И хлеба горбушку и ту пополам

Посвящается светлой памяти Киры Александровны Мещерской, профессора Владивостокского медицинского института, доктора медицинских наук.
   
  Войну  она встретила в Ленинграде. Маленького сынишку вместе с другими детьми отправила на Большую землю, сама возглавила инфекционную службу города.
  В госпиталях ее встречали, как родную мать.
…Молоденькая нянечка Глаша вдруг слегла. То ли от непосильной работы, то ли от горя: умирали на руках Глаши каждый день. И всех она оплакивала искренне и по-детски горько. Вчера умер 18-летний боец Сашенька, любимец Глаши. «Ангел-спаситель» - так называли раненые Глашу за добрый нрав и ласковые руки. Утром она не смогла встать. Бедную девочку парализовало. Все ждали Киру Александровну. Только она могла быстро поставить верный диагноз.
    Сильнейший хондроз парализовал девочку. Кира ласково улыбнулась ей, и, как родному ребенку, и начала гладить волосы, лицо Глаши. Девочка зашептала в бреду: «Мама, мамочка…»
    Чем ей помочь, Кира не знала и сама. «Что ты хочешь, деточка?» - спросила она. «Селедочки»,- почти неслышно вымолвила Глаша, которой завтра исполнится 16 лет.
   На следующий день Кира встала затемно. Идти за селедочкой надо на другой конец города. Ей и в голову не могло прийти опоздать на работу.
   Город -  темный и мрачный, занесенный снегом, - казалось, завывал от горя порывами ветра и жалобно плакал, как огромный умирающий зверь.
  Полуживые голодные блокадники жили и работали. Что давало им силы? Что заставляло их каждое утро начинать битву за жизнь в первую очередь с самими собой, а потом уже – с войной, безжалостной и беспощадной?
   Кира торопилась. Ветхое пальтишко, суконные ботинки, вязаная шапочка превратили ее в подростка, одиноко спешащего в темень зимнего утра. Светало, молчаливые львы восседали на своих постаментах и уже не казались чудовищами, поджидающими жертв. Сердце Киры то замирало от страха, то трепетало. Она остановилась, глубоко вздохнула, успокоила себя. Ближе к Неве появились первые горожане. Одни везли на санях бидончики с водой, другие понуро волокли страшную поклажу – тела своих близких.
    Душу Киры охватил страх, хотелось бежать, чтобы ничего не видеть. Вдруг пожилая женщина, замотанная в ветхие тряпки, упала, и Кира, забыв обо всем, бросилась поднимать несчастную. Женщина не весила и 30 килограммов. Кира легко подняла ее и несколько минут держала на руках, пока та не пришла в себя. На следующий день  мышцы рук так болели, будто ее побили. Кира сама была истощена и при нормальных условиях не подняла бы и 10 килограммов. Необходимость сотворила чудо. Кира не задавала вопросов, молящие глаза женщины сказали все. Голодный обморок на морозе мог обернуться смертью. Во рту у Киры с утра ничего не было. Маленький ломтик хлеба лежал в ее кармане, дожидаясь своего часа. Кира научилась усмирять голод, который мучил ее постоянно. Даже ночью он будил ее, напоминая о себе, требовал, умолял – хоть ложечку еды.
    Основной пищей был 100 - граммовый кусочек хлеба на день да морковный чай. Хлеб Кира ела всегда медленно, хотя искушение проглотить вкусный, мягкий, сладостный кусочек было огромно. Она даже не жевала, а рассасывала каждую крошечку так долго, как только могла, ощущая десятки оттенков вкуса, аромата, и божественной энергии.
Кровь начинала струиться по телу, согревая и насыщая. Она любила эти непродолжительные минуты наслаждения и оттягивала трапезу, если это удавалось.
   Кира еще раз взглянула в глаза пожилой незнакомке, вытащила хлеб и вложила в холодную костлявую руку. Та, обомлев, смотрела на Киру, будто ей дали слиток золота. Если бы ей сейчас предложили на выбор хлеб или золото, она, без сомнения, взяла бы хлеб. Землистое лицо женщины, покрытое глубокими складками, просветлело. Она приняла немыслимый дар и, глотая хлеб, смоченный благодарными слезами, зашептала синими губами: «Спаси тебя Бог».
    Идти оставалось недолго. Но силы покинули Киру. Она оперлась об угол дома и закрыла глаза. Холод начал подкатывать к сердцу, казалось, ее затягивает ледяной омут. Ей хочется вынырнуть вверх, но мрачная бездна тянет к себе безжалостно и бесповоротно. Дыхание перехватило. «Спаси тебя Бог», - промелькнули слова женщины, и белый ангел склонился к голове Киры…
   Она открыла глаза. Бронштейн, музыкант Мариинского театра, тряс ее за плечи, приговаривая: «Кира Александровна, очнитесь, что с вами? Куда вас проводить?»
- « В госпиталь, здесь 10 минут ходу»
….Начальник госпиталя вручил гостье небольшую ржавую селедочку лично. Авторитет Киры был так велик, что он отдал бы ей все, что она ни попроси. Кира поблагодарила с достоинством и тут же удалилась без объяснений.
    Она замочила селедочку – не давать же соль голимую. Запах – вкусный, тонкий, непривычный – сводил с ума. У голодных людей обоняние обостряется настолько, что они угадывают запахи пищи за десятки метров. Кира представляла, как рот наполняется влажными плотными тканями селедочки, как она медленно разжевывает деликатес…  «Чревоугодие – тяжкий грех», - остановила себя Кира, вытащила селедочку из воды, аккуратно промокнула. Рыбка светилась на солнце синей спинкой и серебристыми бочками. Казалось, Кира в первый раз видела такую красоту: удлиненное, овальное, гибкое тело, тонкие прозрачные плавнички, темный хвостик. Какое изящество, совершенство форм! Кира заторопилась к Глаше.
    Девочка – бледная, с запавшими глазами – лежала неподвижно, как мертвая. Она ничего не ощущала и не видела, кроме потолка. Какая-то неведомая сила влекла ее к потолку. Глаша сопротивлялась, как могла, задыхалась, пыталась вернуться вниз. Эта борьба отнимала последние силы.
     Кира пришла  вовремя. Села на край кровати, положила на плечи Глаши свои маленькие ласковые руки. Девочка успокоилась, открыла глаза. Доброе лицо Киры склонилось к ее изголовью. «С днем рождения, деточка, вот тебе подарок – селедочка», - Кира Александровна протянула Глаше рыбку. В одно мгновение все переменилось в жизни девочки. Страдание отступило, день наполнился теплом и светом. Почему ей хотелось селедочки, Глаша не знала, но желание было так велико, что когда оно исполнилось, это показалось ей счастьем.
      Глаша ела селедочку медленно. Каждый глоток отдавался сладкой истомой. Мышцы стали наполняться живой силой. Кровь прилила к щекам.
     Кира молила Создателя избавить девочку от недуга. Что за добрую энергию источала эта маленькая, хрупкая женщина! Глаша почувствовала, как в несколько минут вернулось к ней прежнее ее здоровое тело. С любовью и благодарностью смотрела она на Киру Александровну. Война слишком неожиданно оставила ее сиротой. Теперь  через всю оставшуюся жизнь она пронесет любовь к Кире.
Это чувство будет согревать и спасать ее всегда.
     Видно, так написано на роду великой княгине Мещерской – быть светочем добра для страждущих.
     На следующий день Глаша встала на ноги и делала свою трудную работу легко, как прежде, расточая любовь и ласку.
      Кира Александровна всю блокаду простояла на своем посту в осажденном Ленинграде. Сколько горя видели ее глаза, сколько боли выдержало ее сердце – знает только она.
     Все в этом мире рано или поздно заканчивается. Закончилась и война.
     Кира продолжала трудиться, поражая своей работоспособностью и даром любви к ближнему. Она была истинной христианкой. Таких людей в моем окружении больше нет!
     Должно быть, такое чудо приходит один раз в жизни и остается в памяти навсегда.
               
   P.S. Кира Александровна до последнего дня своей жизни гонорары за публикации научных трудов перечисляла в Фонд мира,
чтобы никогда не повторился кошмар, через который ей пришлось пройти в блокадном Ленинграде.