Сапоги под дверью

Дверь открывалась только на себя. Это свойство входного устройства подчёркивало его основную функцию: дверь была не средством выхода, а орудием защиты от враждебного окружающего мира. Мы жили, не выходя из окружения.

Наша кошка, которую не выпускают гулять, нашла себе посильную отдушину в обуви, которую снимают на входе, и она так и стоит там, с нашей стороны границы. Кошка проводит много времени в обществе ботинок, валяется, хватает лапами туфли, трётся щекой о сапоги, сохранившие для неё запах воли. Это её прогулка.

Граждане страны, в которой дверь открывается вовнутрь, так же, как ворота "зоны", мы полюбили прогулки в чужих сапогах. Этими сапогами для нас стали книги. Мне кажется, в этом кроется объяснение массового, повального чтения в Советском Союзе, особенно же неслыханной и ныне невероятной популярности фантастики. Что может быть проще? Прикоснулся к пружинке - и сработанные на славу ноги уносили человека так, что его потом и сыскать было невозможно. Можно смело сказать, что советский человек постоянно пребывал в поисках пропавшего носа, как гоголевский майор Ковалёв, получивший майорство на Кавказе.

Действительность всегда казалась мне вторичной по отношению к воображению. Реальность написанного превосходила серую официальную жар-птицу, как пожар превосходит стандартный костёр в пионерском лагере. Чего не было в книгах, то не существовало.

В конце концов, ведь мы были частью новой исторической общности людей - советский народ. О каждом из нас можно было сказать словами: как истинный патриот, он был согласен спать только на посту, охраняя Родину. Сторож недаром занимал первое место в списке традиционных студенческих халтур к стипендии.

Впрочем, цинизм приходит после, как похмелье. В те годы мы гофманизировали действительность старым гофмановским способом: на манер профессора Моша Терпина, изучавшего отличие вина от воды. Цинизм как инструмент неуместен в таких штудиях. Чтобы обратить воду в вино, требуется воображение. И от такого вина не бывает похмелья.


25 августа 2016 г.