Двадцать один

В нашем мире талантов сейчас - как собак нерезаных. Ими можно вымостить город вместо щебня. Они пишут пьяными и редактируют трезвыми, заветы Хэмингуэя свято храня. Они верят, что только им дано нечто важное, что только они могут Бога позвать на чай... Пишут проповеди, спасают страждущих, вежливо добавляя "не хочешь - не отвечай".

Они знают, что можно устать и в семнадцать, и в десять - даже если весь мир будет их обвинять во лжи. Сциентисты сказали: душа ничего не весит, но _они_ знают, что тяжела, как во льдах моржи.

Пальцы их выбивают на клавишах азбуку Морзе; этот стук превращается в песни в чужих проводах. Им давно бы хотелось врезать кому-нибудь в морду - но не хочется от ударов самим пропадать.

Им давно сказала кукушка: "чего зависли, словно медленный интернет по сети вай-фай? Ничего не стоят ваши дурацкие мысли, так что либо умри - либо, дружок, страдай". Обозвали кукушку мелочной пустомелей и пошли по домам, не планируя завтрашний день. Но вопрос: вдруг до них все сказали и спели? на их лица отбросил тревожную серую тень.

Утром снова на бой - или, вернее, на бойню. Повседневности молот скользит по их черепам. Каждый из них под сердцем своим носит тройню: вдохновение, горечь несчастья и личный храм.

Развелось у нас гениев нынче - хоть стой, хоть падай. Короли-королевы бессмысленных уличных драм... за правду свою готовы сражаться эспадой.
А душа, говорят, весит двадцать один грамм.