Правда Лавкрафта

Порою с ужасом ловишь себя на том,
Что понимаешь Лавкрафта –
Не принимаешь, нет, нет, только не это,
Только не этот безумный, бездумный,
Но одушевленный хаос – хотя о душе
Его
Лавкрафт мне не говорил.
Может, забыл,
Может,
Дал время подумать,
Старая сволочь –
Хаос! То, что нас породило, просто, бездумно, безумно
И счастливо тем, что
Не способно думать о счастье!
Точнее, счастливо именно от того.
Тогда чему удивляться, что поэмы о встречах с богами
Давно уже классика древнего мира,
Древнего, а не нашего, не
Того,
Что сейчас мы безрадостно убиваем –
Сами, собой и в себе.
Кроваво, глупо, безжалостно, шаг за шагом,
Добро, если к бездне –
А ну, как к истокам?!
Вот это и есть подлинный ужас –
Понимание Лавкрафта,
Пониманье того, что он, годами сопоставляя,
Вывел в теорию Хаоса, которому наплевать
На хвалу и хулу,
А потому удивляться молчанию с неба
Наивно. Немножко наивно.
Жуток же мир его тем,
Что становится все предельно понятно, естественно и объяснимо –
И жуткие куклы, словно сделанные безумным мастером кукольных дел,
И жуткие люди, что сделаны обезумевшей куклою-кукольником,
А самое жуткое, что все это не
Противоречит
Логике –
Никакой!
Вере –
Да.
Пониманию?
Ну, предположим…  Да.
Чутью?
Да, несомненно,
А единственные контраргументы: «Я не верю! Я так не хочу! Я верю, что я не хочу и не верю!»
И можно ль назвать его атеистом –
Я имею в виду Лавкрафта?
И дело не в Ктулху, что мирно сопит себе,
Мертвый и тихий,
Дело даже не в Древних –
Его Хаос настолько ужасен, что
Персонифицирован.
И, как однажды я уже говорил,
Если это и в самом деле, окажется правдой,
То эту жизнь следует положить только на то, чтобы туда его и отправить.
Этот мир.
Пожалуй, что вместе с Лавкрафтом.
А самое страшное то,
Когда вспоминаешь,
Что люди сильнее всего злятся всегда на тех,
Кто абсолютно прав.
И что тогда будут жуткие города,
И что тогда будет Ктулху, с его вечно-мертвой жизнью,
Если каждый сумеет, вдумчиво
Подойдя к вопросу,
Оказаться, если не старшим,
То, во всяком случае, ровней?
Вы все еще ищете Некрономикон?
Да зачем он вам сдался,
Если старая сволочь права,
Каждый напишет куда сильнее, понятнее и доступней.
Утешает лишь то, что прожил Лавкрафт
Недолго,
Чуть меньше, чем даже полвека,
Видимо, все же, кого-то он утомил –
Не тех, так других.
Но все же – «злятся на тех, кто прав» -
В самом деле, пугает.
Сорок семь лет, говорите?
Старая сволочь.
Порой с ужасом ловишь себя на том,
Что понимаешь Лавкрафта –
Особенно, если всматриваться в человека и в его человечность –
Бездушную и беззаконную ровно на столько,
На сколько может быть полная беззаконность.
Но тогда, если убрать человека с лика этого мира,
Понимаешь – Хаос не смог бы создать такого,
Он слишком строен, изящен и сбалансирован,
Нет, нет, я точно уверен, что нет,
Или мне просто не хочется класть себя на алтарь,
Того, к чему сам призывал?
Кажется, я человек…
Мира – не мог. Но человека…
Хорошо, хорошо – но биться за человека
Хаос способен вполне и,
Читая историю тысячелетий, ты видишь,
Что человека всегда неудержимо тянуло
К хаосу –
К войнам, к резне и убийствам – за куст ежевики
Или за обладание царством –
Насмерть, гортань нараспашку, до позвонков,
Нахлебаться крови, лучше бы не своей,
Выкрасить жизнь багрянцем и озвучить
Победным ревом – и
Уйти в Никуда, в то, откуда и вышел,
Втайне надеясь, что выпадет еще раз или два
Вернуться оттуда. Сюда
Или рядом.
Порой с ужасом ловишь себя на том,
Что понимаешь Лавкрафта,
Не принимаешь, нет, нет, только не это,
Только не этот безумный, бездумный,
Но одушевленный хаос – хотя о душе
Его
Лавкрафт мне не говорил.
Может, забыл,
Может,
Дал время подумать,
Старая сволочь…
На кого там мы всего охотнее
Злимся?