я смотрю на тебя

я смот­рю на те­бя: в гру­ди тво­ей дрем­лет во­рон
уже боль­ше се­ми хо­лод­ных и длин­ных лет.
ты за­мёрз, ты ле­дыш­ка, всё как обыч­но, Ноа,
ты не дер­жишь огонь в се­бе, но рож­да­ешь свет.

не­видим­ка, мер­твец, умер­ший и не­усоп­ший,
оди­нокий ло­вец про­пущен­ных го­лосов.
я смот­рю на те­бя; и я ни­ког­да не бро­шу
го­ворить про те­бя жи­вей­ши­ми из всех слов.

да­же ес­ли ты приз­рак, да­же ког­да ты мёр­твый,
да­же ес­ли не ви­дел рань­ше те­бя жи­вым,
я в те­бе без сом­не­ний все при­нимаю свой­ства,
ведь ты то­же ме­ня всег­да при­нимал лю­бым.

эфе­мерен, при­вычен в воз­ду­хе си­лу­эта,
ты нем­но­го взрос­лее нас, ты бес­спор­но наш.
я хо­тел бы ска­зать спа­сибо за это ле­то,
уми­рая в сем­надцать, ты ме­ня в де­сять спас.

я смот­рю на те­бя — на слож­но­го и прос­то­го,
Ноа, ты не по­хож на всех, но та­кой как мы.
я сов­сем не из тех, кто смог бы сос­та­вить сло­во,
что­бы им про­шеп­тать о на­шей к те­бе люб­ви.

так что прос­то смот­рю — на цель­но­го — не пус­то­го,
я смот­рю на те­бя, на­пол­ненно­го вес­ной.
ты поч­ти что не мёр­твый, и, ес­ли чес­тно, Ноа,
ты жи­вее ме­ня, ты боль­ше, чем я

жи­вой.