кениг

В квартире давно никто не жил. Прошлые жильцы умерли, новые еще не успели... То есть ничего не успели ни заселиться, ни родить детей, ни даже, прости, Господи, вынести старую мебель, пахнущую невесть чьим запахом. Не то старухи, не то деда... Короче, посередине кухни стоял стол, на нем скатерть, чашки с высохшим чаем, чайники, ложки, каменные сухари на блюдце с синей кайомочкой - короче прошлые жильцы, видимо умерли внезапно и имели отношение, судя по набору книг на полках, не то к истории, не то к литературе. "Новые" все так и застали. Иван с Марусей получили квартиру от папы Бори. Это был чистосердечный дар. Бухгалтер папы Бори лично заключил сделку, но в самой квартире так ни разу и не появился. Это вышло, как нервная реакция на алкоголь, это... Ну вот, четвертого июля сорок второго 

года в Кенигсберге, в далекой Германии, девушка ехала на велосипеде в школу. В еврейскую школу. Колеса шлепали по лужам. Из какого-то окна доносилась музыка. Лето. Солнце. Кристоф слепил ее из-за угла своим зеркальцем из набора гитлер-юргенда. Она знала, что любит его, хотя и родители и знакомые и уж, конечно, его родитель, старались их растащить по углам. До 1934 года они вместе брали уроки сольфеджио в доме номер 12 неподалеку от величественной Луизкирхи. Но, когда законы против евреев запретили, а точнее прокляли любую подобную дружбу, подростки стали встречаться тайно. 

У Альтштадта или Королевского замка ходил трамвай, один из первых в Европе. Ханна садилась на трамвай там же, где и Кристоф. Они садились вместе на скамью, брались за руки и ехали. Кристоф что-то шептал ей на ушко. Было щекотно. Красивая, уже вполне созревшая девушка, зеленоглазая, с дивными рыжим волосами, она понимала, что нравится ему во всех смыслах и только желтая звезда на груди, позорное клеймо, знак презрения, лишающий защиты, мешала ее счастью. Но и звезду можно, несмотря на запрет, стыдливо прикрыть волосами. Чего не сделаешь, когда молод, чист и влюблен.


У небольшой королевской кондитерской они кое-как протискивались к выходу. Кристоф по обыкновению спрыгивал первым и как пушинку снимал с подножки свое сокровище и ставил перед собой. Ханна любила марципаны, Кристоф кофе "по-венски". Они садились за столик, украшенный искусственными незабудками в плетеных корзинках, делали заказ и однажды... поцеловались. Это случилось настолько естественно, что на мгновение Ханна забыла об осторожности и плавным движением откникула свои роскошные волосы назад. Когда окружающие увидели звезду на груди девушки, несколько человек повскакивали с мест.


Ты что? Якшаешься с жидовкой?!! Э, да это Кристоф Ленц, а твой папа в курсе, чем ты тут занят? Ты (кондитер указал жирным пальцем на нос Ханны) убирайся, грязная ведьма, проститутка!


Кристоф занимался английским боксом. Удар был хлесткий и опрокинул кондитера за заграждение. Две худкнькие кривые ноги в желтых ботинках комично торчали из-за клумбы. 


Позовите, полицию! Убивают!!! 


Кристоф оставил деньги на столике и они с Ханной побежали с такой скоростью будто участвовали в спринте. Отдышавшись, они поняли, что находятся в Амалиенау, новом респектабельном районе города, где на одной из вилл жила семья Ленцев. Георг Ленц отец Кристофа, одаренный скрипач и видный член кенигсберкого охотничьего общества, не уважал нацистов,  но при этом считал своим долгом соблюдать нормы и правила, а правила запрещали общаться с евреями. Это вредило деловой репутации, у сына могли начаться проблемы в школе и хуже того в гитлер-юргенде. Поэтому он прервал давнюю любовную связь с Розой Шеер, учительницей музыки из еврейской школы, где училась Ханна и теперь ничем не занятый, предавался "легкому буржуазному пьянтству", о котором Кристоф догадывался, но прямо спросить отца не решался. Мама Кристофа умерла при родах и он за годы привык к милой и любящей Розе, но когда отец разорвал с ней отношения не стал возражать: отец знает, что делает".


Пойдем, - сказал Кристоф, - я познакомлю тебя с отцом. Правда он не ждет меня так рано. Сегодня еще должны были быть занятия...


Нет. Я знаю твоего папу. Он презирает евреев. Я слышала... Он говорил с нашей мадам Шеер.


Брось, что ты могла слышать? Ты же знаешь, многие лгут, чтобы облегчить себе жизнь и отец не исключение. 


Ханна нахмурила свои прекрасные брови:


Ты уверен, что это хорошая идея?

Конечно, ты ведь будешь моей женой..


Ханна подъехала к красному кирпичному зданию школы возле древней Синагоги. Легкий поворот дивной рыжей головки. Взгляд на Кафедральный собор, на разводной мост  через Преголь. Улыбка медленно покинула красавицу. С той стороны в серой нацисткой форме, в нарукавных повязках двигалась небольшая толпа молодчиков. Кристоф отделился от угла, улыбнулся ей и уже собирался идти своей дорогой, как вдруг тоже заметил "бравых ребят". Среди них какой-то особой дуростью выделялась соломенная башка Билли, соседского парня, с которым Кристоф дружил. Кристоф тоже был в форме 

и вышел им навстречу. 


Хайль! (Кристоф торжественно поднял руку) Что вы тут делаете, камрады? 

Кристоф, приесоединяйся, мы решили как следует отделать жиденков. Ба, да тут одна из них. Ребята, вперед!


Кристоф сделал неловкое движение и упал им в ноги. Сразу пятеро упали в лужу и начали барахтаться.


Вот черт! Проклятье! Кристоф, да отпусти же меня! Скорее! Уф! 

Билли, слезь с меня, мешок чертов!


Ханна вместе с велосипедом скрылась в дверях. Она вся дрожала. С той стороны доносились крики и ругань. 


Поганцы! Хорошо, что двери крепкие! (прошептала она). Если бы не Кристоф (и тут она улыбнулась). 


Ханна, а ты ранняя пташка, - мадам Шеер, как всегда с нежной хрипотцой в голосе, одетая в модное деловое платье, стояла у входа в Большую аудиторию, где обычно по праздникам собиралась вся школа. 

Я, не заметила. Просто дома стало пусто (Ханна вспомнила про тетю Бет и отца. Она проводила их на Восточный вокзал для отправки "на новое поселение" всего день назад. Толпа была огромная. Сквозь оцепление солдат с заряженными винтовками людей пачками загоняли в вагоны для скота. Богаж отбирали при входе и относили куда-то в самый конец поезда. Все плакали или находились в таком нервном перевозбуждении, что не могли из себя выдавить ни слова. Кто-то напротив болтал без умолку, но ни те, ни другие еще не знали, что это конец, что все они сгинут в концлагерях или сгорят в печах, отравивших своим дымом весь мир. Не знала и мама Ханны, "чистокровная" немка. Она обняла своего мужа, его сестру Бет, которую очень любила и строго сказала: куда бы эти сволочи вас не забросили, пошлите весточку и мы тут же приедем. Вот деньги (она протянула мужу пачку банкнот). Спрячь. Если понадобится подкупить охранника или что еще... (Тут она заплакала и крепко сжала локоть Ханны) Девочка моя, тебя я им не отдам!!!).


Ладно, красавица, тогда иди в класс и пока почитай что-нибудь, - нежный голос мадам Шеер погасил щемящее воспоминание. 


За огромным готичным окном мадам Шеер увидела странную картину: десять молодчиков из гитлер-юргенда в прямом смысле отбивались от одного. Надев очки, мадам Шеер узнала в этом отчаянном юноше своего Кристофа, которого она любила и воспитывала как родного, пока Ленц старший не порвал с ней: грязная жидовка, тебе нужны только мои деньги. "Ох, какую 

 славную я дала ему пощечину!" Тогда он пристыженный упал на колени: Роза, видит Бог, я люблю тебя, но ты должна уйти. Из-за тебя у Кристофа могут быть проблемы. 

Потому что я еврейка? 

Роза даже не собрала свои вещи, а просто вылетела из дома в Амалиенау как ошпаренная. Сейчас с гордостью глядя на своего мальчика, она была спокойна. Опасность угрожала не Кристофу, а этим недоноскам. Она сама отвела его в секцию бокса. Сама когда после первого занятия он пришел в синяках не стала бабиться, а твердо прошипела: терпи! Ты мужчина!

И он терпел. А потом полка в его комнате стала заполняться всякими кубками, грамотами, а потом он встретил Ханну...


2.


Красивый медный ключ, скрипя поворачивался в старом замке. Иван боялся его погнуть или повредить механизм и все делал медленно, стараясь не нарушить этой "милой старины". Вот уже неделю они с Марусей провели за уборкой квартиры. Покрасили стены, пригласили настройщика для физгармонии и художника - реставратора для мебели. За неделю практически все было готово для жизни "двух аристократов". Стены из-за редкого розового цвета красили в последнюю очередь, зато картины и различные скульптуры, а так же газовые лампы, переделанные в электрические - все было готово и только ждало новых хозяев. Иван закрыл, наконец дубовую дверь и спустился на улицу. Было солнечно. Он дошел до театра кукол на перекрестке и свернул к уютной кафешке, которая носила гордое европейское название "Круассан". Это вам не какой-нибудь бублик, шутил Иван. Там подавали марципаны, кофе "по-венски" и вообще пахло сладостями, а из окна величественно неестественно для русского города выглядывал... театр Кукол, а точнее кирха Святой Луизы, переделанная в советское время в театр кукол. Колокола на башне как всегда молчали. 


Иван заказал "баснословно дорогие марцыпаны" и кофе по-венски. Пахло миндалем и корицей. Иван открыл ноутбук и связался по скайпу с человеком, которого условно обозвал "дядя Фёдор".


Алло, Федор Францевич, здраствуйте! Это Иван из музея старого Кенигберга, я жду Вас в кафе, как договорились. Что?

Да, мне нужны фотографии и любая историческая информация. Главное, учтите, что я все проверю лично и только после этого оплачу полностью Ваши услуги. 


На мониторе появился седой, плохо побритый подбородок, раздался трескучий старческий голос: молодой человек, я профи, так что можете быть абсолютно уверены. Я...


Тут связь оборвалась, но главное было сказано. Время встречи назначили еще вчера - четыре часа дня. Иван написал несколько деловых писем и закрыл ноутбук. В кафе заиграла старинная песня Жозефин Бейкер. На минуту Иван так увлекся мелодией, что ему показалось, что он понимает слова, хотя французского языка отродясь не учил. Песня как будто меняла пространство, возвращала утраченную память...


Четвертое июля сорок второго года, - прошетала мать Ханны, отрывая календарь. У холодильника она отметила на доске, что нужно купить масло и рыбу, а в блокноте записала дату поездки в Раушен. Они планировали эту поездку всей семьей еще год назад, но... Ханна укатила в школу так быстро. Мать не успела даже дать ей еду с собой. Патриция Хольберг, а ты еще молода, - сказала она своему отражению в трюмо гигантских размеров, стоящему в спальне. О, Михаэль, где ты теперь? Почему не пишешь, не даешь о себе знать. Я же чувствую, ты живой! 


А в это время в Польше Михаэль уже стоял в газовой камере, точнее у входа в нее. Вообще древний Бог Яхве или Всевышний в 30-40-е годы XX века не баловал евреев чудесами. Какие-то счеты за две тысячи лет Он все-таки к ним имел, а тут еще нацизм, война, словом спорить об этом нет никакого толка, но для Михаэля Он сделал исключение. Приклад винтовки больно подтолкнул внутрь чистилища, но тут раздались крики: врача, скорее врача генерал Лаш умирает! 

Я врач, я могу помочь, - мгновенно среагировал Михаэль. Охранники переглянулись и один, по виду начальник, быстро кивнул. Михаэлю дали штаны и потащили к мерседесу, где у старика генерала судя по симптомам случился инсульт. Михаэль посмотрел зрачки, пощупал пульс, нашел в нагрудном кармане больного нужное лекарство, быстро развел с водой и дал выпить. Старик начал оживать.


Доктор, я уже умер?

Нет, но Вам необходим покой, господин генерал. Я бы сказал неделю или две. 


Тут генерал понял, что говорит с заключенным и хуже того со смертником. 


А где доктор Кош?

Он будет через пол часа, мой генерал. Другой врачебной помощи под рукой не нашлось...

 

Пол часа, пол часа.. через пол часа я бы уже сыграл в ящик. Благодарю за службу, солдаты! 


Охранники встали по стойке смирно и отдали честь. 


А этого, - генерал указал на Михаэля, - в мою машину. Я сам допрошу его и определю его участь. Возможно он еще покоптит воздух рейха. 

Михаэля как кукулу бросили в машину, водитель дал газ. Подняв голову Михаэль увидел вывеску "Труд освобождает", которая, Слава Создателю, теперь читалась наоборот. За воротами по- прежнему работала адская машина по уничтожению людей. 


Как тебя зовут?

Михаэль Хольберг, господин генерал.

Ты врач?

Да, я пульманолог.

Кто?

Я лечу легкие.

Ба, да тебя мне сам Бог послал... Я всю молодость курил и в последнее время меня настигают приступы кашля.

Врачи говорят, саркома, но я им не верю.

- И не верьте, у вас рак легкого, с которым вы при должном уходе проживете еще пять лет.

- Пять, говоришь? Но раньше русские с нами покончат. Что смотришь? Я дело говорю. Когда они погнали Гудериана от Москвы, я уже тогда все понял.


Машина оставляла грязные следы на плохой дороге. Инспекция генерала Лаша в Польшу закончилась. Она показала "хорошие" результаты: евреи уничтожались по графику, даже немного с опережением. Донесение начальству он написал еще в машине и сам ужаснулся. Нет, не цифрам - тому, как его еще земля носит и почему этот узник оказался талантливым врачом?


Позвольте спросить, господин генерал.

Валяй.

Куда мы едем?

На аэродром. Я назначен комендантом Кенигсберга. Там сдам тебя доктором в больницу под чужим именем. Будешь немцем раз ты пульманолог. Ха!(генерал крякнул от смеха).

 О, генерал, как мне Вас благодарить?

Никак! Мы живем в страшные времена и одним благодеянием  больную совесть не успокоишь. 


3.


Ханна и Кристоф целовались, сидя на широком подоконнике дома в Амалиенау. Девушка почуствовала властное влечение, желание овладеть мужчиной, отдаться ему без остатка. Она протянула его к себе и обняла его ногами. Но Кристоф сумел совладать с собой. Нервным движением он освободился от жарких объятий. 


Только после свадьбы!


Ханна опешила: какой свадьбы? Ты сумашедший? У нас нет будущего!


В рейхе нет, но мы уедем в США или в Англию и будем жить там. Я говорил с отцом, он достанет тебе документы и даст нам денег на первое время. 


Но ты же не владеешь языками!


Зато ты говоришь по-французски!


Значит, мы уедем, милый?


Ну, конечно, уедем.