Старик седой стоял на берегу...

Старик седой стоял на берегу
И молча вспоминал всю жизнь свою.
Он в бурунах  разлившейся реки
Картины видел прожитой судьбы.

Как большинство стареющих людей
Последних лет, своих прошедших дней
Старик не помнил, праздники не в счет,
Победы день и ёлка в Новый год.
Да что там год? Прошли десятки лет,
Они за стариком идут вослед.

Он вспоминал, как деревенским пацаном
В траву, забросив узел с букварем,
Бежал в руке, сжав змея тетиву,
Не смея упустить мечту свою.
Потом учеба, школа, интернат,
Отца забрали и срубили сад,
Завод, путевка в жизнь и первый срок
«Врагам народа», памятный урок.
Страна советов награждала сыновей:
По восемь лет, колымских лагерей.
Война застала с тачкой и киркой,
Сменив бараки на окоп сырой,
Телами, устилая поле брани,
Нет, не боялись смерти, а желали.
Господь и здесь кого-то, но сберег,
Что свой, по печени, что фрицевский сапог.

Немецкий плен, бежал четыре раза.
- С кем, сука, драпал?- резанула фраза.
Прыщавый опер учинял допрос,
Да, нахватал в душе старик заноз.
А командира, с ним из плена выходили,
В соседней камере крутили, но не били.
За то, что в ране вынес партбилет,
Ему два дня в лицо включали свет,
Из партии за неуплату членских взносов
Прогнали тут же, расстреляли без вопросов.

Победный стяг увидели не все,
Дай бог звезда прибита на сосне.
Последним росчерком ушедшего тирана,
Амнистия, билет от Магадана,
Родной завод и комната в общаге-
Вот та цена за знамя на рейхстаге.
За сорок лет нелегкого труда
Две тыщи пенсии ему дала страна.

Старик седой стоял на берегу
И мучился вопросом: почему?
Зачем прожил он столько долгих лет,
За что хлебнул и горестей, и бед.
Не для того ли, чтобы слово «господин»
Стать не ругательным смогло, а старший чин
Мог не испуг, а уваженье вызывать,
Для малого юнца примером стать.

Народ, не сломленный врагом, не сдавший Брест,
От Колымы до Воркуты пронесший крест,
Своей страной растерзанный, избитый,
В окопах и темницах позабытый,
Любивший преданно своих убийц-вождей,
Не пожалевших женщин и детей,
Да не предавший тот народ, что смерть,
Считавший избавлением от бед,
Не салютуй себе, ты весь в грехе
И нечего кивать, мол, квиты все.
Не сможешь ты простить себе тех лет,
Когда собаками травил весь белый свет,
Когда от повара всех истреблял до звездочета,
Чем думал люд, строча из пулемета,
По спинам тех, кто по соседству рос,
Кто мог уйти, но не покинул пост.
Так ныне, вскинув ствол и сжав цевье,
Подумай трижды, где чужое, где свое.

Старик седой стоял на берегу,
Прошел он кровь и голод, и нужду,
Предательство прошел и боль, и страх,
И нету слез в его больных глазах.

Владимир Кузнецов