полстраны друг другу – враг
Враз оказались перед миром!
Рой баррикад, майданов ряд,
Терпилы-«Беркута» отряд,
Сверхчемпион-боксёр ввысь штырем…
И тут стена меж классов, борт;
И тут плюёт власть на Народ.

«Лицом к лицу – лица не видно!» –
Примерно так воспел Поэт
Сто лет тому назад. Как точно
Попал в суть этот человек.
В век нано-атомно-глобальный
Мать-городов Руси – что пьяный:
Камней-булыжников свист тут;
И дым, и грохот, хари бьют;
Петарды жгут одежды, кожи,
Шум-гамные гранаты рвут
Слух, зрение и все пять чувств;
Шестое (душу!) – в клочья тоже…
Клубок «вопросиков» змеёй
Страну опутал с головой.

Проблем в стране – повыше крыши:
С финансом – «швах»; и нефть, и газ
За горло держат! Сливы, груши
Из экспорта давненько – «пас».
Усталость, хаос, обедненье…
Всё это – «ворона круженье»
Над «самостийною» землёй.
Вот – «ястребы» уж кружат… Стой!
Встряхнуться надо чуть, читатель,
Чтоб снять пустую шелуху
Тут со страниц. Как на духу
Здесь Правду выпалит писатель:
Всей Украине корень зла –
Враньё «Историй» без числа!

Кто виноват? Что делать? Знает
Лишь Бог на тихих небесах.
Здесь – род людской рычит и лает,
Забыв и стыд, и срам, и страх!
Власть довела страну до края;
И в «дерьмократию» играя,
Попала в полное дерьмо.
Такое у неё нутро
Везде, всегда и поголовно
Под солнцем ясным и луной.
Об этом сказано с лихвой
С Начала дней, с «ковчега Ноя».
«Законно» грабить свой народ –
У всех властей родимый «код».

Переборщили в Украине
По этой части, как всегда.
Теперь страна вот – как на мине:
Движенье резкое и ша-а! –
Всех махом сдует, вон, вчистую,
Дух вышибет; и – «алиллую»…
И оппозиция, и власть
Простому люду – в горле кость.
«Кулак» Москвы, Европы «ласка» –
В огонь как масло… Ясно лишь:
Ответов на вопросы – шиш,
Пока на «харе» Правды – маска.
Историю вогнали в ложь
«Мудрейшие». И – их не трожь!

В двух-трёх словах хотя б, но надо
Поэту душу отвести
На данном месте, да!.. Когда-то,
В лесах, на море и в степи
Великие царили скифы.
Им равных не было! Не мифы
Их сила, мудрость, красота,
Души чистейшей высота.
Сынов Шумера и Египта
Повёл по свету фараон –
Сесострис (Чевоштриш)-Рамон;
«Рассеян» стал скиф с того мига.
Великой (Ш)Скуфью – (П)Улкхорай –
Край этот звался; друг мой, знай!

Рамон (Сесострис-Чевоштриш) – фараон (тарахон, турхан) Египта, правил в 1479–1424 годах до н.э. На чув. Ра Мон – Верховный Ра (Бог, Солнце).

Хорпат с Сампатом-Кием (с братом);
Аскал держали: Киев-град!
А звался гордо б;лгар-скифом
В «Архивах» древних ихний род.
У булгар был язык чувашский
За государственный, за царский
(О, книги, сёла, города
В пыль стёрты ихние не зря!).
Со скифами «перероднились»
Варяги, греки, россы – все,
Кто был на киевской земле.
И с той поры – вражда и зависть;
И православный тут, и жид,
Ислам, католик… Кровь кипит!

Аскал – град Киев – до варягов
Великой Скифии была
Столицей. Скиф-чуваш-булхаров
Земля-Отчизна здесь цвела.
С «гостями» – всё перемешалось,
Крушеньем света показалось!
Ушёл скиф к Волге. Там осел.
Тут кто остался – обрусел.
Так Киевская Русь и «встала».
А царство Волжских Булгар – ввысь,
В рост полный! И хранило Русь
Собой от орд, в огне пылала…
Скитея – Киевская Русь –
Дом Скифа! Из Египта путь.

О, путь тернистый, дух геройский!
Как сокол зоркий скиф взирал
И вширь, и вдаль… Полёт высокий
Творец-Отец любимцу дал.
Стрелой пикирующий сокол –
Знак Украины скифской, то-то;
А не трезубец вовсе. Знак
От фараонов древних. Так!
«Пик» звали сокола в Египте, –
В чувашском это значит царь.
Пал Ылтан-пик – геройский ар;
Погиб Пикке в смертельной схватке, –
Цари чувашей! Но Народ
Хранит Пик-Сокола знак-«код».

Рокфеллер с Ротшильдом давненько
(До них «масложи») жилы рвут
Урвать от Скифии «маленько»
Кусочища и там, и тут;
Мечта их синяя – вот это
(Людишек – тьма; мала планета);
Им войн костры – в «тельца» игра!
Та правдушка как мир стара.
А тут и третья прёт уж сила –
«Банкгангстеров долларорда»;
Им тоже так нужна война;
И чтобы по колено было
Там крови, – доллар бы воспрял!
(Брюзжал про это «Капитал»).

Но даже Маркс высоколобый,
С его лопатой-бородой,
Не стал копать-мудрить под Правдой,
На чём стоит уклад земной:
Границы стран для всех священны!
Порушишь, – так попрут вскачь джины
Из всех бутылок и щелей,
Со всей оравою чертей!
Границ России – не измерить.
Но – вдруг сама (сойти с ума!)
Захапала кусок… куска
Соседа! Трудно даже верить.
Коль это даже и не так, –
Как миру объяснить «Крым», брат?!

Восток и Запад… Украина –
Казаков-скифов вольный край.
Всю жизнь в лоб – войны; мир же – мимо
Там в Сечи «жжёг» и предок мой.
Есть что-то в генах Украины,
Что не постичь умом; поэмы
И гимны только ей сложить!
Да вот «нейтрально» тут прожить, –
Це не дано! Нема це, хлопцы;
Не гарно це, не по зубам.
«Славь Украину! Славь Майдан!»;
Богдан, Тарас, Мазепа, «наци»…
Ад – «дом Облонских»: здесь верх-дном
Вновь жизни лад, всё кувырком!

Но «Революция» ж вначале
Сверкнула, – хоть на миг-другой.
Народ и Власть грудь в грудь стояли, –
Сыны страны одной, родной!
Клич-лозунг «Геть всех олигархов!»
Гремел ввысь громче всяких эхов;
Рвались куда-то, в «высший свет»,
Забыв родство, и код, и след.
Стерев из памяти все жертвы
За власть рабочих и крестьян,
Народец, глянь, Майданом пьян,
Друг друга мёртво взял за глотки!
Рай революциям всем – «старт»;
Да финиш только – сущий ад…

«Ленинопад» по «самостийной»!
Срывают головы Вождя,
Кто первый дал столь «незалэжной»
Шанс к государственности; да!
Бандеру – вверх! Вождя – ниц-навзничь;
Звёзд с крыши Рады – испоганить,
Под корень выдрать, в грязь втоптать;
Да и Кутузова – «геть!», снять…
«Победы ленточки» восставшим –
За «колорадские жуки».
ВОВ ветерану не с руки
Пройтись по улице… Стал лишним!
На «финише» – за что им ад?
Рябит в глазах от баррикад.

Во Львове «Беркут» – на коленях;
И в Харькове – «евромайдан»…
Да, «революция» – что лемех
Прошлась по душам и домам.
Анархия – цэ «мать порядка»
У революций! Классно? Гадко!
Кто в смуте мутной куш урвёт?
Но только не простой народ;
Да и не снайперы на крышах,
И не «майданов» драчуны,
А с кошельками «молчуны»
И их кликуши, чей вой громче!
Крысёнком «гетман» скрылся – плут…
Закрыть бы, автор, тему тут.

Но хошь не хошь – необходимо
Ещё здесь типчика вписать;
Ну, не пройти же рядом-мимо
С «земелей» (тьху ты!), так сказать.
Вам кличка «Босс» ещё знакома?
Ещё б – до рвоты, аж до кома,
И в горле кость как всё торчит!
Так вот, читатели мои,
Здесь – старший сын того Шакура
(«Картёжник» сам «прописан» в ад;
За «паспорт» – знать, колода карт)…
Тут отпрыск, тень того буржуя:
В Москве – «строитель» сей «герой».
Штришки к портрету тут горой.

Но скажем лишь одним словечком:
Шабашник (мат не в лоб, а в глаз)!
Так вот… Сей тип в кругу хохляцком,
В бригаде, – в эти дни как раз
«Игрой» судьбы и оказался.
Хоть за политику не «брался»
(Да туп, как валенок, но – хорь:
В делах копеечных востёр),
А по большому счёту – ослик,
Что возомнил себя аж… львом!
Делишко, впрочем, тут в ином
Раскладе: юркнул за бугорчик –
На (в) Украину «лев-осёл», –
С хохлами на Майдан «взошёл».

Не «революция» причина
Тому «геройству», а бабло.
Для Каверлишки-«босса» сына –
И рыть дерьмо не западло
За евро, доллары и гривны.
…Кидал шабашник в щит «вражины»
«Коктейли Молотова» так, –
Бандеры Стёпки вточь солдат!
Но как без пушечного мяса?
То – «революции» жратва!
Мир просит жертвы? Вот вам, на:
В «расход» – Шакурку! Кокнул просто
«Бойца»… шабашников бугор,
С кем тот в Москве таскал раствор.

Да вот и сам «копытца отдал»
«Горячих точек» ветеран.
Хоть с потрохами душу продал
Давно уж: «лазил» по горам
В Афгане. И в Чечне. Исправно
Копейку клал в карман. Шик-гарно
«Доил» и этих, да и тех…
А тут настали дни «потех»
На родине, столь «незалежной»!
…Бугор уж «Беркутов» двух «снял»;
Да третий – снайпера порвал
Как Тузик грелку, в «кашке» драчной
(С Шакура-трупа снять часы
Бугор встал с «точки»… Дал концы!).

Те часики чувашу лично
«Вручил» недавно сей хохол,
В картишки проиграв прилично
(В денёк тот фарт ему не шёл).
А нынче вот бугор с «Шакуром»
Сыграли в ящик! Прёт дым буром
Над ними от горящих шин;
И визги баб, и мат мужчин…
Крещатик – что бедлам; шум адский!
Да не услышать этим двум
Дел «революции» гвалт-шум;
Да и «копец» им пал дурацкий.
Лежат «герои»… В Сотне, глянь,
Небесной тоже эта шпань.

Что даст стране шальная буча,
Восстание, переворот;
Иль «перестроечка» (не лучше!)?
Ввек у «корыта» здесь народ
Разбитого; везде как, впрочем.
И эту карту крыть-то нечем.
«Игра» такая у страны:
Здесь люди тягою полны,
О, к самостийности старинной,
Которую так топчут все
Соседи! А на сей земле
Ещё жив Скифа дух былинный.
Здесь и России нынче – «геть!»:
(П)Улхкрай взбесился, опупеть!

…Вот и закончились, друг, Игры.
Погашен Праздника огонь
Двадцать второй Олимпиады,
Промчалась что, как резвый конь, –
Красиво, классно, феерично!
Весь мир поставил ей «отлично».
А ваш слуга покорный горд,
Что с точностью волхва предрёк
Общекомандную победу
Скитеи-Родины своей.
Но… сердцу что-то не теплей
За высочайшую Честь эту:
Из фейерверка – вновь во мглу,
В суды, в наручники, в табу!

Уж на другой день после Игр
Опять – «Болото», снова суд…
Суть «Дела»: вечен «император»,
«Марш миллионов»… против тут!
Вот тина-бездна вся «Болота».
Белейшей нитью «Дело» шито.
И – в клетку тех, кто на ОМОН,
«Любя» их, кинул… аж лимон
(Неслыханное «преступленье» !).
«Бунтовщиков – за глотки взять,
На страх другим всем наказать!».
Вот фас-указ «хузи» России.
Народ безмолвствует, браток…
Да, «дело тонкое – восток».

За две недельки спорта в Сочи
«Профукал» Кремль суть эпох:
На(в) Украину всю из бучи –
Аж Революция; бах, грох!
И поминутно всё – в анналы,
В учебники, в эфир-каналы;
Аврал дипмиссий день и ночь
(Россия ж – как б… в сторонку, прочь).
«Медведю» мнилось, знать, в берлоге,
Что в мире – мир, покой и сон;
Что царь в лесу – ввек только он.
Но, глядь, «охотник» – на охоте:
Из дальней дали дядя Сэм –
Уж тут как тут! И рулит всем.

Но прут и версии иные
В мозги живущих на земле:
Чш-ш! – шепчут рты и губы злые,
Что, мол, в кромешной темноте,
В неведении держат граждан!
Мол, в уголочке крымском каждом,
Таился русский спецагент;
Мол, буче дал зелёный свет
Сам «Плутик», «гетману» дав в лапы
Мешок милльончиков у.е.!
(Когда болеют Спортом все, –
Не при делах «двуглавый» как бы).
Кой-кто, мол, видел в каждом сне,
Что стал «Таврическим» к весне!

А наяву – весна другая:
«Других» и «Несогласных» рать
«Аннексии» тут против встала,
В Москве, под окнами, ты глядь.
«Не лезьте в Крым!» – вой либералов;
Их тысячи, их там немало;
Пикетов, митингов «шумок» –
По всей стране. Но – всё тип-топ
Кремлёвским «ястребам» и трону.
А как аукнется там Крым
Донбассу, – с белых яблонь дым
Как будто им, по барабану!
Крым стал российским. Да народ
Юго-Востока пал… в «залог».

Страстей-мордастей и не счесть тут;
Одним словечком – кутерьма.
У «революций» всех весь метод:
Сперва – буза, потом… тюрьма.
Да искра – пламенем взовьётся!
А маслице всегда найдётся
По полной сбацать жар-пожар
(Переворот иль бунт-кошмар)
У тех, кто миром тайно рулят,
Как пауки всё сети вьют;
Да вот клыки наружу прут,
Хоть маски мира натянули
Себе на хари те «вожди».
На вид – ну, ангелы почти!

А «москалю» чего ж мешало
Жить в мире-дружбе-то с «хохлом»?
И что ж так за кадык держал-то
Соседа братского Газпром?
А «самостийная» в отместку
Язык «могучий» – под «скамейку»,
В запрет, в подполье, в клетку, ниц!
Не видно братьям братских лиц
По обе стороны окопа…
Такая это срамота –
Славян извечная вражда –
«Родства забывшего народа»…
Имперский нрав – страшней измен,
Трагичней драм всех и поэм!

Не чудный Крым, не Севастополь
Тут пали н; кон в пик «игры»;
Да просто час делёжки пробил
Для «олигархмасонбратвы».
Им нужно, чтобы кровь сочилась
Из ран народа. Получалось
Сие у них во все века:
«Масонской ложи» длань крепка!
Под шум «войняшек-революций»
Творят «хозяева» Земли
Делишки мутные свои.
Мир – «в рамках мирных резолюций…».
О, Боже, что твой белый свет?
Где Справедливости свет? Нет!

Есть трупы! Их десятки, сотни,
И тысячи – как будто… мор;
И кровь, и слёзы, стоны, пули;
Господь, их видит ли твой взор?!
О, Ты поглядь же на Одессу:
Кресты… кресты – подобно лесу
Здесь выросли в цветущий май!
Сил городу, Всевышний, дай;
И матерям, в миг поседевшим,
Что потеряли сыновей,
Ах, в пламени напалм-огней…
Беда накрыла город лешим!
В весне град юмора стал – стон;
Пал в череду дней-похорон…

Век двадцать первый «зажигает»;
Пожарище – не потушить:
И в душах, и вокруг пылает;
А надо бы… людьми лишь быть!
Да в Украине своевольной
И самобытностью столь сильной,
Народ где… был – одна семья,
Зажглась гражданская война!
Америка с Европой рулят
«Толпой майданной» не таясь;
Бутузят «Ваньку-встаньку» всласть –
Стандартами двойными дурят.
Готов, созрел им нужный «плод», –
Война!.. А что там Борькин «Плут»?

Заместо дружбы с Украиной,
Рубил тот «зелень» всё – у.е.!
«Плутишке» – трон и куш «козлиный»;
Да плюс – и «райский сад… в трубе»:
«Козёл» жрёт «зелень» с вонью газа
И нефти! Спит народа масса.
И даже близкая война
Не будит Ваню ото сна.
«Плута-козла» к ответу б надо
За боль и слёзы все славян;
А он, глядь, в кайфе – Крымом пьян!
Наводит муть в мозги народа:
Мол, все виновны, он же – нет;
Мол, «Плут» (чёрт!) – ангел-человек.

Да, «человек» он… так и эдак;
«Москаль» же – теста одного
С «хохлом»: Скиф – общий предок!
Скитея – дом, очаг, гнездо
Была шумерскому потомству
До вагров Рюрика. Да, к слову,
От скифов-швабов – и они,
Сыны Чваш-Швабии страны.
Кто хочет слышать, тот услышит:
Остались только в языке
Следы житья в одной семье.
В чувашско-скифской речи сыщет
Ту Правду… ищущий. Найдёт!
И гимны Истине споёт.

Шваба (Швабия) – легендарная затерянная земля Гипербореев-Атлантов. Для древних считалась райской Шамб(х)олой. Шампа хула – с чув. Великий город.

Ну, а пока – поют всвист пули;
Донецк в огне, Луганск в дыму!
Здесь люди «вольность» объявили,
Да оказались вот… в плену.
Шахтёрский край, трудяга вечный,
Знать, Украине нынче – «лишний»;
Под бомбами дрожит Донбасс,
«Тревога» воет в день сто раз;
Растут тут деточки в подвалах;
Куда, к кому и как бежать?!
О, тяжко просто быть, дышать…
А «наверху», в высоких залах,
Решают – сколько, где и кто
Урвёт за этот ад бабло!

«Бабай лохматый и казаки,
Чеченцы, «спрыгнувшие» с гор»…
Словечком, здесь – «солдат удачи»!».
Вот СМИ «свободных» приговор
От «судей» – Штатов с «тёть»-Европой.
Лихой «ковбойчик» со «старухой»,
Глядь, – прут… со щами на Майдан:
Вот масло на шальной огонь!
И – получилось всё «оккейно»,
Везде как, впрочем, и всегда:
«Слепить пожарчик» – ерунда;
Для Сэма плёвое-то дело.
Фашизм даже – не вопрос,
Коль в деле (в доле!) сам Сэм-босс.

А поперек ему тут – Раша…
Похлеще дельце тут, с лихвой:
У «сонной» ввек – в видухе сила;
Иначе сгинула б с башкой
И с потрохами та «зверюга»;
Ей место – ямище-берлога!
«Топтыгин» же в дела суёт
Нос «ненароком»; и дерёт
Добычу, что и недалече.
А есть зверьки, что сами в дом
К «медведю» прут – ну, как в схорон;
Да мало ли чудес на свете?!
На (в) Украине же дела –
Как белену жрёт вся страна!

«Салют» в честь «Выборов» – ракеты
На мирных граждан… саранчой;
Ей-богу, адские приветы
Шлют будто черти с сатаной!
И в этот час кровавый кто-то
О газе и мильярдах бодро
Печётся, плюнув и на кровь,
И «скрепы братские»… Нет слов!
«О, нравы, времена» настали;
Вновь крутанулись жернова
Истории, но… вспять! Война, –
Вновь скифы брат на брата встали.
Кто виноват? Олигархат!
Что делать? Ах, не знаю, брат…

Один Господь на небе знает.
Да нам, живущим на земле,
Дверь в Истину не открывает.
И бродят люди в темноте,
Забыв родство и голос крови,
Порвав связь с прошлым; нет и нови.
На троне – «мишка», «зверь шальной»;
И «ястребы» над головой…
Чума в дверях, но пир горою!
В объятиях глобальных бед
У края пляшет человек,
Прижав к себе мешок с деньгою.
Сквозь мглу бьют молнии огни!
Не окаянные ли дни?!

Но это всё, земляне, было.
Всё было, что сегодня есть.
Да человечество забыло.
Слаба-то больно, очуметь,
На слёзы память человека –
«Венца» природы, «босса» века;
«Хозяина» орбит планет,
В чьей «власти» всё и вся, весь свет!
Да автора терзает эхо
Войны другой, престранной столь,
Где зверство, кровь, коварство, боль…
(Повтор «войны чеченской» это?!).
Терпилой там и здесь – Народ;
А в плюсе – боссы долларорд.

Аукнулись России громом
Бориски мутные года,
Когда империя вдруг… гномом
Предстала миру; срамота!
Стыд! Сдали Сербию-сестрицу,
Потом Ирак… Тут всю страницу
Заполнить можно списком сдач,
Что сотворила Борьки рать.
Теперича – черёд Донбасса…
Да «манну с неба», знать, в котле
Ждёт мир; как б сами по себе
Наладятся дела «прекрасно»!
Тем временем дела дошли
До дикой выжженой земли.

Хоть тут совсем другим «макаром»
Делишко вроде обстоит:
Крым плюс к нему Донбасс с Луганском…
Не так тут прост, друзья мои,
Сюжет романчика лихого
(С названьицем «Дурдом!». Сурово?
Иль имя дать б в ключе таком:
«Одна семья – москаль с хохлом»).
«Шедеврик» о вражде славянской
Из-за Истории (вот «чушь»)!
А может быть, тут чуждость душ
В семейке родственной и братской?
Ох, выдал б автор тут секрет!
Да хватит уж и данных бед.

Ослу последнему понятно:
Сама Скитея на кону;
Вина её – земля богата!
И жаждут схавать ту страну
Акулища земной «элиты»;
И шлют войняшечки-«приветы»
Веками на Скитею-ширь.
Такой «продвинутый» он – мир.
«Кровь голубая» у «смотрящих»
Планеты-шарика кипит;
У них отменный аппетит
До душ и мыслей человечьих!
Тем паче, до богатств земных
Для «сверхглобальных» дел своих.

У них по миру – сеть подручных,
Рабов, царей, агентов… Да!
Скитея им – одно из лучших
Кусочищ мира-«пирога».
Всё золото планеты в банках,
Архивы, «Тайны»… – всё в их лапах;
Войска и армии – их «псы»,
Шнырьки царей – так к «быдлу» злы!
...А «Сундуковы»-Сердюковы –
Родня, брателы, кумовья,
Спарринг-партнёрчики «царя», –
На шее Родины оковы;
Продали, – можно что, нельзя,
Аж вплоть до нижнего белья.

Четырнадцать чудес-«Буранов»
Исчезли, – все до одного!
Масштаба этого примеров
Не сыщет в мире вам никто.
Что тут сказать о «мелочишках»,
О «МИГ»ах типа и о «СУ»шках?
Сплавляли их, ну, как блины.
Следы делищ тех всем видны:
Миллиардерчиков ватага
В оффшор гоняет барыши!
Бюджету Родины – шиши…
Страшней вражины кодла эта –
Братва-бригада ЕБН
(Что рулит и сегодня всем).

А вот, когда за жабры взяли
И «Сундука», и «батальон»
Его наложниц (в Трибунале
Судить бы этих «ляр-персон»
За миллиардные убытки!),
Глядь, нагло на народ улыбки
Шлют «амазонки Сундука»;
И сам на воле. Это да-а!
Что значит быть «под крышей» Трона:
Хоть нищим армию оставь,
Глотай бюджет хоть, как удав,
Да попадись хоть… Всё ж «корона»
Не даст в обиду масть свою, –
Мразь «золотую», власть-«братву».

В глаза классический примерчик –
Минобороны сей «кидняк»!
А не один ведь миллиардик
Исчез в карманчиках девчат –
«Баблоспецназа Сундукова».
Негоже, хм-м… не вставить слово
Здесь о «блондиночке» одной
(Её звать б хорью иль лисой:
Сверхнагло хапала воровка!).
Друзья, вот ахнете, узнав,
Откуда «хорь» явилась, ва-а-х:
«Землячка»… автора! Манкуртка, –
Забывшая язык свой, род!
«В семейке каждой – свой урод».

К сей поговорке бы добавить
Прекрепкий мат от всей души.
Да кривду мира не исправить,
Поэт, – кричи хоть, не кричи…
Сестра той крали-крыски – «шишка»,
«Элиты» самая верхушка.
Достаточно взглянуть разок
На тех двоюродных: видок,
Ну, без сомнений – вточь близняшки!
Не потому ль мильярдов след
Растаял в дым… Весь белый свет,
Ба! – в шоке: ну, мол, и делишки.
Такого рода уйма дел –
Сюжету книжки сей удел.

Признала «голос-вече» Крыма
Россия-мама на «урра!».
Юго-Востока ж «дубль» – мимо:
Не признан. «Не пришла пора», –
Вот «Плутика» вердикт верховный.
И стонет люд Донбасса (мирный!)
От «Градов», гаубиц и бомб,
Ютясь в бетонных мглах трущоб;
И то лишь, – кто в живых остался…
А «Красный крест» РФ тьмой фур
Туда – ед;; обратно (вор?!)
«Попутно»… аж завод «взял»; асса!
И – в край чувашский, на «схорон»
(Сюрприз: там автора скит-дом).

Завод… Что ж, скажем, – плюс державе,
Наварчик-дар за «братский скреп».
Но – шёпот вдруг в чувашском крае:
Мол, цинковый явился «склеп»
Из-под пожарища Донбасса;
За ним, вдогонку, – из Луганска
Ещё один «двухсотый груз»…
Ах, мамам – слёз солёный вкус!
Властям – не к часу и не к месту
Сей случай: хором СМИ трубят,
Что на Донбассе нет ребят
Российских; мол, «наймитов» нету!
Да вот чувашская земля
Сынов хоронит, павших… за?..

Какие тёмные делища
Творятся в зареве войны!
Война всё спишет, даже слишком
(Хоть на земле другой страны –
Соседской, братской – полыхает!).
Да это много не меняет
Картину: скрыт воришек ход
Под воем мин, ракет и бомб.
Закрыли «Дождь», «Других» сковали;
Рот на замочек – их удел.
И в гору прёт муть мутных дел!
Кто против? Нет! «Околдовали»
Народ войной, футболом… Миг
Для воровства лихого – шик!

А рядом, в братской Украине,
Детишки гибнут, – каждый день…
Тут правда с ложью, будто в тине,
Сплелись; большой Войны уж тень
Нависла над больной Европой;
Весь мир больной! И имя этой
Чуме вселенской – спесь «элит»,
Их жадность без конца-границ
К блестящей жёлтости металла.
А слёзы, стоны матерей,
Хоронящих своих детей,
Для властьимущих значат мало.
Верней, не значат ничего.
Лом жёлтый им – и вся, и всё!

Вот «Боинг» в небе – на кусочки,
На части, вдребезги, в пыль, в прах!
И голоса, и голосочки,
И смех, и жизни свет в глазах –
За миг всё это стало Болью!
Пропитана суть жизни гарью
На выжженной огнём земле;
Здесь не взойти ковыль-траве:
Планеты рана здесь – на годы…
Смерть мирных граждан в небе – что?
Что хлеще может быть ещё?!
Застыли в шоке все народы.
Царям всё это – лишь игра;
В наваре «банкгангстерорда».

Слепили ненависть друг в дружку
Народам-братьям: фронт меж них.
«Партнёры» на прицельщик-мушку
Друг друга взяли! Каждый – псих;
У каждого – своя лишь «правда».
Трещат врата и стены ада –
В мир рвутся хаос, тьма, война…
А Мать-Земля – она одна
На всех детей своих родимых!
Да чада делят общий Дом,
Забыв Всевышнего закон:
Должны все люди быть на равных!
Но – до икоты жрут одни;
Других жрёт голод ночи-дни…

И ниже плинтуса – рублишко,
Пустышка-долларчик взлетел;
Который раз уж! Да-с, делишко…
А мир вновь в лужицу подсел,
Что сам себе копнул-подстроил;
Но Правду жизни не усвоил.
Один процент-олигархат
Для всех живущих лепит ад
На белом свете, что дан Богом...
Одним словечком – кавардак!
А понимать то надо так:
Добро, что собрано Народом, –
Осело «намертво» в карман
Олигархата – «папы» войн!

Да где ж пределы, знаки-стопы
Цинизма, наглости и лжи?
Глядь, с «Божьей миссией» как б в Штаты
(За подаянием почти)
Сам Патриарх «всей самостийной»
Явился собственной персоной, –
Летальное оружье взять;
Вот-те «святой» ещё, ё-мать!
Такие нынче «слуги» Бога,
Душ «пастыри-поводыри».
А детки, бабки, старики
От бомб их мрут и в катакомбах…
Двойной стандарт на тронах стран!
И грев от войн – засевшим там.

Прут рои санкций друг на друга.
Весь мир – один сплошной базар.
Да мир там держится столь хрупко:
В любой момент Войны пожар
Хоть где легко способен взвиться!
А на базаре жизнь творится
За «зелень» Сэма-пахана;
Цветут махрово времена!
Трудящимся настал миг снова
Втянуть вглубь рёбер пояса.
А «паханату» на счета
Куш льётся, «с неба манна» словно!
Неужто людям эту жизнь
Дал Бог?! Безмолвствует высь-синь…

Да автор данных вот частушек
До хрипа в тишь небес орёт, –
Прёт Дон Кихотом на рать пушек;
Не конченный ли идиот?
Но Родину он любит, братцы,
До боли, до пожара в сердце!
«Гаранту-лидеру», царькам,
Державно-чинным «мудрецам»
Любить Её так и не снилось!
Поэт своей Скитее – сын;
Он клеткой каждой с ней един;
Звёзд схема в Небе так сложилась.
Скитея – царских скифов край,
Ты сыну силушки придай!

О, за тебя твой сын родимый
И жизнь отдаст с улыбкой, знай;
Тебе, Скитеюшке-Вселенной,
Он посвятит последний бой!
Ты – солнце в думах всех поэта;
Тебя коль не было б – планета
Пустышкой стала б в небесах;
Не передать того в словах…
Про власть же, что стоит в Скитее
Взмахнутым над страной мечом
(Меч вскинут «Плутиком-царьком»!),
Поэт вздохнёт в мир с болью в сердце:
Под маской «лидера» – чужой,
Раб Князя тьмы… с антидушой.

От ряда сих «трагикомедий»
Под авторством аж Сатаны
Весь свет уж как бы вдоску сбрендил;
Мир – пир в объятиях чумы!
Тут форумы, там фестивали,
Пустяшных шоу всяких стаи…
А рядом «глючит» южный мир:
Персидского залива ширь
И Африка – в аду как будто;
Биг Сэм шлёт в день сто раз «привет»
Арабам… залпами ракет;
И «батьке» вторит «сынко-НАТО»!
Москаль с хохлом же всвистопляс
Друг дружку бьют (через Донбасс)!
***
В Чувашии в денёчки эти –
«Вселенский» форум спорта; вскачь!
Спортивный самый на планете,
Мол, регион (хоть в хохот… плачь).
Сюжетик вновь-опять буксует, –
Всё тему спорта всласть смакует;
Друзья, простите за повтор.
Я ваш с укором приговор
Приму смиренно и без драки.
Но выдыхом одним скажу:
Да на дух не переношу,
Коль в ангелы вписались враки!
Тот «высший» форум в Чуваш Ен –
Позёрство, фальш и дребедень!

Хоть, спору нет, народец местный –
«На ты» со спортом, знает мир:
И олимпийцев дал край здешний,
И космонавтов даже, верь!
Видать, двужильные здесь люди –
Великих предков суть от сути;
Бегун, ходок тут – весь народ,
От эфиопов тянет род
(Не зря тут «Пушкиных» так много, –
Курчавых, смуглых работяг);
Ведь это вовсе не пустяк!
Да «мудрецы» про то – ни слова.
Есть Чемпионы! Баз вот – нет.
Про это глотку рвёт поэт.

Пустышкой полной оказался
Международный форум сей.
Осадок горький же остался:
Должок прилип к ЧР – «репей».
Звёзд признанных – раз-два-обчёлся;
И те все членствуют в «едроссах».
Прошёл положенный парад
Спортсменов местных (чётко, в ряд);
Они пахали ко Дню спорта
В дни репетиций – под дождём,
И в стынь, и в ветер, ночью, днём…
Оценочка – с лихвой «пятёрка»
А то, что бьёт ребят озноб
И в жар бросает – то не в счёт!

То – «щепки, мелочи, издержки»
Чинушам, сдали что отчёт
На самый верх. Им похвалишки,
Карманам их – привес-прирост
От «роспила» бюджетных «мани»:
«Всемирный праздник ведь, слыхали;
Видали, пир-то – на весь мир!».
«Силён» пир, точно: со всех дыр
И щелей властных кабинетов
Чинуш-начальничков орда –
Уж тут как тут! Нет слов-с, крута
Картина: вместо асс-спортсменов –
Полтыщи больше харь и рыл,
Кто спорту путь в жизнь… перекрыл!

Прихватизировав спортзалы,
Нахально сделав платным вход,
Захапав ясли и детсады,
Бурдой споив простой народ…
А глянь, – они ж жрут-пьют в честь Спорта,
Тостуют и воркуют гладко;
Ведь сам «гарант» их «похвалил»,
И оттого в «элите» сил –
Край непочатый, бурно-море…
Вот пир во времечко чумы!
А что народ уж до сумы
Дошёл – пирующим не горе;
Им дай хвалу… за блеск и шум
С полос газетных и трибун.

Переусердствовала снова,
Опять, и вновь, как и всегда
Чиновичья ватага-кодла:
Себя в грудь бьёт, да без стыда;
Мол, «лидер» – тет-а-тет с Йыкнаткой
Базарил; в подтвержденье фоткой
Блеснули со страниц газет
На весь чувашский белый свет!
Точняк: двоих рукопожатье
На снимке; третьего ж… как нет, –
Знать, испарился человек!
Вот фокусы, людишки, на-те:
Полпреда (бр-р!) – из кадра вон;
Смертельный трюк-иллюзион!

А дальше – хлеще: тут «Гаранту»
На обозрение – Дворец
Ледовый, как бы с пылу-жару –
Новьё; мол, сдали наконец!
Сей долгострой-«амбар-сарайчик»
«Преобразил» шик-марафетик
(Пошире, «лох», держи карман:
Объект-то уж три раза «сдан»!).
Ещё – к словам Главы державы,
Что сказаны как похвала,
Где адресатом вся страна, –
Йыкнатка вписан (вот шалава!).
…Брось, автор, хватит уж про Спорт;
Верней, про ;нтиспортный сброд.

Вот перемирие. Надолго ль?
Вопрос – сложнее не сыскать.
Донецк с Луганском – прах и пепел!
И кажется – уже не встать
С колен в рост полный и свободно,
Играя мускулами мощно.
Простых шахтёров мирный край –
В крови… А в мир сияет май!
Ах, потерял и Киев много
Сынов своих в АТО-дыму,
В войне межбратской сей, – в аду!
Боль будет тихнуть долго-долго…
До дней последних ныть сердцам
У мам по павшим сыновьям.

В Москве гремит Парад Победы!
Утюжат танки твердь-гранит;
Синь-небо режут самолёты;
Вдрожь дух волнует мощи вид.
Демонстративно всему миру
В глаза тем тычет Кремль «фигу»:
Не лезьте, мол, в мои дела;
Рассея будет, есть, была!..
Но всё ж какой-то привкус горький
От вида мускулов стальных
Остался в гражданах простых
Державы ядерной, великой:
Сколь миллионов полегли…
Но пахнет гарью вновь Войны!

Войны всемирной и последней…
Да вот в амбиции царей
Вселился будо чёртик-леший:
Мир пляшет вскачь у крайних дней.
А Киев – город скифов царских –
В тисках-объятиях дел адских:
Тут Победителей-Солдат
С Крещатика – пинком под зад!
Глядь, вместо них… Вам ясно, люди:
Идёт страшнейший перегиб.
А дед мой в той Войне погиб;
Другой – пал дома, ранен трижды.
Я с ними, сам – Бессмертный полк!
(Но… без чинушно-властных орд).

«Бессмертный полк» – святое дело,
О дедах память, гордость, грусть.
В России каждый – внук героя
Иль правнук… В этом-то вся Суть
И «соль» скитейского народа –
Чуваша, русского, якута,
И украинца, и манси,
Татарина… Здесь люди все
Причастны к Подвигу навеки!
Но – рулит маршем из Кремля
Олигархат-братва-семья,
Грабастая со Славы сливки!
И пишет сам себе в актив
Очки «рулящий коллектив».

Прошлась сегодня по Парижу
Аж миллионная толпа:
«Свободу слова – всем, по миру,
Везде, во всём, сполна, всегда!» –
Девиз-клич данного «майдана»
(В тиши прошёл марш, как ни странно).
Но странно столь, – «элиты» строй
Единой дружненькой семьёй
Прошастал… врозь с простым народом!
А в СМИ-то шуму: мол, шаг в шаг
Идут с народной массой, в ряд,
И Президенты в марше этом!
Лишь шоу-бизнес – «Я – Шарли»
Царькам-хозяйчикам Земли.

Читатель мой, от сей страницы
И далее бредя вперед,
Хотел бы автор крылья птицы
Иметь! Рванулся бы в полёт
Поэт, верней, сюжет романа:
Как черепашка – «шутка-драма»;
Неторопышкой всё ползёт.
«Дай финиш уж! Скорей, вперёд!», –
Уж слышит пишущий «Скитею».
Товарищи, да близок так
«Писца» финал; остался шаг…
Но всё ж добьёт он «эпопею».
Рви когти, марш в галоп, роман!
Встремглав, вприпрыжку; к чёрту план!

Аж замахнулся тут… на завтра,
На будущее автор. Что ж,
Среди жильцов земного шара
И не такойских ты найдешь,
Дружище! Но есть всё же что-то
В «бреду» кустарного поэта,
Средь «предсказаний» его всех, –
В кой-что и верить-то не грех.
Ведь были ж «типы»-ясновидцы
На свете белом средь людей;
О, видели они ясней,
Чем и бинокли все, и линзы!
А чем не «сокол» автор наш?
Он тож зрит Правду, не мираж.

«Себя сам не похвалишь…». Друг мой,
Хулить поэта не спеши;
Не идиот же он всё ж полный
(За слово грубое прости).
Башкой крестьянской и не мыслил
Слуга ваш, выдал что без чисел,
Без счёта строфы и стишки, –
«Судить» вселенские «грешки»,
«Учить» житью-бытью народы!..
Ей-богу, как же вышло так,
Что полубомж, полубосяк
По-полной Правдой «жжёт», да глянь ты?!
То ясно только небесам,
Наверное; не мне, не вам.
***
Зима пройдёт – весна приходит;
И лето, осень уж за ним.
Бегут года. Жизнь хороводит.
Всё тает время, словно дым.
…Уж канул в Лету год культуры.
Настал черёд литературы –
Год Достоевских и Толстых.
Да нет похожих чуть на них
В России нынче, да и в мире.
То ль мир не тот, то ль человек;
Как б весь скукожился поэт –
«Поющий кенарьчик»… в квартире!
А тем – не меньше, чем тогда,
В толстовские деньки-года.

Где пушкинский размах? Где взлёты
Дум чистых к вольности души?
Из интернета рифмоплёты
Вещают – «гении» (прыщи!).
Страна высокого Парнаса –
Скитея – нынче нефтегаза
Лишь вышка да кишка-труба;
И нет на это ни суда,
Ни обвинений от поэтов.
«Глаголом жечь сердца людей!» –
Что может быть того важней
Художнику? Священно это!
Но… молятся на трон одни.
Другим наводят страх и пни.

А третьи, встав в ряд скоморохов,
Наладив с телеком мосты
(Целуя попки олигархов),
На груди вешают кресты.
Придворный шут, средь «звёзд» ослепший!
Блеск мишуры – друган твой лепший;
Счёт в банке – «памятник» тебе;
О Правде ты ни бэ, ни мэ!
Для власти год Литературы –
Поэтов «диких» приручить;
Ручным – по «пряничку» вручить;
«Патриотизм» для проформы.
«Скитеи» автор – что?.. В нужде
И в голоде; всё ж – царь себе!

Смешно: почти босяк и нищий, –
Кумекать тщится о вещах
Глобальных и крутейше-высших,
О чём и думать даже страх!
О, жить на дне… и видеть Солнце;
Цвести цветочком на морозе;
Последнюю рубаху снять
С улыбкой ближнему отдать –
Христом смиренным – да, вот это
Поэтом быть среди землян!
То – больше, чем и океан;
И ярче солнечного света;
И дальше, чем года-века;
И выше, чем все облака!..

Вдруг – «чудный» день, на самом деле:
Взбрело «хузе» на куцый ум
Собрать писак всех в Чуваш Ене
В «балета-оперы» шик-дом –
В театр, было вам чтоб ясно.
Прелестно, классно и прекрасно:
Народец пишущий весь век
«Ждал» дня сего, как солнца свет
(Надеясь на куски, известно,
От пирога, ну – «общака»).
Закон пустого живота
Тут действует, коль врезать честно.
Поэт ведь… тоже человек!
Хоть отторгает его век.

Одни – любители банкета –
Слетелись вмиг (их большинство);
Другие, типа «нацэлитка»,
Точнее, «важное» мурло,
Шестёрки-шнырчики по масти, –
Сбежались зад лизнуть у власти.
А есть и третьи… И средь них,
Простых, да сердцем золотых,
Читатель мой, и нам предстать бы!
Да мало их в толпе пустой.
А сход писак похож на рой, –
«Литсаранчой» Поэт назвал бы
Никчёмно-жалкий этот сброд
(Пародийчик лишь на Народ!).

Не пахнет тут Литературой.
Куда там, – с пеною у рта
«Придворные поэты» сворой
Визжат за «здравие царя»!
А в зале больше всех… «спецзритель» –
Библиотекарь и учитель –
«Фанат» и «гвардия» властей;
Свезли «актив» округи всей, –
Ведь выборы через полгода.
И гранты, премии, значки –
На их «надёжные» грудки;
На «совесть, ум и честь» народа!
Поэтам, истинным – на, шиш:
«Соси ты лапу, лох!», – то бишь.

Да ведь всегда так обстояло
С признаньем гениев в стране,
Где «лихо» деспотов гуляло
Подольше, чем в любой земле,
В краю, в углу на шар-планете;
И потому-то здесь в Поэте –
Не искорка, а жар-огонь!
Лишь этого страшится трон,
Сгнобить что тщится «непослушных».
Да вот пройдя сквозь гущу лет,
Бывает, вдруг поймёт: Поэт
Гонимый – в мире средь сверхлучших!
К примеру, «нобелевских» взять:
О, сплошь из гениев та рать!

Из той кагорты Мэтров каждый
На шкуре собственной познал, –
Что значит быть под прессом-давкой;
В чём смысл слова «либерал»;
Как это быть «вороной белой»
В толпище-стае сплошь пречёрной;
Как Родине стать «лишним ртом»,
Чужим, при жизни… «мертвецом»?!
О, как жестока ты, Россия,
К своим вернейшим сыновьям –
К Поэтам! Больно их сердцам.
Но всё же… Ты им – как б Мессия!
Поэта топчет власть и рвёт;
Да тот – о Родине поёт.
***
А нынче – Борьку замочили,
Немцова… Ну, ей-богу, жаль!
Кипели дух и воля к жизни
В «агенте» этом! Вот – упал,
Почти у стен кремлёвских, рядом…
Политубийства прут парадом
В России «Плутика», гляди!
(Дружок мой, с этим не шути).
И автор сих частушек тоже
Уж в чёрном списке (не в конце).
Ему местечко там за все
«Грехи»! Взведён курок, похоже.
…Как буйно близится весна!
А Родина – во власти сна.

А завтра… Что же, может статься,
«Котяре Рыжему» черёд
С УК российским лбом бодаться
Настанет? Крякнул бы народ
От удовольствия такого –
Междоусобства воровского:
Как таракана таракан
Грызут в стакане (не стакан
Хотя Скитеюшка и вовсе!).
«В сортирах мочит» Вор… «воров»
Без всяких следствий и судов;
Суды в России – все в «заказе»:
В одни ворота их игра;
Команду звать – «шнырьки Кремля».

Бессовестно, бесстыдно, лживо
Страну зомбирует экран,
Мол, чудо – «Плутик» наш, мол, диво;
Мудрей царей других всех стран!
Иного мнения кто – в список
«Врагов народа»… Путь их узок:
Иль – в клетку, здесь; иль – за кордон.
Издать накладно даже стон
В державе «князя В» сегодня.
«Смотрящий-вождик» Русь-страны
И джина ядерной войны
Вот-вот в мир выпустит, немедля!
Всё нынче к этому идёт,
Бежит, несётся, в полный ход.

Ну, а кого чужое горе
Волнует больно на земле?
Вон – тысячами тонут в море,
Находят вечный сон на дне
Бегущие от бойни дома!
В Европу беженцев дорога,
Туда, откуда смерть пришла
В лачуги их и города…
О, дни, поистине вы странны!
Переселенье масс – да вот:
Армагеддонищем идёт,
Вгоняя в мрак и хаос страны.
А хитромудрый дядя Сэм
Навар гребёт от этих «схем»!

Как и всегда, со дня рожденья.
Война буржую – что… халва;
До упоенья-умиленья
Он любит «кученьку-мала», –
Игру, где все на всех, лавиной;
Где победитель – бъёт кто первый;
Кто первым смоется в кусты,
Урвав куш! Правила просты,
Как медные гроши-копейки.
Куш Сэма – и не сосчитать:
Горазд столь «уголь выгребать»
Чужими лапами вовеки.
Коль демократия – сей путь,
То тирания – что же?! Муть…

Вчера вот, ах, – последний классик
Ушёл на Небо, насовсем;
Оставил жизнь! Для власти – праздник.
Народу – боль: простой люд… в плен
Тоска с печалью будто взяли!
Распутина в России знали
В медвежьих даже уголках;
Со светлой нежностью в сердцах
Сибиряка взапой читали.
Теперь же Гения здесь нет.
Осиротел подлунный свет, –
Часы тут будто бы вдруг встали.
Устал, знать, Мастер от невзгод;
И – долгожданный «отдых» вот.

Ушла с ним в прошлое деревня.
О, как Художник рисовал
Глубинку-родину; то – Песня,
Какую мир ещё не знал!
Звалась деревня Аталанка
(Под морем нынче, это ж надо…);
Как «Возрождение» звучит
С чувашского! Не промолчит
Поэт здесь, гордый от сознанья,
Что он и Мастер – земляки;
Что раз общался с ним; почти
Был удостоен и вниманья.
Земля иркутская полна
Родов чувашских; знай, страна!

На фото – автор, с ним Учитель…
«Спонтанно» вышло, ну и пусть.
Учитель – Слова небожитель!
Второй же только начал Путь;
Да на всю жизнь миг данной встречи
(Единственной) расправил плечи
И крылья дал ему! С тех дней
«Творец» строк этих стал сильней:
Забила жизнь в стихах поэта
(Хотя до звания сего
Он не дорос, видать, ещё;
Да вот душа коснулась Света).
Стал ясно виден жизни путь:
Тернист и крут; и не свернуть!

Ход времени сдержать не в силах
Никто из смертных под луной.
И на других несметных звёздах,
Быть может, дел расклад такой.
Идут года, текут всё реки;
Меняются эпохи, вехи;
То черепашьим шагом ход;
То тигром хищным их прыжок
В круженье Вечности спиральной;
А может, в плоскости прямой…
И не понять того башкой
Живущим на планете данной
Под кратким именем Земля,
Где – человечества семья.

В семье же всякое бывает;
«Не без урода…». Это так.
Да не семьёй, а сворой-стаей
Стал род людской как б! Муть, бардак
Под маской «рая» демократий:
Без резолюций, всяких «хартий», –
Перемещенье толп и масс
С Востока вот в Европу. «Класс»…
К Европе-бабке, к батьке НАТО
Арабы прут под мирный кров, –
Сирийцы, курды; слёзы, кровь!..
«Игил – ислама государство», –
Сей «улей» он разворошил?
Ужель то смог один «Игил»?!

Клич «чемодан, вокзал, Европа!» –
Стал бедным беженцам за гимн.
Ведь «надоумил» их там кто-то
Подняться из песков пустынь
И саранчой накрыть Европу!
Известно только Туро-Богу,
Чем обернётся это впредь…
Желанья нет о днях тех «петь»
Ничуть у автора «Скитеи».
Лишь скажет прямо, без прикрас:
Проблемы наций тут и рас –
Из-за «оранжевой» затеи.
И режет же сей цвет глаза!
Тут как не выдать стих, друзья?

Сирийцы, йеменцы, афганцы…
Персидского залива ширь –
Арабы, да и африканцы –
Заполнили Европы мир.
Бегущих счёт – за миллионы;
Мигрантам лагерные зоны –
Совсем не кайф и не лафа:
Им дай гражданства, паспорта…
Такая вот, Европа, «попа»!
Что? Есть разумная мысля, –
К России повернуть «стада»?
Да ведь и там с мигранством – ж…па:
Там миллионы – из «родни»,
Из Украины… Вот так-с дни!

Весь мир за годик изменился;
Лик мира, прежний – не узнать.
Да вот за ширмой те же лица,
Вся та же «лож массонов» власть,
Та ж закулисная «семейка» –
«Совет Трёхсот», верней, С-300
(Так звать ракету «Сатана»,
Чему мощь дьяволом дана!).
«Семейка» рулит на планете,
Творя из воздуха бабло,
Среди народов сея зло;
На «эстафете» уж… их дети.
Звенит натянутой струной
Планеты нерв! Стон – неземной.

…Что это? «Голубь мощнокрылый»
Над Сирией порхает, глянь.
Да сей «добряк» – что ястреб хищный:
От вида крови лих и пьян!
Сказать коль просто внятным словом, –
Дано тут «слово» снова бомбам:
У.е. «лимонов» десять в день
Кидает «голубь», чтоб «мигрень» –
«Игила»-смертника – прикокнуть!
Разит цель с неба без помех;
Настал и Ваньки «час потех», –
Включив экран, «победам» хлопать.
И тянет же Россию-мать
«На грабли те же наступать»!

Понятен людям всем диагноз
Болезни мира предавно:
Одним от голода пасть, – данность;
Другим ср…ть в роскоши дано.
«Хозяевам» планеты нашей
Домишко дать б семейке каждой,
Чем зря трильончики кидать,
Чтоб мор-террор искоренять.
Корнище зла – несправедливость!
Одни жрут-пьют, им рай – и тут;
Другим – ад голода, капут;
На божьем свете всём – неравность.
Вот ноги-то с чего растут
У терроризма-монстра, друг.

Но есть страшнее того монстра, –
Религиозный фанатизм:
Глобального размера-роста;
Мощней зарядов бомб и мин!
Сегодня Сирия ареной
Для Зверя стала… Бой смертельный
Идёт в песках седых пустынь;
Земля лишается святынь,
Стояли что тысячелетья!
Под небом уж Пальмиры нет,
Стёрт Ассасинов древний след;
Поистине – дни мракобесья!
«Святые» наших дней, ты глянь,
Льют масло на войны огонь.

Ассасины – легендарный народ древности, выходцы из Шумера. Асьа с чув. дословно – великий муж, воин (бог-молния). Сьин – человек; мужское начало.

Зовётся это «выпуск пара».
О, «закулисье» – мастер жить:
По всем углам земного шара
У тех «умельцев», глядь-ка, сеть
Подручных, киллеров, шпионов!
Без отдыха всё лепит клонов
Люкс-«кузницы» – «Клуб Бильдерберг»,
И «Кость и череп» (город Ейк),
И много где… Но вход чужому
Заказан в «цех» тот навека:
Нет, не открыть туда замка
Народу-пахарю простому.
И рулит жизнью всей земной
«Пахан» – мильярдик золотой.

Всей сутью против терроризма,
«Скитею» выдавший на свет!
Террор – братан-близнец фашизма,
Святого там ни капли нет.
А семя кинувший в то «поле» –
Виновнее-грешнее вдвое;
Сокрыт извечный корень зла
Под маской «мира и добра».
Рассеет тьму лишь свет сердечный,
А не «салюты» бомб-ракет.
Один на всех наш белый свет,
Такой весь хрупкий и беспечный.
И бъёт, и рвёт Землицу-шар
Террор-антитеррор-кошмар.

Не враг я «Плутику», ребята, –
Бомжаре что делить с царём?
«Плут» и Россию держит хватко,
И миру «пугало» притом.
Наверное, то так и надо:
Одну шестую шара как-то,
Знать, нужно псиной сторожить,
Чтоб мог народ там как-то… жить.
Да «жизнью» звать удел Ванюши
Не повернётся же язык:
Бесправен столь Ивана быт…
Права все – в рученьках «Плутишки».
С экрана «д;бро» так мурчит;
Да Зло в душонке той парит!

Глядь, «призрак бродит по Европе…»
(Верней, по «интерну» кино).
А «зрители»-народы – в шоке:
Да шутка ли? Полным-полно
Свидетелей и документов,
Чтоб засадить на двести сроков
Из «***змистер…» одного
«Героя»! А точней – того,
Кто сам сажал, мочил и «чистил»,
Прикрывшись «корочкой»; потом
Народом аж! Стал Крёзом… гном:
Счета его – не хватит чисел
(Чур! Автор вам – не идиот;
Кто «главгерой», – не назовёт).

«На кой чёрт сел не в ту галеру?» –
Строка Мольера-шутника
(И выдал же шедевры миру
Старик, став юным навека!)
Хоть… штырем в лоб, – да всё же к месту
Пришлась бы кой-кому! К «привету»
Добавить б мат в семь этажей;
Да дав пинка под зад, взашей
Послать б подалее, – на свалку
Истории того глупца!
А то, глядь, с миной «мудреца»
Страну толкает бойко к аду, –
К войне за тридевять земель,
На два-три фронта! Гонор – «цель»?..

Твердит поэт как заведённый
(Достал всех «мантрою» своей):
«Гарантом должен быть «верховный»
В Отечестве для всех людей;
Чтоб граждане достойно жили;
Права их чтобы не гнобили;
Чтоб было Равенство... И всё!
Не надо больше ничего».
Да только вот все эти «штучки»
В России – «страшный дефицит».
Вон, где-то кто-то впрах бомбит –
За Родину, мол, бьётся стойко!
Явился миру, глядь, второй,
Ба-а – «дядя Сэм»… «Урра!», друг мой?

Глава VII

Кровь говорит последней…

Аттила

Чтоб не взлететь на пик Парнаса
(Тож гонор?) и мешком не пасть, –
Слуга ваш, без коня Пегаса,
Пешком потащит «воз»-рассказ.
… Уж завроно Согда нынче.
Хоть должность тут намного «круче»,
Чем в детском садике родном,
Но всё же здесь в совсем ином
Раскладе и её работа.
Тут ты загружена в разы;
Тут нет «нейтральной полосы»;
Тут – ты ответственна, не кто-то
За школы, детские сады.
В руках – правления бразды.

И тут Согата вклад вносила
В чувашскость, в дело за народ;
Кипела вера в ней и сила.
Старание давало плод:
Язык чувашский на уроках
Звучал свободно снова, во как!
Концерты, конкурсы при ней –
На языке родном, смелей.
Но зависть чёрная и злоба –
Извечные враги добра:
Стерпеть та «пара» не смогла, –
Что… «шовинистка» эта Согда!
Доносов, кляуз «вверх» полёт;
«В отставку завроно!» – итог.

И не могло быть по-другому,
Коль тут «язык» сам встрял в дела.
В ЧР «чувашский» по закону
Хоть равен с «русским», да жизня
Иной реальностью в нос тычет:
Со злостью чин любой запышет,
Когда чуваш с ним на своём,
Родимом, близком, дорогом
Осмелится словечко вставить.
А тут, глядь, – целый завроно;
«Нацшовинизма» в ней полно:
На равных силится поставить
Чувашский с русским языки!
И «экстремистку» – на клыки.

Читатель, автору так больно
Вновь эту тему ворошить.
С него б – достаточно, довольно:
Ему на шкуре ощутить
Пришлось на собственной прилично
Той темы «зубки», всамделишно;
Испил он чашу, – да до дна
(На днище… мгла лишь и видна).
Но – тянет душеньку вот всё же
Вновь что-то «подвиги» творить;
По лезвию ножа ходить!
Не видно уж и днища в чаше.
…На миг-то тему бы сменить,
Слышь, автор; хватит же зудить!

Савар уже МГИМО закончил.
Что удивились вы, друзья?
Летят вдаль годы, дни и ночи;
Их придержать на миг нельзя.
Понять на этом месте нужно:
Пересчитать по пальцам можно
Простолюдинов, что в сей вуз
Элитнейший пробились. Ну-с,
Савар-то наш и мастер спорта;
С отличьем – школа, есть медаль;
Да и характер духа дал
Ему «картбланш»: сверхважно это!
С детьми «рублёвскими» чуваш
Гранит науки грыз. Хорош!

«Международных отношений» –
Сей факультет «добил» он. Там
Профессор каждый – «злющий» гений
Студента «гнать» по языкам!
И слава Боженьке, чувашу
Ин. яз. давался «как по маслу».
А что? Чувашей праязык –
Всемирный «дедушка-старик»!
Плюс кучи лингофонных классов;
И стажировки за бугром;
На «ихнем», будто на родном,
Тут шпарить стал не хуже ассов
Магистр. Вот в руках «двойной»
Диплом «мгимошный», мировой!

До дня святлейшего такого
Студенческой «эпохе» гимн
Нам спеть бы! Ведь спроси любого:
Какие дни он за всю жизнь
Счастливыми считает? Скажет:
Студенчество! В глазах запляшет
Тут солнца луч озорником;
С улыбкой до ушей притом
Счастливец выдаст «эпопею»
О беззаботно-райских днях.
Нужду и голод же в деньгах
Припомнит… лучшую как долю.
«Студента» тяжко тут унять;
О светлых днях в нём память – вскачь!

Так автор, чтоб не повторяться,
Замолвит слово о другом, –
О стажировке. Может статься,
Кому-то нравится о том
Послушать трёп (чем чёрт не шутит?).
«Трепач» уж тут и глобус крутит;
Он обожает этот круг
С лет детских: странствиям был друг!
В Германии, где дух Европы
(И дух поэта там, и взор),
«Тянул» воз-практику Савар.
Страна же – чудо как природы;
Всегда, во всём себе верна,
Единый дух, одна страна!..

Хребет и стержень континента;
Германия – Европы «пуп».
Доказывалась правда эта
Историей (вот «высший суд»).
Страна цветёт сегодня садом.
Народ – трудящийся фанатом;
В нём Ария дух вечно жив;
В пот пашет, губы закусив, –
И потому живёт шикарно
На пепле-прахе прошлых войн.
Нацизму здесь навеки – «найн»,
Нихт шизен, ахтунг! Зер опасно!
Герман – Хор Мон. О, не пустяк:
С чувашского – Велик Хор. Так!

Так родилась в Саваре тяга
(С посольским даром наравне)
Дойти до корня-сути Слова,
Копаться в Истине, на дне.
Как счастлив он, что имя «Чв;шъял»
Себе «присвоил» зёма-Deutchland!
Зовётся стольный град – Берлин;
С чувашского, считай – Пэрлин.
«С Единого» – названье значит:
Словище скифов-египтян, –
Да, основателей всех стран;
Хранят язык их лишь чуваши!
О, сотни слов родных нашел
В немецком будущий посол.

Про стажировку?.. Друг-читатель,
Не злись, пожалуйста, за то,
Что часто так «болтун»-писатель
«Сюжетит» слишком «широко»,
Не раскрывая сути темы.
Но, правда, не строчить ж поэмы
Про то, как будущий посол
В «азы» профессии вошёл;
Как чуть не сделался агентом
«Двойным» («свои» и «не свои»
Ведут незримые бои
Извечно на планете этом);
В отказ попёр чуваш прямой…
Стажёра махом – вон, «домой»!

Тут неслуху пред ясны очи
«Конторочка» – «грехи», горой
(О, там блюдут все дни и ночи
За всем, всегда, везде… с лихвой!).
Припомнили студенту чётко
В деталях день, и час, и место, –
Как он толкнул однажды речь,
В глазах чтоб искорки зажечь
У зём – диаспоры чувашской –
В столице-матушке Москве,
На Акатуе-«сходняке».
Ещё, мол, раз нелестной «шуткой»
Язвил о троне и верхах
В неподобающих словах…

На привязи держать живущих –
Спецслужб тотемная сверхцель
(Лубянка – омут властьимущих,
«Бермуд» чистейший тёмных дел).
Наверное, там порешили
Чуваша выдвинуть из «пыли»
На «чистый воздух, на простор»,
Потом чтоб кинуть… в «скотный двор» –
(Как пастушонка) к «инородцам»:
Чтоб он держал в руках свой род –
Чувашский «лапотный» народ;
Чтоб позабыл сей род о Скифском!
Знать, план «конторы» был такой
(Но не Иуда наш герой!).

И не видать б ему карьеры
«Заморской», как своих ушей;
Но он отличник, лидер, первый
Борец, – такие, знать, нужней
Там, за «кулисами», кому-то.
Вдобавок, сей фанатик спорта –
Природный спец по языкам;
И по «секретнейшим» делам,
Что асс-спецы преподавали
В МГИМО, как высший пилотаж
(Сей вуз – Большой как, Эрмитаж:
Элитный!). Лишни тут детали.
Здесь скажем только: повезло
Чувашу (шпикам всем назло).

Быть может, вправду подфартило
Простому парню? Может быть
Такойского тут тоже дела:
Всевышнего неведом путь…
Коль бросить взгляд на счастья чащу,
Там фарт быть должен и чувашу, –
Оттуда пил он редко столь;
Не сливки, а всё пота соль
Ему по жизни доставалась…
Но всё: Савар вот – дипломат!
И счастлив, светел, вдоску рад!
В ход дел тут Небо, знать, вмешалось
(Иль же Авалхи помогли
Чувашу… из «глубин» земли).

Ах да, тут нужно уточненье:
В Германии побыл Савар
Чуть раньше, чем «переселенье»
Туда вдруг грянуло… Кошмар!
С рождения трудяги-немцы
«Гостям» открыли в Haimat дверцы;
И дали всё, что нужно им –
Арабам, неграм, всяк-другим…
А те, ты глянь-ка, в благодарность
Хозяевам – «свинью» в подлог:
Их фрау лапают, хм… Шок!
В лоб «толерантности» бьёт данность!
Оставим их… Савара путь
Ведёт нас дальше, – не свернуть.

Направлен в Швецию. В посольство.
В чин атташе (в «низы») пока
Определило руководство
Савара. Волги берега,
Родные, снятся парню часто.
Там улыбается лучисто
Мамулька, мамочка – анне
(Сын – на чувашском с ней, во сне).
Савар её к себе уж скоро
Перевести намерен. Но
Она – в отказ; мол, суждено
Ей быть с землёй, с народом, с Туро,
С Чувашией! И пусть сынок
Поймёт мамулечку, дай Бог.

Та Швеция – страна порядка,
Живой пример, как надо жить.
Тут автор рад хотя бы кратко
О крае этом песнь сложить.
Страна в Шенгене; и в ООНе.
Хозяин тут король в короне.
Премьер-министр – «паровоз»,
Дел королевства шеф и босс.
И избирается Риксдагом –
Парламентом народных масс –
В четыре года один раз.
Стокгольм – столица. С морем рядом,
Вернее, с озером большим,
Всем шведам кровно-дорогим.

Меларен звать ту воду-море.
Четырнадцать там островов.
Стокгольм на них встал, на просторе;
На вид и грозен, и суров.
Да нет добрее «городишка»
И в мире целом: «старикашка»
От сердца принял под свой кров
Людей со всех земель, краёв.
Стокгольм – столица Скандинавов,
Чистейший город на земле
(Концернов хоть – как рыб в воде),
Но тут порядок и мир нравов;
И лютеранства цвет, – как в май;
Да и других религий «рай».

Национальности и расы
В единый узел здесь сплелись.
Нет разделения на классы,
Народ – одно «лицо» как, весь.
Ну это, впрочем, взгляд навскидку
(Да ведь бомжей где только нету:
И в Ватикане, у ворот,
«Тусуется» сей вечный род).
Но выразить стокгольмцев надо,
Да ёмко, ярко, в полный рост;
Душа поэта, да и мозг
Согласны тут в одном: Свобода!
Вот это в генах и в крови
У шведов, что ни говори.

Здесь житель в «Вольво» иль с авоськой,
Министр иль простой рыбак, –
Себя никто не чует моськой!
И потому тут – не бардак.
В стране – опрятность и свобода.
Вот «код и шифр» свей-народа.
На свете нет другой страны,
Где столь те качества видны.
Ах, в каждый миг напоминает
Савару это край родной,
Чувашский, волжский. Дух – домой!
Но… там народ и голодает,
И нет порядка на земле,
И дух свободы на нуле.

В России воля – выше крыши
«Элите», «избранным», «царькам»!
А остальным – быть тише мыши
Удел: они – рабсила, хлам…
Трон стережет цепных псов стая –
Спецбатальончик с гор Кавказа,
«Гаранту» – личный, именной.
И клеткой каждой, и душой
Служить ему лишь присягнувший;
А не Народу, не стране
(Измена Родине, вполне):
Народ – в стране чин наивысший!
…Савар глядит в раздумьях вдаль,
Где край родной всё чахнет. Жаль!

Как много их, ран и болезней,
У малой родины – не счесть.
У кассы, вон, чуваш – последний;
Да первый ставится под плеть!
А «вождики-отцы» народа
Зады спасать умеют «мудро».
Йыкнатку взять вот: вор-«глава»
«Хузёй» стал снова… дав бабла –
Полмиллиардика рублишек,
Народных, спёртых из казны!
И видит розовые сны,
Где «Берг» и сам «Босс-дзюгнобистик»
Ему жмут рученьку за «грев»…
Проснувшись – в дрожь; в душонке – хлев!

И стрёмно, грязно там, так гадко:
Должок милльярда-полтора
Взвалил себе на горб Йыкнатка
(Такая нынче, брат, пора:
Для губернаторства и такса
В России действует уж; асса!).
Как быть Йыкнатке? Нищ субъект;
Ни нефти тут, ни газа нет…
И – «мани» на Дворец ледовый
Пошли в ход дела на «урра!».
Карман – бездонная дыра
У кой-кого, кто столь «фартовый»;
«Путём» над всеми, шик да блеск!
Да вонь от взяток бьёт окрест.

Не вытрясти дерьма оттуда!
У всей компашки – через край
Грехов; да смертных! Кровь народа
Пьёт эта вся «элита»-шваль.
…Вчера автобусов вот пара
С «маршрута снята», – это «кара»
Йыкнатки их настигла, глянь:
Пикетчики – «голь, нищий, рвань» –
Поставлены на место, в стойло!
Ишь, рвались, чушки, у Кремля
«Царю» поплакаться. Нельзя!
Не порть картину «рая», быдло!
Обманутый ты дольщик? Что ж;
Да власти ты – червяк лишь, вошь!

Но в книгах редких из архивов,
Сокрытых от излишних глаз,
Среди легенд, преданий, мифов, –
Нет-нет, да брызнет солнцем факт,
Что Скиф – прапредок всех чувашей –
Был рода высшего на нашей
Планете с именем Земля!
Не верить в Правду ту нельзя,
Узрев лик «тайного познанья».
«История» – не та совсем,
Открыта что живущим всем;
Под стражей Истины сказанья…
И впереди планеты всей
По «страже» – «русский мир», ей-ей!

Конечно, вряд ли по-другому
Делишки могут обстоять:
Йыкнатке («валенку тупому»)
Совет старейшин юрких рать –
«Старпёры» из экс-управленцев,
Ватага ушлых проходимцев –
Суёт советики рулить,
Народ чувашский как гнобить!
Те «аксакальчики» от власти
Уж нюх утратили давно;
Уж сами стали сплошь г….о,
Ввек стелясь ниц под трон, – по масти!
А старцам мудрым из низов –
Вздыхать от дел тех лжеотцов.

…Савар работает в посольстве,
Вернее, служит – секретарь
Второй («скачок» в карьерном росте);
Уж и посла в нём видят дар.
Секретик в чём? Да вот: работа,
Всецело, до седьмого пота;
Тонуть ночами в «Словарях»,
А днём – дипслужба, при послах…
Но вечер – праздник как чувашу:
Ему дан часик на борьбу!
Савар таскает по ковру
Батыров здешних, да не в шутку;
Мест этих первый чемпион, –
Готовится на «Мира» он.

А мир готовится… Да тут вот
Не просто в стих вложить слова;
Сгущаются над светом будто
Не только тучи-облака,
А тень от Зла стоит над миром:
Вот-вот… свидание со Зверем!
Но люди всё ещё слепы –
Рога, клыки им не видны,
Что выперли из преисподней!
Лишь бытом занят человек;
Бежит вперёд (на месте бег).
Встаёт кровавый день, последний,
Уж скорый, близкий… А пока
Гуляй же, стих; играй, строка!

Резвись свободным свежим ветром;
Лети на крыльях дум легко
До самых звёзд над человеком,
До солнца, дальше-далеко, –
Открыл тебе поэт путь к воле!
Ему дороже нету боле
На белом свете всём, чем ты;
В тебе лишь все его мечты;
Ты и… посмертный путь поэта,
Быть может, даже навека!
Зажглась с тобой ещё звезда
На серебристой ткани неба.
Лети же, стих, крылатый, пой!
Застрял здесь автор с головой.

Да здесь – «с размахом и в ход полный»
(В официальных данных так)
День Выборов, «общенародный»,
«Единый» и «державный», брат.
И ясно, – чья возьмёт… Не это
Читателю, знать, интересно,
А то, как мизер «голосов»
Судьбой России рулит вновь, –
Начальство, слуги их, их семьи;
И кто в мундирах! Вот – «народ»,
Исполнил кто «гражданский долг»:
«Спецназик фарса-карусели»!
А глас Народа – он таков:
Послать б всех, к чёрту, до основ!
***
А как сестрёнка депутата
Сиротка Анечка живёт?
Опора ей и плечи брата,
И тяга к знаниям. Полёт
Судьба дала ей столь высокий:
Она во ВГИК на режиссёрский,
На самый «звёздный» факультет
Прошла по конкурсу. Слов нет!
Кино начнёт снимать чувашка.
Народа в душу, в тайну, в глубь
Она мечтает заглянуть
Сквозь камеру (вот так «замашка»!).
Чуваш, кому Скиф – пранарод,
Историю сберечь чтоб смог!

Хоть от Чувашии родимой
Вдали Анюточка теперь,
Но в сердце край её любимый,
И дом родной, и двор, и дверь!
Загружен каждый день у Анны:
Теорий, практик – океаны;
Экзаменов, зачётов – тьма;
Жизня студентов – «кутерьма»
На факультете режиссерском.
Тем паче, – все тут Мастера,
«Наук киношных» доктора,
Да и талантища при этом;
Лоб в лоб – здесь звезды, через шаг!
(ВГИК Анне видится вот так).

В далёкую деревню предков,
Где мать с отцом в земле лежат,
Хотя б в год пару раз студентка
Стремится-жаждет приезжать.
Частенько тут семейкой дружной
Тимук с детишками, с супругой
Бывает; ладность и уют
Поддерживают Тавы тут.
Фамилия у них такая
Чувашская, из тьмы-глубин;
И шпарят на родном дочь, сын
У Тимки (жизнь хоть городская).
Тут Анне – «гостье» из Москвы, –
Из прошлого видны мосты…

И двери будто бы открыты
Куда-то в будущее, в даль,
В такую даль, – как б в глубь планеты!
А может быть, та дверь – портал?..
Порою чётко и столь ясно,
И словно рядом, близко, явно
Зовёт и манит что-то тут
Душой в Суть самую взглянуть –
В земную «душу» – в тайну Тайны!
И будто тыщи голосов
Из мглы седых эпох-веков,
Со дна земли… сквозь сердце Анны
Идут в людей! Глубь этих мест
Таит как будто вечный свет.

Овраг, к примеру, за деревней,
Что с незапамятных времен
Всем – Киремет-сьырма предревний:
Святое место, храм, «закон»…
Как будто в воздухе витает
Сам Туро тут! Дух ввысь взлетает.
На дне же – камни-валуны.
Их лики древностью черны.
Здесь предки в жертву приносили
Богам кровавые дары;
Тут храмы, крепости, дворы
Стояли, что воздвигли скифы.
Вот – «городище», звать Тайбой,
Оплот Булгарии родной.

Киремет – место молельни древних чувашей. Существуют и поныне. Древнеегипт. – Хор Мон Ат; на русс. великий Бог Хор Отец. На святилищах чувашского народа стоят деревья хурама – вязь. (Хор Ама) с чув. Мать Хора (Богороди-ца).
Сьырма – с чув. овраг; сьыран.

И нынче след – «шрам» мать-землицы:
На километры вал; и ров
Глубокий (водный был); лишь птицы
Могли осилить тот «засов».
До рва – обрыв, брега крутые;
На дне течёт вода и ныне…
Надёжнейший и крепкий «страж»,
А не какой-то там мираж
Поставили чуваши-скифы!
«Блуждают» в фактах до сих пор
И РАН, и мельче (стыд, позор!),
У них – «секреты», бланки-грифы…
О том, что Новгород, Москва
Тайбы помладше – ни словца.

А имя как звучит деревни:
Тайа аппа, Тайба! О, то
Название настолько древним
Путём явилось. Вот оно,
Не высказать что словом… Славно!
Тайа аппа – Тутанхамона
Жена вернейшая была.
Войска в походы с ним вела.
Из рода храбрых амазонок, –
Взошла на Трон Тайа аппа!
Ей в память сёла, города
Воздвиг чуваш – Богов потомок.
До орд татарских Тайаппа –
Град-крепость – здесь стоял века!

Тому есть факты подтвержденья,
И без легенд прапредков, вот:
И более тысячелетья
Монетам возраст, что народ
Здесь местный выкопал случайно
(Теперь зачем-то это – «тайна»),
Вдобавок – камни-письмена;
На них седые времена
Вписались рунами, как шрамы.
Ещё кой-кто из стариков
Расскажет, как из тех кусков
Мостили к капищам путь (в «храмы»).
В войну играл тут пацаном
И автор, в детстве, босиком...

Окопы рыли и траншеи
Мальчишки – «вольные стрелки»;
Частенько всей гурьбой глазели
На вырытые черепки,
Сосуды, косточки, железки,
Стрел наконечники, браслеты…
Да много ль надо сорванцам?
Пощупать ржавый клад – «чушь-хлам», –
Да и пульнуть на дно оврага!
Музеи были не в чести
В ту пору, годы и деньки;
Тем паче, след там коль… чуваша.
Где артефакты, друг? Скажи!
Да в лапах у «науки» лжи.

Увековечит тут «Скитею»
Скиф-амазонки ясный след:
Звать Айраслу ту Героиню.
Дела давно минувших лет…
До неба битва там гремела
(С тех пор веков уж семь минуло)
Биляр – чувашей-булгар град, –
С лица земли стереть пёр враг,
Орда захватчиков, вновь, снова,
Опять! Который уже раз,
О, род древнейший среди рас,
Народов, наций атакован!
Край скиф-чувашский – мира ось,
Татарам диким – в горле кость!

Увидев, как погиб муж в битве, –
С высокой крепости-стены,
Подобно раненной в грудь птице,
Супруга пала… Честь страны,
Царя, Народа сохранила!
Таких примеров много было
В Истории чуваш-булгар.
От гордости бросает в жар
И автора всех этих строчек!
Булгария была Руси
Стеной защитной. Знай и чти,
Читатель мой. И без кавычек
Та Правда! Бог свидетель, верь!
Та Правда – в Истину вход-дверь.

…Век – двадцать первый, год двадцатый
В глаза уж тычет календарь.
Такие годы в мире, братцы,
Пришли под небо. Тот же царь
Свободу «держит» над Скитеей
И мнит себя её Мессией;
И «Мономаха шапкой» крыт
Вся рать «Других»! Что ж, – тот же «Плут»…
В нём прыти – уйма, даже с лишним
Десятилетие ещё
Русь драть медведем… «хорошо».
Как аппетит разросся «мишкин»!
Век судей, зон, прокуратур,
Шлюх-депутатов, шоу-дур…

Хоть за кулисой – и другие
(Трючок звать, – «выпустили пар»).
«Клыки» вот – те же, ножевые;
И тот ж плешивый «богоцарь».
Год восемнадцатый – футбольный –
Всвист пролетел; и – «аут» полный:
Играли дома, но в «призы»
Попасть России – только сны.
Да сколь инсультов и инфарктов
Влепила сборная стране!
Последствия, как на войне:
Народу проигрыш – из танков
Как будто залп, как наповал!
Футбол бедой в России стал.

А чуть до этого в державе
«Случился» красный юбилей:
Столетье уж, как Николашке
Народ закрыл в зал тронный дверь, –
Пинком под зад послал на свалку!
В затылок пулю, да и в шахту…
Октябрь – пик тех грозных дел.
Тех Революций «беспредел»
(Вот пушкинский «бунт русский» в деле!)
Отметить тщился всё ж народ;
Да перекрыли кислород
Низам-то сверху, там, в «конторе»…
Год Революций, вековой
Утух экранной болтовнёй.

А позже, – с пенсиями фокус
Власть сбацала тут «быдлу» так:
За тяжкий труд по жизни – фигу-с
В лоб «принял» лох-электорат.
А то, что в нынешней России
Дойти до пенсии едва ли
Таким макаром мужичкам, –
На то плевать едросс-вождям
С кремлёвской башни превысокой!
Кроваво-красная звезда
Там рвётся ввысь на небеса;
К земле согнут народ скитейский…
И стонет матушка-земля.
Такие, братцы, здесь дела.

Про фокус с пенсиями надо
Хоть кратко, но всё ж досказать.
Сварганил трон делище гадко, –
Большим чинушам… снова в масть:
До отдыха «пахать» им дольше,
Чем россиянам всем как б даже.
По правде ж, «шишкам» то – лафа:
У них зарплата – что гора.
А мелким служащим-«шестёркам» –
Дискриминация тут в лоб:
Им каторги добавлен срок!
Так «Плутик» харкнул в хари слугам,
Кто нёс ему всё «голоса»…
«Шеф» предал их! Вот чудеса.

…Тонула в думушках студентка,
Почти уж кинорежиссер.
Ей альмаматер – стены ВГИКа,
А не какой-то там «забор».
Её дипломный фильм в ряд лучших
Зачислен кастой лиц, из «высших»;
О мэтрах тех вслух говорят:
«Конфетки из «дерьма» творят!».
Да, при желании – смогли бы,
Не тяга кабы за кордон,
Бюджет где фильмам – мультмильон.
Да столько баксов – «кабы нам бы»…
Ах, «если, кабы» коль все брать
В расчёт – шедевры б лишь снимать!

Анютка – из Тайбы  в столицу,
На крыльях как; полна надежд,
Что ей дано поймать жар-птицу,
Что сотворит шедевр-вещь!
Код человеческого рода,
И путь, и быт Первонарода –
Чуваша – о, узнает свет
Из фильма Анны. Выше нет
Для режиссёра в жизни цели!
Материал – на дне души,
На малой родине, в глуши,
В овраге на краю деревни,
В Египте, в недрах пирамид,
Под Сфинксом, в толщах тайных «Книг»…

Ведь до сих пор сокрыта Тайна
От всех народов и родов,
Кому Скитеюшка – Отчизна
От глуби всех седых веков.
То Таинство – Руси крещенье –
Божественное вознесенье
Державы на пути крутом:
Русь встретилась с самим Творцом!
Крестился князь Владимир-Солнце
Не в Корсуни (что Херсонес),
А стал в Чвышграде он под крест,
Дав руку, душу даже, сердце
Царевне скифской Анне! Вот
Стал православным (Х)Росс-народ.

И Михаил-первосвятитель,
И духовник-поп Анастас,
Епископ Иаким-Креститель,
Что Новгород крестил и спас, –
Великие чуваши-скифы!..
Но – их не «знают» даже мифы:
На «Летопись» легла рука
Того, кто Зверю – раб, слуга;
Кто лжеисториями рулит;
Затёрты, вырваны листы!
И по сей день в трудах «спецы»:
Мешает Правды свет, волнует
«Иванов, род забывших свой»…
Ложь на Руси стоит горой!

Прошло лет тысяча, как канул,
Ушёл уж в Лету князь святой…
О, если б он сегодня глянул
На Скуфью с выси голубой –
И не узнал бы Русь-Скитею:
Людишки тупо топчут землю,
Забывши имя, род, язык;
Не скифов тут и вид, и быт!
А Киев – стольный град Скитеи –
Стал домом жуликам-ворам;
В Москве, на троне (стыд и срам!)
Святого тёзки «посвятее» –
«Царёк» с плешивенькой башкой;
Скитее-матушке – чужой.

Вот эту суперэпопею
Шедевром в фильме б воссоздать
Как величайшую Поэму;
И человечеству бы дать, –
Узнал бы род людской лик Правды!
Прекрасней не было б награды
Для Анны Тава под луной,
Под солнцем – золотцем-звездой;
Для этого не жаль и жизни!
Студентка чуяла душой,
Что «бредит» целью сверхбольшой,
Великой самой, наивысшей.
А память об атте-отце
Даёт творить сил; и втройне!

Атте для Анны – флаг как будто,
Пример и чести, и добра;
Атте – что солнечное утро;
У Анны в памяти, всегда!
Хоть по сей день стихам Поэта
Дверь в Госиздат-бюджет закрыта;
Глядь, в школах, в ВУЗах Чуваш Ен –
Та ж серость всё, без перемен:
Придворные шнырьки-«поэты»
В программы сверху включены…
Да пусть! А Таву же даны
Века грядущие, все годы!
Бог – Пюлех-Туро, помоги,
Сбылись чтоб светлые мечты.
***
Тимук – в рабочих-активистах;
Хоть в ряд партийцев не вступил.
Разочарован он в «партейцах»;
В их лае попусту, без сил;
В возне их старческо-беззубой;
В верхушке «ленинцев», госдумской,
Что по уши в «корыте» льгот.
Им  Кремль – босс, а не Народ!
Сын павшего борца-Поэта,
Героя нации – Тимук –
Рабочим брат, крестьянам друг;
Душой вник в Суть: нужна Газета.
Нашлись и спонсоры; и вот –
«Вставай, Народ!» в народ идёт.

…Шло третье уж десятилетье.
Две тысячи двадцатый год
Уж позади. Года – в полёте,
Куда-то, в даль, не чуя «ног».
Что впереди? Где остановка?
Сменить кто в силах ход-бег рока,
Чтоб в «чёрную дыру» не пасть, –
В бездонность, Зверю прямо в пасть?
Ну, а пока – дела, делишки…
«Планетой правит человек!».
Звучит так гордо этот бред.
А в души Кто-то смотрит с «вышки» –
С небес. Во взгляде – вся печаль.
Безмолвствует. Как это жаль!

Зато в шум-гаме тонут люди.
И верховодят этим СМИ.
Как жить, что делать – всё на блюде
Простому люду: мол, возьми,
На, жуй; и век паши лошадкой,
Не мысли чуть башкою жалкой
О том, о сём – всё решено:
Ты – винтик, сошка, гвоздь, звено
В делищах «родненькой» столь власти.
И пикнуть против не посмей:
Бессмертней аж, чем сам Кащей,
Всесильней и козырной масти
Над троном – «лидер»! А в когтях
Скитея! Рядом – пропасть, крах…

Примерно, словом, так об этом
«Вставай, Народ!» гласила в крик,
Назло угрозам всем и бедам
В лоб Трону тыкала; и «лик»
Российской жизни открывала
Пред целым миром. То – немало!
И – бедствий масса-череда:
Суды, доносы, клевета
На главредакторскую долю.
Из депутатов выгнан вон
«Медвежьей» властью, – кто «закон»,
И судище, само собою.
Война у Тимки – без конца;
За свой Народ, за смерть отца!

…По небу люди, словно птицы
Летают, просто и легко;
Сбылись «Заветов ветхих» тексты!
Наверное, дивится Бог
Делишкам… собственных созданий,
Что воплотили лик «Писаний»
И в житиё, и в бытиё;
Да в Суть не вникли, ё-моё!
Им расстоянья – не проблема;
«Нет» человечеству проблем;
«Ясна» аж тайна звёздных схем!
Да вот Душа ему – дилемма…
Но этим фактом род людской
Не парится, – и горд собой.

Синь «режут» спутники, ракеты
(«Кудесник» же наш нано-век).
Вокзалы и аэропорты
За дом считает человек:
Отсчёта точка будто это –
Старт-финиша черта и лента
Землянам нынешним в пути
(«Движенье – жизнь», сам посуди).
Кишат воздушные дороги, –
И ночью заняты, и днем.
…«Стокгольм – Москва», «Москва – Стокгольм»:
Савара линия. И «кони»
Крылатые – туда-сюда.
Под ними страны, города.

Савар в Москве побыл с недельку.
Там Мировой чемпионат
Борьбы прошёл. И слов тут нету,
Савар тому как счастлив, рад;
Он «золото» взял в «абсолютке»,
Сильнейшим стал на всей планете!
На службу, в Швецию, в Стокгольм
Летит с медалью чемпион.
Турнир ведь – имени соседа,
Сергачца и родни почти, –
Прошёл на «пять»: и знай же, чти
Батыра Сафина, планета!
Борцов сильнейших он кумир;
И имени его – Турнир.

Путь «Боинга» – над облаками.
Над самолётом – солнце, синь.
Внизу как будто бы коврами
Укуталась земная жизнь;
И не видать. «Видна» лишь дума
В душе; борец с ней – словно дома…
Ах, сына проводила мать;
Стараясь встон не зарыдать,
Вдруг постарела вся как будто;
Слезинка-звёздочка в глазах,
Сединок пряди на висках,
Дрожала на губах улыбка…
Заныло сердце так в тот миг
У чемпиона, – плачь хоть вкрик!

В иллюминатор лбом уткнувшись, –
В раздумьях тягостных Савар.
Ему бы – в кресле, растянувшись,
Храпеть вот, как сосед. Кошмар, –
Как дрыхнет этот англичанин;
Иль, может статься, парижанин.
Не провожала его мать,
Наверное; и не понять,
Как больно чемпиону мира –
Советнику посла РФ
(Савара чин такой уже);
Как стонет сердце у батыра!
Осталась мама, там, внизу…
Роняет он с небес слезу!

Да, Согда проводила сына.
Поплакала тайком в углу
(Есть для родни дипмиссий зала
Отдельная в аэропорту).
И из столицы – в Чебоксары,
На поезде. Мелькают шпалы,
Вагоны встречные, мосты…
Чем дальше от большой Москвы,
Тем меньше, кажется, и шума;
Яснее, тише в голове,
На сердце. Ведь на всей земле
Нет ближе и роднее сына!
Но тянет всё ж не за бугор
Согату, – к дому её взор.

К чувашским пашням и оврагам,
Где дремлют речки, спят леса…
Вдали всё это, но – как рядом;
И с этим – даже даль близка.
Над Волгой-матушкой широкой
Вознесся чайкой белой, легкой
Град Чебоксары-Шупашкар.
Его чувашам Хорос в дар
(Бог древних скиф-чуваш-шумеров)
Воздвиг в седые времена;
Родная эта сторона
Душе Согаты, ах, без меры!
Мила ей края старина,
И след народа, глубина…

Шупашкар (Чебоксары) – название образовано от Шоваш Хор (Лотос Хор); Шоваш Хор – Бог Хор в ипостаси Лотоса (на цветке Лотоса).

Она – на пенсии: «старушка»,
Хоть ей шестидесяти нет;
Да жизнь досталась не игрушка, –
И на височки лёг уж «снег».
Муж пил. И бил. От водки сгинул.
А милый… был с ней! Но покинул, –
Пал в восемнадцать кратких лет;
Угас в сердечке Согды свет.
Но – сын от милого! Вот солнце,
Вот что её тянуло жить,
Гореть в работе, не тужить!
Сын – вдалеке вот, за границей…
И одиноко, тут, как перст,
Нести «старушечке» свой крест.

Ведь приглашал её Саварчик
К себе в Стокгольм, и много раз.
Хороший у Согаты мальчик –
И дипломат, и спорта асс.
Но здесь все корни у Согаты,
Её все зори и закаты;
Могила Сандра здесь и крест,
Дымки чувашских сёл окрест;
И Айгюрдень, росла где Согда…
Покинуть сил нет в ней пока
Всё это! Видно, навсегда
Сердечко к этому прибито.
Дай Бог ей внуков и внучат –
Детей Савара: «саварят».

И жизнь продлится на планете;
И будет солнце, будет свет.
Желанней, чем «дела» вот эти,
Под небом синим Согде нет.
Она (в мечтах) во внуках видит
Черты уж Сандра! Ждёт и грезит
Малютками. И ждёт она,
Что с внуками… придёт весна;
Бабулька будущая, – что ж тут
Ещё добавить к лепоте?
Слова внучат «анне», «атте» –
Чувашские – для Согды будут
На сердце благостный бальзам!
Как солнышко последним дням...

Дай Бог и автору романа
Своё творение узреть –
«Шедеврик» с подписью Ю.Сана –
При жизни! Это ж очуметь,
Огромное какое счастье
Поэту, прожил кто в ненастье,
На дне, изгоем, за бортом,
Для власти слыв всю жизнь «врагом», –
В руках держать «Скитеи» томик!
То – как бы заново на свет
Родиться, лучше доли нет:
Он – Человек, Поэт, не нолик!
Дай Бог, чтоб эта вот судьба
Пришлась бы автору, друзья.

Глава VIII

Увы!
Недолго же это тело
проживёт на земле, отверженное, бесчувственное, бесполезное,
как чурбан.

Будда

Судьба – она такая штука.
У каждого она своя:
У одного – вся хохма, шутка;
А у другого – боль, слеза.
Один козлом по жизни скачет.
Другой прибит к земле, ишачит.
Один – бездельник, при деньгах.
Другой – трудяга, весь в долгах.
Судьба – она… На этом месте
Знакомое нам всем лицо
На обозренье, на «крыльцо»
Взойдёт, на данной же странице:
Асс-проститутка, «мамка» шлюх,
Бугорчик «бабочек», ну… «мух».

Таких вы, может быть, видали,
Наверное, уж где-нибудь
В гостиницах иль на вокзале;
Или в кафешках злачных. Путь
Ведёт путан туда, где мутно;
Где «рыбка» ловится не трудно,
То бишь, – клиент с шальной деньгой,
Хмельной и в меру заводной –
«Пустой бамбук» типичный, скажем;
Кого оставила душа,
В ком плоть… прёт, похотью дыша,
Бездушным и премерзким лешим!
Жив в «хомосапенсе» всё зов
К «любви» животной, из веков.

Жива древнейшая на свете
Профессия; «живее всех»:
На нашей махонькой планете
Цветёт в тени большущий грех.
Торчат по «полкам и сусекам»
Труды «мудрейших» по «наукам»
(По сексу типа) тьмы томов!
Суть тонет в жиже «умных» слов;
Все – «мастера», все «профи», «доки»
В вопросах плоти. Чёрт возьми,
И автор пыжится, взгляни,
С лицом прожженного пройдохи
Словечко вставить (тьху!) про секс
(В бородку – снег, да в рёбра – бес).

Ведь грубиян, хам, шут безбожный,
Нахал, наглец и хулиган
Был в прошлом ваш слуга покорный!
И дар петь нежно, знать, не дан
Ему от матушки-природы.
И потому – в объятья «оды»
Лишь проститутку он швырнёт,
Да приукрасит ей «полёт»
Пинком под зад поддав с частушкой
Есенинской, яппуна-мать:
«Весь мир бардак, людской род – б…дь!».
У проституции под мушкой
Чернеет мухой белый свет!
«Венец природы» – человек…

С смазливой Евы-вертихвостки –
С «модельки» райской – так легко
Вошли во блудный вкус красотки.
И штука та столь далеко
Зашла, – весь род Адама в «деле»:
Концы с концами сводит еле,
Но «плод запретный» – на столе,
Ну… в «рационе»! На земле,
Что райский сад была вначале, –
Расцвёл блуд буйно, во всю ширь:
Бордель сплошной весь этот мир!
Видать, сам Дьявол-Змий в печали:
Душонки слишком уж легко
К нему в объятья прут; а то-о!

Жизня-с… В Шумере Хаммурапи
Аж «Кодекс» жриц любви издал.
Стояли выше всех надитки –
«Сестрички Бога»; дом их – Храм.
Те – храмовые проститутки.
Вавилонянки, египтянки
На лад свой «кодекс» там блюли, –
И беспределы не цвели
В те добиблейские эпохи.
Хоть и в Завете Ветхом есть
О падшей в «грязь» блуднице весть, –
Об иудейке Раав. Эхи
Гетер, поллак и потаскуш
Не ведали преград вод, суш.

Аспасия – жена Перикла,
Древнейшей Греции царя –
Гетера «высшего калибра»
Была; и «фирмочка» своя
Цвела в Афинах у царицы.
А в Древнем Риме «секесжрицы»
Дошли в профессии… до дна!
Не будем ляпать имена,
Как грязь, на чистые странички.
Про Мессалину вспомним лишь
(Муж – император Клавдий, слышь!);
Она под именем Лициски
Пахала в «поле блуда» в пот, –
Ей было в кайф «ходить в народ».

Блаженный Августин устами
Святыми в грешный мир шептал:
«Всех убери блудниц – то (;мэн!)
Придёт в смятенье город»... Знал
Сей старец толк в утехах плотских.
Хотя с листков-страниц библейских
И Магдалина грешный мир
«Спасает», каясь. Настежь дверь
Блуднице… в рай. «Гетерки» нынче
Не то чтоб каяться, – порвут!
Им блуд – за бизнес, быт, уют,
Охота; им клиент – добыча.
А феминизм, так сказать, –
Блудницам… за родную мать!

Да WHISPER, COVOTE, другие,
«Сексоучённые» всех стран
Ломают головы: как в мире
Так сделать, чтоб вся «рать» путан
«Трудилась» бы в «узде» закона.
Но с дней Потопа, Ноя, Оно
В делишке этом – беспризор
И беспредел. Господь свой взор
Отводит, видимо, стыдливо
От человеческой «любви»,
Где блуд… на похоти, все дни!
Любви духовной же столь мало.
Блуд – Эльза, телом, духом, вся!
Бордель ей – дом, клиент – семья.

И стаж, и опыт у «принцессы» –
Хоть в академики её
По всем «делам-наукам» секса:
Заматерела до того!
Объездила полсвета: профи-с.
Париж теперь её штаб-офис.
Отчизны нет у «жриц любви»
(Да хоть «богинями» зови);
Нет совести-стыда в помине,
Ни капли, грамма, ни чуть-чуть;
К духовной пропасти их путь,
Да и к телесной, коль быть в теме:
Хотя сам дьявол их хранит,
У проститутки-Эльзы – СПИД!

Людскому роду в наказанье
За блуд, разврат, за все грехи –
Чума сия! Да вот земляне
От исправленья далеки;
Увязли по уши в распутстве,
В обмане, в алчности, в бесстыдстве!
Потеря душ, продажа тел…
Всё так, как Явол-змий хотел
В садочке райского Эдема.
Бессмертье род людской отверг
За миг утехи! Человек…
(Столь грандиозна эта тема!).
Поставить б точку парой слов:
Что ж, мир сегодняшний таков.

Явол (эсрель) – с чув. демон, дьявол.

Да краткость, что «сестра таланта», –
Даётся, ведомо, не всем.
А что мир ждёт-то от поэта, –
Ужель чтоб был он слеп, глух, нем;
Чтоб не орал вхрип Правду в уши;
И чтоб не лез с моралью в души?
Да не получится – поэт,
Несносный этот человек –
Дан миру… тоже в «наказанье»!
И будет он шуметь, пока
Не упадёт с плеч голова;
Со смертью лишь – ему признанье…
Призванье (рифма!) Эльзы ж – блуд;
Но – амба, финиш ей, капут!

И барахло, и золотишко,
Что «тяжким» нажиты трудом –
Как псу под хвост! Каюк, пас, крышка,
Всё – под откос, нуль кувырком!
А много ведь душе не надо, –
Проста как азбука та Правда:
Согласно совести живи,
И всё! Но «жрица»-то любви,
Что венчана со спидом насмерть, –
И даже в считанные дни,
Когда вот-вот жизнь гаркнет «пли!» –
Не чует, что за штука «совесть»:
Чуму разносит там и тут!
Профессия – натуры друг.

О, сколько душ она сгубила,
Вернее, тел (бессмертен дух),
Мужчин в расцвете лет «ловила»,
Паук как в сети ловит мух.
«Принцессе» то казалось клёвой!
Сама себя уж «королевой»
Короновала Эльза… Но
Конец предстал к ней не смешно:
В казённой клетке-одиночке,
С несносной болью в каждый миг,
И днём, и ночью – смерти лик
На сердце, в каждом уголочке;
И плоть рвут черти на куски;
И ада чуятся круги!

…Рублевка. Дом. С камином зала.
Суббота. Вечер. Даже ночь.
Семейка у киноэкрана, –
Отец, мамаша, Нелли-дочь.
Шуршит прислуга тихой мышкой
На кухне где-то… Жизнь привычной
И ровной линией идёт
(Куда? Конечно же, «вперёд»).
Хозяин – банковская шишка,
Очкастый, лысый толстячок, –
Вдруг побледнел, и будто – в шок;
Застыл, на кадр глядя… слишком:
Там речь ведётся про вич-спид;
Там у одной «мадамы» лик.

На весь экран – лицо «мадонны»;
И трёх десятков лет-то нет
(Сказал ведущий) да вот годы,
Знать, стёрли свежести весь цвет
С «портрета» женщины распутной.
Видать, настал её час Судный…
А метка-родинка – «звезда»
Над левой бровкой, с краю лба, –
Надеждой смотрится как будто;
Прощенья ждёт как б от людей!
И что-то схожее столь в ней
Есть… с Нелькой (кажется ли это?):
У девочки – такой же знак
С рожденья. Надо ж… Да пустяк!

Хоть промелькнул тот кадр быстро,
Успела всё ж заметить дочь:
Исчезла с губ отца улыбка;
И мамка стала, словно ночь,
Темна лицом и молчалива.
А дама в телеке красива
Была! Но мучила, знать, боль –
Взгляд тихий полон был тоской…
А родичи – в другую залу,
Не в спальню. Что же за дела?
Тут любопытства страсть взяла
Дочурку в «плен». И Нелька сразу –
За «предками», как тень: игра
Для первоклашки это, да!

Семья играла в прятки часто, –
В три этажа коттедж. А что?
«Село» их славится, известно,
Дворцами; круче тут ещё
Есть замки у миллионеров,
У депутатиков, у мэров,
У звёзд эстрады, у чинуш,
У тех, кто спёр народный куш
В дни передела-беспредела.
Ребёнку же до этих дум
Ещё расти-и-и! Она вьюнком
В шкаф рядом с дверью – прыг. И стихла:
Её «коронка» – «напугать»,
Вдруг выскочив, отца и мать.

Сквозь дверь услышала «шпионка»
Такое – ввек бы не слыхать
Ни одному ребёнку: эта
Больная спидом – её мать
Родная!.. Давшая жизнь Нелле!
Теперь ждёт гибели в неволе,
Вдали, одна, бедна, больна…
В ночь эту тихая луна,
Вздыхая будто, всё смотрела
В окно, – девчоночке в глаза;
С них ночку всю лилась слеза…
Из замка счастье улетело.
Душа прибавилась ещё
К несчастным душам. Бог, за что?!

За что ребёночку такое
Начало пало на земле?
Ведь жизнь прожить – пройти не поле;
И не игра ведь то тебе;
Согнёт, и выпрямит, и скрутит!
И всё всерьёз, ничуть не шутит;
На то она ведь и жизня,
А не какая-то фигня.
Но горе деточкам за что же?!
Безгрешны ангельски они;
За что страдания огни
Невинным душенькам-то, Боже?
(Лоб морщит, думая о том
И автор; ночки-дни притом).

Сам Данте, коль восстал б из гроба,
Узрев лик нынешнего дня,
Воскликнул бы от «счастья»: «О-пля!
Романчик мой… стал жизнью, да!».
Дед Алигьери дал шедевр:
Весь мир – восток, юг, запад, север
Всю глубину, и даль, и ширь,
Свет белый и подземный мир –
Вложил в «Комедию» сей гений!
Круги все ада показал;
«Божественной» ту вещь назвал.
Почти лет тысяча с фантазий
Тех канули. Да вот наш день
В жизнь воплотила ту «мигрень»!

Читатель мой, устал ты, видно,
И от потерь, и от смертей,
Которых в книжке этой много;
А счастья нет, хоть лоб разбей.
Уснул ты, сидя над романом?
Стих черепашьим мерным шагом
Всё тянется, кряхтя, к концу,
И прыть теряя, и красу,
Мелькавших изредка в начале
Наивной свежестью зарниц,
Улыбкой солнца со страниц!
Теперь всё тускло и в печали.
В депрессию сюжетик впал
(Да ведь и автор подустал).

Легко ль корпеть-то над стишками,
Застыв, как пень, один, в ночи,
Шурша бумажными листками
Под прессом дум, – что хоть кричи
От тишины, в висках стучащей
Кувалдой гулкой, нещадящей?!
И знать, – не чует ведь никто
Душе твоей как нелегко…
А голод «преданнейшим другом»,
Ввек неразлучным – при тебе!
И лишь звезда мигнёт звезде,
Чуть догадавшись, знать, об этом…
Друзья, да это ж не беда!
(По крайней мере хоть… пока).

И потому – в Тайбу махнёмте,
Где духу – воля и простор!
Пусть отдохнут стихи в полёте,
Расправив крылья, целя взор
За горизонт далёкий самый!
Там лес осенний, чуть туманный;
Берёзок, клёнушек парад –
В багрянце-золотце наряд.
Соломы стог желтеет солнцем
На вспаханной сохой меже;
Ноябрь близится уже;
Но здесь, сейчас – всё будто летом;
Природушки улыбка тут!
В последний раз до зимних вьюг…

О, это времечко природы!
Мелькнёт в году всего лишь раз, –
Коль повезёт и то, народы;
Миг этот – просто высший класс.
И дышится легко, свободно;
И пишется с размахом, вольно;
Поэту – творчества даль-ширь,
У ног как будто целый мир!
Как можно в день такой без Музы?
Душа и пляшет, и поёт,
И рвётся в бездну, в синь, в полёт,
Рвя будней серых цепи-узы;
Из сердца – вон, шум городской!
Привет, друг, благостный покой.

А за околицей деревни
Луг сладко, томно задремал.
Овраг за лугом, вечно-древний,
Ещё поглубже как бы стал.
И мельница, скрипя, смеётся –
С крылами сломанными «птица»;
Сама себя орлом, знать, мнит,
Не курой старенькой, едрит.
Дворов, заборов, огородов
Коснулось солнышко – и свет!
И нет ни горестей, ни бед
Как будто! Край отцов и дедов,
Ты – колыбель мне… да и гроб.
Решил так, верю я, сам Бог.

Тут жить бы!.. Но – вернуться надо
Вновь в незатейливый сюжет
Романчика (дай Бог – романа),
Который автору в бюджет
Рубля не даст и ни копейки.
Напротив, в долг залез до нитки
Поэт с седеющей башкой
(Набитой думой-«пустотой»).
К чему ему корпеть над строчкой,
Без сна вздыхая на луну;
Черкать про душу, про страну,
Черня лист белый авторучкой?
Зачем «тигрище драть за хвост»?
Жизнь бьёт итак наотмашь, вхлёст!

Но ведь на то Поэт и создан,
Гореть огнём чтоб в ночь, во мглу;
Чтоб путникам и аж народам
Был виден путь в мечту-страну,
Где Равенство, Свобода, Братство!
Поверьте, это не лукавство.
На шкуре личной чую вдрожь:
Цена за это… нет, не грош,
А жизнь – всецело, без остатка!
Пасть добровольцем «дзоту» в пасть,
Захохотав в лоб смерти всласть,
Гордясь за долю Человека,
За солнца лучик в синеве,
За Справедливость – участь мне!

И видеть Пушкина, Шекспира
Как собеседников… в душе;
И даже вечного Гомера,
Кто царь поэтов вообще,
Кто гениален, как планета, –
О, стоит жить хотя б за это!
И «Илиады» свет и тень
Стояли б рядом каждый день,
В мгновенье каждом, как дыханье.
Гомер – Поэтам всем Маяк,
Знак качества, и гимн, и флаг,
Мерило высшее призванья!
С ним – Слово солнцем ввысь взошло;
Слепец Великий видел всё.

Глава IX

Моё сердце пылает, как огонь;
глаза холодны, как мёртвый пепел.

Сен Саку, дзенский учитель

Савар послом назначен. «Шишка»,
Большой начальник нынче он.
Но не зазнайка и не пышка
Сей дипломат и чемпион.
Во всех делах с башкой он дружит.
Скитее хоть душой всей служит,
Но в мир вникает, что есть сил.
А силушки в него вложил
Всевышний щедро и добротно,
На зависть и назло врагам;
На помощь добрую друзьям.
Делился силушкой охотно
Чуваш в спортзале, на ковре.
На службе – он посол РФ.

Расписан день хоть по минутам,
Но у посла всё ж «хобби» есть:
Связь языков искать по книгам.
А книг, архивов здесь – не счесть:
Европа! Что еще тут скажешь?
Музеев двери всем здесь настежь.
Савар вдобавок – дипломат;
То – делу польза, результат:
«Историй» тайные бумаги –
Оригиналы под замком, –
Послу доступны, коль с умом
Подход есть к делу. «Ну, и хобби
У полномочного посла», –
Вздохнёт кой-кто. Вздохну я: «Да!».

Скажу «да!» книгам. Чем древнее,
Тем крепче вкус их, – как вино.
Мне книга тихая милее
В сто раз, чем шумное кино.
Банальна правда. Но и всё же
О книгах надо бы построже,
Почётче бы найти слова
Отцам, чтоб знали сыновья, –
Почём «фунт лиха» знаний, пота!
…Юлой – планеты синий круг.
К Савару мудрости идут
Из фолиантов древних. Круто!
Историй Правда для него
Превыше всех наук, всего.

Шумеры, скифы, египтяне –
Цивилизации Отцы, –
Предстали б словно на ладони,
Коль приоткрыли бы «ларцы»
Секретнейшие все спецслужбы
Во имя Мира, Братства, Дружбы
Народов мира на земле,
Которым солнце в синеве –
Одно всем! – Истина вот так же,
Живущим всем – одна на всех:
А там – и горе, и успех;
Там есть кто младше, есть кто старше.
Язык – здесь вот кто поводырь,
«Знак именной», «клеймо», «козы;рь»…

Все нации, народы, расы,
Все-все земные существа –
Из океанских волн. Прекрасны
Творца дела и волшебства!
И этот город миллионный
На озере глубоководной –
Стокгольм – на сваях островок
(Таков дословный перевод).
И свеями народ зовётся.
С чувашского сув ай (иль свай) –
Опора, что под-над водой.
И речь у шведов мягко льётся,
И нрав спокойный, спешки нет;
Идёт от них какой-то свет.

С «переселением народов»,
Хотя и тут чуть «потемнел»
Лик у державы… от мигрантов.
Да вся Европа от тех «дел»
Лицом заметно изменилась;
В проблемы «пришлых» окунулась,
Что и сама же создала,
Встряв в их «домашние» дела…
Но шведам, с их спокойным нравом
И трудолюбием в крови,
Словечки «ближнего люби» –
Не звук пустой, а долг; да в каждом!
И в языке – шумерский след…
Ну, скиф-чуваш вточь этот швед.

Савару это – в руки карта:
Язык чувашский – из глубин,
Из Месопотамии, Египта;
Чуваш-сувар – Шумера сын!
Шумер-Сувар – одно и то же.
Шу, су (в) – вода; ар – воин. Проще,
Доступна суть, коль изложить:
Шуваш – Цвет-Лотос. Вот и «нить»
Вселенская, от Туро-Бога!
Жизнь – от Потопа, из воды.
О том писали мудрецы;
Тому «порука» – Библий слово!
С чувашского Мессопотам –
Большой Потоп; Мон Су Путом.

О, сколько их – слов грандиозных,
Великих, от Начала дней,
Божественных, небесно-грозных;
И нежных, – песнь как для ушей.
Язык чувашский – от Истоков,
От суть от сути, от всех соков,
От изначальных лет-времён;
Чувашу сам Атлант «закон» –
Язык свой – дал, притом навечно;
Дал план великих пирамид
И схему хода всех планет;
Из уст в уста, дал всё, сам лично.
Да сохранить чуваш не смог
Атланта ум… Язык сберёг!

Невинное вот это «хобби»
В суть диссертации легло.
Савар стал доктором, асс-профи
Языкознания. «Легко»…
Лишь штабель книжищ ветхих, древних
Да «горы» в ряд бумаг архивных
И знают, – сколько сил вложил
Посол в сей труд; и победил!
«Зашевелился» мир учёных,
«Забормотал», заговорил;
Их охватил азарт и пыл,
Открытьем ярким поражённых:
Чувашскость Прапраязыка
Стал актуальным в «теме дня»!

А между тем, летело время –
Тридцатый год уж на земле.
Женат Савар, растёт и «племя» –
Сын с дочкой – «вкус и цвет» семье.
Бабулька с внуками воркует,
Над ними феечкой колдует;
За няню, словом… Скажем тут:
Дела в Иране уж идут.
Перевели посла-чуваша
Из запада уж на восток.
Долг – служба, должность, чин и пост;
Полна обязанностей чаша.
Раб государев и солдат
«Бумажных войск» – вот дипломат.

Дипслужба – да она… что поле
Сплошь минное; к тому ж в тени.
Нет места тут ни личной воле,
Ни взгляду: линию всё гни,
Что сверху-свыше указали;
Здесь не до чести и морали.
Но всё же Люди есть и тут, –
Савар наш чист пред нами, друг.
Болгарочка – посла супруга;
Стройна, умна, всем хороша;
В ней золотиночка-душа;
Жена Савару – и за друга.
Согате – как подружка, дочь.
«Пусть будет свет, пусть сгинет ночь!».

Вот так воскликнет здесь сам автор
От радости за судьбы их –
Героев книги. Жизнь – театр;
Сюжет её покруче книг.
Коль узы душ крепки – не страшен
Семье сам чёрт. Союз прекрасен,
Где понимание во всём.
На этом держится мир-дом.
А Чэндра – дочь страны чудесной,
Где солнце, море и цветы,
Где люди родственно просты –
Ах, розой смотрится прелестной!
Чувашу стала вот женой.
Любовь двух душ тому виной.

Любовь… Бывает же такое
На этом шарике земном
Необыкновенное-простое,
О, чудо на пути людском.
Судьба плетёт узоры щедро:
В библиотеке тихой Чэндра
«Взрыв» ощутила вдруг душой –
Влюбилась, втюрилась, с лихвой!
И с взгляда первого, без слова,
Без памяти, – «ужасно» так;
Как солнца жаждет зелень-сад,
Так человека, столь родного,
Хотела Чэндра в каждый миг
Всё видеть! В сердце – его лик.

Не знала девушка, – кто это,
Сей парень видный столь собой;
Видать, в кино иль в книге место
Такому: вылитый плейбой!
И точно, – как-то раз с экрана
Глаза в глаза на Чэндру прямо
Мужчина тот – предел мечты
Глядит!.. Но – рухнули мосты:
«Неприкасаем» он – сановник.
Куда там Чэндре до «верхов», –
Простой девчонке, из «низов»;
Посол РФ её «избранник»!
Ах, горько это и читать.
А как влюблённой? Да рыдать…

Была в Стокгольме в дни те Чэндра,
На стажировке. Языки –
Её профессия-наука.
И у учёной высоки
Задачи-цели: дать учебник
Болгарским школам. Труд ей – праздник;
След б;лгар в викингах искать,
«Варягов в греки» путь «топтать»…
Библиотеки – «мастерские»
Болгарке стали в эти дни.
Да сердце жгут любви огни;
Куда там грызть гранит науки?!
Но… ей не пара он: «лицо
Дипмиссии». Тьма Чэндре всё!

Душа от боли трепыхала
Как пташка раненная вдрожь
В груди; ах, девушка страдала!
День ясный ей – за мглу и дождь…
Невыносимо жизнь тускнела.
И Чэндра чахла и худела.
В библиотеку – знаний дом
(Любимого встречала в нём!)
Ходить уж вовсе перестала.
Влюблённой опостылил свет.
Абонементский чтоб билет
Закрыть, порог переступила
В читальню. Села. В мыслях – он;
О нём рисунки, сердца стон…

Душа чужая – что потёмки.
Савару не хватало той
Прекрасной смугленькой южанки,
Что у окна, к нему спиной,
Уткнувшись в книжки всё, сидела;
Луною тихою глядела
В окно на город иногда.
Казалось, что в глазах звезда
На жизнь вокруг лучами льётся;
А ямки в щёчках – бездна-рай;
С губ алых чувствуется май;
Коса пленительно так вьётся;
В ней любы парню все черты!
Где ж ты сегодня, в ком… мечты?

Они столь «не;исповедимы
Пути Господни»… Это так.
Пути Савара же и Чэндры
«Пересеклись» всё ж! Да пустяк
Причиной стал для «столкновенья»
(Вот чудо… в чудное мгновенье!):
Бумажку сдуло ветерком,
Что в форточку тем вечерком
Влетел; лист – п;д ноги Савару.
Он поднял. Что? На нём – портрет
Его! Ещё (и слов здесь нет,
Как автор рад за эту пару!)
Та, у окна что… Он, она –
В «сердечке»; там – любовь одна!

Понятно, – в краску тут болгарка;
Не смея глаз поднять – за дверь!
Савара дёрнуло к ней «что-то»;
Её догнал он… Мир, поверь,
Здесь двое – солнцем улыбнулись;
Сердца друг к другу встрепенулись,
Навеки став одно – вдвоём…
Любовь отныне – общий дом
Савару с Чэндрой на планете.
Болгарку и чуваша Бог
Соединил в союз. И вот –
Народов путь вновь… на странице;
Читатель, ну, не обессудь,
Пройди с поэтом этот путь.

Болгария – звучит как песня
Чувашу! Ввек в душе, в крови
Народа б;лгарство, известно
(Или болгарством то зови).
Кубрат (Хорпат) – скиф-булгар родом –
Был в Фаногории турханом.
Причерноморье и Азов –
И тут мой дом, край праотцов!
Отсюда все сыны Хорпата
Рассеялись по миру в жизнь.
Взял Аспарух Дуная синь
Себе на сердце; это – свято!
С чуваша-булгара пошла
Болгарии страна-земля.

О, (Ш)Скуфья князя Аспаруха
Гремела на весь белый свет!
Тому – «Истории» порука
И «Летописей» явный след.
Там под крыло славян всех взяли
Болгары. Да! Они стояли
Над тронами тогдашних стран.
И Византия слала дань
Потомкам древнего Египта –
Чувашам-булгарам – сполна.
При Симеоне же страна –
Империя! Преслав – столица.
Но Святослав – князь киевлян –
Попортил крови «землякам».

И именно вот в эту пору
Кирилл с Мефодием взошли
На «древо знаний»: дали миру
«Кириллицу». Весь век свой шли
К познаниям, как к свету солнца
Чуваши-булгары – два братца.
Дав письменность Скитее всей,
При жизни всех святых святей
(Х)Росс-роду стали повсеместно!
Булгарин на Руси в веках
Бо(л)яром звался. И в церквах,
В монастырях то в книгах ясно
И по сей день... Да Святослав
Поджёг исподтишка Пресл;в!

И – Византия воспарила
Над Б;лгаром. На двести лет,
Пока Ашина-скифа сила
Вновь не зажгла в народе свет.
Как много было их – падений
И сверхгеройских вознесений!
Был булгар-скифов род сильней
Монгольских орд из тьмы степей.
Но – громом грянувших османов
Страна осилить не смогла:
Пятьсот лет ига, рабства!.. Мгла
Пашей турецких и султанов.
У двух народов кровь одна –
Скиф-тюрка! Да откель вражда?

Лишь Богу это и известно.
Тут – хлеще «укра» с «москалём»…
А нынче же страна прелестно
Живёт. И снова в ней подъём.
Цветёт София – город-сказка!
…Савар – чуваш, жена – болгарка;
Им – «горько!». Но вновь скажем тут:
Дела в Иране уж идут.
Назначили Савара в точку
«Горячую», где как струна
Вся жизнь натянута … (Война?!).
На грудь пороховую бочку
Взвалил себе сам Тегеран
(Не сам, а Сэм – «Биг Босс» всех стран).

А то, что эта точка миру –
Отсчёта точка, колыбель, –
Ничуть, никак, нигде, ей-богу,
Не в счёт «хозяевам» земель –
Царям, князькам и президентам;
Которым – рай на свете этом!
И ад им – дом родной, видать,
Коль их дела в рассчёт-то брать.
Иран – край ариев чистейших
(Arэn есть – ариев). Вот так
Назвал народ свой Дом-очаг;
Язык их – корни слов чувашских!
Град Тегеран – есть Такорон:
«Кончается где горный склон».

Элам – «прапредок» государства –
Стоял пять тысяч лет назад
На землях этих Хузестана
При Дарий-Ахменидах. Ряд
Цивилизаций и империй,
Укладов жизни и религий
Легли, как вечная печать,
На край; невмочь стереть, смыть, снять!
Элам с чувашского – оазис;
Йолом-йетем – простор и ширь,
Где чистота, покой и мир;
Народ хранил там хлеб. Вот «базис»!
Всё было – ссоры и пиры;
В «черёд» свой – войны и миры.

И ныне на Земле-планете
Грызутся страны меж собой.
На западе, востоке, юге
Народы – что осиный рой!
Со злостью крайней «копошатся», –
Уже не просто-так грозятся;
Границы рушат, глядь, войска;
Сосед соседа – на рога!..
Схлестнулись мёртво две Кореи;
А Куба «смертницей» дерзит
Аж Сэму – «ядером» грозит;
И в Конго «атом» заимели;
Мадрид и баски – врозь: враги!..
Весь мир – проблем узлы-клубки.

Вовсю оружье-«новохау»
Делища «новые» творит:
Прёт «климатическое шоу»!
Прескверно дело обстоит
На свете белом повсеместно;
Погода пьяная вся словно:
Земли трясение и дрожь,
Вулканы и тайфуны сплошь, –
По полной «шарик-глобус» глючит!
«Рубеж», «Калибр» – против ПРО;
Гуляет вольно Зверь – «джин-зло»;
Людской род встал у самой кручи!
До «точки» – ядерной войны –
Остались считанные дни.

Война… Она теперь не где-то, –
Она в соседстве, рядом, здесь.
От боли корчится планета.
На ней ожогов, ран не счесть.
Последнее десятилетье –
Полнейшее сверхлихолетье:
Теракты, путчи, спид-чума;
То зной, то стынь – сойти с ума;
Пожары тут, а там потопы…
От боли, ран, обид Земля
«Дурит» вовсю! Нет, так нельзя…
Терзают землю-мать народы.
След – пыль. Что в будущем? Ждёт кто?
В ответ – вой ветра: «Ждёт ничто-о-о!».

…А Папа – номер сто двенадцать
(Буэнос-Айреса он сын)
Оставит след! Сказать коль вкратце:
Где нет огня – не виден дым.
А «дыму» выдал он премного
(И сказано же: «В ад дорога
Вся устлана благим словцом»);
Цветёт и пахнет папский Дом!
«Копьё судьбы» ли там зарыто;
Иль же с «Гроалью сундучок»?
Ввек не узнать. Да «старичок» –
Дед-Ватикан – вцепился мёртво
В сундук из золота и тайн!
Таков «святейший» Ватикан.

Гроаль – Свято;й Гроа;ль (старофр. Graal, Grвl, Sangreal, Sankgreal, лат. Gradalis) – таинственный христианский арте-факт из средневековых западноевропейских легенд, обретённый и утерянный. Гроаль – на чув. Хор ал, Туро ал; с чув. Рука Бога. Сохранилось на современном чувашском языке в слове алтор (ковш).

Под ним – десятки триллионов
«Зелёных», крутятся везде;
Лом жёлтый многотысячтонно
В подвалах давит грудь земле.
А кукловоды типа Джелли
«Карманных» Римских Пап имели,
Имеют, будут впредь иметь,
Пока на свете злато есть!
Сенсации, слушки и сплетни, –
На всё «смотрящим» наплевать:
Возвысить Пап иль в вечность «сдать» –
Их «долг»! Закрыты в «банк Пап» двери…
Вскрыл, – сгинул Павел Иоанн;
И Бенедикт… «убрался сам».

На тьму вопросов – шум и грохот:
«Язык» земного бытия,
Людей рыдание и хохот.
Жизнь – жажда-пытка у ручья.
Всевышний, что твои творенья?
Неужто – люди? Те созданья
С тобой не схожие совсем;
Мать-Землю рушат! Ты же нем…
Кресты на рясах – золотые;
Погрязшим в догмы, будто в грязь,
«Отцам» дороже веры – власть
Над «пиплом». «Ангелы»… гнилые!
Вовсю банкует Ватикан,
Кидая н; кон банки стран.

Не день наш нынешний – начало
«Игры» судьбищами всех стран;
И в Лету кануло немало
Веков, где правил Ватикан.
Глаза людей как б и открыты;
Да тщательно «дела» прикрыты…
Вот взять, к примеру, лишь сей факт:
Нацистов, как волшебник-маг,
Переселял в даль-Аргентину
(Посредством «Красного креста»)
«Наместник» Господа Христа,
Святую корча миру мину!
Зовя людишек жить в трудах,
Попы жируют всласть в церквах.

Во имя Господа и Церкви
«Дела» творятся на земле:
На шеи бедным – петли-цепи.
Богатым – волюшко везде,
Им рай и в жизни, и посмертно!
Кто против них – удел тех вечно
Быть на задворках, за бортом
«Электоратом-босяком»
(Звать по-церковному их «паствой»).
И держат плети «пастухи»
Наизготовке: мол, живи, –
Заткнись и век трудись муравкой;
Так Богом, мол, предрешено
С Начала дней, давным-давно!

«Отцы» церквей – на самолётах,
На частных, личных, именных,
На сплошь бронированных «Мерсах»,
На «Кадиллаках» сверхкрутых,
По матушке-землице «ходят».
Их стражи рядом псами бродят;
Внимало чтобы «пастухам»
Людское стадо, «быдло», «хлам»!
На виллах, в замках (в люкс-«пещерах»)
«Отцы святые» жизнь «влачат»:
Резвятся с шалостью чертят;
Хранит их «святость»… тень от Зверя!
Блеск куполов в синь – от церквей;
А на земле – темней, черней…

Как мало их, – Монахов светлых,
Больших, кто с Богом в каждый миг;
В лохмотьях жалких, верой – чистых,
В ком светится Небесный лик;
Как мало их, кто в Божьей Сути…
Как много здесь земного, мути,
Сплошь суета мирских сует –
Источники людских всех бед;
Планеты твердь дрожит под ними!
И это ведомо «Отцам»,
Костёлам, храмам, всем церквям;
О, Вера в лапах их, – как в тине!
Свет белый кроет тьмище-мгла;
Душа бездушием полна.

В тиши, в музее Ватикана,
Под саркофагом, в вечном сне –
Елена, мама Константина,
Мать императора… В судьбе
Её так много таинств скрыто.
Но ясно: при Святой открыто
Явилась Вера во Христа
Для Августейшего лица…
Елена – скиф-чувашка родом,
Шумер-египетских кровей, –
Светлее солнечных лучей
Душой сияет над всем миром:
Животворящий Бога крест
Открылся ей, – вот верх чудес!

День нано-атомно-глобальный,
Забывший, что такое свет
Любви сердец (простой, «банальной»)
И потерявший в Завтра след, –
Да разве день сей видит Чуда?!
И – лихо чёрное и худо
Махровым цветом в мир цветут;
И – не до чуда людям тут.
Тут – «не до жиру, быть бы живу»! –
«Жгёт» лозунг нынешнего дня.
Нет в душах Вечного огня.
Есть «вера» злющая в наживу!
Добра не сыщешь днём с огнём.
Жуть молний целится в наш Дом…

Наш домик – матушка-Землица,
Живой и нежный синий шар –
Вкруг Солнца ясного кружится;
Ей мил светилы неба жар
Божественно-животворящий!
И отражается миг каждый
В великом Космосе без дна,
Без крыши, края, без конца…
И этой «штуке»-мирозданью
Род человеческий – родня.
«Прогресс» сегодняшнего дня
С лица Земли стерёт род… пылью!
Как пред грозой, – весь белый свет
Поблёк, потух; не виден след.

«Пи-2» и «Опус дэй» (за «сына») –
Спецслужба, сторож, верный пёс –
Так сторожат банк Ватикана,
Что человек не сунет нос
В те дебри, тайны, лабиринты
Под страхом смерти: о, сокрыты
Такие клады там, дружок!
Молчи, чтоб мир не впал вдруг в шок…
Не знать б тебе, что Малахея –
Пророк-святой – давно предрёк:
За Пьётро-римлянином… срок
Грядёт для царствованья Зверя!
А сто тринадцатый из Пап,
Глядь, встал уже на «низкий старт».

И забурились ж эти строфы
Куда-то жутко не туда!
Ужель не видят тень Голгофы?
Ужель без разниц им беда?
О, друг мой, кореш, брат-читатель,
Земли-планеты синей житель,
К тебе летят мой дух и взор:
Не ставь поэту ты в укор
Его «дебош» и «хулиганство»
На тему столь «святых отцов».
Скажу тебе от сердца, вновь;
Слова сии – не богохульство:
Я с Богом, в Нём я, в каждый миг!
Без «третьих лиц». Вот так, старик.

…Что на Руси разнонародной
Творится в злые эти дни?
Здесь – беспредел, вовсю, огромный:
Не только стужи и огни
На голову народа пали;
За глотки тут друг друга взяли
Богач и нищий: кто кого?!
И лишь Господь – судья всего…
Но Он безмолствует всё в сини.
Тем более, – над Русью синь
Без дна и края, ты прикинь,
Как и душа самой Скитеи!
Курганы скифов – в Небеса
От Мать-Скитеи! Чудеса…
***
Глаза глядят, а видит сердце.
Савар к Чувашии родной,
Увидел где впервые солнце, –
Тянулся всё, со всей душой!
А вот в последнее-то время
(С плеч скинуть б службы «царской» бремя)
Он к малой родине летит
В мечтах и снах! И ест, и спит
С раздумьем о чувашской доле.
Нет и республики уже, –
«Уездом» стал как б вообще;
Народ реликтовый – в «загоне»:
Язык чувашский стёрт из школ!
Край скиф-чувашей – «чист и гол».

Народ «забыт» кремлёвским боссом, –
Как не родной в «родной» семье.
Невольно встрянешь тут с вопросом
О «Праве наций» на земле.
Хозяйничают дома «гости»,
Хозяину кидая кости.
А все вот лакомства-куски –
В длиннющих лапищах Москвы.
Соседям рядышком, ты глянь-ка,
Пусть худо-бедно, но «паёк»
(Пусть лишь копейки, пусть не в срок), –
Всё ж есть им гревчик из бюджета.
Закрыт чувашам кислород:
«Мнит слишком о себе сей род!».

Друзья, читатели, земляне!
Молю вас автора понять;
Прошу внимательней быть крайне:
В «нацшовинизме» обвинять
Поэта вскачь не торопитесь!
Душой и сердцем в мир вглядитесь
Ещё раз да ещё – пока
Не вникнете наверняка
В ход дел народов и историй
На милой, малой шар-Земле.
Ведь Истина – она на дне.
А наверху – блеск… «диссертаций»:
«Народ чем больше, тем видней;
И след его, мол, тем древней!».

А как же быть народам «малым»?
Есть «динозавры» среди них.
Но скрыт под «пылью» и «туманом»
Их древний след в веках седых.
Да всё ж – нет-нет, да заискрится
Взгляд мира… Но не загорится:
Никак, нигде и никогда
К «Архивам» не пройдёт толпа,
То бишь, «Свобода, Равность, Братство»!
«Смотрящим» мира – не с руки
Копать «Истории» слои
Им неугодные: опасно!
А то вдруг выйдет, – чуваш-скиф
Империям и нынче «шеф»?!

Не потому ль сегодня резво,
Единолично РПЦ
В делишки светские столь «веско»
Судьёй встревает всё-везде?
Взять, – Шупашкар (что Чебоксары):
Уж семь веков чуваш-булгары
Здесь жили-были до славян.
Теперь же – «истину» слышь-глянь:
Мол, жизнь зажглась в углу медвежьем, –
«Святитель»-Гурий как пришёл
В край нехристей; мол, ввысь возвёл
Тьму «неучей» со словом божьим;
Мол, «городу… лишь триста лет».
Вот русского «величья» бред!

…Посол – политик и учёный –
Знал, видел, чувствовал вдали:
Его народ – что «прокажённый»
Для лжеисториков земли
Российской, скиф где был Началом;
Знал, – в летописях стёрт «недаром»
И скифский след Скитеи всей
(Да всей Руси!) и всё «окей».
На «шкуре» собственной те штучки
Посол-борец так испытал –
О «штучках» труд большой издал!
Но – сверху… бац: «Брось эти шутки!
Уволен! Снят! В отставку марш!
Вглубь слишком глянул ты, чуваш!».

И не такойское бывало
На истечении веков
В России-матушке: за быдло
Народ царькам тут, нет и слов.
Коль инародец ты, – тем паче:
«Нерусский?! Сбрызни-ка к параше!» –
Вот «нацидея» вся лицом,
Сказать коль русским языком
Открыто и без заковырок.
Вот вам «одна страна-семья»!
Да хамство вывести нельзя,
Что вьелось в дух аж до печёнок.
О шовинизме что шептать?
Историю не сдвинешь вспять.

…Савар в краю родимом нынче.
Он Лидер нации своей.
А это много значит, впрочем, –
Мощней всех титулов, сильней.
Конечно, неофициально;
Но и не конфиденциально:
Родной народ так порешил.
Дай Туро-Боже ему сил
Осилить путь свой предрешенный.
Две тысячи сорок восьмой
Год на дворе; год роковой –
Начало Эры, столь пречёрной:
Запахло в воздухе Войной,
Глобальной, страшной, мировой.

Живущим места не хватает
Под солнцем, звёздами, луной;
Людишек род грызётся, лает,
Друг другу каждый – враг, чужой!
Олигархат же и в час смертный
Цепляется за прибыль, – «бедный»;
Трудяги – тысяч-тысяч рук –
Навар да куш ему несут
(«Семейке-закулисью» мира).
Мигрантов орды саранчой
Европу-бабку с головой
Накрыли по веленью Зверя.
Пал сумрак полночи на свет, –
Незряч стал духом человек.

Жуть... Пред бедой, мечом нависшей,
Чувашей лучшие сыны
В кулак сплотились; без различий
На звания и на чины,
На партии и на союзы, –
Их кровные связали узы!
Со всех концов большой Земли
Все малой родине несли
Посильную любую лепту:
И золото, и ряд идей…
Беда близка! Готовит к ней
Чувашей вождь их. Суть и Правду
Узреть душой тут миг настал:
Сам дьявол Землю в когти взял!

О, муть и смут дней лихолетья!
Не пожелать бы и врагу
Пути такого (перепутья).
На свете белом – как в аду:
Всё на дыбы взметнулось будто;
Не различить, – где ночь, где утро;
Клыки, рога заместо душ;
Сосед соседу зверем чужд.
В мозгах живущих всё смешалось;
Сердца покинула Любовь…
А Зло вселилось мёртво в кровь.
Забылось напрочь слово «жалость».
Настал народам Страшный суд.
На жизнь-века дни смерти прут!

Как тяжко пишущему строки
Вот эти, – высказать невмочь!
Такие он прошёл невзгоды, –
Берёт что оторопь и дрожь,
Взглянуть коль на его судьбину…
Но всё же прямо держит спину
И гордо голову несёт;
Высок и мыслей-дум полёт.
Поверьте н; слово поэту,
Земли грядущие жильцы –
Романа данного чтецы.
Храните ж матушку-планету!
Простите за ошибки нас.
…Что ж, скоро автор кончит сказ.

Земля Скитеи необъятной
Для мира – лакомый кусок:
Мечта пресиняя у каждой
Державы ядерной, – чтоб род
Скитейский вывести под корень
(Любым путём – обманом, боем)
Сгнобить, затюкать, раздолбать;
Урал, Сибирь, Байкал занять.
Планете девять миллиардов
Людишек – нет, не прокормить;
А скоро нечего и пить
Настанет день: тут не до нравов!
К тому ж Скитея… вся дурит –
«Междоусобицей» горит.

Сверхогромадная держава!
А населенья – с гулькин нос:
На сотни миль тут нет живого,
Просторы-дали режут глаз.
Не «пир ли в час чумы»? Конечно.
Ведь на Земле… земля извечно
Живущим – первый дефицит;
Вопросик сей ребром стоит
Для всех народов поголовно.
А тут «вольготно», глядь, живёт,
«Баклуши бьёт, на всех плюёт»
Иван, родства не помня… Стрёмно!
Грызутся сами меж собой
Субъекты под «пятой» – Москвой.

Причина – веси государства
(Империи, коль скажем в лоб)
Под игом русского нацчванства
Согнуты ниц, в бараний рог.
В ответ – восстания и бунты;
Уж кое-где воспряли «хунты»;
Трещит Скитеюшка по швам
Под «нацсвободы» шум и гам.
И рвут к себе все одеяло;
На воле – «джин», бутыль – в расход!
Делёж на тейпы, племя, род…
Армагеддон! Зло в рост весь встало…
Вопрос (вновь) сам собой встаёт:
Кто «Богом избранный народ»?

Тимук, Илле, Кенесьев, Согда
Нашли друг друга в грозный час
(Они ведь высятся особо
Среди вождей народных масс).
Ах, как уйти от катастрофы?
Найти б авалхов – этих «профи»!
Есть слух, – и ныне кое-где
Творят чюк утренней звезде
Авалхи – вещие «Кащеи»,
Жрецы и стражи старины.
Их тень хоть тише тишины, –
Грозней, чем сам Ахилл у Трои!
В оврагах, молвят, их следы
В лихое времечко видны.

Чюк – обычай древних чувашей молиться Богу-Туро с жертвоприношением.
Троя – чув. Тур ай; дословно переводится – край Бога, под Богом.


Земля Тайбы же стародревней
Оврагами «богата» сплошь;
Один другого и глубинней,
И круче, – дух бросает в дрожь.
Вот Киремет сьирми взять: бездной
Глядится полночью безлунной;
Да и в день ясный, в солнцепёк
До дна луч света не дойдёт.
Там камни, трещины-пещеры, –
От вида в жилах стынет кровь,
Теряется нить-связка слов,
Вот-вот как б «пасть разинут двери»
Туда… неведомо куда –
К авалхам, в страшные века!

Хранителям «дремучих» знаний,
Учений тайных свитков-книг
Настал, знать, час, Всевышним данный
Для дел большущих и молитв.
Ведь Анананки («гости» с неба)
Сынам земного пранарода
Свой дух вручили и язык;
«Небесный код» тот не забыт
Авалхами чувашей-скифов!
Сокрытые в веках жрецы –
Волхвы-авалхи-мудрецы –
Явились в наши дни из мифов
Как будто!.. Странны времена, –
Что видит нынче мать-Земля.
***
На камеру всё снято это.
Анюта «сделала» кино;
На малой родине, не где-то
Шедевр снять ей суждено.
От зависти тут лопнут мэтры!
Но невдомёк им: только метры
До пропасти, то бишь, конца,
До «передышки» Бытия.
Земля стряхнёт с себя хлам лишний...
Но – встанет чистый новый день!
И зацветёт вновь вдым сирень,
И белый цвет укроет вишни, –
Вновь грянет буйная весна,
Чудес и прелестей полна!

И снова стук сердец влюблённых
Симфонией наполнит мир;
На камнях чёрных, обожённых
Сады взойдут – и ввысь, и в ширь!
Вновь будут радоваться дети
Всему, что есть на белом свете.
И мамы чадочкам своим
Расскажут сказку-быль про жизнь
Ушедших в Вечность прапрапредков,
Про взлёты и паденья их,
Про блеск и мглу времён лихих;
Конечно же, и про поэтов.
…Сей фильм – для завтрашних землян
(А не для «Оскаров» и «Канн»).

Чваш Ра Салам – священный город,
Библейский (Ч)Иерусалим,
Где (Ч)Ишуа Христ Скиф – «бомж-отрок» –
«Бродил», при жизни став Святым, –
Основан град шумером-скифом.
Шумер столь родственен с Египтом;
Двуречье всё – один народ:
(Че)Тевишрат – праскифов род
Тогда жил-правил там небесно!
О, Вифлиемская звезда
Зажглась с рождением Христа…
Об этом Библия – Песнь Песня!
А Весть Благую пастухи
С рассветом миру принесли.

(Че)Тевишрат (Тависрат) – древнее название народа Египта (Абис – Табис – Чавиш); чув. рат, орат, ратне – на русс. род.

Апостолы писали тексты, –
Фома, Лука, Марк, Иоанн…
Евангелии и Заветы
По всем пустыням и морям
Пройдя, оставили «потомство»
Под небом – Веру-Христианство.
…Да что ж я тут «псалмы» пою –
Черкаю в книжечку свою
Известную всем людям Правду?
Господь Христ Скиф (Ч)Иешуа –
Вселенной Высшая Душа –
Звездой сияет на дорогу
К нему стремящихся сердец:
В объятия ждёт чад Отец.

Читатель, в сей же миг узнаешь
Весь ход событий и сюжет
Романа (верю, дочитаешь);
И это мне – как солнца свет
Во мгле пустынной и кромешной.
Душа моя осталась честной
И пред тобой, и миром всем.
Но… больше не пишу поэм;
Какое там, – частушки даже
На этой раненной земле:
Ведь Дом родной сегодня мне –
Град Шамбхала! Её нет краше!
Достиг с родным Народом я
Благословенные края.

О, Ты, кто Небо это создал,
Зажёг кто сонмы ярких звёзд,
Кто Сына людям в жертву отдал;
Воскресшего, к себе вознёс –
Спасибо шлю Тебе всецело!
И дух, и мысли, и плоть-тело –
Я знаю, – связаны с Тобой,
Господь, Отец Небесный мой!
Дыханьем чую Чудо это.
И без церковников-попов,
Без их дежурных, зычных слов
Мне ночь и мгла – как море света;
Твоя частичка – я велик!
У нас единый дух и лик.

Не рассказать про это словом;
И оперным певцом не спеть;
Художнику с большущим даром
Не срисовать, не преуспеть,
Не передать красы великой,
Божественной, простой и тихой
Страны Небесной… «под землёй»!
Там человек всегда такой,
Каким его Всевышний создал.
Там нет рождений и смертей,
Невзгод, страданий и страстей.
Там нет того, Христа кто предал!
Там всё – Добро, одно на всех.
Неведом там живущим грех.

Но что ж описывать пытаюсь
Прекрасное из всех красот?
Да полно, друг мой, извиняюсь;
Далече мне до тех высот.
Под силу это лишь Авалхам
(Что ангелы почти что… духом):
Земной порядок чтут-блюдут;
Авалхов долг – быть там и тут.
Там, «наверху», сегодня туго;
Там Очищение идёт:
В грехи погрязший мир падёт
Кроваво, зверзки, жёстко, тупо…
А здесь – Жизнь новую начнёт
Чувашско-скифский вечный род!

Так будет, друг мой, знаю это.
И не строчил б иначе я
Роман сей странный («рой куплетов»),
Забыв все прелести житья:
Под тонной дум корпел над «вещью», –
Рождал из сердца песню эту;
Был голод спутником всё мне…
Мечты сияли всё ж в весне!
И дух мой, бывший бомж и странник,
Узрев лик личного труда –
Книжонку эту – скажет: «Да-а!
Я счастлив! Был хоть… лишь изгнанник».
И улыбнётся мой Народ
Воспевшему свой вечный род!

Хоть век почти что за плечами
У автора «Скитеи», – он
Не обзавёлся ни вещами,
Не заработал и на дом…
Одни стихи лишь – и богатство;
Ещё душа – без края царство;
Да и серебрянней звезды
Белеют брови и усы.
Но любит жизнь… до «неприличья»,
Так сильно – и не передать!
Тут надо б так захохотать, –
Герой Гомера как – от счастья,
От радости, что пройден Путь
Достойно, а не как-нибудь.

Тем более, Поэтом пройден!
А это значит, – на Земле
Векам грядущим след оставлен
Конкретный, а не так себе:
Песнь о «хомосапиенсах»-людях,
О мирных праздниках и буднях,
И о лихих кровавых днях,
О ранах, горестях, слезах…
Судьбою данный долг исполнил
Поэт с лихвою аж, кажись:
Любил, и жил, и пел про Жизнь;
Он в каждый миг о Боге помнил!
Не это ль счастьем звали все
Художники на шар-Земле?

Но всё же… Что ж льёт сожаленье
У Сына Бога тихий взгляд;
И на устах – веков молчанье?
Своим созданьям как б не рад…
Господь – уставший будто очень;
Его всевидящие очи
Вобрали как б Вселенной боль.
На рану свежую как соль, –
Ему родных детей «потехи».
Да что с детишек-то возьмёшь?
Дитя – он этим и хорош,
Что грех его невинно-легкий!
…Внимает песне Божий Сын,
Что долетает в Неба синь:

«Где и медведь пройти не смог, –
Прошёл чувашский вечный род!»…
(чувашская народная песня)

***
 

Примечания к тексту


О Шумер, Великая Гора, Страна Вселенной!
В сиянии невыносимом от восхода до заката солнца,
Та, что Сути дает всем народам!
Твои Сути могучие недоступны,
Твои глубины непостижимы.
(Отрывок из гимна.
Перевел американский шумеролог С.Н. Крамер)

Согласно исследованиям историка Латышева, Гомер (жил в XII веке до нашей эры) шумеров и египтян упоминал как скифов: «Абиси – справедливейшие люди. Они свобод-ны, многомощны, храбры, долговечны, недоступны и непобедимы» (Латышев, 1947, ч. 1, с. 289). Абиси – Табиси (Лотос племя). Звуки «ч», «в», «ш» в греческом языке произно-сится как «т», «б», «с» (Чаваш-Табис-Абиси).
Пиндар (жил 522–442 гг. до нашей эры) пишет о подвигах Эакидов. Это истинное на-звание Египта, сохранившееся от Сахат (Сакид, Эакид). (Латышев, 1947, ч. 1, с. 310). На территории нынешней Чувашской Республики расположено множество населенных пунк-тов с названием Сакат, Сокот, Сугут (производные от Скуфь, Скиф).
В II-VII веках нашей эры скифы значились чаще как гунны и болгары. (Бичурин, 1950, ч. 2, с. 185). Гунны (Хунны) – от Туро хуни (Богом рукоположенный). Слово Болгар связано с ипостасью Бога Хора: Волох-Волхор-Болгар. О Болгарах епископ Магн Феликс Эннодий (жил в 473–521 годах) сообщает: «Стоит перед моими очами вождь вулгар-ский… Это – племя, которому прежде принадлежало всё, чего оно хотело, в котором пре-обретал почёт тот, кто покупал достоинство кровью противников, у которого поле битвы служит распространителем знатности… которое долгое время кончало войны одним набе-гом. Их не сдерживали по закону необходимости ни горные массы, ни встречающиеся на пути реки, ни недостаток продовольствия… Раньше верили, что им открыт весь мир» (Ла-тышев, 1949, т.4, с. 303, 304).
«Рассеянный по миру скиф»…
В летописях Руси скифы – вожане (чавожане) и чуди. Ипатьевская летопись гласит: «…Глаголють, яко от розсъяния (Вожан) Россия именуется…».
«Чуваши – шумеры... Огромное значение должен получить чувашский язык для изу-чения действительных древностей русского языка и вообще его происхождения... Чуваш-ский язык был одним из основных источников в окончательном построении русского язы-ка» (Академик Н.Я.Марр, 1935, с. 331, 333, 335).
«Вряд ли на территории Советского Союза существует какой-либо другой народ, во-прос о происхождении которого в такой же степени привлекал внимание исследователей. Чувашский язык настолько своеобразен и настолько отличается от всех остальных…» (Б.А.Серебренников, 1957, с. 28).
По-мордовски «Чуваш» значит благородный, чистый, гордый. («Живописная Россия». Петербург. 1901 г.).

Вклад чувашского языка в становление
и обогащение языков мира

Под влиянием языка египтян обогатились многие языки, в том числе иврит. Востоко-вед Б.А.Тураев (1868–1920) пишет, что «египтян называют самым богочестивым наро-дом» (Тураев, 2001, с. 61). Название народа Египта (чуваш) сохранилось в иврите как чува и означает – сильно религиозный. Ниже приведены чувашско-ивритские языковые парал-лели (из книги Ш.Блюм. Х.Рабин «Современный иврит», Iерусалим. 1982): ывол (сын) – авел (сын); ачам (дите мое) – йеладим (дети); саро хэр (красивая девушка) – сарок (краса-вица); тете (дядя) – дод (дядя); хов (сам) – ху (он); мухтав (восхваление. хвала) – мухтав (хвала); тав (благодарю) – тов (хорошо); туто (сытый) – тода (спасибо): самант (мгнове-ние) – зман (время); перекет (экономия) – перекет (экономия); суха (соха) – сохэ (соха); тура (на горе) – тура (гора); топра (почва) – апра (почва); сав (люби, уважь) – савав (окру-жить вниманием): катенпи (маленькая кукла) – катан (маленький); мэскэн (бедняга) – мискн (бедный); карта (ограда) – кадер (ограда); хюме (забор) – хома (забор вокруг дома или сада): тетпэр (говорим) – дибэр (говорил); салам (приветствую) – шолом (здравствуй-те, привет); похар (посмотрим) – бакар (смотреть); мошкол (позор, стыд) – мишгал (по-стыдное дело); супон (мыло) – саобен (мыло); савот-сапа (посуда) – сапа (посуда); сьэттер (потерять) – ситтер (прятать, скрыть); сьутать (освети) – цитат (зажигать); сьюрех (проха-живай) – суах (прохаживать); шавла (шуми) – шиуа (кричать); пуса-пуса (шаг за шагом) – паса (шагом); хойма (сливки, сметана) – хема (сливки); касьрон (перешел) – гишрон (мос-тик для перехода); шыв илет (затопит вода) – шиволет (поток воды); купа (куча) – габа (горка); омор, хомор (хмурый, суровый) -хмр (строгий); ташо (пляс) – даш (топтать); асас (буянить, шалить) – асас (мять); сотор (стирай с лица земли) – сатр (разрушить); хайар (злой) – хайара (зверь); хорать (боится, страшится) – харада (страх); харап (вред) – хараб (ругать); тапать (пинает) – тапа (ударять); ывот (кидай) – над (кидать); йарать (метает, за-пускает) – яра (метать); хапсонать (зарится на чужое добро) – хамсанут (грабеж); хупо (за-крыто) – хапа (закрывать); халэ ;ук (обессиленный. слабый) – холэ (больной); кэсйе (кар-ман) – кис (карман) и другие. (Кеннаман. Чуваши-скифы – потомки египтян и шумеров. Ч., 2011).
Египтяне заметно обогатили язык персов (иранцев). В книге «Памятники древне-тюркской письменности. Словарь», 1951) профессор С.Е.Малов приводит большое коли-чество персидских слов, сходных по значению и созвучию с чувашскими: пирэшти (ан-гел) – brischti (ангел); чун (душа) -chan (душа); халох (народ) – halg (народ); унер (искус-ство) – uner (искусство); хут (грамота, письмо, бумага) – hut (грамота, письмо); перекет (эконо-мия) – pereget (экономия); тюпе (небо, вершина) – tepe (вершина); хисеп (уважение, почет) – hesab (почет); тус (друг) – dust (друг); пахча (сад, огород) – bag (сад); сора (пи-во) – schire (пиво); супонь (мыло) – sabun (мыло); хак (цена) – heg (цена); паха (доброт-но) – baha (добротно); тюшек (матрац) – duschek (матрац); урапа (телега) – arabat (телега); анпар (анбар, склад) – embar (сарай); оста (мастер, виртуоз) – ostad (мастер); йоваш (спо-койный) – jawasch (спокойный); кэпе (рубашка) – kaba (рубашка); энен (верь) – unan (до-верять); мыскара (забава) – machera (забава); намос (стыдно) – namus (стыд); терт (страда-ние) – derd (страдание); пасар (базар) – basar (базар); кэсйе (карман) – kisa (карман); чатор (чадра, занавес) – chador (чадра); чюрече (окно) – deriche (окно); сончор (цепь) – sendschir (цепь); шортан (шыртан) – schirtan (шыртан); шюрпе (суп) – schubra (суп); чэкэнтэр (свек-ла) – chokondor (свекла) и другие. (Кеннаман. Чуваши-скифы – потомки египтян и шуме-ров. Ч., 2011).
В немецком и чувашском языках присутствуют сходные слова. Ниже приводятся часть из них (взяты из исследований профессора В.А.Иванова): атте (отец) – vater (отец); сьэрте (на земле) – erde (земля); акор (сейте) – aker (пашня); пэлю (знание), пэлтэн (уз-нал) – bildung (знание); хэвел (солнце) – hell (светло); сьул-йэр (путь, установка года) – jahr (год); тухйа (головной убор) – tuch (платок); ийа (да) – ja (да); торать (стоимость това-ра) – teuer (стоимость товара); хот (уютно, комфортно) – gut: (хорошо); рат (род), орат (порода, вид) – art (порода, вид); кэме (входить, проходить) -komm (идти), komme (вхо-дить, проходить); колар (вычти, узнай) – klar (ясный, понятный); кахал (лентяй, лодырь) – kahl (нищий, бедный); торап (стою) – trappeln (топтать, семенить ногами), тарре (трап); кайрон (пошел, поехал) – саггеп (медленно везти, телега); кайан (пойдешь) – gehen (по-едем); сьырап (пишу) – schreibe (пишу); туно (сделано) – tun (сделано); чэтрен (дро-жишь) – zittern (дрожать); сэре (очень) – sehr (очень); торох (через) -durh (через); унтан (потом, после) – und dann (затем, после); кавле (жевать) – kauen (жевать); толмач (перево-дчик), толмачор (ваш переводчик) – dolmecher (переводчик); касс (улица) – gasse (улица); вуго, вото (дрова) – wood (дрова), wald (лес); сьэлен (змея) – schlange (змея); хойор (пе-сок) – hojor (пустыня); эсьсе торанчэ (напился) – tranke (пить, выпивать); тулла (искусать, разодрать) – toll (бешеный, дикий); армути (полынь) – wermut (полынь); йэкел (желудь) – eihel (желудь); ховол (полый) – hohl (полый); том (глина) – ещт (глина); вако (прорубь) – wake (прорубь); эмэр (век, вечность) – immer (всегда, вечно); шюрпе (суп) – souper (ужин); пора (сверло) – bohre (сверло); хойматлох (породненный, родной) – heimatlih (родной, ро-димый), heimat (родина); ман (мой), манон (мои) – mein (мой), meinen (мои) и другие.
Заведующий кафедрой иностранных языков Чувашского Государственного Универ-ситета имени И.Н.Ульянова, доктор педагогических наук, профессор В.А.Иванов считает, что название народа Германии является производным от Чаваш, которое видоизменилось в Чеуш (Теучш) и со временем приняло окончательную форму Deutsch (Дойчш). (Кенна-ман. Чуваши-скифы – потомки египтян и шумеров. Ч., 2011).
Египтяне внесли большой вклад в становление и обагощение тюркского языка. В сло-варе профессора С.Е.Малова «Памятники древнетюркской письменности. Словарь» (1951) приведены слова из арабского языка, сходные по значению и созвучию с чувашскими: тэнче (мир, вселенная) – tunja (мир, вселенная); тэн (вера, религия) – tin (вера, религия); этем (человек) – adam (человек); чун (душа) – chunnu (духи); салам (приветствие) – salam (приветствие); халох (народ) – halaig (народ, люди); халал (доброе пожелание, сказание) – halel (сказание); тивлет (благо, удача) – davlet (удача, счастье); хыпар (известие) – habar (известие); вара (потом) – varaa (после); вохот (время) – vagut (время); сехет (часы, вре-мя) – saat (часы); калав (рассказ) – gavl (речь); ма (зачем, почему) – ma (что); лайох (хоро-шо, добротно, прилично) – lajug (прилично): ховала (гони) – gavla (гнать); чон, чонна (действительно, истинно) – inna (подлинно); халат (халат) – halat (халат); харап (уничто-жение, разрушение) – harab (разрушение); асап (мученье) – azab (мученье); самант (одно мгновение) – zaman (время); чапло (прославленный) – zatlu (благородный); сьюллэ (высо-ко) – salla (высоко); йавап (ответ) – ivap (ответ); айоп (вина) – ujibi (недостаток); тух, чуна ан ыраттар (вый-ди, не рани душу) – tuhzuna (не оскорбляйте, не обижайте); с;пат (свой-ство) – sipat (качество); тавра (сторона), йэри-тавра (кругом) – taraw (сторона); мэн (что) – man (кто); кэвэ сьемми (такт музыки, мелодия) – sima (мелодия); ковак тюпе (голубое не-бо) – kavakib (звезды); йолонам (прошу милостиво) – alinam (милость); йурату (любовь) – juridu (желание); кишэр (морковь) – kischar (морковь); хойар (огурец) – hajar (огурец) и другие. (Кеннаман. Чуваши-скифы – потомки египтян и шумеров. Ч., 2011).

Использованная литература

Библия и закон божий (на чувашском языке). Чебоксары, 1992.
Браславский Л.Ю. Православные храмы Чувашии. Чебоксары, 1995.
Гумилев Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. М., 2002.
Иордан. О происхождении и деяниях геттов. GETICA. Комментарии.
Кеннаман Г.П. Египет. Его роль в становлении государств в Европе, Азии и Африке. Чебоксары, 2005.
Кеннаман Г.П. Чуваши-скифы – потомки египтян и шумеров. Чебоксары, 2011.
Марр Н.Я. Яфетидология. М.: «Кучково поле», 2002.
Мэнли П. Холл. Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббали-стической и розенкрейцеровской символической философии. Интерпритация секретных учений, скрытых за ритуалами, аллегориями и мистериями всех стран. Санкт-Петербург, 1994.
Николаев В.В. История чувашей. Древняя эпоха. Атлас. Чебоксары: Фонд историко-культоролических исследований им. К.В. Иванова, 2007.
Плетнева С.А. Хазары. АН СССР. М.: «Наука», 1986.
Скржинская М.В. Скифия глазами эллинов. Исследования. СПб.: «Алемея», 1998.
Толстой Л.Н. Что такое искусство? «Современник», Москва, 1985.
Трофимов А.А. Древнечувашская руническая письменность. Памятники. Алфавит. Дешифровка. «Чувашская национальная академия», Чебоксары, 1993.


* * *