Как я был альпинистом

У меня зазвонил телефон.

Приближалась полночь весеннего дня 62 года от прихода к власти Ульянова-Ленина.

В подобное время (я не про Октябрьский переворот, а про полночь) звонить тогда было принято только в ситуации чрезвычайной, и потому я со всех ног метнулся из кухни в коридор, где находился телефон и схватил трубку. Из комнат повыскакивали встревоженные родственники.

- Аллё!

- Здравствуйте, - произнёс вежливый девичий голос, - извините за поздний звонок, вы не могли бы со мной поговорить?

В то время (я не про полночь, а про конец 70-х) телефонные розыгрыши были весьма популярны. (Теперь их заменил намного более страшный интернетовский троллинг.) Но мысль про розыгрыш мне на ум даже не пришла.
 
- Да, конечно, - ответил я, свободной рукой сигнализируя родичам «отбой тревоги».

- Я случайно набрала ваш номер, - уточнила девушка.

- Я понял.

Родичи продолжали стоять в дверях, не понимая, что происходит.

- Вы меня не знаете. И всё равно готовы со мной поговорить?

- А что не так? Вы же сами...

- Ну да. Но я до вас много номеров набирала. И все меня…

- Понятно.

 … все очень грубо отвечали. Я решила, ещё один наберу и всё.

- Ну давайте разговаривать.

- Давайте! Вас как зовут?

- Андрей.

- А меня…

И началась лёгкая поверхностная болтовня: Вы где учитесь? А я учусь там-то. А сколько вам лет? Мне девятнадцать. А вы Deep Purple любите? У меня сейчас играет, слышите?  - И она поднесла трубку к магнитофону.

Пока я слушал  завывания Гиллана, родичи, так ничего и не понимая, расползлись по комнатам.

- Я сижу на ковре, - снова заговорила она. У меня тут магнитофон рядом стоит. И окно открыто. Я на двенадцатом этаже живу. Окно открыто. А друзья все ушли.  И я стала звонить. А люди… нехорошо мне отвечали. А я одна тут сижу на полу. И окно открыто. Двенадцатый этаж.

Когда «одна», «окно» и «двенадцатый этаж» прозвучали в третий раз, я почувствовал себя альпинистом, напарник… напарница которого сорвалась, висит над пропастью, и он должен, обязан её вытащить. Я вцепился в телефонную трубку, будто она была той самой верёвкой, и продолжал беседу, пытаясь удержать её светской болтовнёй.

Несколько дней тому её родители разбились на машине, сегодня их похоронили, после поминок друзья привели её домой, посидели с ней, ещё немного выпили и разошлись. Она осталась одна. Сидит на полу, в ушах грохочет Deep Purple, перед глазами распахнутое в темноту окно. Она на двенадцатом этаже. Ей девятнадцать лет.
 
Мы проговорили около часа. Вполне светски. Только время от времени - прямо на середине фразы - она замолкала….

И тогда мне хотелось закричать: «Эй! Ты чего! Не молчи!» но я подхватывал нить беседы, болтал, болтал и в какой-то момент она откликалась, продолжала разговор. Но эти паузы! Приходилось менять руку, державшую трубку – ладонь деревенела.

- Наверное, я вам уже надоела, давайте прощаться, уже так поздно, - наконец сказала она.

- Вы уверены?

- Да, всё нормально.

- Точно? Ну хорошо.

- А-а… А можно я вам ещё позвоню?

- Конечно!

- Спасибо! Ну, до свидания! – собралась она повесить трубку.

- Подождите! Как же вы мне позвоните? Вы ведь мой номер набрали случайно. Вы его запишите.

И тут она заплакала.