Кузмин и Русский Север

Поэт Серебряного века русской поэзии Михаил Алексеевич Кузмин, как и другие его собратья по перу, много раз посещал популярные и поныне в  туристическом отношении страны. Не будем их перечислять, они и без того хорошо известны. Но есть край, в котором Кузмин бывал совсем по иным, не праздным причинам, а по движению души своей. Это русский старообрядческий Север.  Русский Север – крайняя восточная часть Европы, позднее одарившая Россию поэзией Николая Рубцова, была тем сакральным местом земного бытия, к которому долгие годы влекло Михаила Кузмина. Несмотря на то, что в своё время поэт обрёл известность как мастер стилизаций и перевоплощений, в данном случае всё было всерьёз и для него - навсегда. Известно, что Михаил Алексеевич много ездил по старообрядческим селам, изучал сектантские песнопения и духовные стихи…
Огромное влияние оказала на поэта его юношеская дружба с будущим известным политиком и дипломатом – Георгием Васильевичем Чичериным, министром (как тогда было принято называть – наркомом) иностранных дел Советского Союза. Тяга к путешествиям у Кузмина возникла явно под влиянием своего приятеля - Г.В. Чичерина. Именно после общения с ним Кузмин совершил свои первые два заграничных путешествия. Однако, не найдя за границей того, к чему стремилась его беспокойная русская душа,  Кузмин обратился к русской почве. Это привело его к решению сблизиться со старообрядчеством.
Для мятущейся души Кузмина старообрядчество в конце 1890-х и начале 1900-х годов оказалось отвечающим сразу нескольким сторонам миросозерцания. С одной стороны, оно давало ему особый строй установлений, идущих непосредственно вглубь национального самосознания и национальной истории, а с другой – позволяло приобщиться к привлекательному старинному быту. При этом к прошлому и настоящему он подходил как к условной театрализованной действительности.  Существует немало легенд о том, как он месяцами жил в олонецких и поволжских старообрядческих скитах.
Многие его письма Чичерину 1901–1903 годов рисуют выразительную картину этого погружения в народную стихию, которое Чичерин, вероятно, как атеист и будущий большевик,  считал для Кузмина если не невозможным, то, во всяком случае, ненужным и лишним.
Эти духовные искания начались для Кузьмина ещё в пору его пребывания в Европе, о котором он писал ранее: «Я бродил по церквам… читал жития святых и был готов сделаться духовным и монахом». Вернувшись в Россию в 1898 Кузмин пережил сильнейший духовный кризис и даже одно время решил удалиться на несколько лет в олонецкие или поволжские монашеские скиты. Возможно, на это решение повлияли детские воспоминания, связанные со старообрядчеством. Он надолго погружается в "русскость", в мир строгой обрядности.  Даже внешне в этот период своей жизни Кузмин старается походить на старообрядца, нося поддевку, картуз, сапоги и отпустив бороду.
Для того, чтобы осознать значение старообрядчества в истории России, обратимся к его истокам. А истоки его находятся в семнадцатом веке, во временах патриарха Никона. По своему социальному составу старообрядчество представляло собой пестрое движение. Оно объединило, на первых порах, все слои населения феодальной Руси, которые были недовольны укрепившимся дворянским государством. Боярство, лишенное былых привилегий, пыталось использовать старообрядчество в своих интересах, затем к нему примкнуло стрелецкое войско; оно привлекло и часть высшего духовенства - всех, кто по тем или иным причинам был недоволен патриархом Никоном. Но с конца 60-ых годов 17-ого века от старообрядчества отошла значительная часть торговых людей и духовенства (так как был упразднен Монастырский приказ и введен Новоторговый устав, предоставлявший льготы купцам), следовательно, основную массу старообрядчества стали составлять крестьяне и посадские люди. На первый взгляд может показаться, что сопротивление староверов было вызвано фанатической религиозностью, педантизмом. Но так ли уж важно, даже с церковно-богословской точки зрения, крестится двумя или тремя перстами, писать “Исус” или “Иисус”, произносить “аллилуйя” два или три раза. В результате реформ еще больше укрепилась власть феодальной знати, еще больше усилилась эксплуатация крестьянства и посадского населения. Вот почему движение старообрядчества, в конечном счете, слилось с протестом народных масс.
Староверы не признавали священников и таинств, которые было предоставлено совершать только им. Они не молились за царя, считая, что Святого Причастия не может быть, так как на земле наступили времена Антихриста. Принимая церковь невещественную, а духовную, староверы совершали только два таинства: крещение и исповедь. Особенно восставали староверы против новой живописи и изображения лиц Спасителя и Святых Угодников яркими красками, которые вовсе не предавали ликам оттенка религиозного смирения и строгости; зато древнегреческая живопись ценилась ими очень высоко. В домашнем семейном быту староверов всегда главенствовала патриархальность.
На молитвы старообрядцы собирались в часовнях, моленных, образных комнатах и просто в домах, если не было иной возможности. Их часовни в основном были из дерева, почти не отличаясь между собой по устройству. Та стена, где в церквях обычно устраивается алтарь, у старообрядцев в часовнях обращена на восток и обставлена в три яруса образами, наподобие иконостаса, с глухими створами в середине, напоминающими «царские врата». Нижний ряд занимают большие иконы старинного письма. Почти все они обячно украшены серебряными и позолоченными венцами. Во втором ряду иконостаса помещались 12 праздников, а чаще 12 апостолов и тайная вечеря, а перед ней всегда висело паникадило или просто большая медная лампада. В третьем ярусе стояли образа разных угодников, чаще всего пророков. Таком же порядке были украшены иногда, если дозволяло место, и боковые стены часовен. В противоположной стороне от иконостаса с боков были устроены клиросы, за которыми помещались стеклянные окна и двери. Вторая часть часовни называлась трапезою и была разделена продольной перегородкой для мужчин и женщин (образа здесь ставились редко). И, наконец, третье отделение или преддверие часовни. Оно устраивалось со стеклянным окном - для мирских или зрителей, то есть для тех людей, которые не были староверами, но могли бы подробно видеть весь процесс старообрядческого служения. Во время служения иногда наставник или пономарь брали ручные медные кадильницы и кадили рослым ладаном все иконы и кресты единоверцев, собравшихся на моленье.
Мужчины во время молений всегда были одеты в длинные кафтаны без кушаков, а женщины - в темно-синие сарафаны. Их головы, с распущенными волосами, были покрыты большими темного цвета платками, незамужние девушки же - с перевязанными, но не заплетенными волосами. Грамотность среди староверов была достаточно высокой: как среди мужчин, так и среди женщин. Следует отметить, например, что перепиской книг занимались в основном девушки, а не мужчины.
Духовная связь с миром старообрядческой северной Руси, отразилась во многих произведениях Михаила Алексеевича Кузмина. Вот, к примеру, отрывок из посвящения О.А. Глебовой-Судейкиной:
                И я решил,
                Мне было подсказано:
                Взять старую географию России
                И перечислить
                (Всякий перечень гипнотизирует
                И уносит воображение в необъятное)
                Все губернии, города,
                Села и веси,
                Какими сохранила их
                Русская память.
                Костромская, Ярославская,
                Нижегородская, Казанская,
                Владимирская, Московская,
                Смоленская, Псковская.

                Вдруг остановка,
                Провинциально роковая поза
                И набекрень нашлепнутый картуз.
                "Вспомни, что было!"
                Все вспомнят, даже те, которым помнить-
                То нечего, начнут вздыхать невольно,
                Что не живет для них воспоминанье.

                Второй волною
                Перечислить
                Второй волною
                Перечислить
                Хотелось мне угодников
                И местные святыни,
                Каких изображают
                На старых образах,
                Двумя, тремя и четырьмя рядами.
                Молебные руки,
                Очи горе , -
                Китежа звуки
                В зимней заре.

                Печора, Кремль, леса и Соловки,
                И Коневец Корельский, синий Сэров,
                Дрозды, лисицы, отроки, князья,
                И только русская юродивых семья,
                И деревенский круг богомолений.

                Когда же ослабнет
                Этот прилив,
                Плывет неистощимо
                Другой, запретный,
                Без крестных ходов,
                Без колоколов,
                Без патриархов...

                Дымятся срубы, тундры без дорог,
                До Выга не добраться полицейским.
                Подпольники, хлысты и бегуны
                И в дальних плавнях заживо могилы.
                Отверженная, пресвятая рать
                Свободного и Божеского Духа!

Возможно, некоторые места стихотворения не совсем ясны современному читателю. Постараемся пояснить их. «Китежа звуки» - очевидно, имеется в виду не сам  легендарный  город  Китеж,  а опера учителя Кузмина по консерватории  Н.А.Римского-Корсакова  "Сказание  о невидимом  граде  Китеже  и  деве  Февронии",   так как,   согласно   преданию, колокольный звон из затонувшего в озере  Китежа  слышится  летом,  а  не  на «зимней заре». Печора - река, на которой был расположен Пустозерск, одна  из святынь старообрядчества. Коневец Карельский - Рождественский  монастырь  на острове Коневец в  Ладожском  озере.  Синий  Саров  -  Саровская  пустынь  в Тамбовской губернии, место подвижничества св. Серафима  Саровского  (1760-1833).
«Запретный» -  имеются в виду старообрядческие  и  сектантские  святыни,  в  том числе Выг -  река  в  Олонецкой  губ.,  один  из  центров  старообрядчества. Подпольники, хлысты и бегуны - различные секты. «И в дальних  плавнях  заживо могилы» - речь идет о случаях самозахоронения сектантов в днестровских плавнях около Тирасполя…
Поэт вспоминает круг впечатлений, открывшийся ему в годы молодости, чтобы навсегда остаться если не в повседневной жизни, то в памяти.  Традиционные православные святыни перемежаются в его воспоминании святынями специфически старообрядческими, что заставляет и в начале перечисления видеть не противопоставление «никонианского» и «древлего благочестия», а осмыслить эти святыни как поиск того, что объединяет две веры. Возможно, что наиболее прямое свидетельство этого — начинающее перечисление название «Печора», которое может восприниматься — в общем контексте — как несколько искаженное наименование Псково-Печерского монастыря, находящегося в городке Печоры, но одновременно может быть отсылкой к реке Печоре, на берегу которой располагался Пустозерск, где погиб протопоп Аввакум и его сподвижники.
ОСЕННИЕ ОЗЕРА
         
                Хрустально небо, видное сквозь лес;
                Усталым взорам
                Искать отрадно скрытые скиты!
                Так ждало сердце завтрашних чудес,
                Отдав озерам
                Привольной жизни тщетные мечты!
                Убранство церкви - желтые листы
                Парчой нависли над ковром парчовым.
                Златятся дали!
                Давно вы ждали,
                Чтоб желтым, красным, розовым, лиловым
                Иконостасы леса расцветить,
                Давно исчезла паутины нить.
                Надежду сменит сладостная грусть,
                Тоски лампада,
                Смиренней мысли в сердце богомольном,
                И кто-то тихий шепчет: "Ну и пусть!
                Чего нам надо?
                Грехам простится вольным и невольным".
                Душа внимает голосам недольним,
                Осенней тишью странно пленена, -
                Знакомым пленом!
                И легким тленом
                Земля дохнет, в багрец облечена,
                Как четки облака! стоят, не тая;
                Спустилась ясность и печаль святая!

Итоги «русского периода» в творчестве Кузмина подвести нелегко, но именно к нему относится цикл «Духовные стихи», опубликованный гораздо позднее. Только в 1912 году были напечатаны ноты этих стихов с запутывающим давнее их происхождение посвящением Всеволоду Князеву; тогда же тексты их вошли в сборник «Осенние озера». был создан лишь частично дошедший до нас цикл «Времена жизни» (или «Времена года»; сохранились ноты нескольких песен). В них Кузмин предстает перед читателем и слушателем полностью погруженным в тот русский мир, который, по мнению Чичерина, оказывается для него закрытым…
Пожалуй, точнее всего формулируется жизненная позиция Кузмина самого начала века словами из письма Чичерину от 3 октября 1901 года: «И ничто не повторяется, и возвращающиеся миры и содержания являются с новым светом, с другой жизнью, с не прежнею красотою. И так длинный, длинный путь, и все вперед, к еще другому восторгу без конца и без успокоения».
Религиозное чувство для Кузмина является не каким-то нерасчлененным состоянием души — он находится, если можно так выразиться, в постоянной пограничной ситуации, где внешнее становится внутренним, вера поверяется рациональностью и временами очень сильна тоска по вере безотчетной, «детской», дающей возможность создать столь же наивное и сильное искусство, подобное творчеству народному или древнему: «Я недавно читал былины, собранные Киреевским, некоторых я совсем не знал; меня особенно поразили некоторые такие трагические и величавые, вроде «Данилы Ловчанина»…
Кузмин не поддается однозначному восприятию. Кажется, в его облике и творчестве совмещается несовместимое: с одной стороны, «маркиз»  XVIII века, с другой — старообрядец по происхождению и убеждениям, верующий прямо и просто. Ахматова говорила про него так: «Человек позднего символизма».

Список библиографических источников:
1.Николай Богомолов, Джон Малмстад «Михаил Кузмин» серия ЖЗЛ издание 2013г
2.Сайт «Некрополь»
3.Рыжонок Надежда Филимоновна. «Старообрядчество Поморья и северо-востока России в конце XVII - начале XXI веков, автореферат, Москва, 2009
4.Сайт «Энциклопедия Кругосвет»
 5.Старообрядчество в Олонецкой губернии», реферат