Книга путешествий

Попытка откровенья


История – не страж чудес,
и над её каменоломней
встают светила, чтоб напомнить
о бесконечности небес.

Пернатых неземная плоть –
земное эхо озарений.
И над руинами Творений –
закатов бронзовая водь.

Здесь диалектика нетленна:
лишь тот родится, кто умрёт.
Восторг – печаль наоборот.
Любовь – грядущая измена.

Как переливчата река! –
Я по следам ищу причину.
Пророка гонит на чужбину
незавершённая строка.

Коль «от добра добра не ищут»,
то в Мире нет добра. Давно.
... Одетый в золото трактирщик
мне вынес в черепе вино,

седой мулат играл на флейте,
качалась ширма – жёлтый... шёлк...
там кто-то... “Пейте!”
слушал... “Пейте!”
Я улыбнулся и ушёл.

Уж коль дышать, то чистой грудью;
вокруг итак полно калек:
где «победителей не судят»,
забыты Бог и Человек.

Я видел МИР,
и видел РИМ –
я шёл туда, и шёл обратно:
считал пространство покаратно,
мечтою детскою гоним.

Шатался день,
плясала ночь,
где назван другом, где иудой,
со всех орбит, как ниоткуда,
я изгнан был, шагая прочь.

Сам для себя – слуга и Царь;
не дипломат и не посланник
я – просто гость.
Я – добрый странник,
цивилизованный дикарь,

идеалист и теоретик
печальным фактам вопреки...
И только след моей руки
я оставляю на планете,
на разобщённых берегах
лишь измеряя ход теченья.

Я – раб и символ Отреченья:
мечтатель
с цифрами в руках.


_______________________

Я уезжаю в сторону Египта...


Я уезжаю в сторону Египта
поговорить с камнями Пирамид,
в какой войне
восстал их грозный вид, –
быть может, Реквием,
а может быть, Постскриптум

послания о хрупкости программ
в обычном галактическом масштабе:
о девочке,
что варит кофе папе,
о мальчиках
и их цветах для мам,

о тех, кто доброту считает долгом,
о тех, чья мысль
пронзает страх и мрак,
про поросят,
что обманули волка,
про тех, кто любит Мир за просто так,

о мудрости, что песней отзвучала, -
ведь Солнца гаснут, отдавая свет.
И этот факт не ведает начала,
храня Миры, которых больше нет.

Я уезжаю в сторону Египта
поговорить с камнями Пирамид,
в какой войне
восстал их грозный вид, –
быть может, Реквием,
а может быть, Постскриптум.


__________________________

Пропеллер стрекозы
*
____________________________
                эмигрантам



Роняют отблески на струны
цветы небесной бирюзы,
и надо мной скользит бесшумно
ночной пропеллер стрекозы.

Уплыл единственный закат
в края овеществлённых денег,
и ветер,
глупый неврастеник,
застрял в проёмах эстакад,

укрылся ворохом газет,
ища во тьме свободный угол.
Мы не спасем с тобой друг друга –
и нам
в России места нет.

Я пропою тебе романс,
что всё имеет продолженье –
и смерть, и жизнь как два движенья.
Вот – первый звук
как первый шанс:

"Там по ночам шумит Бейрут
и носят вещи дорогие..." -
там что-то любят,
но такие
с собой напевы не берут.

Роняют отблески на струны
цветы небесной бирюзы,
и надо мной скользит бесшумно
ночной пропеллер стрекозы.



_________________________

Сонный камень


Стоят высокие колонны
в песках пустыни меж руин.
Усталый, старый бедуин
припал щекой на камень сонный...

и сновидения сквозь грань
поплыли вдоль души и тела… -
там возвращалась сквозь пределы
незримая, живая скань,

рисуя беды бедуина,
их тайны превращая в свет,
смешав со счастьем детских лет
бесцветной старости картины,

где смерть – спасенье от любви
к тому, что рушится и тлеет…
А в небе – синий парус реет,
и слышит он: «Плыви… плыви!»

Зеркален штиль и девы стройны,
поёт над палубой  там-там...
И неприступные колонны
стоят рядами по бортам!


_____________________

Посторонись!


Он вороных сменил на чёрный «Лексус»,
кирпич дворцовых стен – на сталинит.
И той же жаждой власти знаменит,
(прости за экскурс),

погладил по головке «сына друга»
(мне было семь, когда он подошёл
и дал мне книжку), чтобы я прочёл
в часы досуга

о благородной славе Камелота
(с рисунком замка, что стремится ввысь).
Там были герб и надпись на воротах:
«Посторонись!»

Я рисовал себя на першероне
с забралом и сверкающим мечом
на фоне замка! Мне на этом фоне
всё было нипочём.

... И вот я здесь. Туристом седовласым
стою, сверяясь с точностью пера.
Чреде веков правдивость неподвластна,
а как стара!

Но – только герб на каменной плите.
И только там, с обратной стороны –
слова, что были мною прочтены:

«Я не высовываюсь. Времена не те».


________________________________

Азимут


Азимут выпал, азимут
картой краплёной на зиму
птичьим трёхпалым крапом:
дом под ледовым капором
с «печкою» в три спирали,
с горстью сухой морошки,
с пластиком на окошке
в эти ночные дали
Северного Сияния –
сполохами слияния
с собственным отражением
с этим
углом скольжения
вдоль ледяных торосов
айсбергов ледоносных
в точке скрещенья судеб.
Кто нас с тобой осудит
в сотне шагов от полюса!

... В эти снега до пояса
картой краплёной на зиму
азимут выпал, азимут.


______________________

Башня


Стоят над городом часы
на башне. Высоко и прямо.
Окружены изящной рамой,
они предмет её красы,

служить оправой для секунд -
её спокойный долг и смысл:
движенью стрел по кругу чисел.
И с башни виден Трапезунд.

С цветочной лейкой бродят турки
среди тюльпановых полей.
А деревянные фигурки
придворных дам и королей,

шутов, пиратов, генералов
плывут по кругу вдоль перил
сквозь театральность сериалов... –
им кто-то двери отворил

с косой в руке - костистой, смуглой
в хитоне чёрном, словно тьма.
Здесь столько лет играют в куклы!
Отнять, они сойдут с ума.

______________________

Я ухожу в иные дали


Я ухожу в иные дали,
куда зовут меня слова.
Мы в дали в детстве забегали –
где выше неба дерева,

сквозь лопуховые полотна
и блеск и холод родников
легко, бесстрашно, беззаботно
к морским краям материков,

коснувшись камня Пирамиды,
обломков Рима - рукавом,
ныряя в волны Атлантиды,
кружась на пике снеговом.

Но почему-то возвращались
бродить в предутренних садах
бездумно, молча, не печалясь,
с янтарным мёдом на устах.

Мы что-то знали до рожденья,
и кто-то, вспомнив, опоздал
и, плача, просит продолженья
чтоб новый тур... и - Хейердал...

Я ухожу в иные дали,
куда зовут меня слова,
где все когда-то обитали...

Там выше неба дерева.

________________________

Н О Т Р – Д А М


Я опираюсь на примеры
какие есть, чем дорог свет.

Во всех мирах – одни химеры
над иллюзорностью планет.

Над Пирамидами висит
далёкий Сириус небесный -
чужой как сфинкс.
Неинтересный.

А наш закончился визит.

Любой «хозяин» - раб минут
где Время жизнью управляет:
её находят, покидают,
ругают вновь, и вновь живут.

И каждый оставляет след:
кто - море крови, кто – надежды.

Тут книги оставляли прежде,
и лишь следов забвенья нет.

_________________________

Химеры


На крыше ровных шпилей ряд
хранит мистические знаки,
и в окнах – чёрные собаки
хранят готический «уклад»

камней и стёкол витражей,
в которых – так цветно и сложно!

Зато иное – невозможно
по божьей воле Сторожей.


_______________________

Соль Земли



Привкус моря
солоноват.
Там, за морем,
чужой закат,

прямо -
Храм Иерусалима,
где-то рядом –
Исламабад.

Париж престижен,
да маловат,
и все – в Париж:
"Вассалам, Аббат!"

... Не местный турок:
стамбуловат.
И курд фигурой
сутуловат.

Виват, ковбой.
Самурай, виват.
... Как Мир Господень
витиеват!

Он – "сам собою".
Как водопад:
где даже сладок,
солоноват.

. . . . . . . . . . . . .

... Все отсюда должны уйти;
тропки – всюду,
везде – пути:
первый путь
и последний путь.
Попрощайся и позабудь.

После встретишь.
Помрёшь - поймёшь:
ВСЁ ЕСТЬ ПУТЬ.

Остальное – ложь.


_______________________

В Греции


Спадает золото лучей
на ветви золотой оливы,
по злакам, по волне пролива,
а там, в предчувствии ночей,
в тенях – мерцанье серебра,
что пролежало на болотах,
в глухих лесах,
в подводных гротах
столетья.

Со времён Добра.


____________________

К О Ф Е


Горчит
напиток,
горячит –

приливом
по сердцу
стучит...

Париж глотает
и молчит –

задумчив,
важен,
нарочит.


_______

В парижском костёле


Мне азиат читает на латыни,
как буду счастлив я
с двенадцатой женой.
Поверю снова.
Вера не остынет!
Я – африканец,
и Париж – со мной.


________________

В песках


... Узором текста – непонятный,
слегка потёрт на уголках,
листочек памятный помятый
шуршит в предутренних песках.

А в нём надежды угасают
(восход багровый – впереди):

«Меня увозят...
я не знаю...
я... буду ждать.
Спаси, найди...»


____________________

Гималаи


Улетаю в Гималаи
от кинологов и лая,
от сирен и синих ламп
в монастырь
буддийских Лам.

Там сверкают в небе льдины,
там цветущие долины,
водопады красоты
и цветы, цветы, цветы…


__________________

Долина смерти


"Долина смерти".
Хотите, верьте
или не верьте, –
долина смерти.

Там, наверное, кто-то умер.
Я не встречал ни могил, ни мумий.
И – ни когтей, ни костей, ни шерсти...
Долина смерти?
Вы метром смерьте.

Говорят, не смерить. Это – тот свет.

... Свет не поместится.
Места нет.

Там – побольше,
чем нас тут,
в Долине Жизни.

Всё врут.


____________________

Готическая перспектива


Вдоль анфилад с окнами...
Вдоль анфилад без окон...

И сводчатых коридоров,
в чьей правильности – жестокость,

умноженная на дальность.
В ней – право и плоть упрёка.

Безжалостность как фатальность
монашества и порока.


_________________________

Зосимова Пустынь


Поле ржаное
под солнцем – что золото.
Луч из-за тучи,
что ветром расколота.

Пу`стынь Зоси`мова.
Холодно в Пустыни -
невыносимо -
без края,
без устали...

Всем тут делились –
и хлебом, и чувствами,
словом из уст
и виденьями грустными,

всяк тут стоял
перед старцем уставшим.

Фёдор Михайлыч,
прости нечитавших!


_____________________

Интерпланета


Ржавеют в рощах якоря,
в глубинах размокают книги,
в Дворцах закончились интриги,
в Сафари – праздник января.

Ходьбой дорогу не находят,
мечтой Культур не создают.
В тепло-застрявшем пароходе
наутро кофе подают.

Отмерен мир в замену места,
и каждый – дома, где б ни спал.
… Во льдах – затерянное кресло,
а мимо – поезд на Непал.

Пророк клянёт своё прозренье,
на звёзды глядя через боль.
А в паутине бьётся моль
в припадке собственного мненья.

Богов на деньги не меняют.
Толпе забытого не жаль.

А на могиле тлеет шаль,
которой совесть накрывают.


________________________

Истинный пейзаж


Прошитый лазером закат,
чей блик – что лава по базальту,
и пена, танец Эсмеральды,
на скат волны – в ночной агат!

Какой-то «истинный» пейзаж
кипит отчаяньем Природы,
и мыс, согбенный Квазимодо,
несчастен, добр... но не наш.

Быть может, этот мир жесток,
быть может, мы добры не в меру,
но Нотр-Дам хранят химеры,
стелясь хвостами на Восток.

А там невиданный простор
накрыл как плаху чёрный бархат –
хитон монаха, фрак Монарха...
и прочий отшумевший вздор.


_______________________
           Париж. 2001 г.

Ю Р О Д И В Ы Й


У подножья Башни Эйфеля
шли туристы, да вот сдрейфили.
К ним навстречу бежит юродивый
неизвестно какой родины.

Буря в горле его – стон да рёв,
серый стог волос, да над бровью – кровь…
когти – тысячу лет не стрижены…–
Видно, здорово был обиженный!

То ли лает он, то ли каркает,
о подошвы песком шаркает
злые осы над ним – роем…
Может быть, мы того и стоим,

одичавшие, позабывшие –
что-то знавшие, чем-то бывшие.

Кто искал свобод – вот свобода, в нём,
кто просил огня – он горит огнём.
Кто хотел познать – пусть с него начнёт
кто устанет лгать – вместе с ним уснёт.

Это – тур-палас. Башня Эйфеля.
Хорошо без нас. Мы бы сдрейфили.



_______________________________

Телепортация


- Это – окно... или Клод Моне?
- Если бы Клод, красовался бы в раме.
- А утром, за стенкою... - чей сонет? -
что-то знакомое, дай Бог память.
... А где машины? Хочу такси.
Где телефон?

-  Это что такое?
Вам – сардины, месье.

- М-мерси.
Всё. И оставьте меня в покое.

Что-то со Временем. Или с сердцем.
Я же на даче уснул в стогу.
Было мне в городе некуда деться.
Но без России  я не могу.

Знал я, что всё до конца обгадят;
жизнь, биография... - всё в грязь!
А не сподобятся, не посадят;
купят оптику, чтоб попасть.

... Одна – «сама», а кого подсунут.
Всё там - «случайно», «само собой»...
Вот и сложилась судьбина в сумму,
и зашагала косой тропой
в ваш девятнадцатый век в Париже.

- Мсье, заказывали дилижанс?
... ДАЛЬШЕ здесь означает БЛИЖЕ,
а ОТСТУПИТЬ означает ШАНС.


_________________________________

Когда в ночи трубят слоны


Ты знаешь, как трубят слоны?
Там никаких дроздов не слышно,
там даже зренье неподвижно
в каскадах звуковой волны,

застывшей в кадре как в кино:
стоят часы, затихли мыши,
ветра молчат и травы ниже,
и Мир как выпрыгнул в окно.

А здесь, в обломках тишины,
где мы с тобой беззвучно тонем,
лишь страх и мокрые ладони,
когда в ночи трубят слоны.


_________________________

Колонизатор


Чудак с виолончелью на слоне,
солдат, колонизатор из Афин,
он гибнет в "экзотической" войне
и плавит ночью белый парафин...

А за его спиной – ночной Фантом
и - тучи мух на маленьком лице...
Там мальчик-попрошайка за окном
как точка в историческом конце.

Шуршит оазис духами песков,
плодя безумье, засыпая след,
стуча отсчётом судеб и веков,
смеясь над тем,
кому возврата нет.

Так гордый муравей в своем Дворце
не беззащитен меж детьми Творца;
он – точка в историческом конце
того, кто счёл себя за мудреца.


___________________________

Магистраль


Эта линия красная
в чёрную даль -
магистраль, магистраль...
Словно алая сталь.

От начала её,
от... «которого нет»,
слева – ДА как «моё»,
справа – «наше» как НЕТ.

Кто провёл и на кой,
и отправил во тьму,
рассекая покой,
не сказав, почему,
сквозь живые сердца
магистраль, магистраль...
словно лезвие в шаль -

ДО КОНЦА.
Чтоб не жаль.



______________________

Мечта о Рио


В этом Мире несчастливом
есть земля – Альтернатива:
блещут золотом оливы
плещут волны белогривы,

будто – Рай на грани срыва,
всё красиво там, красиво!

О Прекрасном и Высоком
пишут письма свежим соком
и шумят, шумят фонтаны –
в них купаются путаны,
и поёт в ночи Сантана
неустанно, неустанно...

Этот Миф под небом ясным
сочинён единогласно,
как поэма или сказка,
как симфония с листа!

. . . . . . . . . . .

... В этом городе далёком
на утёсе одиноком,
чья пугает высота,
плачет статуя Христа.


____________________

Наука джунглей


Семь лодок у семи племён.
А у восьмого – целых восемь.
Судья – война в таком вопросе,
и до скончания времён.

Объединившись можно жить;
причина есть, и есть основа,
чтоб семерым царям убить
разбогатевшего восьмого

и лодки на` семь поделить,
ничем никак не понимая,
что не поделится восьмая.

Опять война! Тому и быть.


___________________________

Ночные путешествия


Заревом – зори в оконном стекле,
алое сердце на алом столе,
красная комната. Пол – киноварь.
В комнату входит кровавая тварь.
Алого шёлка на ней капюшон.
... Тянутся пальцы,
и кончился сон!

Снова я в белом, на белом коне,
белые скалы стоят в стороне,
белых деревьев мелькают стволы,
и закричать бы, да губы белы.

Белые девы спускаются с гор,
в белых глазах - перламутровый взор,
белые пяльцы, отбеленый лён.
... Тянутся пальцы,
и кончился сон!

Вот и действительность
в чёрном окне.
Правда черна, только правда – по мне.
Кофе чернеет сквозь чёрный бокал,
чёрного входа полночный провал...
Чёрные будни. Но мне всё равно.

Женщины в чёрном на чёрном "Рено".
Входят и скалятся, рвётся капрон,
тянутся пальцы,
и кончился сон!

Словно Кирсанов блуждаю во снах,
сам - то ли шут,
то ли Чёрный Монах.

Знать бы куда,
я – хоть в пламя, хоть вплавь!

Где она,
грязная,
серая явь?


______________________________

Распутье


Подход замёрз.
Проход закрыт.
Отход заплыл
песком пустынь.

Внутри – распад.
Вокруг – полынь.
Движенья нет
и ветер борз.

Налево шаг –
и канешь в мрак.
Направо шаг –
и пуля в лоб.

... Тут только – прямо:
там – Потоп.
«Вильнёшь», опять
конвой, барак...

Таков Итог,
ведь ты итак –
«как все» на месте.
На «своём».

Мы о тебе
ещё споём;
твоё рожденье -
тоже шаг.


____________________

С мечтой о Греции
               Умирая, Байрон думал о Греции и с гордостью сказал:
                «Я ей отдал мое время, деньги, здоровье.
                Что я могу ей еще дать? Теперь отдаю жизнь».


Поближе бы к сердцу Байрона,
где тёплый прибой морей,
подальше от злого барина
и сытости дикарей,

от серых дождей январских
и сырости одеял,
от нищих подарков царских
и жизни, что потерял:

от честных могил молчащих
как компас на корабле.

И глядя на снег, всё чаще
я сдохнуть хочу в тепле.

_____________________________

Судьба

Далёкий шум ночного вертолёта
вплетается в мелодию зурны,
в прибрежный плеск полу`ночной волны
о край полузатопленного грота.

Как сына провожают на войну,
так отправляли нас в земные дали
и, зная всё, от нас побед не ждали;
не победить бескрайную страну,

чей век – десятки миллионов лет,
где все умны неслыханным коварством –
на измеренье выросшее Царство
с беспрекословным опытом побед.

При полной выкладке терпенья и ума
мы уходили тропами познанья.
Тяжёлый труд солдатского заданья;
ковать мечи и строить терема,

ища опору мыслям и мечтам –
высокий Рим с каскадом Академий
в ответ нашествиям врагов и эпидемий,-
занять места и послужить местам.

И мы служили. До костров, до плах,
до столкновений на полях и в море,
и грот хранит в гранитном коридоре
труды богов в ненайденных томах.

________________________________

Твоя Земля


Тер-Ра – Тория.
А-у-Ра – Тория.
Тео–Тория
или просто ТЕРРА:

дом Вольтера
и Агасфера –
намагниченная
территория.

А по ней –
корабли Гомера, -
акватория…
экватория…

и – го-Ра над ней,
и – А-го-Ра,
и скользящая
тень кондора.

Коридоры
да кредиторы,
горе, воры
да прокуроры,

а за городом –
поезд скорый
и – просторы вокруг,
просторы...

Оратории,
моратории

да безбашенный торс
Виктории.


_______________

Туристам
          /По поводу надписи на буддийском монастыре/



НЕ ОСКОРБЛЯЙТЕ ГОЛОВУ ДРАКОНА

… Их может быть и десять, и пятьсот.
Дракон – закон. И значит, - вне закона.
Вы для него – пчела на фоне сот.



_______________________________________

Имперский арсенал


Зелёно-синий купорос –
не алый пламень состраданья.

Остались искры – след заданья.
Какого?
Устарел вопрос.

Имперский Римский Арсенал
сражений за границы знаний –
над постаментами... преданий,
чей блеск
холодный дождь
отнял,

чей срок – до полного забвенья,
чей долг стоять похож на сон.
Не столь горит, но тлеет он,
металл,
предчувствуя паденье;

струится в трещинах вода,
черты
выветривает время,
и ворон точит клюв о темя,
твердя воронье «Никогда».


_______________________

В плену измерения


Арки заполнены цветом стёкол,
радуга плещет из арок в пол,
плавно стекая коврами Востока…
был я там.
Вспомнилось.
Даже шёл.

Флейта.
Мелодия – клейкой змейкой
вдоль по росписи стен вослед.
Только цена-то всему – копейка;
времени,
времени больше нет!

До горизонта – нездешний город
белый и с бабочкой на стене.
За` город – изгородь из мельхиора
к синей и вольной морской волне.

Чайка в воду упала навзничь;
выстрел дрогнул, повис над ней.
Небо темнея, лучами дразнит;
ночью любые лучи видней.

Время бежать!
Впереди – просторы,
всё для рождённых в свободе нас,
глупо заблудших в нездешний город
в долгих милях
от звёздных трасс.

«Из неизвестного измерения
шар – не шар, а банальный  круг,
площе диска с СD-вращением.
Вот вам Север, и вот вам – Юг!» -

список побегов из грязных тюрем,
монастырей, психбольниц, Дворцов
зол, цинично аббревиатурен
в умных, крепких руках ловцов.


____________________________

Весь этот Мир


Простой как Евангелие от Иуды,
поддельный как "истинный" артефакт
и управляемый "ниоткуда",
весь этот Мир – затяжной теракт.


________________________

Колесница забытых богов


В забытой древности лошадок было пять:
пять чувств, несущих
тело-Колесницу.
Менялись Страны, языки, Возницы,
но люди знали
то, что нужно знать.

Теперь их почему-то по четыре,
без органов-отличий на груди.
И словно в обворованной квартире
мы ищем что-то…
Но поди найди! –

где власть глупей, чем жизнь,
там жизнь – конечна,
и Колесница древняя пуста.
Возница-Разум не жалел хлыста –
Он в Вечность мчал что было безупречным.

И, значит, - будет. Свет не обмануть.
А здесь отлитая в чугун и бронзу ложь
пребудет с нами.
Только – ну и что ж!

Кто все века мутил, тот канет в муть.


__________________________________

Лас-Вегас

Город он.
"Игровой".
Игорный.
И – не горный,
а так...
Не гордый.
Ничего-то там нет,
над городом:
всё проиграно.
Смыто к чёрту.

Ни субботы, ни воскресения –
дни везения,.. невезения...

Всё тут - игры да игроки
"с той руки" да "не с той руки".
Встанут утром – вокруг долги.
С "той" ноги да "не с той" ноги

все бегут... –
А куда деваться? –
Кто - отыгрываться,
кто – "смываться"

Это город такой.
Не горный.
Не высокий он
и не гордый.
Где-то мягкий он,
где-то твёрдый,
этот город – игорный.

Тёртый.

______________________

Московские вокзалы


У старых утренних вокзалов
есть зыбкий запах
прошлых лет -
часть эхо,
что не отзвучало,
шагая за спиной вослед,

о том, что пело, провожало,
чтоб... ждать того,
что не сбылось.

На старых утренних вокзалах
я – нечто большее,
чем гость,

я – нечто меньшее,
чем смысл
всего, что здесь произошло.

Я просто – маленькая мысль,
что в чём-то
всем
не повезло.



__________________

В метро на Кольцевой


Я шёл, не зная, что рисковал –
я рисовал и тупил перо
в прищурах хищников-зазывал
вокзала, писаного Писсарро,

И я нырнул в переход-портал
в червячный мир поездов метро.
Зевнул – и вмиг меня прозевал
перронный пригородный Фигаро.

На Дон Кихота кассир похож
в большой ромашке воротника.
- Жетончик – это наверняка! –
сказал прилипший ко мне Гаврош,

и я придерживаю карман –
ценю английские кружева.
А эллингтоновский караван
качнул барханы по счёту 2,

и будто белки по Кольцевой –
все персонажи эпох и книг –
частицы смысла, чьи жизни – миг.

Я тоже вписан. Я – ваш, я – свой!
Не затопчите меня в дверях,
отставьте слежку, - ведь я открыт!
- Закройся, - кто-то мне говорит, –

наверно, умерший в лагерях.


__________________________

Стеклянный мир


В больших стеклянных городах
с домами стройными как травы
на этажах шумят дубравы
и дремлют дамы на плодах,

качая фалды крепдешина -
граня пространства на углы -
хранят они в стальных кувшинах
сердца
для острия иглы.

Она под городом хранится
в стенах железного яйца.
Яйцо – в отсеке хищной птицы,
чей век не ведает конца.

Она взлетит… и приземлится
вот так. У самого лица, -
в её компьютере хранится
лицо любого храбреца.


______________________

ОДИН 
ИЗ 
ДЕСЯТИ


Один из десяти,
быть может, и поймёт.
Один из десяти,
быть может, согласится.
«Один из десяти» -
Страна.
А в ней – Столица.
«Один десятый»
в ней живёт народ.

И там есть всё:
тюрьма и гильотина,
костёр,
и инквизиция, и суд.
И по ночам
крадут автомашины,
и пьют коньяк,
и любят «Голливуд».

И тоже
потихоньку забывают
Моне, Софокла,
Баха и себя...
И веря,
что Эйнштейнов не бывает,

живут легко,
о прошлом не скорбя.


_________________

А люди ждут чудес


Закатана в лучах заката
подкладка алая небес.
Там облаков сырая вата
черна.
А люди ждут чудес.

Ни звёзд вечерних. ни пернатых,
меж небом и землёю – лес,
раздет к приходу снегопада,
дрожит.
А люди ждут чудес.

Дымят моторы в вязких пробках,
стуча в артериях и без…
Не сбылся день. И город робко
затих.
А люди ждут чудес.

Вся жизнь – то кровь, то катастрофы.
На ней давно поставлен крест,
чья тень смертельная с Голгофы
ползёт.
А люди ждут чудес.

Ужели я твоей заботой
укрыт, а ты жива моей…
Мы так смешны на старом фото.
где «утро вечера мудрей».


________________________