И я не знал тогда

   



ЗА САРЫЧЕМ

 Скорпена – под камнем,
 кефаль – над грядой;
 напомни, строка, мне,
 что я под водой.

 Что в космосе этом,
 где ты невесом
 легко быть поэтом,
 забыв обо всём.

 Парю средь актиний,
 медуз и рыбёх:
 чуть-чуть поактивней –
 и переполох!

 Враг резких движений,
 друг пасов простых,
 я мастер скольжений
 здесь без суеты.

 С подводным ружьишком,
 с куканом, как пан;
 стремительно (ишь, как!)
 рвёт когти лобан.

 Промазал – не ною,
 сам лох – без обид;
 краб грозной клешнёю
 из щели грозит.

 Пугливы креветки –
 юрк! – канули в тьму;
 для солнечной Светки
 рапану возьму.

 А вынырну, – солнце
 прильнуло к горе,
 как в латах тевтонцы,
 скал диких каре.

 За Сарычем хмурым,
 венчая стихи,
 жгут Танька с Тимуром
 костёр для ухи…

 И Я НЕ ЗНАЛ ТОГДА

 За мысом пляжик есть
 средь скал. Зажат и сужен.
 Чтоб мидий там поесть,
 лишь костерочек нужен.
 А под водой пейзаж
 почти что лунный, честно;
 я приходил на пляж
 тропой, лишь мне известной.
 Лишь я места те знал,
 и я был горд собою,
 ружьё я заряжал
 с хорошим, точным боем.
 Минуя лунный вид,
 я выплывал за кромку:
 там стаи пеламид,
 там чайки вьются громко.
 Я брал одну иль две,
 (я опущу детали);
 паслись в морской траве
 матёрые кефали.
 Я крался к ним, как бог,
 мог раствориться, сжаться,
 я подстрелить их мог,
 а мог и воздержаться.
 И даже горбыли
 меня не отвлекали,
 когда я на мели
 лежал среди кефалей.
 А солнце над грядой
 тускнело, словно слива;
 я уходил домой
 усталый и счастливый.
 И я не знал тогда,
 что в сёлах и столицах
 мне будет все года
 тот дикий пляжик сниться…