А он спешил... но было невозможно уйти...

Она уже не плакала, бедняга,
Она была почти что не живою,
От резких звуков, от людского шага,
В траву не зарывалась головою.

Теперь жила единственной мечтою,
Чтоб поскорей закончились мучения -
Бродяжья жизнь не дружит с красотою,
И гонят люди кошку с отвращением.

Надежды нет на тёплый дом и ужин,
Уже три дня не ела - с воскресенья.
Она людей боится, и к тому же
Здесь под машиной от собак спасенье.

И вдруг остановился кто-то... Люди...
Позвал: "Кис-кис!" Глаза пронзило светом.
Бежать нет силы... Ладно, будь что будет...
Но страх силён в сердечке не согретом.       

У человека нет клыкастой пасти,
И может, есть в кармане угощение...
"Ну что же не выходишь ты, несчастье?
Иди скорей, не время для смущения!"

И вышла... озираясь, осторожно,
Впустив в сердечко человека снова,
А он спешил... но было невозможно
Уйти и бросить жалкого такого.
            
"Ну, брат, пошли! - И мир поплыл куда-то...   
Домашним будешь - вижу, ты согласен.         
Жаль, корма нет, но для такого брата         
Обед в тепле и то уже прекрасен".            

Потом - еда, уютный тёплый угол.            
Она спала почти что сутки кряду.            
А человек, придя домой, подумал:               
"Неплохо, что душа живая рядом!"          

Она проснулась, всё ещё не веря,             
На корм напала с жадностью спросонья      
И на вопрос: "Спасём от блох бродягу-зверя?" 
Уткнулась носом в тёплые ладони.