Цикл Природоведение

Село Остров

Моя душа спешит за горизонт,
Её манит неведомое благо,
От умиления я начинаю плакать,
Раскрыв шатёр добра, как ветхий зонт*.

Распев добра подобен алтарю,
Ему внимает хор протяжный.
В шатровой лествице многоэтажной
Я перед Богом в сумраке стою.

Повсюду остров и моё жилище.
В край полусферы, в тонкий горизонт
Плывёт ковчег мой, парус – неба зонт,
А вёсла – липы, воткнутые в днище.


 *село Остров венчает древняя (16-ый век)
   шатровая Преображенская церковь.
   Вокруг доживает век старый липовый парк.
   И церковь, и парк расположены на взгорье,
   оттого кажется, что под тобой святая гора Фавор!



Вещий лес

Вот кто-то прорубил в дремучий лес тропу,
Прошёл насквозь, сжимая топорище.
А вещий лес зализывал версту
И хоронил немое пепелище.

Он уцелел, да что ему тропа.
Но вот другой, а вслед за ним другие
С гармошкою и на грузовиках
Ворвались
               и рубили,
                и рубили!..

Примером умножения на ноль.
Ложился дуб на раненный подлесок,
И к вечеру охрипшая юдоль
Уже не представляла интереса.

На месте том задумали кабак.
И потекло мужицкое снадобье.
Чуть занялась зелёная трава,
Но стоптанная, комканая с кровью,

Иссохла, а червлёная земля
Дол подоткнула и по-бабьи взвыла.
И хрустнул крест дубовый, как стожар,
Над бугорком отеческой могилы.

Но вещий лес оставил вещий след.
Так поднялась на зло иная сила.
Кабацкий злобный скрежет табурет
Сложила ниц и временем накрыла.

И кто теперь попомнит тот разор?
Иные дни, иное поколенье.
Лежит в музее стоптанный топор,
Лежит и... ждёт неверное мгновенье,

Чтобы сорвать музейную печать
И улизнуть, сжимая топорище.
Проснись, вахтёр, не выдай стрекоча
Из вещего
                музейного 
                хранилища!



У зелёного окошка

Какая странная назойливая муха
Пересчитала все мои предметы,
И как противен в тёплый вечер лета
Кровавый жупел комара над ухом!

            Как хорошо по вечерам у речки
            Сидеть с подружкой в запахах сирени,
            Ломать пустяшный стебелёк растений,
            и слушать стук девичьего сердечка!

Какая муха странная, однако, 
Пересчитала всё, кроме липучки.
Висят в окне сиреневые тучки,
Готовые вот-вот меня оплакать.

            Ага, попалась, муха дорогая!
            Теперь жужжи, иль не жужжи - едино.
            Хотя, конечно, всякая скотина
            Имеет право жить, не умирая...



Над пропастью во ржи
       
Скользит по полю ветерок, в нём всё обыкновенно.
Ржи шелковистой череда лоснится на яру.
И хочется, чтоб было так всегда, но непременно,
Как только мы забудем зло – жди новую беду.

Роняет спелое зерно в сырую землю колос.
Жнецы спешат, и множатся невольники-стога.
И рассечённый падает ржи шелковистый волос,
И льётся белое вино в победные рога...

Наутро женщина вошла в мертвеющее поле.
Смахнула пьяные следы, сыскала бугорок
И поманила из земли сквозь сомкнутые доли
Несобранного семени зелёный стебелёк.

Он потянулся на призыв противу долгих правил,
В нём наливался колос, глотая жизни строй,
А я глядел на женщину, перед которой таяли
Боль рассечений на яру и пропасть подо мной.



Зарисовка
БагОр оплавил горизонт
В вечерний пунш зари.
Хмелея, колокольный звон,
Уснул в оврагах и
Рассыпал гулкий звукоряд,
Как тёртую муку,
На гармоническое "ля",
На крик совиный "У-у...",
На шорохи ночных зверей,
На шелесты в садах,
На ржанье вольное коней
В подтопленных лугах...

багор - (устар.) пурпурный цвет.



Лето в Мещёре
         
Большая грозная собака
Сомкнулась в коврик меховой
У ног моих.
Житейский атом
Я расщепляю на покой

И небо над пшеничным полем
С чередованием лекал
Изысканных!
Как будто в море
Плывут дельфины-облака...

Айда к реке!

За мной вприпрыжку
Огромный пёс, как под хмельком,
Пшеницы спелой золотишко
Шершавым лижет языком.

Ах, лето-лето,
Лето - это
Пора, когда нас благодать
Вослед Галеевой комете
Несёт сквозь солнечную гать!

 

О Мещёре с любовью!

Пленительна полдневная Мещёра!
Сух и прозрачен заповедный лес.
В колодцах корабельных коридоров
Спит голубая барыня небес.

Вот змейка, намотала лучик солнца
На ленность линии, изобразив спираль.
В мир незнакомый, как в открытый космос,
Вхожу с опаской городскою... Встарь

Здесь царь Петруша вёсельные струги
Рубил, и гул Петровых топоров,
Как звон к обедне, бередил округу.
А ныне - тишина. Под вздохи сов

Вращаются неторопливо звёзды.
С рассветом лишь лесничий, да рыбак
Уйдут протокой, погружая вёсла
В раствор целебно-золотистый... Так

Я брёл по заповедной alma mater,
Ломая паутинку сушняка.
Кирзовый полустёртый супинатор
Не различал ни дна, ни маяка.

Лес вывел на змеиное болото.
Собака, чуя, бросилась в траву
И... спрянула! Огромный белый лотос
Вспорхнул, расправив крылья, в синеву.               

Незваный гость на пиршестве природы,
Я плакал. Журавлей "не меньше ста"
Поднялись вслед, выбеливая своды
Урании... Как в юные лета,

Я горячился сердцем: кто тот киллер,
Которому судьбой разрешено
Дырявить небо и румянить крылья
В мангале под весёлое вино?..

Однако, барыня проснулась. Гром и ветер,
И толковище туч "не меньше ста"
Замкнули в небесах электросети,
Грозя промыть меня до белого листа!

*Урания — в древнегреческой мифологии муза астрономии.



Грибная гроза

Какая ночью была гроза!
Ревела, падая, Божья слеза,
Смывала всё на с воём пути,
Словно кричала: "Бога пусти!"

Била по кровлям богатых бонз,
По шалашам из соломы и солнц,
Ночь прожигая, как чёрный квадрат,
Зарницами в тысячи мегаватт.

Пряталось всё, что могло дышать,
Ползать, любить, верещать, страдать.
Ветхая жизнь погружалась на дно,
В память о прошлом, в "плохое кино"!

Мой однокомнатный гугл-батискаф,
Как чёрная кошка, испытывал кайф
И зависал среди чёрных схем,
Вдали от всех поисковых систем...

                * * *

Когда наутро сошла вода,
Я обнаружил в расщелинах дна
Тысячи зонтиков, рыжий рой.
Божья слеза оказалась... грибной!



Русское счастьице
         
Теперь увлекаются стрижкой травы.
Стригут насекомых в любую погоду.
Приятно быть смерчем, срезая ковыль
Шнуром, как булатом степного народа.

К ногам шелковистая стелется стать.
Услужливый ветер играет кудрями.
И пятится боль, рассечённая вспять,
Какой-нибудь нежно-поруганной твари.

Внезапно иссяк электрический ток.
Шнурок, повисая, коснулся запястья.
И выпил не сломанной жизни глоток
Кузнечик за русское малое счастье!