Они такие разные оставленные женщины

(из сборника "Любовь Ариадны")

Они такие разные — оставленные женщины
на острове. И хоть священен он, богами
посещаем, но одна на острове оставлена
мужчиной, которому доверилась. Что дальше?
Как переносится страдание? Как заглушается
разрыв? Как зарастает изрешечённая душа?
Чем восстанавливают силы? Сном, скажете вы,
только сном — уходИте всем Я своим в небытие,
давайте передышку осознанию покинутости,
брошенности, предательству, утраченности.
Забвение себя, рассеянность внимания,
не бойтесь этой слабости, пусть валится из
рук всё — предметы, дни, работа, пусть
ускользает время — оно вам нужно для
восстановления. И будут проблески, вы
ощутите — то ветра дуновение и свежесть,
то свет и тень вас развлекут, то дождь
проплачет вместе с вами, то музыка войдёт
и унесёт от боли в мир покоя. Они такие
разные. И то, что горем называют, тоже
иное каждый раз.

Вот Ариадна из мифа. Из какого? Ну,
предположим, когда Тесей очнулся от
обморочной страсти и геройства и понял,
что в его стране — она чужая и вовсе
не нужна. Ещё и рост карьерный усложнит,
ведь он на царство метит, а там свои гаремы,
помимо официальной, что намечена роднёй.
И на себя пятно класть слишком рано. И её
потребуют убрать. Всё лишние заботы. Ну,
так вот он, остров под рукой — пусть думает,
что он за ней вернётся. С надеждой оставляю.
А там и бури, штормы, чудища морские —
да мало ли причин не оправдать надежду.
Начнёт слабеть, зачахнет и уйдёт в мир
мёртвых. Да, кстати, ещё ребёнка ждёт она.
Тем более.

Был герой, да вышел … ис-пар-ил-ся!

А вот сюжет другой (заметьте, всё безразлично
к тому, что женщина сама себе желает, всё
без внимания, ну баба же, к чему тут чая
ритуал). Итак: она уж приглянулась другому,
между прочим — Богу. Их надо разлучить —
и вот Тесей уже пред выбором поставлен:
любимая иль восхождение на Олимп? Ну же!
Одним из нас ты станешь, бессмертным …
О, Бахус искуситель! А ведь она с ним тоже
будет там. Поплачется, поотвлекается на
роскошь и … успокоится. Пожалуй, по рукам!
А сам? Да ладно, душа поноет. Ревность?
Что до неё имел, что будут после, можно
всё забыть.

Вот и второй герой … ис-сяк!

Ещё один нюанс. Так, поворотик милый:
ей плохо стало, качка корабля и токсикоз
- устроим передышку. Остров примет нас.
Мы только отдохнём немного и путь продолжим.
Спи, родная, я сон твой сберегу: поглажу
по головке, плащом укутаю, согрею телом...
Как волосы твои душисты, как мягка ты вся
в моих руках, как доверчиво мне отдаёшься
каждой клеткой, моя, моя любимая — сейчас,
всегда и на века! О Боги! Вас разгневал я?
Ах этот остров ваш! Любви не смел я предаваться?
Ждёт кара нас? Но так нечаянно вышло! Пощадите!
Уже, уже я ухожу! Нет, в искупление греха её
вам оставляю: примите жертву! Нет меня — вот был,
и весь куда-то вышел …

И здесь она опять с надеждой … у-мир-ает!

То были мифы. То была извечная тревога за
любимого: пусть всё его минует, пусть жив
останется, дождусь — так, даже умирая, любая
скажет чистая душа.
Не ведая коварства, расчёта, лжи …

Или во имя истинной любви — все помыслы
направлены друг другу: я имя повторяю и знаю,
что вторишь ты моё в ответ! Я радуюсь лучу
и знаю, что такой же сейчас тебя ласкает!
Я и ты, мы. Мы вместе. Всегда. Везде.
За тысячи нехоженых путей. До самой
смерти. Лишь она нас разлучить способна.
И вот он — холод. В опере цена совсем другая.

На сцене лишь она и просит своей смерти.
Но это только зеркало для из-боле-вшейся
души по умершему мужу. Всё, не вернуть...
Тогда зачем живу я? И всё на автомате:
очнуться, встать, одеться, выйти, сказать
кому-то что-то и бесконечно натыкаться на
то, что ты одна. И даже вещи все убрав,
мы остаёмся в мире, где наша половина
души жила, ходила, смеялась и хотела,
где ей — душе сростившейся и только с
вами вместе мир в себя вбиравшей —
светило и звучало, касалось, затихало.
ВОТ где вы остаётесь после смерти тех,
кому отдали свою душу. И он необитаем,
этот остров — только ваш. И будет вашим
до конца, пока вы в памяти и в чувствах.
Пройдут три года — да, ровно три, не меньше,
и отпустит душу боль. Нет, иначе — она
станет привычной, ваша утрата, вы наУчитесь
с ней жить.
Вот эта Ариадна в слепоте призывов гибели
своей признала Бахуса иль Диониса за бога
смерти. И так, в слепом обмане, обрела покой.
Ну да, в экстазе может показаться, что ей и
смерть и жизнь иная рАвно мИлы, желанны.
И графиня, кому то зеркало предназначалось,
поверила со стороны — к чему уныние, коль
есть душа живая рядом … Она была согрета
любовью новой. Никто не в силах заглушить
воспоминания, они при вас, и обратятся в силу.
Вы не изменили своим ушедшим половинам.
Но вы живы. И улыбкой согреваете других.

Они такие разные. И то, что горем называют,
тоже иное. Каждый раз. Своё нашли?


07.09.2016 - Зальцбург