Там вершины над тобой сомкнулись пологом

Там вершины над тобой сомкнулись пологом,
ночью вой шакалов, поутру мычанье стад.
Там в расщелину заглядывает облако,
и стекает вниз, и это есть облакопад.

Там ведь можно разобрать всё по кирпичику,
на земле на чистой, новой строить здание,
но по краю ходят злые пограничники,
не пускают никуда твоё сознание.

Ты как южный сочный плод с тончайшей кожицей,
при укусе сразу уменьшаешься на треть.
Вот приехала к тебе твоя художница,
попроси её тебя сейчас запечатлеть,

запечатать это лето в пятьдесят минут, 
в нескончаемо двенадцатое августа,
и пока до первых линий пальцы оживут
расскажи ей, поиграй ей, как рояль в кустах.

Там кузнечики с утра до ночи циркают
на чертёжную бумагу с шумом шлёпаясь.
Будешь ей служить иголочкой от циркуля,
и для компаса служить магнитным полюсом.

Расскажи ей про больших доверчивых собак,
перед каждым встречным падающих на спину,
расскажи ей, как собрав себя в один кулак
ты на небо солнце за волосы втаскивал,

как уходишь в пять утра за свежей мятою,
а непрожитые жизни всё стучат в висок,
и слова твои на дно кувшина падают
как орехи для чурчхелы в виноградный сок,

как вещаешь об одном, а мыслишь о другом,
а внутри с досады дохнет птичка певчая,
а луна так иногда похожа на лимон -
так и тянет выдрать с неба, да к себе в чаёк.

Там, вдали от Википедии и торрентов
по другому происходит время на земле.
Расскажи же, слейся жижей, каково это
быть невыросшим ребёнком в двадцать восемь лет.

Как при урагане фиберглассовый каркас
извиваешься, припомнив чью-то ласку, ты
и прошитое с изнанки двадцать восемь раз
расползается на тряпки и на лоскуты.

Расскажи ей, как оно дробится, множится,
а потом в бинты ложится древней мумией,
расскажи ей, как любимую художницу
разбудить с утра мечтаешь поцелуями,

как, непрошеным завинчиваясь штопором
задыхаешься от радости и дикости,
как любимый голос катится до шёпота,
превышая болевой порог интимности.

Расскажи ей, как негнущимися пальцами
познаётся то, что буквами не пишется,
и когда граната, наконец, взрывается
от тебя осколки отсекают лишнее.

Расскажи ей обо всём, чего не дохотел,
разрезая холод между вами на ломти,
и примятая трава не вспомнит ваших тел,
потому что у травы ни чувств, ни памяти.

И окажется что зря на этом свете жил,
если ты зрачки туманом не наполнил ей,
если карандаш в её руке не задрожит
и прямая никогда не станет ломаной,

если ветер, появившийся из пустоты,
не сорвёт рисунок и не унесёт мольберт,
если жадная до наслаждений плоть воды
на заляжет в глубину, твоих напившись
черт.