Шершавые руки
и пахнуло забытым запахом солнца.
И сказала мать моя, что это насквозь
меня жарят лучей твоих жаркие кольца.
И плясали в мерцающем пьяном огне
ломкие, мелкие дымные черти,
и на красном с похмелья постыдном лице
отражалось пять верных признаков смерти.
Из которых один я узнал по глазам,
огромным и белым, как яйца вкрутую.
Расщепил ты сухие уста и сказал:
"Посади свою мать на цепь золотую.
А сам, надев с бродяги плеча
вонючую рваную сгнившую ветошь,
поди на паперти своих повстречай,
таких же как сам - не уместных, бездетных.
Твои тени в моих, оставляя следы,
нам прибудут заветными знаками: где ты".
От пролитой водки в разбитом стекле
написаны кровью слова в туалете.
Там ребёнок молчит - в непролазном "совке".
Где-то между столовой и грошовой баней
он застынет, как нож на продажной руке;
ковыряющий богову спелую рану.
Свидетельство о публикации №116090402639