Наутро

Как мне смешно все это, право слово,
как это и банально, и старо.
Ну что ж, как говорится, все не ново
под кругляком, похожим на тавро,
что прячется за облака стыдливо.
Как будто не хватало обвинить
светило в том, что вышло некрасиво,
что стало хуже, чем могло бы быть.
Могло бы быть! Но полно, друг, не будет,
что корчишься в кровати, словно уж?
Забей, забудь, никто тебя не судит,
вернись в свою соломенную глушь.
Вернись и повинись пред образами,
чего ты ищешь в этой суете,
где целый день мелькают пред глазами
ладони, волосы, да только все не те?
А те давно забыли и забили,
ты вызовешь лишь раздраженный вздох.
Да что там, их и раньше-то смешили
высокопарный тон твой, косный слог,
слова твои. Их было слишком много,
закономерна нынче тишина.
Твое негодование убого,
твоя неприспособленность смешна.
Не убедит страдальческая поза
поток времен поворотиться вспять.
Ты нынче всем бельмо в глазу, заноза,
вчерашний день, что даже лень сорвать
с календаря настенного, окурок,
не влезший в переполненный стакан.

Ноябрьское небо смотрит хмуро,
автобусы идут на Теплый Стан,
и ты стоишь у двух спортивных сумок,
в одной - шмотье, в другой - макулатура;
и друг твой подгоняет свой седан;
и замер Озерковский переулок,
как будто перед праздником дитя,
в руках подарок мысленно вертя;
и нет еще ни мандаринных шкурок,
ни засорённых раковин, ни бурых
разводов на столе и на полу,
ни елки, умирающей в углу.