Испанка. Белые розы Москвы

Перед нашей школой было большое ухоженное пространство, окаймлённое цветами самых невероятных расцветок. Всю красоту этого импровизированного ботанического сада поддерживали сами ученики с легкой руки учительницы ботаники. Где Виола Львовна доставала саженцы и семена никто не интересовался - всё считалось само собой разумеющимся. Учительница, рассказывающая про нелюбимый многими процесс фотосинтеза, сама-то и помешана на этих глупостях. Но то, сколько труда лично Виола вкладывала в украшение школьного двора, не позволяло относиться к ботаничке пренебрежительно.

Лето напропалую мы болтались в школьном дворе из года в год - и даже гордились,  что ни у одной из близлежащих школ не было такого цветника. К слову сказать, описываемое убранство располагалось как бы перед главным школьным крыльцом, как бы, потому как  высокий с колоннами и двойными дубовыми дверями вход был наглухо заколочен изнутри. А вся школа пользовалась боковыми дверями, которые раньше были запасным выходом на случай пожара или другого какого происшествия.  Почему так перекроили первоначальное архитектурное решение современные хозяева школы, определённо сказать нельзя. Однако такие порядки наблюдались почти во всех городских школьных зданиях.  Архитекторы закладывали одно - директора, словно подчиняясь злому гению Булгакова, забивали парадные и заставляли всех пользоваться приспособленными подъездами. Нет. Тогда подобное положение вещей казалось правилом. Только теперь становится непонятной подоплёка происходящего.

Совсем на других происшествиях сосредоточено  детское внимание.

Раз в год всю школы выводили на школьный стадион - проводились учения по гражданской обороне. Выла сирена. Предполагаемый противник сбрасывал на городок настоящую в нашем понимании атомную бомбу - и мы должны были правильно сориентироваться в пространстве, когда военрук кричал в рупор: "Вспышка слева".

Главное правильно упасть и закрыть ладошками глаза.

Возбуждённые проведенными учениями снова рассаживаемся за партами. Идет урок испанского. Евгения Альфредовна вышла "на пять минут" - дала время привести себя в порядок. Сначала переодеваются девочки, потом мы снимаем запылившуюся физкультурную форму и складываем в самошитые холщовые чехлы.

Напичканные проведенными занятиями ребята на полном серьезе обсуждают последствия атомной бомбардировки. Все сходятся в одном - надо бить первыми. А там будет видно...

- Нечего ждать как в сорок первом - пока они свои порядки тут начнут показывать.

Мы твердо уверены, что победим по-любому.  Но сколько погибнет как в Японии, пока войну удастся переломить на свою сторону: если прозеваешь удар?

- Потом будит прикидываться как Альфредна... Испанский она преподает...

В классе давно существует слух, что "испанка" никакая не испанка, а немка. И общая нелюбовь советских детей к иностранным языкам подогревается именно вопиющим фактом: немцы не могут учить нас испанскому. Потому что мы с испанцами воевали на одной стороне против фашистов.

Теперь эту нелюбовь можно понять. Языки давались намного сложнее,   чем та же математика или физика, чем русский и даже ботаника - по причине закрытости наших территорий. Думаю, это  делалось умышленно. Ведь, не хилые физические формулы ребята щёлкали как орешки, выводили сложнейшие геометрические построения, проводили школьные турниры по шахматам, которые захватывали все классы. Но не любили иностранные языки. И преподавателей не очень-то. Как впрочем и те не могли донести того, в чем не были доками.

Иностранный язык был закрыт от обычных детей за семью печатями, как старые церковные книги, хранившиеся под большим секретом у некоторых дома. Нельзя на полном серьезе поддерживать чужую словарную базу и не оказаться под её влиянием.

Хотя именно "испанка" уверяла нас, что все языки произошли от одного праязыка. Отца всех наречий на земле.

- Это она нарошно - пыль в глаза пускает. Мол, мы немцы высшая раса  - а вы нам рабы.

И хотя Евгения Альфредовна не настаивала на превосходстве именно немецкого: все понимали  только так. В самом деле. Если все люди говорят на одном и том же языке, который только из-за расселения по дальним уголкам планеты стал не похожим один на другой: почему немцы уничтожали советских за несоответствие их расовым законам?

Весь СССР говорит на русском: но не считается - надо убивать незнающих русский. Нужно учить и их. Тем более представить, что кто-то не знает русского нам было сложно.

Когда грузная в своем сером костюме, делающем Евгению Альфредовну еще более крупной и не по-женски мощной, учительница вошла в класс - на доске красовалась изуродованная под немецкую  свастику эмблема "серп и молот". Видел Генка где такую картинку, или ему пришло спонтанное видение - никто так и не узнал.

Испанка не сказала ничего. Класс замер в ожидании: немногим бы в голову пришло такое сопоставление.

Староста сорвалась с места за классной, только когда Альфредна, странно посерев, всей массой тела опустилась на учительский стул. "Ну, пошутил дурак, - шептались в классе, - чего она..."

Классная устроила выволочку как положено. Но все молчали: с одной стороны, немка - женщина, и воевать с женщинами для русских не правильно, но, с другой стороны - ударь первым. Иначе у тебя просто может не остаться времени на это. На возмездие.

Генку за художества чуть не исключили из школы. Никто не думал про нелюбимый детьми испанский и немецкий, взрослые говорили только о неуважении к социалистическому строю и его символам.

А через полгода немка умерла - инцидент был исчерпан. У неё оказался рак желудка. И никто так и не узнал - почему в тот  раз Евгения Альфредна почти потеряла сознание из-за такой мелочи.

Ботаничка разрешила срезать несколько букетов с белых  кустов роз  у школы: мы  шли на похороны...


© Copyright: Осенний-Каприз Капри, 2014
Свидетельство о публикации №114111206967