Я хотел тишины

Бормотание речки, полынный настой, лопухи,
 стадо бурых коров, не спеша, переходит дорогу,
 ненароком стрекозы в мои залетают стихи
 и не знают, как вылететь, или, вернее, не могут.

 Городской суеты в мире этом не знает никто,
 и, наверное, здесь не бывает «нелётной погоды»,
 даже, виды видавший, поддатый мужчина, и то
 гармоничен настолько, что кажется частью природы.

 На погосте кресты покосились, могилы травой
 заросли, и такою здесь веет старинной тоскою,
 что в домишке обшарпанном стонет всю ночь домовой,
 потому что нет двери и ставни забиты доскою.

 Я хотел тишины, я её получил на все сто
 /нет, не гривен – процентов/. А сини небесной здесь! Сини!
 В паутине обширной застыли паук и листок,
 а капустница белая бьётся пока в паутине.

 Я в «маршрутку» зайду, я вернусь в свой родимый бедлам
 /было вроде легко, да вот чувствую в сердце занозы/.
 Я стихи эти сразу, конечно, в печать не отдам,
 пусть ещё поживут в них, не ведая горя, стрекозы.

 А когда отупею от шума, от бед, толкотни,
 от вранья и обид, что-то главное в жизни теряя,
 пусть сверканием крыльев опять мне напомнят они
 ту тоску, бормотание речки и небо без края…

 ЯЙЛА – 4

 Здесь лишь трава да чахлые кусты.
 Здесь горный гриф распластан в небе раннем.
 Здесь облака меняют очертанья,
 стремясь достичь всё большей красоты.
 Когда судьба запутает пути –
 смени шоссе на горную дорогу.
 Сюда идут, чтоб ясность обрести.
 Поближе к небу – это ближе к Богу.
 Здесь крыша гор! Ущелье что удав
 ползёт яйлой по карстовым колодцам,
 норд-ост как барс перед прыжком сожмётся
 и прянет в море, брызгами обдав.
 Трубит олень. И в буковом лесу
 на зов его выходят самки слепо.
 Всё облака несут свою красу
 величественно, гордо и нелепо.
 Здесь одиноко, стыло на душе,
 тепла искать она уже не чает.
 И самолёта след на вираже
 холодный космос молча поглощает.
 Но всё ж иди, иди опять сюда.
 Побудь один. И здесь ты понемногу
 вдруг осознаешь, в чём твоя беда.
 Поближе к небу – это ближе к Богу!..
 И снова гриф –
 он над равниной поздней
 парит, парит, как символ духов злых.
 Зубцы Ай-Петри в небе, точно гвозди,
 лоскут заката треплется на них… –

 МНЕ НЕ ЖАЛЬ НОЧНОЕ ВРЕМЯ ТРАТИТЬ
 
 Копошится звёздный муравейник,
 да мерцает млечная река.
 Тополя вершина, словно веник,
 выметает к югу облака.

 И пока, не мудрствуя лукаво,
 над строкой тружусь, как скарабей,
 под окном вздыхает чья-то слава,
 что могла быть некогда моей.

 И скорей от грусти, чем от злости,
 где-то перед полночью и за –
 ухает неясыть на погосте,
 прикрывая лунные глаза.

 А гроза на западе всё ближе,
 ближе всё – смятение, беда ль? –
 то зарницей небосвод оближет,
 то, чуть слышно, громыхает даль.

 Мне не жаль ночное время тратить
 ради строк, где нет почти меня,
 потому что на листках тетради
 остаются знаки бытия…