За оградкой, у заброшенных могил
тихо девушка поёт. Идут круги
по воде озёрной возле старых ив,
и змеёныши свиваются в клубки.
У поющей - пулевое на челе,
что не дожито - закопано в земле
в белом платьице и свадебной фате.
Да без имени (лишь дата на кресте).
Плачет колокол, в стогах скулят ветра.
На чужбине среди пороха и трав
смотрит в небо догнивающий сержант -
между рёбер - только лезвие ножа.
Был он без вести пропавшим, не отпет.
Он не помнит, сколько зим ему и лет,
только слышит, как разносится вдали
голос девичий, надломлен и тосклив:
"Не грусти, солдат, однажды поутру
я приду, тебя у смерти отберу,
насовсем сотру войну в календаре,
отведу тебя в свой дом на пустыре...
Будем днём ходить на каменный обрыв,
будем прыгать по ночам через костры.
Не тоскуй, солдатик больше, не грусти!
Жди утра, мой милый, я уже в пути"
В эту песнь сержанту верится с трудом,
да и он бы предпочёл родимый дом,
и жена ему такого не простит...
Благо, деве сквозь оградку не пройти...
Сотни лет так длятся будни старых ив:
тлеют кости под заученный мотив
тех, кто без вести пропал и не отпет,
и не помнят, сколько зим им, сколько лет...
*из цикла стихов "Небесный пастух"
Сотни зим
© Copyright: Бакемоно-Кицунэ Лиса, 2016
Свидетельство о публикации №116082600280
Свидетельство о публикации №116082600280
Рецензии
Во имя расправы
Крепись, мой Крылатый!
Был час переправы,
А будет — расплаты.
В тот час стопудовый
— Меж бредом и былью —
Гребли тяжело
Корабельные крылья.
Меж Сциллою — да! —
И Харибдой гребли.
О крылья мои,
Журавли-корабли!
Тогда по крутому
Эвксинскому брегу
Был топот Побега,
А будет — Победы.
В тот час непосильный
— Меж дулом и хлябью —
Сердца не остыли,
Крыла не ослабли,
Плеча напирали,
Глаза стерегли.
— О крылья мои,
Журавли-корабли!
Птенцов узколицых
Не давши в обиду,
Сказалось —
Орлицыно сердце Тавриды.
На крик длинноклювый
— С ерами и с ятью! —
Проснулась —
Седая Монархиня-матерь.
И вот уже купол
Софийский — вдали…
О крылья мои,
Журавли-корабли!
Крепитесь! Кромешное
Дрогнет созвездье.
Не с моря, а с неба
Ударит Возмездье.
Глядите: небесным
Свинцом налитая,
Грозна, тяжела
Корабельная стая.
И нету конца ей,
И нету земли…
— О крылья мои,
Журавли-корабли!
МЦ
Вот и грянуло Возмездье. Только не на тех уже грянуло. А эти, белые, они уже ничего не понимали. Они стояли бесплотными полками, какой-то единой волей, и единственная мысль и ощущение у них было бить врага. Ещё исполнять субординацию и держать строй. Я приняла мученичество и поэтому могла приказывать. Я их несломанным строем и вывела не знаю откуда и куда. Заодно попыталась как-то разнообразить их= ощущения и приложение воли. Там вот любимая моя идея была, что идеология белых и красных проходят мимо друг друга и сцепиться им не за что. Красные ничего не имеют против Единой и Неделимой, белые - против того, что всем надо что-нибудь жрать и где-нибудь жить. Как у Булгакова, в "Белой Гвардии", во сне Турбина, ему погибший товарищ рассказывает о том, как там в раю, и стоят там в раю две казармы, одна для белых, погибших на Перекопе, другая для красных, погибших там же.
Агата Кристи 4 14.05.2017 14:35 • Заявить о нарушении
Крепись, мой Крылатый!
Был час переправы,
А будет — расплаты.
В тот час стопудовый
— Меж бредом и былью —
Гребли тяжело
Корабельные крылья.
Меж Сциллою — да! —
И Харибдой гребли.
О крылья мои,
Журавли-корабли!
Тогда по крутому
Эвксинскому брегу
Был топот Побега,
А будет — Победы.
В тот час непосильный
— Меж дулом и хлябью —
Сердца не остыли,
Крыла не ослабли,
Плеча напирали,
Глаза стерегли.
— О крылья мои,
Журавли-корабли!
Птенцов узколицых
Не давши в обиду,
Сказалось —
Орлицыно сердце Тавриды.
На крик длинноклювый
— С ерами и с ятью! —
Проснулась —
Седая Монархиня-матерь.
И вот уже купол
Софийский — вдали…
О крылья мои,
Журавли-корабли!
Крепитесь! Кромешное
Дрогнет созвездье.
Не с моря, а с неба
Ударит Возмездье.
Глядите: небесным
Свинцом налитая,
Грозна, тяжела
Корабельная стая.
И нету конца ей,
И нету земли…
— О крылья мои,
Журавли-корабли!
МЦ
Вот и грянуло Возмездье. Только не на тех уже грянуло. А эти, белые, они уже ничего не понимали. Они стояли бесплотными полками, какой-то единой волей, и единственная мысль и ощущение у них было бить врага. Ещё исполнять субординацию и держать строй. Я приняла мученичество и поэтому могла приказывать. Я их несломанным строем и вывела не знаю откуда и куда. Заодно попыталась как-то разнообразить их= ощущения и приложение воли. Там вот любимая моя идея была, что идеология белых и красных проходят мимо друг друга и сцепиться им не за что. Красные ничего не имеют против Единой и Неделимой, белые - против того, что всем надо что-нибудь жрать и где-нибудь жить. Как у Булгакова, в "Белой Гвардии", во сне Турбина, ему погибший товарищ рассказывает о том, как там в раю, и стоят там в раю две казармы, одна для белых, погибших на Перекопе, другая для красных, погибших там же.
Агата Кристи 4 14.05.2017 14:35 • Заявить о нарушении
На это произведение написано 26 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.