Старый дом

С новым хозяином, рукопожатием обменялись,
Клочка земли, где детства моего старинный дом,
Будет снесён под корень. Как бы извиняясь,
Взглянув украдкой, я себя увидел в нём.

Мой кров, весь сморщенный и обветшалый,
Но, в силу возраста, достоинства не растеряв,
Мне не в пример, смотрел в глаза он прямо
И без обид, а с болью провожал меня.

Он при царе ещё в России той родился,
Пристанищем был поколению не одному,
А, уж как дедушке, лет сорок полюбился
Тому назад, до гроба верен был ему!

Сколько посевов с огорода мы собрали!
Сколько внучат и правнуков он вырастил в себе!
Они нам прививали уважение и морали
Учили - дом с соседями по искренней земле.

Жизни моей поплыли пред лицом фрагменты,
И я смотрел сквозь покупателя на мой "дворец".
Он усмехался горько, понимая рудиментом,
Что стал среди хорОм вокруг, почувствовал конец.

Я встрепенулся и смахнул украдкой
Слезу незваную, что навернулась вдруг
И развернувшись я, потопал без оглядки,
Не ощущая ног своих и с дрожью рук.

А на пригорке, что скрывает кладбище за лесом,
Я, всё ж, не удержался и взглянул назад,
А он, как-будто, ниже, житель местный,
Стал меж многоэтажных новых хат.

Он понимал, что честный век закончен.
С ним новосёлам заниматься недосуг.
Глядели вслед подслеповатых ставен очи,
Шептал чуть слышно мне: "Прощай, мой друг!"

Его слова печальные мне душу разрывали!
Бежать я бросился, куда глаза глядят.
А к дому моему уже тянулись караваном
Стальные монстры, что вот-вот его съедят.

Они порвут его на части и воздвигнут
Из кирпича с бетоном зАмок до небес,
А огород наш, год за годом что кормил нас,
Зальют асфальтом враз, пустив под пресс.

И выходил уже с деревни, ненавидя
Всю эту жизнь, к которой мы пришли,
Как у погоста так отчётливо увидел
Лик бабушки покойной я вдали.

Она беззлобно и участливо меня спросила:
"Внучок, зачем же детство ты продал?"
Я на колени опустился и в бессилии,
В ответ ей, задыхаясь, прошептал:

 - Мне заново на свет, Родная, не родиться!
Детства, как вас, уж нету много лет!
Просто нет сил моих здесь больше находиться...
Ему средь них, Бабуля, жизни нет!