Варяги. Часть Вторая

ВЛАДИСЛАВ КОНДРАТЬЕВ

                Индославика имени варяги

                ;;;;;;; ;;;;

      При дальнейшем развитии общества “интересы ремесленных групп, возникших благодаря разделению труда, особые потребности города в противоположность деревне требовали новых органов, но каждая из этих групп состояла из людей самых различных родов, фратрий и племен, включала даже чужестранцев; эти органы должны были поэтому возникать вне родового строя, рядом с ним, а вместе с тем и в противовес ему. И в каждом родовом объединении сказывалось, в свою очередь, это столкновение интересов, достигавшее своей наибольшей остроты там, где богатые и бедные, ростовщики и должники были соединены в одном и том же роде и в одном и том же племени. К тому же имелась масса нового, чуждого родовым общинам, населения, которое могло стать силой в стране, как это было в Риме, и притом было слишком многочисленно, чтобы его можно было постепенно включить в основанные на кровном родстве роды и племена. Этой массе родовые общины противостояли как замкнутые, привилегированные корпорации; первобытная естественно выросшая демократия превратилась в ненавистную аристократию. Наконец, родовой строй вырос из общества, не знавшего никаких внутренних противоположностей, и был приспособлен только к нему. У него не было никаких других средств принуждения, кроме общественного мнения. Здесь же возникло общество, которое в силу всех своих экономических условий жизни должно было расколоться на свободных и рабов, на эксплуататоров-богачей и эксплуатируемых бедняков, — общество, которое не только не могло вновь примирить эти противоположности, но должно было все больше обострять их. Такое общество могло существовать только в непрекращающейся открытой борьбе между этими классами или же под господством третьей силы, которая, якобы стоя над взаимно борющимися классами, подавляла их открытые столкновения и допускала классовую борьбу самое большее только в экономической области, в так называемой законной форме. Родовой строй отжил свой век. Он был взорван разделением труда и его последствием – расколом общества на классы. Он был заменен государством.”[1]

      Посмотрим, что нам даст знание о происхождении самого слова город. Др.-русск. городъ, ст.-сл. градъ – из праслв. *gordъ/ *gorda/ *gordь, где слав. *gordъ представляет собой производное отглагольное имя , истоки которого следует искать в и.-е. *ghordho- или ;hordho-.[2] Обращает на себя внимание, что искомое слово имеет значение город: в слав. языках, в лат., где urbs происходит из *horbis < *ghordhis, а так же во фригийском, где мы находим Mane-gordum, Mane-zordum ‘город Манеса’.[3] (Сравним ещё местные архаические имена, распространённые в Древней Греции – ;;;;;;;)[4]. В языках немецкой группы данное слово не развило в себе значение большее, чем ограда, хлев, дом, усадьба и т. п.[5]

      Приходится признать, что не только само слово государство у славян – исконно славянское, но и такой важнейший элемент в формировании государства, как город, опосредуется исконнославянским словом. Невозможно представить, что если варяги – это скандинавы, то почему и Русское государство, и город опосредуются словами исконнославянского происхождения, а не скандинавскими; почему, если у самих немецких народов (в том числе и скандинавских) слово государство – латинского происхождения, а у славян, которым они его, по норманской “теории”, принесли – нет и следа такого влияния? В рамках норманнской “теории”, очевидно, эти противоречия не имеют решения.

      И, тем не менее, печально знаменитая, как принято о ней говорить, норманская “теория” существует. Но, хоть её адепты и договорились считать, что только она и является единственно правильной (вольно перефразируя ленинское изречение про то что учение Маркса всесильно, потому что оно верно, норманисты любят утверждать, что именно норманнская “теория” верна, потому что научна), в стане норманистов, тем не менее, нет единства в вопросе, кто же был первым норманистом, кто, так сказать, “отец-основатель” этого тоталитарного учения. Так, Л. С. Клейн указывает, что прибывшие в Россию, ту самую, с многовековой отсталостью от Запада, от Европы, каковой факт (отсталости) осознал-таки Пётр I, учёные немцы: Байер, Миллер, Шлёцер,– “приехали в Россию не тунеядствовать, а работать.”[6] Не тунеядец, но работяга Байер (Готлиб Зигфрид Байер, нем. Gottlieb Siegfried Bayer) одним сообщением русской летописи был прямо-таки озарён блестящей догадкой:[7] “ и вдревности были призваны такие же иностранцы. Он-то и возглавили туземцев, под их началом создано всё на Руси!

      Летопись,– как показалось ослеплённому озарением Байеру и примкнувшему к нему Клейну,– говорила об этом совершенно недвусмысленно.”[8] Сам же Клейн признаёт, что учёные немцы мнили себя некими культуртрегерами в совершенно дикой стране, не хотели видеть её достижений, предвзято и презрительно относились к её культуре,[9] а потому, конечно, должны были испытывать некоторый психологический дискомфорт, который и сублимировали в норманскую “теорию”, увидев в ней психологический выход из этого дискомфорта.

      Но, отметив это, Клейн сразу же пытается парировать возможные выводы оппонентов о националистической предвзятости учёных немцев: “<…> я поддался общему у нас впечатлению, что немецкие профессора начала XVIII в. воспринимали норманнов как северных германцев [здесь “германцев” – северных немцев.– В. К.]. Я не учёл (и все у нас долго не учитывали), что в начале XVIII в. языковые семьи, ныне общеизвестные, не были ещё чётко выделены, так что особое родство немцев скандинавам не было таким очевидным. Немецкие профессора могли, конечно, воспринимать русское население как недостаточно цивилизованное, но ассоциировать шведских предков со своими не могли.”[10] В отношении Байера данное заявление более чем спорное, так как сам же Клейн отмечает, что “Готлиб (Теофил) Зигфрид Байер, историк и знаток скандинавских, классических и восточных языков”[11] был, как и Мюллер, и Шлёцер, обладателем “солидных знаний, добросовестности и трудолюбия.”[12]

      Мысль Клейна проста и понятна: в отличие от заражённого ложно понятым чувством патриотизма М. В. Ломоносова, Байер, образец ученого “солидных знаний, добросовестности и трудолюбия”, конечно, руководствовался только с трудолюбивой добросовестностью солидными знаниями. Следовательно, у него не было и не могло быть национального пристрастия. Можно долго рассуждать на тему того, насколько солидны знания учёного – знатока скандинавских, классических и восточных языков, коль скоро он, по мысли Клейна, оказался не в состоянии осознать близость языков немецкой группы (собственно немецкого со всеми его диалектами, нидерландского, скандинавского…), но это не имеет никакого значения для нашего исследования. Отнюдь не Байер, Миллер и Шлёцер являются отцами-основателями норманской “теории”. Всякому историку, берущемуся рассуждать на тему зарождения норманнской “теории” должно быть известно, что основателем этой псевдотеории являетя Пётр Петрей де Ерлезунд, который опубликовал в 1614 – 1615 гг. на шведском языке в Стокгольме, а в 1620 г. (с дополнениями и исправлениями) на немецком языке в Лейпциге “Историю о великом княжестве Московском,”[13] в которой и выдвинул норманнскую (шведскую) “теорию” происхождения варягов, руси и Русского государства.[14]Причём на шведа, как истинного “творца” норманнской “теории” впервые указал именно норманист и учёный немец – А. А. Куник.[15] Именно сочинение Петра Петрея привлекло внимание учёных на Западе и породило последователей.[16] А вот Н. И. Ламбин считал, что составитель ПВЛ – “вот первый, древнейший и самый упорный из скандинавоманов! Ученые немцы не более как его последователи…”[17] Как отмечает В. В. Фомин “Н.И.Ламбин был, видимо, первым, кто прямо сказал, что составитель Повести временных лет”[18] – первый в истории норманист. На Нестора, считая именно его автором ПВЛ, указывал и А. А. Шахматов: “<…> первым норманистом был киевский летописец (Нестор) начала XII века.”[19] В советской науке мнение о Несторе как творце норманской “теории” было утверждено стараниями В. А. Пархоменко и Д. А. Приселкова.[20] Д. А. Приселков вообще считал, что наш летописец был норманистом “самого крайнего направления.”[21]

      Тем не менее, вопреки фактам, как и вообще почти всё в норманской “теории”, в норманистской литературе (как, впрочем, также и в части антинорманистской) продвигается взгляд, что не политически ангажированные шведы, а академически сдержанные и пунктуальные учёные немцы были авторами норманнской “теории.” Так, Клейн продолжает: “К сообщению летописи о призвании варягов Байер и его последователи подобрали ряд других фактов, увязывающихся с этим сообщением в единую систему.

      Так родилась «норманнская теория». Её сторонников стали называть «норманистами».”[22] Разделял эту точку зрения и Б. А. Рыбаков, отмечая, правда, априорный характер норманистских построений. Он писал: “Так под пером Зигфрида Байера, Герарда Миллера и Августа Шлецера родилась идея норманнизма, которую часто называют норманнской теорией, хотя вся сумма норманистических высказываний за два столетия не дает права не только на наименование норманнизма теорией, но даже гипотезой, так как здесь нет ни анализа источников, ни обзора всех известных фактов.”[23] Словом, Б. А. Рыбаков, как и Л. С. Клейн, как и другие норманисты, полагают, что учёные академики-немцы: Байер, Миллер и Шлёцер,– являются основателями норманизма.

      Эта схема принята и за рубежами нашего Отечества. Так, польский акад. Х Ловмяньский (он же: Г. Ловмяньский, то есть польск. Henryk ;owmia;ski) повторяет за Н. И. Ламбиным, А. А. Шахматовым, В. А. Пархоменко и Д. А. Приселковым, что “норманнская концепция имеет на Руси давнишнюю, почти 850-летнюю историю, потому что её первым сознательным творцом был автор «Повести временных лет», которым большинство исследователей признаёт монаха Киево-Печерского монастыря Нестора.”[24] Кто же был основоположником норманнской “теории” мпо мнению польского академика? Ответ легко предугадать: “Первые научные основы норманнской проблемы пытался заложить член Петербургской Академии наук Г. С. Байер, языковед, продемонстрировавший одновременно некоторое знание исторических источников и склонность к их достаточно критической – при тогдашнем состоянии источниковедения – оценке, несмотря на использование ненаучных этимологий. Его работы, приводимые иногда в библиографиях, практически забыты.”[25]

      Действительно, нужно отметить, что самого Байера мало, кто читал из современных авторов. Так, его работа о варягах впервые вышла в 1735 г. на латинском языке,[26] а русское издание 1867 г. (перевод 1847 г. Кириака Кондратовича) – большая букинистическая редкость. И ссылки на Байера, и упоминание его работ в библиографиях – это, по сути, лишь дань традиции, некий ритуал, хотя ненаучные этимологии лингвиста Байера живы и в XXIв. И при этом Байера, признаваемого современными норманистами первым из норманистов-учёных, Ловмяньский норманистом… не считает: “В своей самой первой статье он указывал на скандинавское происхождение варягов и таких имён, как Рюрик и другие, приведённые в летописи;[27] однако он не был норманистом [выделено нами.– В. К.].”[28] и обосновывал это тем, что Байер “утверждал в то же время: non a Scandinavis datum est Rossis nomen[29](«россы восприняли своё название не от скандинавов»).”[30]

      Словом, всё получается вполне по поговорке, про то, как кули Али валит на Вали, Вали валит на Али кули: одни норманисты указывают на Нестора как самого первого крайнего норманиста, другие – на Байера и его последователей как на основоположников норманизма, кто-то утверждает, что Байер не был норманистом.

      Теперь самое время вернуться к тем данным, которые позволяют сделать вывод о славянстве варягов.
Здесь трудно переценить прямое свидетельство арабских источников, а именно – Шамсутдина ад-Димашки (Шамсутдина Мухаммада ибн Абу Талиба ад-Димашки, араб. ;;; ;;;;; ;;;; ;; ;;; ;;;; ;;;;;;;) и его сочинения “Нухбату-д-дахр фи аджаиби-ль-барр ва-ль-бахр” (“Выборка времени о диковинках суши и моря”), называемого иначе “Космография”. В этом сочинении автор не оставляет сомнений в том, кто такие варяги: “От сего канала [Па-де-Кале.– В. К.] простирается (Океан [Северное море.– В. К.]) по берегам до тех пор, пока конец изворачивает к северо-западу (вокруг Дании). Здесь находится великий залив, который называется морем Варенгским (Варяжским). Варяги же есть непонятно говорящий народ и не понимающий ни слова, если им говорят другие (т. е., имеющие свой особенный язык). Они суть Славяне славян (т. е., знаменитейшие из славян).”[31]

      Казалось бы, коль скоро нет ни одного источника, который бы прямо говорил, что варяги – это скандинавы (или, хотя бы, неславяне), и есть свидетельство независимого – арабского – источника о славянстве варягов, то спор о национальной принадлежности варягов теряет всякий смысл, а разного рода исследования, направленные на одно – хоть каким-то образом создать видимость, что норманская “теория” верна,–носят очевидно пристрастный и конъюнктурный характер (далёкий и от ненавистной норманистам политики, и от собственно науки). Но тем норманская “теория” и её адепты и славятся – коль есть факты, опровергающие “теорию”, то тем хуже для фактов. Ю. И. Венелин так и отмечает: “Вот наконец! Слава Богу! Наконец дождались буквального, именного, категорического, свидетельства Аравитян, что Варяги не только Славяне, но суть самые Славяне Славян, т. е., славянейшие из всех Славян!”[32] Но не тут-то было. Х. Д. Френ, несмотря на то, что текст ад-Димашки не даёт повода усомнится, в том, что же именно сказал автор (а сказал он одно – варяги – это славяне)[33] тем не менее не может допустить, чтобы варяги были не просто не скандинавы, а именно славяне. Ю. И. Венелин задаётся вопросом и даёт на него ответ: “Но от чего это так? Дело в том что Френу хотелось уличить Араба во лжи, т. е., не хотелось почтенному ориенталисту поверить Арабу, утверждающему, что: «Варяги суть один из главнейших Славянских народов», т. е., хотелось ему Варягов пересадить в Скандинавию: «eben desswegen wage auch nicht die sonst sehr leichte Conjectur», т. е., «по тому именно и не смею я» говорить он про себя, «делать догадку, впрочем, очень лёгкую и удобную: «они (Варяги) суть злее всех Славян», вместо: «они Славяне Славян», т. е., изыскатель сам признаётся, что не смеет коснуться ни какой догадки, хотя бы и самой удобной и вероятной, которая бы показывала Славянизм Варягов и удерживала их на южных берегах (в Померании) Балтийского моря. А! Если так, то это дело другое; тогда перекрестись, и прощай историческая истина!”[34] Но историческая истина норманистов никогда и не интересовала: варяги, по их “теории” должны быть скандинавами, а славяне – завоёванным народом. И вот на наших глазах стараниями (догадками) Френа рождается новый, нигде доселе невиданный арабский (вернее – “арабский”) язык, из которого можно толковать уже что угодно (вспомним здесь филологическую дыбу Шлёцера): “Но посмотрим до конца. «Мне пришло в голову», продолжает он (пришло в голову!), что не надо ли искать в «Славяне» глагола «завоевали» (тут он составил от себя два Арабские слова, долженствующие значит «завоеватели»); но это не согласуется с Арабским словосочинением» (к чему все эти крючки?); ибо тогда вышло бы, что они «завладели господством над Славянами»; по сему мне остаётся ещё догадываться (догадываться!), что, вместо «Славяне», должно стоять, может быть (может быть!).» Тут опять выдумает два Арабские слова: «жили насупротив»; и так вышло бы значение» (вышло бы!), «что они живут насупротив Славян!» Какая счастливая высадка! И так, Френ, основываясь на своём толковании, в переводе Арабского текста Димешкиева, вместо настоящего его значения («они суть Славяне Славян»), выставил: «они живут насупротив Славян» (Sie wohnen den Slawen gegen;ber; его слова см. стр. 191).”[35]

      С. Герберштейн в XVIв. проводил параллель между именем варягов и именем одного из славянских племён Южной Балтики – варгами.[36] В ряде русских хронографов утверждается славянское происхождение варягов,[37] балтийскими славянами считал варягов М. В. Ломоносов.[38] Этой же точки зрения придерживался М. Т. Каченовский.[39] Ученик Каченовского О. М. Бодянский доказывал, что Новгород представляет собой колонию варягов –славян Южного берега Балтики.[40] Известно, что некий А. В. высказывал мысль о славянстве варягов.[41] Несмотря на предвзятое отношение к нему, Георгий Гуца (Юрий Венелин) много сделал для обоснования того непреложного факта, что варяги –это южнобалтийские славяне.[42] Он со всей категоричностью настаивал, “что Нестор варягами называл Балтийских или Померанских славян.”[43] Оперируя в основном немецкими источниками славянское происхождение варягов доказывал Ф. Святой.[44]

      Несмотря на то, что работы Ю. Венелина были встречены с нескрываемой иронией, хотя, по большому счёту, единственное, что могли ему поставить в упрёк норманисты – полемическая страстность, его труды не пропали даром, и во второй половине XIX в. вопрос о славянском происхождении варягов привлёк внимание специалистов по истории западных славян. На основе сравнительного анализа различных данных они пришли к выводу, что эти данные свидетельствуют: между Новгородской землёй и Балтийским Поморьем существовали этнические связи.[45]

      И. И. Срезневский, в статье “О сношении Новгорода с Балтийским заморьем”, оставшейся незаконченной, прямо указывал: “Военные и торговые отношения Новгорода с Балтийским заморьем начались, без сомнения, ещё до прихода Рюрика с братьями и постепенно всё более укреплялись.”[46]
Важнейшей вехой на пути научного анализа “Сказания о варягах” является труд С. А. Гедеонова “Варяги и Русь.”[47] И при этом вывод С. А. Гедеонова: “Славянский характер призвания определяется окончательно характером отношений прежних князей и подвластных им словено-русских племён к варяжской династии.”[48],– хоть и не был принят представителями норманской школы, но никогда ими не был и опровергнут – за неимением доводов contra.

      Следует особо отметить, что значительное место в своих разысканиях С. А. Гедеонов отвёл данным языка. Именно он определил, что, судя по остаткам языка балтийских славян, их язык занимал среднее положение между польским и чешским, а из этого С. А. Гедеонов смог объяснить множество непонятных слов и выражений из русских летописей.[49] И, как верно заметил М. О. Коялович, “для всякого непредубеждённого читателя, знакомого с нашими русскими памятниками, слишком очевидно, что собранные Гедеоновым данные составляют особое наслоение в указанных им памятниках, очень большое, быстро потом исчезнувшее и несомненно связанное больше всего с западнославянскими наречиями. Одно уже слово «пискуп» [епископ. – В. К.], вошедшее в новгородское наречие, много говорит в пользу мнения Гедеонова.”[50] Следует отметить, что С. А. Гедеонов ставил вопрос шире. Глава, посвящённая этому вопросу, затрагивает больший круг вопросов – “Следы варяжского (вендского) начала в праве, языке и язычестве Древней Руси.”[51]

      Практика – основной критерий истины. Развитие науки: археологии и лингвистики,– подтвердили правоту С. А. Гедеонова. Мы знаем, что русские летописи утверждают: новгородцы – это варяги (потомки варягов). Под 862 г. мынаходим свидетельство: Новугородьци ти суть людьє Нооугородьци ; рода Вар;жьска.[52] Следовательно, новгородцы должны были говорить на варяжском языке. Если это скандинавский, то мы найдём в общерусском языке множество слов скандинавского происхождения, а древненовгородский диалект русского явит нам пример почти чистого скандинавского языка.

      Увы (для норманистов и норманской “теории”), но даже И. И. Срезневский (крупнейший филолог XIXв.), веривший, что варяги – скандинавы, смог найти не более десятка слов действительно немецкого, либо предположительно немецкого происхождения, отмечая при этом, что эти слова могли проникнуть в русский язык без непосредственных связей с носителями языка, а от соседей.[53] Эти подсчёты И. И. Срезневского, в дальнейшем, подверглись уточнениям со стороны других норманистов и С. Н. Сыромятников, в 1912 г., указал на восемь заимствований из шведского.[54] Дальнейший анализ, проведённый В. А. Мошиным, сократил этот список до шести слов.[55]

      А ведь там, где скандинавы действительно побывали, картина совершенно иная: “Влияние скандинавов было <…> ощутимым в Шотландии и на острове Мэн, расположенном в Ирландском море <…>.Сохранившиеся географические названия в этих местах свидетельствуют о том, что здесь было много скандинавских поселений. К примеру, из 126 деревень на острове Льюис – одном из внешних Гебридских островов – 110 имеют или чисто скандинавское название, либо какое-то его подобие.”[56]

      В Англии есть целый исторический регион –область датского права (Дейнло, Данелаг, др.-англ. Denalagu, датск. Danelagen, англ. Danelaw), существующий с середины IXв., где “английский язык пополнили по крайней мере 600 датских заимствований (такие слова как «happy» – «счастливый», «ugly» – «уродливый», «fellow» – «парень», «ill» – «больной»), а многие тысячи [многие!!! Тысячи!!!.– В. К.] других слов попали в местные диалекты, которые с тех пор вышли из употребления.”[57]

      Но и в топонимике Англии (области Дейнло, Данелаг, др.-англ. Denalagu, датск. Danelagen, англ. Danelaw)вклад одного только датского языка огромен, так как “в восточном графстве Линкольншир, например, более половины современных названий деревень имеют скандинавское происхождение. В большинстве случаев имеет место один из трёх вариантов: сочетание скандинавского имени собственного со староанглийским суффиксом «-tun», то есть «деревня», или «хутор» [очевидно, что «-tun», то есть «деревня» », или «хутор» – это, всё же, не суффикс, а второй корень сложносоставного слова.– В. К.]; скандинавское имя собственное с суффиксом «-by», скандинавским эквивалентом «-tun»; наконец, скандинавское имя собственное с суффиксом «-thorp», то есть «деревушка», или «выселки».” [58]

      Как отмечал Х. Ловмяньский, “таким образом, в одних частях Дэнло появились мноrочисленные скопления скандинавских названий, в друrих же местах они встречаются реже; однако в целом в Дэнло выявлено oгpoмнoe число топонимов скандинавскоrо, rлавным образом датскоrо, реже норвежскоrо происхождения. В некоторых местах, например Линкольншире, они превосходят число английских названий. В одном небольшом округе – Северный Рединг (в Йоркшире) – названий, оканчивающихся на скандинавское -by («поселение») насчитывается 155. Даже древние английские названия нередко изменялись под влиянием датского языка.”[59] В этой связи В. В. Фомин отмечает, что “во Франции до сих пор некоторые города «сохранили названия, которые присвоили им основатели-викинги тысячу лет назад».”[60]

     Совершенно иная картина отмечена в Восточной Европе, не просто иная – странная,– если полагать, что варяги – это скандинавы-викинги. Так, отмечает Е. А. Мельникова, если завоевание датчанами Восточной Англии привело к тому, что до 10 % лексического фонда современного английского языка, а также ряд морфологических инноваций имеют скандинавское происхождение, то в древнерусском языке не отмечено ни одного случая фонетических, морфологических или синтаксических инноваций, которые имели бы скандинавское происхождение, но даже и в лексике, являющейся наиболее проницаемой областью языка, “взаимообмен не был интенсивным и широким.”[61] Такое же положение и в топонимике. Так, норманист Е. А. Рыдзевская подчёркивала, “что ни один из больших древнерусских городов не носит названия, объясняющегося из скандинавского.”[62] Польский лингвист С. Роспонд также отметил полное отсутствие среди названий древнерусских городов IX – Xвв. названий скандинавского происхождения.[63] Но ведь из летописей известно, что варяги активно занимались градостроительством: в 862 г. они срубиша Новгород, Белоозеро и Изборск в Северо-Западной Руси. Нам известно, что варяг Рюрик, правил, раздая волости и городы рубити. Под 882 г. Лаврентьевская летопись сообщает, что Олег, после захвата Киева, нача городы ставити, под 988 г., что Владимир (тот самый, которого норманисты отождествляют с конунгом Вальдемаром), нача ставити городы по Десне, и по Востри, и по Трубежеви, и по Суле, и по Стугие.[64] И всем этим городам варяги дают славянские имена., но скандинавским источникам ничего не известно о градостроительной деятельности скандинавов – только о разбоях. Понятно, что существует норманистское объяснение этим фактам: дескать, скандинавы, потакая славянским туземцам, проявляли филологическую чуткость и создаваемым городам давали славянские имена. Получается, что к славянам скандинавы были беспрецедентно толерантны, а вот с западными народами, как видно, нет. Но вот А. Г. Кузьмин тонко и едко отметил, что “варяги строят «Новгород», «Белоозеро», «Изборск», то есть дают славянские названия городам, даже расположенным на неславянской территории (Белоозеро, например)”.[65] Но как это возможно: неславянские находники в неславянских местах создают города со славянскими именами?! И ведь русские летописи подчёркивают, что варяги – не просто пришельцы среди моря местного славянского населения, Новгородская первая летопись свидетельствует, что новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска.[66] А. Н. Сахаров заметил, что от рода варяжска происходит не верхушка, не дружина, а население, то есть все новгородцы (людие) – потомки варягов, варяги. И они – не скандинавы, а славяне.

      Именно такой вывод следует из летописи, именно это сподвигло С. А. Гедеонова на лингвистический анализ русских летописей, что и привело к выводу, отмеченному особо М. О. Кояловичем, что языком варягов несомненно был язык славянский, имеющий черты генетического сходства с языками западных славян.

      Исследования русских летописей продолжалось, и Б. М. Ляпунов, в своих разысканиях пришёл к выводу о языковой близости новгородских славян (словян) и славян полабских.[67]

      В первой половине 20-х гг., первым после Октябрьской революции, к вопросу о языке варягов обратился Н. М. Петровский. Он в 1922-м г. опубликовал работу, основанную на лингвистическом разборе новгородских летописей, в которой привёл веские, так никогда и неопровергнутые адептами норманнской “теории”, доводы в пользу мнения, что в составе населения Новгородской земли несомненно присутствовал балтийско-славянский элемент.[68] Но, как отметил В. Б. Вилинбахов, на работу Н. М. Петровского, советские историки, формально антинорманисты, но стоявшие на позициях норманизма, не обратили внимание и не учитывали в своих работах.[69] И лишь в 1954 г. Д. К. Зеленин вновь обратил внимание на то, что балтийские славяне принимали участие в этногенезе новгородцев.[70]

      Работы некоторых учёных, так или иначе затрагивавших интересующую нас тему: А. В. Арциховского,[71] Л. А. Динцеса,[72] Я. В. Станкевича,–[73] позволили знатоку новгородских древностей Н. Г. Порфиридову утверждать: “Между балтийскими славянами и новгородцами[а Новугородьци ти суть людьє Нооугородьци ; рода Вар;жьска.– В. К.] тянуться какие-то нити совпадения географических названий, личных имён, черт народной жизни.”[74]

      Но самое поразительное то, что сами варяги, вернее новгородцы, те самые, что Новугородьци ти суть людьє Нооугородьци ; рода Вар;жьска,что бы там ни думали о них норманисты, смогли ответить за себя: открытие новгородских берестяных грамот позволило к середине 1980-х годов А. А. Зализняку констатировать, что разговорный язык новгородцев XI – XVв., так называемый новгородский диалект древнерусского языка, отличен от юго-западнорусских диалектов, но близок западнославянским, особенно – севернолехитскому.[75] В 2002 г. акад. В. Л. Янин отметил, что аналог новгородскому диалекту древнерусского языка, который имел около тридцати отличий от киевского, найден на территории современной Польши, а западные славяне шли на восток под натиском немцев.[76] Некоторые польские учёные, в их числе и Х. Ловмяньский, склонны были считать, что славяне Поморья принимали участие в формировании древнерусской народности.[77]

      Этот вывод подтверждается и данными археологии. Например, археолог И. И. Ляпушкин пришёл к выводу, что славян лесной зоны (словен и кривичей) невозможно вывести из Приднепровья, а потом нашёл им аналогии в одновременных памятниках западных славян лесной зоны.[78] В дальнейшем эта мысль была широко развита и хорошо аргументирована в специальном исследовании В. В. Седова.[79] К сходным выводам пришёл и антрополог В. П. Алексеев.[80] Мы знаем, что Гнёздовские курганы – одно из мест, которые связаны с варягами. Обычно Гнёздово считают колонией скандинавов на Руси. Тем не менее, при раскопках Гнёздовских курганов были обнаружены различные вещи, имеющие полную аналогию с археологическим материалом из земель балтийских славян, что позволило В. И. Сизову заключить: среди жителей Гнёздова были выходцы с балтийского Поморья.[81]

      На изначальную непричастность скандинавов к варягам, кроме прямого указания Шамсутдина ад-Димашки, что варяги – суть славяне славян (славнейшие из славян), указывает и другой источник, подробно рассмотренный крупнейшим византинистом XIX в. – В. Г. Васильевским, который этот источник и открыл. Этот источник – “Советы и рассказы” Кекавмена (“Советы и рассказы византийского боярина XIвека”, как назвал это произведение В. Г. Васильевский[82]). Из него мы узнаём, что “в Италии при море есть город О т р а н т о. Его охранял уроженец Отрантский М а л а п е т ц и, имея гарнизон, состоящий из Р у с с к и х  и  в а р я г о в, пехотинцев и моряков.”[83] В XX в. этот отрывок, в переводе другого византиниста, уже советского, выглядит так: “Идрунт – город в Италии у моря, многолюдный и богатый. Охранял его идрунтец Малапецис, имея для обороны города русских и варягов, кондаратав и моряков.”[84] Здесь важно отметить не только то, что русские и варяги упомянуты, очевидно, не как этнонимы, а профессиональные термины (где варяги – это моряки, а русские названы кондаратами, что переведено В. Г. Васильевским как пехотинцы, [у нас есть веские основания полагать, что данный термин облзначаеи не пехотинцев, а конников, но здесь не место для обоснования данной теории, лишь вскользь упомянем, что Кекавмен – не единственный автор, который сблизил слово русские/русы со словом кондараты/кондораты; так, автор Волынской (Галицко-Волынской) летописи (по Ипатьевскому списку – в 1229-м г.) отметил про Конрада Мазовецкого: Кондрату же любящю Рускый бой, и понуждающе Ляхы…; Н. М. Карамзин понял это место так, что русские воины воевали лучше (ревностнее) поляков,[85] а Д. И. Иловайский – что существовал какоё-то национальный вид боя– русский, приверженцем которого и был Конрад Мазовецкий, что же до термина кондараты/кондораты, в сопоставлении с русские/русы, то он обозначает, по нашему мнению – конных воинов; действительно, если варяги – это моряки, то им могут быть противопоставлены сухопутные воины, где русские/кондараты – это конники; ср. нем. Rossконь, лошадь; то есть греческое, из Кекавмена, кондараты ;;;;;;;;;;; – это переданный с помощью греческого военный термин, где второй компонент – и.-а. слово rathа ;; “m. 1) повозка; колесница 2) воин, сражающийся на колеснице 3) воитель 4) герой”[86]; понятно, что Кондрату, который любил русский, то есть конный, бой, приходилось понукать своих конных воинов, то есть кондаратов/ ;;;;;;;;;;;, когда пришла необходимость осаждать Калиш, окружённый лесами и болотами, и где герцог Владислав Оттонович, против которого и выступил Конрад/Кондрат Мазовецкий с князем Даниилом, мог долго отсиживаться, надеясь, что конный = русский бой – мало пригоден при осаде крепостей.– В. К.], а Г. Г. Литаврин предпочитает оставить термин ;;;;;;;;;;; без перевода, лишь отметив очевдное: варяги-моряки противопоставлены русским: “<…> были кондараты и конными, и не все пехотинцы – кондараты <…>.”[87]), важно, что русские и варяги, кондараты и моряки обороняли Отранто от норманнов, и Кекавмен их явно друг другу противопоставляет, то есть русских и варягов, кондоратов и моряков – с одной стороны – норманнам – с другой. То есть не одни скандинавы воевали против других, а русские и варяги – против скандинавов. Стоит, также, отметить, что норманнов (а считается, что речь идёт именно о норманнах, от которых русские и варяги, кондараты и моряки обороняли Отранто) Кекавмен называет словом ;;;;;;; – франки. И при этом ни один из норманистов не станет утверждать ни то, что французы (;;;;;;;/франки) – это скандинавы, ни то, что скандинавы – французы (;;;;;;;/франки), но, почему-то, фраза про варягов: [и] идаша за море къ Вар;гомъ к Рус; . сице бо с; звахуть и . вар;зи суть . ;ко се друзии зъвутс; Свое . друзии же Оурмане . Анъгл;не друз;и Гъте . тако и си,–заставляет их считать, чторусь, как варяги, не то Свое, не то , Оурмане не то Анъгл;не, не то Гъте… Словом, скандинавы.

      Более того, В. Г. Васильевский, споря с С. А. Гедеоновым, привлёк большой материал по византийским источникам и изложил его в сочинении “Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XIи XII веков.” В. Г. Васильевский писал: “<…> зачем делать гадательные предположения, когда в сагах есть совершенно определённые указания о том, кто именно и когда именно был первым Норманном, вступившим в варяжскую дружину.”[88] Далее автор не без удивления пишет: “Мы удивляемся, каким образом никто до сих пор не обратил внимания на следующее в высшей степени важное место в одной из древнейших и наиболее достоверных исторических саг:

      «Когда Болле провёл одну зиму в Дании, он решил отправиться в более отдалённые страны, и не прежде остановился в своём путешествии, чем прибыл в Миклагард (Византию); он провёл там короткое время, как вступил в общество Вэрингов (= Варангов). У нас нет предания (нам не предано), чтобы кто-нибудь из Норманнов служил у Константинопольского императора прежде, чем Болле, сын Болле».”[89] Недаром же ультракрайний норманист, с выводами которого считаются норманисты и сего времени – Шлёцер – называл саги глупыми выдумками, предлагая выбросить эти исландские бредни из всей русской древнейшей истории. Это понятно: сами скандинавские источники свидетельствуют, что когда первый скандинав, Болле Боллесон, был принят в корпус варангов (;;;;;;;;, мн. ч. ;;;;;;;;), корпус уже существовал. То есть был создан не скандинавами, а варягами. И варяги, судя по скандинавским же источникам, это явно не скандинавы, а кто-то другой. Для норманиста такие сведения, конечно же глупые выдумки исландских старух, вот почему и нужно выбросить эти исландские бредни из всей русской древнейшей истории. То есть мы видим всё тот же норманистский метод в действии: если факты (например, исландские саги) противоречат норманнской “теории”, то тем хуже для фактов (их нужно выбросить).

      В. Г. Васильевский проводит анализ саги (Лаксдэльской) и летописных свидетельств и приходит к выводу, что “первый Норманн явился в числе Варангов не как не ранее 1020 года, а, по-видимому, после 1023 или даже 1026 года.”[90] При этом варяги были известны на Руси, а в Константинополе они создали корпус без скандинавов и до скандинавов. В. Г. Васильевский категоричен: “Теперь для нас важнее то, что Норманны, то есть, Исландцы, Норвежцы, а потом Шведы вступают в Константинополе в готовое «Варяжское общество».”[91] Знаменитый византинист приходит к выводу, что если под русскими в источниках подразумевались славяне, то и варяги, упомянутые в Константинополе, тоже славяне: “Но если Русские, Русь, ;;;;, Тавроскифы в XI веке суть православные славянские люди, то и Варанги XIвека были такие же православные славянские люди, другими словами: варяжская дружина в Византии состояла первоначально из Русских [славян.– В. К.]; название Варангов прежде всего принадлежало тому наёмному русскому корпусу, который существовал с 988 года <…>.”[92] К неудовольствию немецкого (больного, ложно понятого или как там?...) патриотизма В. Г. Васильевский отмечает и то, что отличало варягов от немецкоязычных (в том числе – и скандинавских) наёмников: “Что касается до германской верности, то византийская история никак не может служить ея доказательством. Напротив того, по мнению Византийцев XIвека, предателей всего скорее можно было найти именно среди Немцев, которые также были на службе византийской, но отличались от Варягов, между прочим, своею продажностию (См AnnaComn. P. 62 C. ed. Paris. и главу XIIнашего исследования). Факты подтверждали это воззрение.”[93]
Итак, можно считать доказанным: варяги русских летописей, ;;;;;;;; византийских – это славяне (славяноязычные). Но это не даёт ответ на вопрос: каково происхождение самого имени варягов. Для ответа на этот вопрос нужно вспомнить, что мы знаем о варягах.

      Нам известно, что Новугородьци ти суть людьє Нооугородьци ; рода Вар;жьска. То есть, новгородские словяне (в литературе принято чтение словены). с;д;ть Вар;зи. То есть, варяги – народ приморский, поморяне.

      Нам известно, что Новугородьци ти суть людьє Нооугородьци ; рода Вар;жьска . преже бо б;ша Слов;ни…и по т;мъ городомъ суть находници Вар;зи а перьвии насельници в Нов;город; Слов;не. Обычно этот пассаж, с неоговореннойкупюрой (см. текст выше) используется норманистами для “доказывания” неславянства (а для норманистов – и скандинавства) варягов. Текст летописи интерпретируется в том смысле, что славяне в Новгороде – автохтоны (туземцы, тутейшии), а варяги – находники, то есть пришельцы, то есть неславяне (то есть скандинавы – по мнению норманистов). Но если взять текст летописи без купюр (мы воспользуемся Лаврентьевской летописью из первого тома Полного собрания русских летописей, издания 1997 г.), то легко можно увидеть, что автор нисколько не противопоставляет славян и варягов, и только чтением летописей через очки с норманистскими линзами можно объяснить скадинавские страдания при изучении наших источников. Вот текст: “Новугородьци тисуть людьє Нооугородьци; рода Вар;жьска . преже бо б;ша Слов;ни . по двуже л;ту . Синеоусъ оумре . абратъ єго Труворъ . и при; М власть Рюрикъ . и В разда;мужемъ своимъ градъ; . ;вому Полотескъ;вому Ростовъ другомуБ;ло;зеро . и по т;мъ городомъ суть находии/л.7об./циВар;зи а перьвии насельници вНов;город; Слов;не . [въ] Н ПолотьскиКривичи . вРостов; Мер; . вБ;л; ;зер; Весь . вМуром; Мурома.”[94] Мы видим, что автор указывает, чтоРюрик раздавал своим мужам города: Полоцк, Ростов, Белоозеро. В этих городах первые насельники: в Полоцке – кривичи, в Ростове – меря, в Белоозере – весь, в Муроме – мурома,– а варяги в них – находники, очевидно, здесь слово находники использовано в значении пришельцы. Но новгородцы – варяги, но прежде были Словяне (Слов;ни). Нет никаких оснований считать, что до новгородцев-варягов здесь были славяне, автор пишет, что новгородцы (которые потомки варягов) прежде носили имя Словяне (Слов;ни). Если мы вспомним, что автор ПВЛ утверждает, что славяне (так интерпретируют этноним современные историки, аавтор ПВЛ, всё же, пишет словяне/ Слов;ни) прозвались здесь именем ильмене, то не стоит удивляться, что они могли носить и носили ещё и имя варягов. Кстати, хотя автор ПВЛ, прямо, указывает, что словяне, пришедшие на Север Руси, прозвались именем ильмене от озера Ильмень, думается, это неверно. Не славяне-ильмене получили имя от озера, а озеро – от словян-ильменей. Так, уже С. А. Гедеонов отметил: “К варяжскому влиянию отношу я и форму Ильмень вместо древнерусского Илмер (Halmiris?); Ильменью называлась одна из рек, протекающих по Вендской земле: «Inter fluvios Salam, et Unstrodet lmena» var. Ilmina <…>.”[95] Он же обратил внимание и на имя реки Рерик в связи с именем Рюрик: “Формы Рерики, Рерик принадлежат, стало быть, не германскому искажению, не неведению Эйнгарда, Адама Бременского и т. д., а грамматическим свойствам славянского племени, произносившего рерик (сокол) вместо raroh, rarog. На форму Reric указывает и постоянно одинаковое чтение имени города Reric, Rerich у Эйнгарда <…>. Ту же форму находим и в названии впадающей в Одер, под Кёнигсбергом [Калининградом.– В. К.], реки Рерик die R;rice и принявшего от неё имя Рерик командорства иоганнитеров <…>.”[96] Вспомним, что Д. И. Иловайский был, очевидно, первым, кто обратил внимание на связь имени Олег с одноимённой рекой: “Кроме известной Волги, есть еще река Вольга во Владимирской губернии. Река Олег упоминается летопи­сью (Ипат.) под 1251 годом, в походе Даниила Романови­ча на Ятвягов.”[97] Итак, хотя варягов автор ПВЛ не противопоставляет славянам, но можно считать, что о варягах как находниках имеется мнение, что это имя означает – пришельцы. Так, словарь древнеруссого языка И. И. Срезневского поясняет, что находьникъ – это пришелецъ.[98] Но слово находъ, от которого могло произойти это слово – имеет несколько иное значение: нападение, вторжение. Далее, нахожен;, означающее нашествие, нападение.[99] Очевидно, это отглагольные существительные, от глагола находити, нахожоу: 1) вступать, направляться 2) приходить, проявляться 3) нападать, вторгаться 4) идти (о дожд;) 5) случаться 6) находить, встр;чать.[100] То есть, можно с определённой степенью уверенности говорить, что значение слова находники могло быть более широким, чем это зафиксировано в источниках; например, мы можем реконструировать дополнительные значения: первопроходцы, нападающие и т. п.

      Итак, варяги – это славяне, поморяне, пришельцы, первопроходцы… Такие значения имени варяги мы можем найти в русских летописях.Попробуем проверить на этих значениях имеющиеся этимологии имени варяги.

      1. Слово вар;гъ “занесено к нам с варяжского (балтийского) Поморья господствовавшими на нём славянскими племенами”[101] – это приводимое Геннингом (по списку Гильфердинга) древанское слово warang меч.[102]

      2. Слово вар;гъ, мн. вар;зи заимств. из др.-сканд. *v;ringr, v;ringr, от v;r «верность, порука, обет», т. е. «союзник, член корпорации».

      3. Термин вар;гъ, мн. вар;зи происходит отvarg – «волк», то есть «разбойник».[103]

      4. “<…> скандинавское vaeringjar – варяг, обозначающее «защитник», «охраняющий» может быть заимствованием из славянского, где «варити», «варяти», «варяю», означает «хранить», «беречь», «защищать».”[104]

      5. “Слово «варяг» есть чисто славянское. Оно происходит от «варяти» (сторожити, h;ten, bewahren): у польских флисаков, по словарю Линде, «варуга» означает стражу на судне, «варунек» гарнизон крепости.”[105]

      6.Имя (этноним) варяги имеет значение «меч» – из санскритского varanga.[106]

      7. Варяги – воины-наймиты из разных племен, занятые охраной товаров на сухопутных и морских торговых путях, а их название производно от слов бодричей: «вара» – «товар» и «гаичь».[107]

      8. Слово варяги – от слова “«варега», «варежка» в смысле «рукавица», «боевая рукавица».”[108]

      9. Варяги – ославяненные кельты, в основе их имени лежит кельтское varвода, море.[109]

      10. Слово варяги – производное от варя- в значении процесс выварки соли от затопки печи до выноса соли на сушку, а варяги – это солевары.[110]

      Таким образом, мы можем заметить, что и сами варяги выступают в разных, так сказать, обличьях, и их имя имеет множество этимологий; при этом одни этимологии являются идеологически и политически ангажированными (как норманнские “этимологии”), направленными на то, чтобы попытаться “научно обосновать” норманскую “теорию” (то есть норманнская теория базируется на фундаменте фактов, которые интерпретируются из самой же норманской “теории”), либо учитывают не все значения того имени, которое на страницах различных источников выступает, иногда, с разными значениями.

      Совершенно очевидно, что после подробного филологического разбора норманских “этимологий”, проделанного С. А. Гедеоновым, выводы которого так и не были оспорены его противниками антиславянистами (норманистами), говорить всерьёз о том, что имя вар;гъ, мн. вар;зи (откуда ср.-греч. ;;;;;;;;, ср.-лат. varangus «телохранитель, воин из наёмной стражи визант. императоров») – заимствование из др.-сканд. – абсолютно невозможно, др.-сканд. “этимология” навсегда сдана на склад околонаучных курьёзов.

      Казалось бы, не более, чем остроумием, ничего не имеющим с научным объяснением, является и “этимология” варяг – от vargr (др.-сканд.) или varg/warg (англ.). У Дж. Р. Р. Толкина (который включил варгов – неких огромных волкоподобных существ – в свой легендариум, в форме warg/wearg/wearh) – пожалуйста, в науке, извините,– нет. Если бы не одно обстоятельство – наличие на юге Балтики (на севере, северо-западе и востоке современной Германии) лютичей. Лютичи – общее название славянского полабского союза племён, обитавших между Одрой (Одером), Лабой (Эльбой) и Балтийским морем.[111] Самоназвание племенного союза – вильцы, что передавалось нем. Wilzen, Wilsen, Wilciken, Wilkinen, или велеты, что по нем. Wieleten, Welataben, польск. –Wieleci. В нем. источниках они упоминаются и как венды/венеды. С Xв. становятся известны под этнонимом лютичи. Считается, что именно этот этноним зафиксирован Клавдием Птолемеем (;;;;;;;; ;;;;;;;;;;) в виде ;;;;;;;.[112] Этноним лютичи считается происходящим из прасл. *l;utitjь лютые, злые, жестокие.[113] Само слово – производное с суф. –itjь от *l;utъ(jь).[114] Так как Адам Бременский даёт этноним Leuticiкак синоним Wilczi, то он и предположил, что волк считается у славян сыном барса – лютого зверя.[115] Таким образом, можно считать, что варг/vargr/varg/warg – это немецкая калька славянского этнонима лютичи. В таком случае, имя варяги – производное от славянского этнонима, калькированного на скандинавский и немецкие языки. Но, если этот этноним имеет отношение к имени варяги, то, скорее всего в немецкоязычной и скандинавоязычной среде он был переосмыслен, как связанный со словом волк. То есть не варяги производно от слов варг/vargr/varg/warg, а славянский этноним лютичи/вильцы, то есть волки/волковичи, послужил основой для отождествления имени варяги с немецким и скандинавским словами.

      Древанская (славянская) этимология (древанское слово warangмеч) заслуживает самого серьёзного к ней внимания, при этом нужно иметь в виду, что она, в значительной степени, усиливается и.-а. этимологией – от санскритского слова со значением меч – varanga. К сожалению, Н. Р. Гусева не привела источник своей осведомлённости, а словарь В. А. Кочергиной не приводит именно такое слово с именно таким значением.

      В санскрите мы имеем слово ;;; II var со значениями 1) выбирать, отбирать 2) просить 3) предпочитать 4) любить.[116] От него – слово ;;II var; 1. 1) избранный, самый лучший 2) ценный.[117] Далее ;;;; II ;;gan. 1) тело 2) член, часть тела.[118] При соединении слова ;; II var; со словом ;;;; III ;;ga мы получим новое – ;;;;;; var;;ga (vara + ;;ga) n. голова, а буквально – лучшая часть тела.[119] Если мы вспомним, что Рюрик с его братьями, по просьбе словян (ильменских) избрался идти на Русь, в санскрите мы как раз и имеем ;;; II var со значениями 1) выбирать, отбирать 2) просить 3) предпочитать,а также ;; II var; 1. 1) избранный, то предположение, что в основе имени варяги лежит именно этот корень – ;;; II var, нельзя считать притянутым. Очень может быть, что в основе славянского имени варяги сохранился индославский (индославянский) корень, а имя варяги – это очень древний реликт языка. Во всяком случае, если акад. О. Н. Трубачёв нашёл Indoarik`yв Северном Причерноморье, то кто поручится, что не будет обнаружена подобная Indoarika и в Южной Балтике? Для значения – ;;;;;;var;;ga (vara + ;;ga) n. голова можно найти множество аналогов в других языках, например, слово капитан, которое, как известно, происходит от лат. caput голова. К вопросу об Indoarik`e в Южной Балтике. Не останавливаясь подробно, вскользь укажем на возможность и.-а. прочтения имён варягов-руси: Рюрик – из ;;; r;r; горячий, жаркий,[120] что вместе с суффиксом ; -ka даст слово (имя) ;;;; r;r;ka, а с суффиксом ;; -ika – слово(имя) ;;;;; r;reka; Олег/Ольг/ Вольг Ольга/Вольга – из ;;;;; valg; 1) милый, приятный 2) прекрасный, красивый.[121]

      Именно в этой связи представляется интересным обратить внимание на то, что варяги, если внимательно анализировать летописи, представлены не только как пришельцы (находники), но и как первопроходцы (находники). И вот мы должны обратить внимание на санскр. ;;;; v;rya 1) выдающийся 2) передний 3) первый,[122] явно исконнородственное славянскому слову: см., например старославянское ВАРИТИ в значении обогнать, опередить.[123] Сюда же ВАРI;АТИ в значении обгонять, опережать.[124]Далее, к санскр. слову мы можем добавить ;;;;; a;g [125]идти, получив, таким образом, ;;;;;;;;; v;ry;;g со значением первопрходец.

      Как показано выше, А. Г. Кузьмин считает имя варяги происходящим из кельтских языков, где varозначает вода. Такой вывод, конечно, возможен, но он не единственный и даже не самый предпочтительный, так как очевидно, что это – общеиндоевропейское слово. Его и производные от него слова можно найти и в других и.-е. языках, в том числе и в славянских. А в санскрите мы найдём ;;;; v;r n. вода[126] и ;;;; v;ri n. вода.[127] Соединив с ними слово ;;;;; a;g идти, мы получим ;;;;;;; v;ra;g или ;;;;;;; v;re;g в значении ходящий по воде/мореход.

      Стоит отметить особо, что отождествление варягов с варинами может иметь место, если мы примем за основу то, что данный этноним – варины – имеет, очевидно, одновременно и слав., и и.-а. этимологию. Так, этноним варины – это, возможно письменная (возможно, что и несколько искажённая) фиксация названия с типичным для славян суффиксом -ин, происходящим из праславянского, где он служил для образования слов, обозначающих “имена лиц по их принадлежности к коллективу какой-нибудь страны, какого-нибудь места жительства, к общественному классу.”[128] Но это же слово можно этимологизировать и из и.-а., где уже в санскрите мы найдём парадигму[129] интересующего нас слова – имени существительного, среднего рода с основой на -i-, то есть слово ;;;; v;rin. вода, имеющее в имен. пад. в дв. числе форму ;;;;;; v;ri;;, а им. пад. в мн. числе – ;;;;;; v;r;;i.

      Очевидно, что анализ, идеологически ангажированный (норманистский), так и не дал ответ на вопрос, кто таки варяги, от какого слова образовано и что обозначает их имя. Все этимологии, основанные на приоритете славянских языков, даже если они представляют собой верные догадки, норманистами демагогически опорочиваются как патриотические – понятием, которое, по тем или иным причинам у них числится в разделе стыдных. Видимо, славянские этимологии, коль скоро они рассматривались в отрыве от показаний русских летописей (данные которых мы поверяли данными иностранных источников), представлялись уязвимыми. Здесь существует проблема громадной важности, на которую обращал внимание уже М. О. Коялович, а в наше время, что симптоматично – именно со ссылкой на него – В. В. Фомин. Он отмечает: “«В истории нашей науки,– справедливо говорил М. О. Коялович,– на первом месте должны быть поставлены, как это всеми и делается, наши летописи как первый, надёжный и содержательный источник». К сожалению, сейчас приходится констатировать: то, что когда-то было нормой, сегодня стало чуть ли не исключением. Сторонники норманнского происхождения варяжской руси демонстрируют совершенно иное отношение к летописям, предпочитая чтениям ПВЛ, приоритетным в изучении Киевской Руси и вступающим вразрез с их концепцией, свидетельства иностранных источников, говорящих о восточных славянах со стороны, с понятными отсюда многочисленными ошибками и невнятностями, а зачастую и вовсе не имеющих никакого отношения к русской истории.”[130]

      Данное положение нуждается в некотором уточнении: бесспорно, что русские летописи должны быть положены во главу угла. Однако, при их изучении должно отбросить норманистские предубеждения. Ведь обвинения автора ПВЛ в скандинавомании были высказаны людьми, именно русские летописи и изучавшими. Сам В. В. Фомин отмечает, что норманист М. П. Погодин[131] категорично утверждал, что в летописях “варяги «беспрерывно» упоминаются в значении «немцы, норманны».”[132] Что в 1880-м году норманист Н. Ламбин указал на Нестора, которого считал автором ПВЛ, как на первого норманиста, писавшего, что Нестор – “вот первый, древнейший и самый упорный из скандинавоманов! Учёные немцы не более как его последователи <…>.”[133] При этом пример, приведённый В. В. Фоминым, более чем красноречивый. Так, сам В. В. Фомин посвятил разбору сведений о варягах, тому, кто и когда что понимал под эти именем в течение почти тысячелетия, как трансформировалось представление о варягах у разных авторов в разные эпохи,– в одной только монографии “Варяги и варяжская Русь…” целую главу “Этнос и родина варяжской руси в свете показаний источников.”[134] А акад. XIX в., бывший в то время, как представляется, главой норманистов, ограничивался: “Итак, мы видим, что варяги беспрерывно упоминаются в наших летописях всегда в одном и том же значении. Если в последнее время очевидно варягами назывались немцы, норманны,– то и в первое они же, даже и без приведённых доказательств.”[135] Конечно, не нужно наше замечание понимать так, что мы обвиняем Погодина в том, что он высказывал свои мысли и вовсе без доказательств, но очевидно, что эти доказательства он рассматривал схоластически, недиалектично. Его выводы опорочиваются массой примеров, в том числе и из современной жизни: все знают, что афганцы – это жители Афганистана самой разной племенной принадлежности, но в собственном смысле слова – пуштуны (пашто, пахто). Однако хорошо известно и то, что советская, а позже и российская организация воинов-афганцев состоит не из пуштунов, а большее число таких афганцев –славянские воины-интернационалисты. Этноним эллины употреблялся в значении язычники, а греки – в значении православные христиане. Сами же греки (эллины) в Средневековье назывались ромеями, то есть римлянами (как и румыны, и итальянцы одной из итальянских провинций, и урумы – тюркизированные греки тавриды; считается по одной из версий, что и самоназвание некоторых групп цыган – ром, рома – из этой же категории). В XIXв. немецкие земли были объединены в одну империю немецким же государством Пруссия, но пруссаки – это немцы, а не прусы (или пруссы). И кто не знает, что всех выходцев из СССР называют русскими, даже если они и неславяне и нехристиане. Если же применить метод норманистов и на основании этнического состава так называемой “русской” мафии сделать вывод о том, кто такие русь русских летописей, то… Мысль, надеемся, понятна.

      Вернёмся же к источникам. Да, мы должны со всем уважением отнестись к русским источникам, здесь нет места для спора, но и зарубежные источники тоже важны. Причём те, что не имеют отношение к истории Руси – особенно. Выше мы показали красноречивое молчание скандинавских источников по истории Руси того периода, когда Рюрик был приглашён по ряду (по договору, а вовсе не потому, что норманистам очень бы хотелось представить славян людьми, если вообще людьми, у которых, без иноземцев-инородцев, даже и порядка нет). Шлёцер хотел отбросить эти источники. Теперь, мы это показали, ясно почему: скандинавские саги – это неподъёмная плита (если не осиновый кол) на могилу мертворождённой норманнской “теории”. Собственно говоря, норманизм (норманнская “теория”, норманнская проблема и т. п.) – это не научная теория, а идеологическая установка, в которой те или иные факты не имеют самостоятельное значение, а призваны лишь подкреплять идеологические конструкции. Действительно: “показателен один факт: на международном конгрессе историков в Стокгольме <…> в 1960 году вождь норманнистов А. Стендер-Петерсен заявил в своей речи,что норманнизм как научное построение умер,так как все его аргументы разбиты, опровергнуты. Однако, вместо того, чтобы приступить к объективному изучению предыстории Киевской Руси, датский ученый призвал...к созданию неонорманнизма.”[136] То, что норманизм не научная категория, а идеологическая, признавал и Б. А. Рыбаков: “ <…> вся сумма норманистических высказываний за два столетия не дает права не только на наименование норманнизма теорией, но даже гипотезой, так как здесь нет ни анализа источников, ни обзора всех известных фактов.”[137]

      Нужно согласиться, что “норманнизм как объяснение происхождения русской государственности возник на основе довольно беззастенчивой априорности, предвзятости, пользовавшейся отдельными, вырванными из исторического контекста фактами и "забывавшей" обо всем противоречащем априорной идее.[138] Эта мысль советского академика, по существу повторяет вывод Ф. В. Тарановского, высказанный им ещё в 1923 г., что норманисты XVIII в. смотрели на восточных славян, как на “неку tabula rasam”, на которой скандинавы “нацртали прва начела правног и политичког поретка”, откуда вывод следует с необходимостью: “Норманска теориjа jе у самоj ствари била априорна.”[139]

      Подводя краткие итоги, мы можем отметить, что история варягов и самого имени варяги показывает – это многогранное явление, имя варяги в разные эпохи обозначало не одно и то же, при его этимологизировании мы должны исследовать целый комплекс источников. Одно ясно: варяги, призванные на Русь – это не скандинавы; их имя из скандинавских языков не этимологизируется; варяги приняли самое активное участие в генезисе Русского государства, а демагогические посылки норманистов, что неважно, к какой этнической группе они принадлежали, не могут быть приняты современной наукой; имя варягов – один из примеров слов с амбивалентным значением; в их имени контаминированы несколько слов с нескольким спектром значений, которые изменялись с течением времени, но в любом случае они имеют индославское (индославянское) происхождение.

     P. S. В Избе-читальне и на Литпричале этот текст имеется с сохранением слов, написанных алфавитом деванагари и др. алфавитами.

[1] Там же. С. 146 – 147. [2] См.: ЭССЯ. Вып. 7. С. 37 – 38. Там же см. примеры из др. и.-е. языков. [3] С.: Там же. С. 38. [4] См.: Там же. [5] См.: Там же. [6] Клейн Л. С. Спор о варягах. История противостояния и аргументы сторон. М., 2009. С. 17. [7] См.: Там же. [8] Там же. С. 17 – 18. [9] См.: Там же. С. 17 и др. [10] Там же. С. 18 – 19. [11] Там же. С. 17. [12] Там же. [13] См.: Петрей П. История о великом княжестве Московском. М., 1867. [14] См.: Фомин В. В. Варяги и варяжская Русь… С. 18. [15] См.: Куник А. А. Известия Ал-Бекри и других авторов о Руси и славянах. СПб., 1878. С. 031. [16] СМ. : Фомин В. В. Варяги и варяжская Русь… С. 17 и сл.; Он же: Норманизм и его истоки // Дискуссионные проблемы отечественной истории. Арзамас, 1994. С. 18 – 30; Он же: Норманизм русских летописцев: миф или реальность? // Межвузовские научно-методические чтения памяти К. Ф. Кайдаловича. Вып. 3. Елец, 2000. С. 134 – 136; Он же: Варяги и варяжский вопрос // Роман-журнал XXI век. М., 2001. № 9. С. 107; Он же: Кто же был первым норманистом: русский летописец, немец Байер или швед Петрей? // Мир истории. М., 2002. № 4/5. С. 59 – 62; Он же: Норманская проблема в западноевропейской историографии XVII века // Сборник русого исторического общества. М., 2002. № 4 (152). С. 305 – 324; Он же: Комментарии // Гедеонов С. А. Варяги и Русь. С. 552. Коммент. 63. [17] Ламбин Объяснение сказаний Нестора о начале Руси. На статью профессора Н. И. Костомарова «Начало Руси», помещённую в «Современнике», 1860, № 1. СПб., 1860. С. 13, 39. [18] Фомин В. В. Норманская проблема… С. 305. [19] Шахматов А. А. Отзыв о труде В. А. Пархоменко: «Начало христианства Руси» // Журнал министерства народного просвещения. 1914. Ч. LII, новая серия, № 8. С. 342. [20] См.: Пархоменко В. А. К вопросу о «норманнском завоевании» и происхождении Руси // Историк-марксист. 1938. № 4. С. 108; Приселков М. Д. История русского летописания X – XVвеков. Л., 1940; См также: Фомин В. В. Норманская проблема… С. 305. [21] Приселков М. Д. История русского летописания… С. 39. [22] Клейн Л. С. Цит. раб. С. 19. [23] Рыбаков Б. А. Рождение Руси. М., 2004. С. 9. [24]ЛовмяньскийХ. Русьинорманны. М., 1985. С. 58. [25]Тамже. С. 59. [26]См.: Bayer G. S. De Varagis // Commentarii Acdemiae Scientiarum Imperialis Petropolitanae. T. IV. Petropoli, 1735. [27]См.: Op. cit. P. 275 – 311. [28]ЛовмяньскийХ. Цит. раб. С. 59. [29] Bauer T. S. Origines Russicae // Commentarii Academiae… T. 7/8. 1741. P. 388 – 486. [30] Ловмяньский Х. Цитю раб. С. 59. [31] Венелин Ю. И. Известия о варягах арабских писателей и злоупотребление в истолковании оных … Кн. 4. М., 1871. С. 10. [32] Там же. [33] См.: Там же. С. 11. [34] Там же. С. 12. [35] Там же. [36] См.: Герберштейн С. Записки о Московии. Спб., 1866. С. 10. [37] См.: Хронограф 1679 г. // Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесённых в хронографы русской редакции. М., 1869. С. 447. [38] См.: Ломоносов М. В. Древняя Российская история // Полн. собр. соч. М. – Л., 1952. Т. VI. C. 184 – 187. [39] См.: Вилинбахов В. Б. Об одном аспекте… С. 335 – 336. [40] См.: Бодянский О. М. О мнениях касательно происхождения Руси // Сын Отечества. 1835. №№ 37 – 40. [41] См.: А. В. О господине Новгороде Великом. М., 1834. С. 31 – 32. [42] См.: Венелин Ю. Скандинавомания и ея поклонники. М., 1842; Он же. О нашествии зависленских славян на Русь дорюриковых времён // Чтения в Обществе истории и древностей Российских. 1848. № 5. [43] Он же. О нашествии… С. 21. [44] См.: Историко-критическое исследование о варяжской Руси // Маяк. 1845. № 37 и 38.; Он же. Дополнения к статье. Что значит в Несторовой летописи выражение – «поидоша из немец?» или несколько слов о варяжской Руси. Ревель, 1845. [45] См.: Котляревский А. А. О погребальных обычаях яхыческих славян. СПб., 1864.; Первольф И. варяги, Русь и балтийские славяне // Журнал министерства народного просвещения. 1877. Т. 192. № 7. С. 37 – 97.; Т. 192. № 12. С. 66 – 68. [46] Архив Академии Наук. Ф. 216. Оп. 1. № 603. Л. 1. – Цит. по: Вилинбахов В. Б. Об одном аспекте… С. 339. [47] См.: Варяги и Русь. С. 64 – 286. [48] Гедеонов С. А. Варяги и Русь. С. 145. [49] См.: Вилинбахов В. Б. Об одном аспекте… С. 340 – 341. [50] Коялович М. О. История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. Спб., 1901. С. 455. [51] См.: Гедеонов С. А. Варяги и Русь. С. 237 – 366. [52] ПСРЛ. т.1 [53] См.: Срезневский И. И. Мысли об истории русского языка. Спб., 1850. С. 130 – 131, 154. [54] См.: Сыромятников С. Н. Древлянский князь и варяжский вопрос // Журнал министерства народного просвещения. Новая серия. Ч. XL. Июль. Спб., 1912. С. 132 – 133. [55] См.: Мошин В. А. Начало Руси. Норманны в Восточной Европе // Byzantinoslavika. Ro;nikIII. Svarek 1. Praha. 1931. C. 43. [56] Викинги: набеги с севера. М., 1996. С. 101. [57] Там же. С. 107. [58] Там же. [59] Ловмяньский Х. Русь и норманны. М., 1985. С. 97 – 98. [60] Фомин В. В. Комментарии // Гедеонов С. А. Варяги и Русь. С. 467. [61] Мельникова Е. А. Древнерусские лексические заимствования в шведском языке // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1982 год. М., 1984. С. 66. [62] Рыдзевская Е. А. К варяжскому вопросу. (Местные названия скандинавского происхождения в связи с вопросомо варягах на Руси) // Известия АН СССР. Отделение общественных наук. VIIсерия. № 7. Л., 1934. С. 504: Её же. Древняя Русь и Скандинавия в IX – XVI вв. // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования 1978 год. М., 1978. С. 136. [63] См.: Роспонд С. Структура и стратиграфия древнерусских топонимов // Восточно-славянская ономастика. М., 1972. С. 62. [64] ЛЛ. С. 19, 23, 119. [65] Кузьмин А. Г. «Варяги» и «русь» на балтийском море. С. 29. [66] НПЛ. С. 106. [67] См.: Ляпунов Б. М. Исследования о языке Синодального списка 1-ой Новгородской летописи. СПб., 1900. С. 238 – 240. [68] См.: Петровский Н. М. О новгородских «словенах» // ИОРЯС. Т. XXV. Птгр., 1922. С. 356 – 385. [69] См.: Вилинбахов В. Б. Об одном аспекте… С. 344. [70] См.: Зеленин Д. К. О происхождении северновеликоруссов Великого Новгорода. Доклады и сообщения института языкознания АН СССР. № 6. 1954. [71] См.: Арциховский А. В. Курганы вятичей. М., 1930; Он же: Городские концы древней Руси // Исторические записки. № 16. 1945. [72] См.: Динцес Л. А. Дохристианские храмы Руси // Советская этнография. 1947. № 2. С. 85. [73] См.: Станкевич Я. В. Керамика нижнего горизонта Ст. Ладоги // Советская археология. Т. XIV. 1950; Он же: Классификация керамики древнего культурного слоя Ст. Ладоги // Там же. Т. XV. 1951. [74] Порфиридов Н. Г. Древний Новгород. М., 1947. С. 297. [75] См.: Зализняк А. А. Наблюдения над берестяными грамотами // История русского языка в древнейший период. М., 1984. С. 151; Янин В. Л., Зализняк А. А. Новгородские грамоты на бересте (из раскопок 1977 – 1983 гг.). М., 1986. С. 217 – 218. [76] См.: Фомин В. В. Комментарии // Гедеонов С. А. Цит. раб. С. 466. [77] См.: ;owmia;skiH. Pocz;tki Polski T. III.Warszawa, 1967. S. 95. [78] См.: Ляпушкин И. И. Археологические памятники славян лесной зоны Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства (VII– IX) // Культура Древней Руси. М., 1966; Он же: СлавянеВосточной Европы накануне образования Древнерусского государства. Л., 1968. С. 20. [79] См.: Седов В. В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. М., 1970. [80] См.: Алексеев В. П. Происхождение народов Восточной Европы. М., 1969. С. 207 – 208. [81] См.: Сизов В. И. Курганы Смоленской губернии // МАР. № 28. СПб., 1902. С. 123. [82] См.: Васильевский В. Г. Советы и рассказы византийского боярина XIвека. СПб., 1881; Он же.: То же // Журнал министерства народного просвещения. СПб., 1881. [83] Васильевский В. Г. Советы и рассказы византийского боярина XIвека. СПб., 1881. С. 36. [84] Советы и рассказы Кекавмена. М., 1972. С. 177. [85] См.: Карамзин Н. М. Цит. раб. Т. III. C. 160. [86] См.: Кочергина В. А. Цит. раб. С. 537. [87] Литаврин Г. Г. Примечания // Советы и рассказы… С. 440. [88] Васильевский В. Г. Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XIи XIIвеков // Труды. СПб., 1908. Т. I. C. 185. [89] Там же. С. 185 – 186. [90] Там же. С. 187. [91] Там же. С. 195. [92] Там же. С. 210. [93] Там же. С. 218. [94] ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. [95] Гедеонов С. А. Варяги и Русь. С. 259. [96] Там же. С. 174 – 175. [97] Иловайский Д. И. Начало Руси («Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю»). М., 2002. С. 136. [98] См.: Срезневский И. И. Цит. раб. Т. 2. С. 347. [99] См.: Там же. [100] См.: Там же. [101] Гедеонов С. А. Варяги и Русь. С. 158 – 159. [102] См.: Там же. С. 159. [103] См.:Татищев В. Н. История Российская. Ч. I. Гл. 31. Варяги, какой народ и где был. [104] Черных П. Я. К вопросу о происхождении имени «варяг» // Учёные записки Ярославского педагогического института. Вып. IV. 1944. [105] Свистун Ф. И. Спор о варягах и началах Руси. Львов., 1887. С. 161.щ [106] См.: Гусева Н. Р. Русский Север – прародина индославов. М., 2010. С. 66. [107] См.: Там же. С. 66 – 67.; См. также: Карпов А. Варяги // Русский вестник. № 6. 1993. [108] Мавродин В. В. Образование древнерусского государства. М., 1971. С. 120. [109] См.: Кузьмин А. Г. Об этнической природе варягов (к постановке проблемы) // Вопросы истории, 1974, № 11; Он же. Об этнониме «варяги» // Дискуссионные проблемы отечественной истории. Арзамас, 1994; Он же. Начало Руси. Тайны рождения русского народа. М., 2003. [110] См.: Анохин А. И. Новая гипотеза происхождения государства на Руси // Вопросы истории, 2003. № 3. [111] См.: Гильфердинг А. Ф. История балтийских славян // Он же. Собрание сочинений. Т. 4. СПб., 1874; Котляревский А. А. Древности юридического быта балтийских славян. Опыт сравнительного изучения славянского права. Т. I. Прага, 1874. С. 20 -22; Первольф И. Германизация балтийских славян. СПб., 1876. С. 30 – 32. [112] См.: Клавдий Птолемей. Руководство по географии. М., 1953. [113] См.: ЭССЯ. Вып. 15. С. 225. [114] См.: Там же. [115] См.: Там же; см. также: Трубачёв О. Н. О племенном названии лютичей // ВЯ. 1974. № 6. С. 55; Соболевский А. И. Изв. ОРЯС. XXXI. 1926. 2. [116] См.: Кочергина В. А. Цит. раб. С. 565. [117] См.: Там же. [118] См.: Там же. С. 22. [119] См.: Там же. С. 565. [120] См.: Там же. С. 548. [121] См.: Там же. С. 569. [122] См.: Там же. С. 568. [123] См.: Старославянский словарь (по рукописям X – XI веков). М., 1999. С. 108. [124] См.: Там же. С. 109. [125] См.: Кочергина В. А. Цит. раб. С. 22. [126] См.: Там же. С. 577. [127] См.: Там же. [128] Селищев А. М. Старославянский язык. Ч. 2. М., 1952. С. 65. [129] См.: Елизаренкова Т. Я. Санскрит // Языки мира: Индоарийские языки древнего и среднего периодов. М., 2004. С. 53. [130] Фомин В. В. Варяги и варяжская Русь… С. 258. [131] См.: Погодин М. П. Исследования замечания и лекции о русской истории: в 6-ти тт. 1846 – 1855. М., 1846. Т. 2. С. 38. [132] Там же. С. 203. [133] Ламбин Н. Объяснений сказаний Нестора о начале Руси. На статью профессора Н. И. Костомарова «Начало Руси», помещённую в «Современнике». № 1. 1860. СПб., 1860. С. 19, 39. [134] См.: Фомин В. В. Варяни и варяжская Русь… С.422 – 473. [135] Погодин М. П. Исследования… Т. 2. С. 39. [136] Рыбаков Б. А. Цит. раб. С. 9. [137] Там же. [138] Там же. [139] Тарановскiй Ф. Увод у исторiуу соловенских праве. Белград, 1923. С. 81.

© 11.05.2015 Владислав Кондратьев
© Copyright: Владислав Олегович Кондратьев, 2015
Свидетельство о публикации №215051101568