Стихи о любви
Продолжение: http://starboy.name/love1.htm
***
(первые стихи, вдохновленные «Королевой дворов» и подаренные ей… она хранила их...)
Во мраке, в безмолвной тишине
Я много думал о тебе…
Луна светили ярким светом
Сквозь тайну тьмы,
И я грустил тихонько,
Не внемля лунной тишины…
Уж утро, Солнце всходит,
А мысли не уходят,
С печалью в них я погружен,
Я вспоминал с особенным волненьем
Жизнь минувших лет,
Когда в кругу друзей,
В плену у развлечений,
Я плыл по жизни,
Не зная горести зловещей огорчений.
Я вспоминал, как ты была красива,
Как прихоти твои я исполнял,
Обиды быстро забывал,
Как весело всем вместе было…
Тебя любил я очень сильно,
Но чувств своих не выдавал,
Лишь скромной, тихой тенью
Возле тебя существовал…
***
Тоска по любимой,
Не есть ли это величайшая сила притяжения?..
Фазан тоскует осенью в тумане,
Сидит, встряхнется, бьет крылами…
В лесу уж выпал первый снег,
Стремителен косули чуткий бег…
Олень понурый бродит одиноко,
Подняв рога, трубит глубоко…
В лесу у стога сено лось жует…
Чу! Слышит - хруст, она идет…
***
Не спится; Луна над миром серебрится,
Волнением ночной тревожа сон,
Моя любовь, как жертвенный огонь,
чиста!
Как тихо! Ничто не внемлет волненья моего,
А сердце любит... и на любовь осуждено!
***
Любви задумчив милый гений,
Искатель чистых вдохновений,
Увитый лавровым венком,
Средь леса томно бродит он.
Главу склонив, сидит у вод,
Над ним синеет небосвод...
О чем душой поэт мечтает?
Где нынче дух его витает?..
Ее он видит пред собой, -
Волненье будит сон лесной;
И образ чистый на воде
Смеется ликом в тишине...
***
Ночное море — предел моей мечты…
О сколько тайн в нем, красоты
Неизъяснимой и глубокой!
И только очи томноокой
Так юны, страстны, глубоки,
И вечной жизнию полны!
***
Не внемля призрачных оков,
Воздушный падает покров;
Свою она являет наготу...
И откровенно вам скажу:
Нет слов, чтоб описать ее красу!
Она была превыше мира!
Что даже пламенная лира
Пред нею тихо замирала...
И стройно, звонко уж звучала!
***
Муза, юная подруга,
В час осеннего досуга,
С чашей, полною вина,
Не оставила меня.
И резвилась, и смеялась,
На себя все любовалась
В свое зеркальце на свет:
Я ль красива, али нет?!
***
Муза мне велит писать
Лишь одну любовь да страсть.
Я послушен ей всегда,
Но порою, иногда,
Как проказник, я чудачу,
И с лихвою напортачу
Пару-тройку, два стиха,
Что-то вроде шутовства!
К**
Ваш образ милый и черты
Мое воображение пленили,
Волненье в сердце пробудили
И за собою вдаль влекли,
И я любви прекрасный идеал
В душе незримо начертал;
И вдохновленный им во сне,
Поверил сладостной мечте…
Но тает сон, как сладкий дым,
И легкокрылый херувим
Со сном неверным исчезает;
Воздушный замок в ночи тает...
Но образ чистый, неземной, -
О сколько жизни в нем и света! -
Он будет вечно жить со мной,
В душе влюбленного поэта!
***
Письмо мне Ваше — благовесть,
Так знайте: в мире сердце есть,
Оно Вас не осудит,
В нем память светлая живет,
Оно надеется и ждет,
И бьется оттого... что любит!
***
Люблю Ваш нежный, томный взор
И сердца страстный разговор.
Вы скажите одно лишь слово —
И все у Ваших ног, и все готово
Пред Вами в муке трепетать
И сердце страстно умолять.
Ах, ангел мой! Так знайте,
За то меня не упрекайте,
Мне чувств моих не утаить —
Не ведал я, что сердце
Способно так любить!
***
Ой, красавица девица!
Пояс шелком золотится,
Нежно талию обвив,
Платье туго обхватив.
Будто ей сама Венера
Пояс этот подарила,
Ведь она, младая Эва,
Пояс этот заслужила!
***
Милая блудница,
Чародейка, чаровница!
Как огнем сияют глазки!
Подари мне радость ласки!
Гладь меня, целуй, ласкай
И до боли закусай!
***
В глухой, далекой стороне
Тревожат болью душу мне
Родные дальние напевы;
И голос милой русской девы
Звучит и слышится во сне...
Любимые очи
Очи черные, непокорные,
На меня глядят —
В них огонь и жизнь,
В них смертельный яд!
Я их выпью яд —
И с ума сойду!
Я был счастлив с ней —
От любви умру!
***
О как люблю прохладу томную ночей!
И взгляд любви безумный,
И жизнь, и блеск подлунный,
И призрак сумрачных теней;
Огонь немеркнущих очей;
И ночи, полные огня,
И чаши пенного вина!
***
Ночная тёмная порфира
Над взморьем мирно опочила.
И сладко ветра дуновенье,
И югом дышит сонный край,
И сердце жаждет вдохновенья,
И на земле как будто рай!..
Ночные, тёмные аллеи,
Как я люблю по вам гулять,
И руку милую Цирцеи
Своей рукою крепко жать!
***
На лужайке, под березкой,
Милый, дивный голосок
Сладко-звонко напевает,
А под горкой пастушок
Дует в маленький рожок
И пастушку призывает:
«Приди, приди, ты девица,
Лета красного сестрица,
Расскажи-ка, где была,
Что видала, как жила?
Будем вместе мы гулять
Лето красно воспевать!»
***
Девы, милые сестрицы,
Прясть вы гожи, мастерицы,
Поглядите-ка в окно
И свое веретено
Поскорей под лавку киньте,
И заветное стекло
Из кармана быстро выньте;
Гляньте в зеркальце на свет!
Что увидели в нем? Нет!
Что случилось? Вы устали?
Нет причины для печали!
Доставайте-ка наряд,
Разложите бусы в ряд
И пускайтесь в пляс быстрей,
Будет праздник, ей-ей-ей!
К Сапфо
Остров Лесбос предо мной,
Море, небо и покой…
Солнце блещет в синеве,
Луч играет на волне...
Вижу диву у ручья,
У тенистого ключа,
Что с кувшином за водой
Вод пришла будить покой.
Сама низкого росточку,
Ясноока, будто ночка,
Как тростиночка стройна,
Кожа гладкая смугла;
Чёрный локон смоляной
Гладит шёлковой волной;
Глазки тёмные сверкают,
Солнцем юга полыхают...
Дочь* прекрасная Клеиды,
Солнце юной Эолиды,
Сладкозвучна песнь твоя,
Поэтесса, жизнь моя!
*дщерь – это слово создает ареол древности, архаичности; также часто оно используется в переводах древнегреческих авторов на русский язык
***
Все полно неги и любви
И ночи тайной красоты:
Лампад горящих дивный строй
Пылает тускло в тьме ночной;
Ветер занавес колышет,
Ночь прохладой свежей дышит;
Нимф воздушный, беглый рой
Дарит сладостный покой.
Лиры звон, стихов напевы...
Юной женственной гетеры
Слышен звонкий, сладкий смех;
Ночь полна любви утех.
Чаровница, очаруй!
Гладь меня, ласкай, целуй!
Заласкай меня до боли,
Чтоб заплакал поневоле!
Примечание. Помню давно я открыл для себя целую плеяду поэтов, некоторых современников Пушкина – Плещеева, Ивана Козлова, (князя) К. Р. (жил уже после Пушкина), графиню Ростопчину и др., о которых почему-то даже ранее не слышал, Пушкин широко известен, а они нет, но поэзия у них похожая на пушкинскую и очень мне пришлась по душе… И вот под впечатлением от поэзии графини Е. Ростопчиной (так она на меня подействовала) я даже написал ей стихотворение… по мотивам пушкинского «Я помню чудное мгновение»… (что, кстати, является преобразованием «выдающейся поэтической конструкции «гений чистой красоты», взятой из романтической повести «Лалла-Рук» Томаса Мура, в переводе В. А. Жуковского http://rupoem.ru/zhukovskij/milyj-son-dushi.aspx):
(по мотивам «Я помню чудное мгновение...», но иными словами и о ином... если желаете, можете написать что-нибудь подобное...)
Графине Е. Ростопчиной (после знакомства с Ее поэзией, под впечатлением...)
Я счастлив, плачу, я восторжен,
Я всей душой влюблен в тебя.
О кем же был сей рок положен,
Что гений твой не ведал я?
О сколько чувств и выражений,
О сколько музыки живой,
О сколько мыслей и стремлений
В твоей поэзии святой!
И сколько мук, моих молений,
Прости-прости меня, глупца!
Ты выше всех и песнопений
Цевница чистая твоя!
О дай мне слов, о дай мне, боже,
Излить Ей все мои мольбы!
Её не слышал, ну за что же?..
Ведь гений чистый есть любви!
P. S.
(Ростопчина)
«Вы вспомните меня, мечтая одиноко
Под вечер, в сумерки, в таинственной тиши,
И сердце вам шепнет: «Как жаль! Она далёко,
Здесь не с кем разделить ни мысли, ни души!..»
Когда гостиных мир вам станет пуст и тесен,
Наскучит вам острить средь модных львиц и львов,
И жаждать станете незаучённых слов
И чувств не вычурных, и томных женских песен —
Вы вспомните меня!..»
Затронув школьные воспоминания, вспомнил, как я, уже будучи постарше, в 4-ом классе (так подписано и на фотокарточке), сильно, по-настоящему влюбился в свою классную руководительницу, учительницу русского языка и литературы (прямо, тенденция какая-то влюбляться в учительниц русского языка и литературы, хотя по русскому у меня где-то 3-ка была всегда, но я стал очень стараться, чтобы получать 5, по литературе 5 получал и так, но легче всего мне давалась математика, это был мой самый любимый предмет, тут всегда 5, и учительницы некоторые по математике нравились, но как-то не оставили в моей душе сильных впечатлений; наверное, одна – довольно властная, которая невзлюбила одного ученика и всячески унижала его отчасти за то, что он увидел ее однажды голой, когда мы вместе с учительницами и старшими девчонками ездили на отдых на море; вот там было много впечатлений, оставленных в моей душе старшими модными и самыми дерзкими девчонками в нашей школе, одна из которых даже откровенно приставала ко мне… тут был и какой-то естественный фемдом старших учениц над младшими ребятами и даже над старшими их одноклассниками… но не об этом сейчас речь). Так вот новая учительница по русскому языку только недавно пришла из института. На ее уроках я сидел на первой парте, не сводя с нее глаз, как зачарованный, от нее старался не отходить, писал ее имя всюду, мучился сильно, с ума сходил, заболел… любовью. Все, что было связано с нею, приобретало для меня какую-то магическую силу воздействия. После уроков я часто оставался с нею, она проверяла тетради, я же дежурил по классу, убирался, расставлял стулья, столы, до самого вечера. Мог сидеть рядом и смотреть, как она проверяет тетради, мог читать или разговаривать с нею. Однажды мы с ней вдвоем засиделись так допоздна, - я не хотел уходить, ибо она не уходила, - что ей пришлось вызывать такси, и мы вместе ехали на работу к моей родственнице, где я собирался ночевать, учительница меня провожала, чтобы не отпускать так поздно в страшно метельный зимний вечер одного далеко… для меня это было верхом блаженства, ехать с ней на такси вдвоем в такую непогоду, где за окном бушевала вьюга… Смотрю сейчас: на общем классном фото я в пионерском галстуке (с каким-то чутким, живым выражением в глазах) стою рядом с ней (имеющей точно такое же выражение в глазах, в унисон, возможно и от того, что я никому другому не позволил стоять рядом с ней, чуть ли не устроив сцену, - в крайнем случае я бы вообще ушел прочь и не стал бы фотографироваться, - но по правую руку от учительницы стоят девчонки, а по левую со мной рядом мои друзья), и потому я рядом с ней, моей любимой учительницей, дышащей молодостью, красотой… и красотой русского языка (и только сейчас понимаю, как она похожа на мою мать в юности, где-то как две капли). Она чувствовала, что я сильно влюблен в нее, даже говорила, что это пройдет со временем, надо пережить (вот эту песенку я часто слышал по жизни). Родные также мне говорили (узнав и видя мое состояние, но они хорошо относились к этой учительнице). И я переживал. К тому же, конечно, она была меня старше намного (мне 10, а ей 22), и я досадовал на свой возраст, ну а ей желал счастья в ее взрослой жизни, - видно, у мазохистов доля такая, самим страдать, а другим счастья желать (хотя, возможно, и не стоит обобщать, но в принципе согласуется)… (Да, конечно, я и в девчонок ровесниц влюблялся, но сейчас об учительнице вспомнил). Но вот вспомнил, как заново все глубоко и ярко пережил…
Примечание. Прямо картина: мама спрашивает сына: «Что с тобой? Что случилось? В чем причина твоего состояния, твоих мук?» С глубоким вздохом сын отвечает: «Учительница…»
Ну что-то похожее, описанному выше, есть здесь (из автобиографического, Рэй Брэдбери, «Рассказ о любви»): http://lib.ru/INOFANT/BRADBURY/30-33.txt
(Только одно, никому не в обиду будет сказано, я, наверное, не смогу серьезно воспринимать имя Боб, оно для моего уха звучит как-то глупо… американцам стоит подумать о своих именах, впрочем, как и русским… правда, это сокращение от имени Роберт, Робин… но по-американски Боб… Хотя, наверное, это и субъективное восприятие, возможно, и русское… Также, наверное, звучат и некоторые сокращения имен, используемых в России, например, Жора (от имени Георгий). Ну тогда хотя бы в данной истории называла бы парня Робин… куда романтичнее… и созвучно с Робин Гудом… А то Боб – толоконный лоб, да и еще множество всяких дурацких ассоциаций возникает).
P. S. Вообще в тот момент у меня как-то разделилась (и зря, впрочем, но такова натура) моя сексуальная природа на две составляющие: первая – сексуальная составляющая – нечто низменное, связанное с унижением, с дерзкими «плохими» девчонками, способными унизить, наказать, от чего я получал максимум сексуального удовольствия, - и вторая – чистая любовь к «хорошим» девчонкам, нечто идеальное, возвышенное… А посему в одной из составляющих я сам и есть «гений чистый любви», «гений чистой любви»…
***
Мне нравились девчонки с 5-ти лет.
Я в детском садике «Снежинку» увидал.
И, видно, был тогда уже поэт:
О ней я всю дорогу маме восклицал!
Примечание. Моей первой действительной любви, моей любимой Учительнице русского языка и литературы посвящается:
Примечание. Вообще школа наша нынешняя – это обиталище, царство муз, женское царство наук и искусств. Ибо в школах наших преподают и заведуют всем по преимуществу женщины… И воспитывают они учеников, как детей своих…
***
Явились Вы ко мне нежданно,
Небес посланье(м) тайной силы,
Неведомо, как мне желанно,
Со мной сливаясь на пути едино(м).
Чему же был я тем обязан,
Что нас соединило и сплело,
Чем с Вами был навеки связан,
Что тайно Вас ко мне вело?
***
С любовью посещал я школу муз,
Прибежище наук и таинства искусств,
Урания здесь, Талия и Клио;
Моя Учительница – Муза, Лира…
***
Как бриза лёгко дуновенье,
Слетает с губ нежнейший стих,
И чувством полнится мгновенье,
И я пред Вами ниц затих.
***
(Любимой Учительнице
русского языка и литературы)
Я Вами был незримо очарован,
Неведомою силой околдован,
Я обезумел, замолчал
И тайну мук любви узнал.
И, словно легкий от Эола пух,
Слова слетали с Ваших уст,
И с Ваших губ лилась краса
Любимой речи родного языка,
Что с грудью матери впитал,
Что с молоком любви алкал,
И сам уж, звуками играя,
Впервые молвил звучно: мама.
Так дорог мне родной язык,
И с ним рекой слилась любовь,
И первых чувств рождался стих,
Где я участник был, герой.
Я Вами в классе был замечен,
И слово каждое ловил,
Ваш путь ко мне был предначерчен* (предначертан),
Я тайно Вас боготворил.
На Вашу обувь я глядел всечасно,
Все измененья отмечал,
И к быту Вашему причастным
Быть наяву во сне мечтал.
За партой я на Вас глядел…
И замирал, и холодел,
В тетради что-то рисовал,
И всё в себе переживал.
P. S.
И той любви, лишь годы многие спустя,
Я понял всё значенье,
Во мне поэзия жила,
И я узрел своё предназначенье.
Я верю, наша встреча не случайна,
Я знаю, это перст судьбы;
Провиденье пути незримо, тайно,
Предшествие поэзии любви.
Учительница русской речи
И литературы мира заодно,
Моя любовь, моё предтече,
Что знать тогда мне было не дано.
***
Не думал (вовсе) становиться я поэтом,
Литература не тревожила меня,
Не понимал, зачем на свете этом
Учиться, коли смерть близка.
И лишь пожив, в семнадцать лет
Я пристрастился (жадно) к чтенью,
И стал философ и поэт,
Приверженный ученью.
*молодая учительница, что пришла после института и получила первый свой класс, где оказался я, испытавший первую сильную любовь благодаря ей; отучив нас всего лишь год, забеременев от какого-то скрытого ее любимого, она ушла в декрет и по каким-то причинам больше в нашу школу уже не вернулась.
Песнь влюбленной
Лишь парус белеет один вдалеке,
Он бродит печальный по синей волне.
Волнуется море, волнами бьет.
Когда же моряк к девице придет?..
Он зрит — но не видно земли,
Лишь моря просторы синеют вдали.
«Где же мой край, когда же земля?
Когда же с любимой увижуся я?»
А море мрачней день ото дня;
Нет, не видать вдали моряка!
Сердце с мечтою несется туда,
Где девушка ждет его, моряка...
Ветер колышет огонь в очаге,
Варит старик уху в котелке.
Девица подле спокойно лежит,
Что-то не спится! О друге грустит!
Тоскует и ждет его, моряка,
Когда он влюбленный покинет моря!
Сердце страдает, полно мечты:
«Где же мой милый, ну где же-же ты?..
Может быть там, в далеком краю,
Странник влюбленный,
Нашел ты судьбу?
Может, тебя напрасно я жду?..»
И нет, не уснуть, дева встает,
К синему морю робко идет...
Ходит печально, на море глядит;
Только лишь чайка над взморьем парит...
Девица ходит, вдоль брега бредет,
Ночь наступает; волна припадет,
Девице ноги нежно ласкает,
Песнь о любимом ей напевает...
Вспомни, девица, как ты жила,
Как ты с любимым вдоль брега брела!
Вспомни, тебя как он целовал,
Нежной рукою своей обнимал!
Были вы счастливы вместе вдвоем,
Не был вам страшен ветер и гром!
С песней любви всегда на устах
Море ночное встречали впотьмах!
Вместе сидели на влажном песке,
Слушая волны в ночной тишине!
Ветер морской вам негу дарил,
С моря прохладу он вам приносил!
Можно ль забыть такие мгновенья,
Жизни прекрасной ночные виденья?
Вот уж в ночи загорелся маяк,
Нет никого; ну где же моряк?..
Бедная хижина, снасти висят;
С песней сидит старик на устах.
Ветер морской пуще вое’т
Пенится вал, буря грядет...
Вот и огонь, колыхаясь, загас,
Теплится жаром огненный прах...
Море к себе девицу зовет;
Девица жизнь ему отдает;
В волны ступает, в дали плывет...
Море ее в глубины несет...
Только старик в лачуге сидит;
Огонь во тьме уже не горит;
Чувствует сердце: родная ушла,
Душу ее волна приняла...
Пенится море, волнами бьет,
Девичье тело никто не найдет;
Где же моряк, когда он придет?
Сердце любимой его уж не ждет…
***
Темнел вдали Восток,
Над морем замок возвышался,
Внизу бурлил и волновался
Шумящий пеною поток...
Промчались юности года;
Она не спит, она одна.
Ночные дремлют мирно своды,
Взошла печальная Луна
На ложе мрачное Природы;
Затихло все, дворец уснул;
Фонтанчик бил во тьме ночной;
Эвнух привстал, к замку прильнул,
Вокруг царил немой покой;
Светильник сальный угасал,
В тиши молитвы слышен стон,
Ветрило пламя колыхал,
Близ мраком объятых икон...
К окну девица подошла,
Пред нею море бушевало;
Она от страха замерла,
И со скалы в пучину пала...
***
Вольно грустит казачка в степи:
Милый не едет, не едет вдали!
В поле сидит одна у костра,
Нет, не дождаться ей казака!
Вот вдруг послышится топот и ржанье,
Девица встанет, взор устремит...
Нет, то не он, немое молчанье,
Пламя костра ярче горит...
Ночи падет темный покров,
Светит с небес ясно звезда;
Скачет табун степных скакунов,
Степь молчалива, казачка одна.
Ветер бродяга гуляет в степи,
Спит у костра казачка одна,
Теплится жар в воздушной зыби;
Нет, не видать вдали казака!
Ветер колышет вольно траву,
Дали синеют, утро встает,
Иглы дрожат на колючем кусту,
В степь необъятную дева идет...
***
Приют богинь уединенный,
Храм беломраморный, колонный,
Сокрылся в зелени лесной,
С душою девственной, живой...
***
Гатчинский парк, любви павильон,
Домик Венеры негою полн;
Небо синеет, плывут облака,
Чудо Природы таят зеркала.
Сонный фонтанчик бьет в тишине,
Блики играют в хрустальной воде.
С милой богиней воздушный плафон;
Был здесь душою я просветлен!
Быстрый Меркурий факел несет,
Путь освещает, когда кто идет.
Радостных ангелов лики витают,
Боги с картин в сиянье взирают;
Катят ракушку, богиню везут,
Тайные узы к ней сердце влекут.
В круге веселых, радостных лиц
Счастлива матерь милых блудниц.
Нимфы роями кружатся вокруг,
Будь к ним радушен, милый мой друг!
Дар, что даруют, с душою прими,
Дщерь с ее ангелом в сердце пусти!
В Пушкине
В платье простеньком девушка шла,
С млеком кувшинчик с собою несла.
Шла босиком по мокрой траве,
Млеко держала на хрупком плече.
Сердце у девушки радостно билось,
Знать, на базар она торопилась,
Вдруг поскользнулась… взмахнула… упала;
Девичье сердце в груди трепетало...
Кувшинчик в руках удержать не смогла,
Ах!.. он разбился… нет молока...
Дева печально на камне сидит,
Плачет тихонько, слезно грустит,
Льется по камню хладна вода,
Дева печальна, вечно одна...
(окаменела…)
Нимфа Петергофа
Нимфа в парке золотая,
Вечно дива молодая,
Золотые завитки
В узел сзади собраны.
Милая прическа
На старинный лад,
Девушка склонилась,
Ножку приподняв.
Грациозно, мерно стала,
Платья край рукой подъяла…
Ах! встречаешь ты меня,
Нимфа юная моя;
Из кувшина вольно ты
Льешь холодные струи...
За старания твои, на!
Поцелуй любви, лови!
Нетерпение девушки
— Ах, дитятко, в твоих глазах
Волненье можно разгадать!
А знаешь, нас он не покинул;
Сегодня подле дома был он.
— Ах, матушка, дай угадать:
То был Владимир?
— Да, солнце ты мое,
Тебя с утра он поджидал,
Но, не дождавшись, ускакал.
Пред этим, вспрыгнув на крыльцо,
Тебе оставил письмецо.
— Ах, матушка, уж не томи!
Письмо мне это покажи.
Ну, дай же мне скорее почитать,
Что пишет он, хочу узнать!
***
О женщины Востока, вы прекрасны!
Таите вы в себе ночей горячие соблазны!
***
Друг всевышнего Парнаса
Обуздал-таки Пегаса.
И счастливый Аполлон
Ввел певца на Геликон.
Олимпийская семья
Ныне все его друзья.
Как-то раз под вечер боги
В золотистые чертоги
Собралися пировать,
Сладко время провожать.
Во главе стола Зевес,
Слева хитрый плут Гермес.
Геба с юным Ганимедом,
Подремав перед обедом,
Льют божественный нектар,
Знай, лишь чаши подставляй!
Только вот какое дело:
Плачет юная Венера.
И в глазах ее слеза,
Чувства нежные мутя,
По щеке струей катится
И от боли серебрится...
И могучий туч гонитель,
Задувало, вседержитель,
Обратился с речью к ней,
К диве царственной моей:
«Перестань, любовь моя,
Нет причины для тебя
Слезы горьки проливать,
Будем с нами пировать!»
Но она все ж безутешна,
Мука горя в ней безбрежна.
Грусть-тоска ее берет,
И Венера слезы льет
О любимом, милом друге,
Что в ее веселом круге
Золотистых лепестков
Был прекрасней всех цветков.
Дорог был ей Адонис,
Строен был, как Кипарис,
Ликом ясен и прекрасен
И в бою врагам опасен.
Но печальная кончина
Олимпийцев омрачила.
Что ж такое?.. Артемида
Злого вепря ниспослала,
Адониса погубила,
За измену покарала.
И Венера слез немало
За любовь свою пролила,
Но божественным нектаром,
От Природы чудным даром,
Кровь Адониса смочила,
Да цветком оборотила,
Анемоном. И теперь
Он, красавец, всех нежней.
И по-прежнему она
Его любит без ума.
***
Счастлив тот, чье сердце камень,
А в душе темно; и пламень
Той души не осветит.
Тот всегда одно твердит;
Судит холодно, цинично,
Смотрит — ужас! — как практично.
Голос чувства презирает,
Свысока на все взирает.
Не способен он понять,
Людям что дано мечтать.
Для него понятно все;
Жить ему совсем легко.
Разум — вот его закон,
Остальное — чепуха,
Что ж, живет, как медный звон,
А в душе-то темнота;
Все красиво и чудно,
А внутри совсем пусто!
Что ж, его я не сужу,
Но вам все-таки скажу:
Чтобы счастливо прожить,
Знайте: надобно любить!
***
Раскинув дивные шелка,
Она на ложе возлежала;
Слиянью скрипки и смычка
Душой волнительной внимала.
Глоток губительный вина,
Я пил безмолвье ночи;
Как тихо и тепло… меня
Ласкали бархатные очи…
Слова любимой
Ах, мальчик мой нетерпеливый,
Зачем ласкающей рукой
Торопишь миг неторопливый
И льнешь кудрявой головой?
***
Букет цветов в ее руках,
Букет неприхотливый;
Пыльца дрожала на цветках;
С лугов букетик милый.
Девица взор к нему склонила,
Дохнула нежно, тихо...
Пыльца с букета облетела,
Он угасал стыдливо...
***
Умчались юные года,
Когда цвели, когда любили!
Уж нету вас; прошла пора,
Когда счастливыми мы были!
И только клики лебедей,
Что поднялись в унылы дали,
Всплеснув молчание зыбей,
Мне грустью дольней отвечали...
***
Пустынный замок возвышался
Над морем бурным, на скале,
Под ним шумел и волновался
Поток сребристый при Луне.
Людей он видел много мук,
Но человека гордый дух
Давно не властвовал над ним;
Он сам себе был господин.
Когда-то были здесь пиры,
Веселье, шум и карнавалы,
Давались пышные балы,
Нарядные кружились пары.
Но время скрыло все в туман,
Умчало вихрем в пустоту;
Растаял сладостный обман
Виденьем жизни наяву.
В краю далеком, потаенном,
Над темным замком, возвышенным,
Осенней, хладною порой,
Когда туман стелится мглой,
И ветер дует, и хрипит,
И флигель со скрипом говорит,
В раскрытых створках у окна
Являлась призраком она…
Глядела вдаль ночной порой,
Глаза туманились слезой,
А сердце было вместе с ним,
С печальным рыцарем своим.
***
Бежит ручей, шумит ручей,
К нему гречанка подошла
И белой ручкою своей
В кувшинчик влаги набрала…
***
Пред морем девица стояла,
Развеяв темные власы,
И море с лаской обнимало
Ее воздушные красы…
***
Вдали белеют паруса,
Плывут посланники любви,
Бежит и пенится волна,
Качая счастья корабли…
***
Дитя зари поднялась рано
И к морю синему пошла;
Сквозь дали зыбкого тумана
Вставала алая заря…
Шумели волны у брегов;
Она вдоль брега близко шла;
Внимая гул морских валов,
Душа близ моря ожила.
Незримо к ней из вышины
На крыльях белых опустились
Два ангела, посланника любви,
И, улыбнувшись, прослезились…
***
Нетерпеливый мальчик
Любовью окрылен,
К устам придвинув пальчик,
В мечтанья погружен.
Еще вчера, танцуя,
Летел к любви своей,
А ныне, плача и горюя,
Навек расстался с ней.
И вспомнил он, как весел,
Как беззаботен был,
Внимал звучанью песен,
Танцуя, цвел, любил.
Заря лишь только станет,
Бежал к любви своей;
В мансарду быстро глянет,
Привет подарит ей.
Ее завидев, рад
Уж несказанно был;
Ее волшебный взгляд
В мечтах боготворил.
А вечером на бале
Искал глазами ту,
Что зачаровано в бокале
Будила дивную мечту,
Что сном и проведеньем
Ему во сне являлась
И вдруг, в одном мгновенье,
Как сон преображалась.
***
Ах, мальчик, мальчик мой,
Увлекшейся мечтой,
Тебя твой демон заманил
И в сладких путах погубил.
Как взор твой радостно блестел,
Ты словно ветер жить хотел!
Но ныне жалкий, бедный прах
Хоронит праведный монах.
***
Слиянье душ, сердец биенье,
Броженье дикое в крови,
Души беспамятное рвенье —
Вот верный признак для любви!
***
Она как яблоня, как плод осенний,
И неприметна, тиха и скромна;
В ее глазах туманный гений
И поэтичная слеза…
Она подобна нежному цветку,
Что расцветает среди трав;
Застенчив, скромен он в лесу,
Таит в себе небесный нрав.
Ах, сколько чистой красоты
В ее невинных, ясных взорах;
Сердечной искры, доброты
В простонародных разговорах!
Как колокольчик нежный,
Она лишь глянет — я в раю,
Мой замирает дух мятежный
И молвлю я: я Вас люблю!
Она
Когда посмотрит вдруг она,
То взор ее в себе потонет;
Во взгляде том вся глубина,
Он за собою вас уводит.
В глазах небесных вдохновенье,
В души движеньях простота;
Она, что чудное виденье,
Сама природа естества.
Вот взор потупит вдруг неловко
И улыбнется, как дитя,
Хитринка беглая — золовка
Блеснет невинностью дыша.
Подует ветр дыханьем теплым,
Коснется нежных лепестков,
И пробудится в сердце темном
Давно уснувшая любовь.
***
Мне милы дикие цветы,
Что расцветают на лугах,
Что неприметны и скромны,
И замирают на глазах.
Я знаю: роза — символ цвета,
Любви сердечной, красоты;
Но для наивного поэта
Лесов и гор милей цветы!
***
Лишь только Вас увидел я,
Как сердце трепетно забилось;
В одно мгновенье вся душа
С любовью к Вам переменилась!
***
И что-то меня так сладко манило,
И вдаль за собою влекло, уводило;
Но больше меня ничто не печалит,
А сердце тоскует, а сердце так плачет…
Инна, мое небесное очарованье…
Какой чудесный, чистый гений
В твоих сияющих глазах!
Певец таинственных видений,
Я счастлив видеть вас в мечтах!
***
Девы за руки возьмутся,
Хороводом вкруг идут,
Меж собою обернутся,
Песни звонкие поют.
Пламя в ночи ясно светит;
Праздник медленно течет;
Деву юноша приметит,
За собою в лес влечет…
***
На деревне шум, гулянье,
Зажжены кругом огни,
Крики, пляски, волнованье,
Праздник с ночи до зари.
Девки вкруг костра бегут,
Развевая черны косы,
Зарумянившись, поют,
Позабыли о покосе.
Кудри юноши увиты
Золотым с лугов венком;
Все заботы позабыты,
Стерты пламенным огнем.
***
Что за красавица гордая,
Коса черная, глаза ясные?
И нрав, и дородность в ней,
Сама выбирает себе суженого.
А как выступает-то? Как?
Точно царица Савская,
Точно княжна родовитая, -
Загляденье, да и только!
Красные девицы служат ей,
Гусляры песни слагают;
Народ ее стороною обходит,
А она, знай, лишь смеется.
В мужей вселяет чувство дикое,
Любовь пламенную;
Приворотные зелья готовит,
С колдуньями ведается.
Ведьма она страшная,
Не боится ни бога, ни дьявола,
И сохнут по ней мужи русые
Да и черные, бородатые.
***
Храм возвышался на дикой скале;
Парус, бледнея, гулял по волне.
Вазы и мрамор, кругом цветники;
Утро туманом курилось вдали.
На белых ступенях юность, дитя,
Жрица Венеры сидела одна.
Свежестью ветер с моря дышал,
Платье льняное на ней колыхал…
***
Венеры древний белый храм,
Треножник медный, алтари,
Курился сладкий фимиам
Богине жреческой любви…
В прозрачном небе голубом
Под утро таяла Луна;
Плескало море. Сладким сном
Пред храмом девушка спала…
***
И все видятся мне в Греции колонны, девушка в белом облачении и философ… но сейчас там остались лишь руины и никого... И спрашиваю я себя: «Неужели это все было?!. Была древняя Греция?!.»
***
Трех граций с детства я любил,
Им зачарованно внимал,
Душою юной с ними жил,
О них лишь грезил и мечтал.
Поклонник греческой культуры,
Вина, безумства и стихов,
В душе моей цвели Амуры,
Свобода, счастье и любовь!
***
Над морем утренний туман
Курился дымкой голубой,
Подвластный северным ветрам;
К царевне в дремлющий покой
Теплом и светом в тишине
Пролился Солнца луч златой
На шелк багряный в полутьме…
Царица вздрогнула щекой,
Глаза отрыла, и рукой
Дремоту гонит от себя,
Глядит вокруг, едва дыша;
Покровы скинув, ножкой белой
Ступает мягко на ковер;
Вокруг от сна осоловелый
Ее скользит туманный взор…
И зрит прекрасные картины,
Над морем горные вершины,
Туман прозрачный и седой
В долине моря голубой…
Во славу греческой любви
Вокруг курятся алтари;
Кругом шелка и покрывала,
Пред ложем медное зерцало…
***
Монах суров, он чист пред богом;
Его слова пречистым слогом
Из уст сквозят нравоученьем,
Для жизни юной скучным чтеньем:
«Дитя, блюди свой нрав, не гоже…»
Она ж к нему со всей душой:
«Монах, я жду тебя на ложе…»
И рясу мнет его рукой…
«Монах, прошу, молю тебя,
Отдайся мне, я вся твоя!
Я голодна, хочу любви,
Блаженства миг мне подари!
Не оставляй… прошу, меня,
Мои ласканья, страсть и нежность,
Я вся, ты слышишь, вся твоя,
Я жить хочу, во мне безбрежность,
Монах, не отвергай меня!..»
Младой монах потупил взор,
Он слушал речи, не дыша,
Знакомый сердцу разговор,
Но далеко была душа;
Презрев мирскую он юдоль,
Душе своей искал покой;
Он диве горько отвечал:
«Прости, я много уж страдал…»
***
Как мальчик вновь волнуюсь я,
Лишь вижу локоны златые
И Ваши серые глаза,
И перси жизнью налитые.
Зачем же я вдали от Вас,
Вдали от Вас, изгнанник милый,
Не слышу Ваш игривый глас,
Ваш голос ласково стыдливый?
Лишь видеть Вас, лишь рядом быть,
Дышать весеннею прохладой,
От счастья ветрено кружить,
Любить и жить лишь рядом с Вами!
***
Кругом пурпурные цвета,
Алтарь Венеры золотой;
Царицы темные глаза
Слегка подкрашены сурьмой.
Волос темнеющих копна
Струилась зыбко, ниспадала;
Ласкал муслин ее, шелка;
Она на ложе почивала.
Кадильниц дым курился мягко
И подымался в небеса…
Тепло любви блаженно, сладко
Ласкало плечи и глаза.
***
Когда тебя в кругу друзей
Веселой, беззаботной
Я вижу, то в душе моей
Все ревностью пылает безотчетной.
Нет, не могу тебя я видеть,
Мне больно, я устал
Любить и ненавидеть,
Довольно я уже страдал.
Я не могу с собою совладать.
Не мучь меня, любовь!
Я не могу спокойно спать,
Чтоб не кипела кровь.
Зачем волнение в крови?
За что такие муки?
Тревоги сердца, боль души,
Терзания разлуки?..
***
Она в любви творила чудо,
Поднимет взоры к небесам…
И улыбнется ей оттуда
Весенний луч, восторг дождям!
Я не художник, но поэт,
И нету кистей у меня,
Но я обрадовал бы свет,
У неба красок взял бы я
И, вдохновленный, начертал
Сие прекрасное виденье,
Любви чистейший идеал,
Природы дивное творенье.
***
Нет, никогда я не был так пленен!
Мечтаю я склониться перед Вами
И Ваших рук, коленьев, ног
Касаться жгучими устами…
***
Как путник, жаждущий в пустыне
К тебе я в туне призывал,
Но не был слышен я доныне,
И глас мой тихо умирал…
Жрица любви
Пятнадцатилетняя гречанка сидела на беломраморных ступенях храма Венеры, на высокой скале, перед уносящимся вдаль морем, и созерцала тишину… Свежие потоки ветра, доносимые с моря, колыхали ее белый пеплум, который, волнуясь, льнул к ее телу… Руки девушки были оголены до плеч, и она тихонько заломила локотки. Сидя на средней ступеньке, смотрела она вдаль, где синеющая морская лагуна любовно смыкалась с небесной… На земле росла низенькая травка, дрожащая на ветру, а рядом с юной гречанкой, по обе стороны от лестницы, возвышались стройные белые вазы. Впереди стоял треножник, на котором дымились останки животных… Жрица любви была погружена в глубокую задумчивость: таинство служения пленяло ее душу, и в это мгновение она была едина с праматерью… (жречествовала)
***
Счастлив тот, кто может
Погасить в себе огонь,
Кого сердце не тревожит,
Не пылает чей костер.
Одиноко же тот плачет,
Чья душа в любви болит.
Что ж Судьба ему назначит?
Что же Рок ему велит?..
***
Были радостны стихи,
Жизнь огнем во мне кипела;
Улетели красны дни,
Сердце ныне охладело.
***
Зачем один вдали от Вас?..
Душа томится одиноко,
Не видя Ваших серых глаз
Болит, тоскует так глубоко;
Зачем один вдали от Вас?..
Снедаем грустью и тоской,
Не оживит святой Ваш глас,
Не принесет душе покой.
Зачем один вдали от Вас?..
***
Проснулся рано, белый снег
Пушистой бахромою,
Что одеянье чистых нег,
Воздушной пеленою
Нагие ветви укрывал,
На Солнце искрился чудесно,
Мне легкий ветер напевал:
Какая сказка, как прелестно!..
Твои пленительные чары
Растаяли как дым;
Меня когда-то колдовали,
Но я остался невредим;
Душа моя на воле дышит,
Не внемля сладостных оков,
Рука легка, свободно пишет,
Я счастлив вновь, я вновь здоров!
***
У Ваших ног, проснувшись рано,
Я к ним главу свою склонил,
В объятьях утра и тумана,
Я Вас душой боготворил.
Мои глаза скользили нежно,
Лаская руки, плечи, грудь…
Мне было сладко бесконечно,
И я молил: «Еще чуть-чуть…
Не просыпайся, пребывай
В объятьях томного Морфея,
В забвенной неге почивай,
Любви кудесница и фея».
***
Что ж, нету времени у Вас,
Чтоб вместе быть хотя бы час;
Душа у Вас остыла,
Пускай же то, что дорого мне было:
Моя любовь, мои стихи,
И чувства нежные, и Вы —
Все обратится в пепел,
И прах мой легок, весел
С дыханьем ветра растворится
И, может статься, превратится
В весенний полевой цветок,
Что в мире тих и одинок…
Написала моя любимая …
Молодость-понятие такое,
Где совсем не главное года.
Если Ты противница покоя,
Значит, Ты пока что молода.
А покуда веришь Ты, что можешь
Одолеть любой крутой подъем,
Значит, Ты на 10 лет моложе
Возраста, что в паспорте твоем.
***
Моя душа на свет рвалась,
В оковах трепыхаясь,
Как мотылек — на пламя яркое свечи,
Но руки скованы и камень на груди.
Кто наложил вериги и границы,
Кто против чаяний души?
Жизнь против жизни…
Ужели веры спасительный росток,
Хоть он и трепетен, и слаб,
Не сломит каменных оков,
Ужели буду вечно одинок?..
***
Как поцелуй весны влюбленной,
Как дух сирени под окном,
Надеждой юной окрылены,
Мы были счастливы вдвоем;
Но бури жизни надломили
Ветвь вишни белую, в цвету;
Кувшин любви мы позабыли
В пустом, заброшенном саду…
***
Перед Вами я немею,
Перед Вами я дрожу,
И сказать уже не смею,
Инна, как я Вас люблю!
Вашу грудь и Ваши плечи,
Ваши смелые мечты,
Ваши очи, Ваши речи,
Ваши грезы, Ваши сны!
***
Как я люблю твои глаза,
То серые, то бледно-голубые,
Когда светится в них слеза,
Иль тайно лучики немые
Сияют лаской и добром,
И я смотрю в них, и немею,
И в сердце трепетном своем
О Вас судить уже не смею.
***
Влюблен в Ваш взор безумный
И в звук грессирующих речей,
В нрав буйный, но разумный,
И в волнование кудрей…
Близ Вас я забываюсь,
Вдали скучаю и грущу,
При Вас я жизнью наслаждаюсь,
При Вас одной лишь я живу!
***
Я кубок жизни не допил,
Покинув рано жизни сцену,
Страдал душою, как любил,
И счастью знал я цену.
Я выбирал себе цариц
С возвышенной и чистою душою,
В любви неистовых тигриц
И жизнью, как поток, живою.
***
Еще вчера мы были вместе,
Еще вчера пылал костер,
Но ныне жажда черной мести
Туманит светлый, юный взор.
Какая в чувствах перемена,
Как мимолетно, быстро все,
Один лишь шаг, одна измена,
И пеплу все уж предано:
Что долго в муках создавалось,
Что было вместе пережито,
О чем надеялось, мечталось,
Навеки ныне позабыто.
***
Выйдет, выйдет месяц,
Глянет из-за тучи,
Что же ты не весел,
Что же стали кручи?
Иль былое вспомнил,
Иль волнует лихо,
Слово ночью молвил,
А вокруг все тихо…
***
Ваш образ милый, Ваше имя
В душе я свято берегу;
Вдали от Вас, от Вас незримо,
Я одиноко Вас люблю.
Как воды рек уходят годы,
Уносят быстро наши дни,
А мы все также в вихрях моды
Не ценим истинной любви.
***
Я вам хотел бы рассказать
Мою любовь и сердца горесть,
Но в двух словах не передать
Сю занимательную повесть.
Всецело сердцем я любил,
Не сомневался, что люблю,
Как пламя яркое горел,
И знал: что лишь тогда живу,
Когда с надеждой, без обмана,
В глаза любимые смотрю,
Коварства, умысла и жала
В душе с усмешкой не таю.
Душа моя была чиста,
Как сон дитя, для всех открыта,
Как пламя чистого огня,
Но жизнью ныне позабыта...
Потоки бурных струй
Меня влекли неодолимо,
Что жизни первый поцелуй,
Закрыв глаза, для всех незримо
Блаженно влагу я внимал,
Иль страсти бурной предавался,
Я полно жил, за то страдал,
Но жизнью все же наслаждался.
***
Амур, мальчишка шаловливый,
Смеялся ликами любви,
Сей гений рода прихотливый
Рожден симпатией крови:
Смеетесь Вы – я тоже весел,
Грустите – плачу с Вами я;
Цевница сладких, звучных песен
При Вас звучит стройней моя.
Я внемлю Вам – и Ваши речи
Рождают в сердце торжество.
А Ваши руки, Ваши плечи?..
Ах, ангел мой, Вы — божество!
***
Я Вам писал в душе письмо,
Закрыв глаза, во тьме холодной,
А сердце трепетно мое
В груди стучало беспокойной.
Всю душу Вам излить хотел,
Пересказать любовь словами,
Но дух мой вольно отлетел
И я забылся в грезах снами.
***
Пуста дорога предо мною,
Сияют звезды, ночь светла…
Девица трепетной рукою
Со лба свой локон убрала…
Неизмеримо было счастье,
Но волен духом ныне я,
На сердце только лишь ненастье,
Но грусть-печаль моя светла…
Я странник в жизни поневоле,
Пристану к пристани одной,
Но дни пройдут, и я на воле
Ищу причала у другой…
***
Очи ясные в ночи,
Что горячие ключи,
Страстью бурною кипят,
Жизнью сердца говорят.
Голос влюбленной
Осталось несколько секунд
Испить блаженство рая.
Не уходи, молю, мой друг!
Но ты уходишь, покидая…
Гетера влюбленному юноше
Влюбленный юноша,
Склонись под мое иго и блаженствуй!
Я вселю в тебя страсть, ты прими!
Но безответно будет сердце мое, прости!
Так велит Эрот, наказывая желанием…
Я увлажню твои уста соком спелых вишен,
И ты изопьешь мою страсть,
Я вдохну в тебя пламя любви,
И твои взоры померкнут,
Я дам тебе отдохновенье,
И твои члены задрожат, истома пронзит их…
Пусть меня обожжет жар твоего сердца,
Я хочу слышать, как бьется твой пульс!
Ответствуй! Нет сил?..
Ах, как тепел ветер, как колыхаются мои одеянья!
Пусть они овеют ароматом твое лицо и кудри,
Ты запутался в моих складках,
Юный любовник?..
Вкуси же сладость моего чрева,
Твое тело дрожит, ты покрываешься потом…
Блаженствуй, безмолвствуя!..
***
Туман стоял в ее глазах,
Как утро осени в горах,
И голос холодно звучал,
Что ручеек в траве журчал…
***
Перевернул страницу, прошлого не жаль,
Я счастьем с Вами сочетался,
Горька разлука и печаль,
Навек с любовью я расстался.
Разбитое сердце
Ты клялся мне в своей любви,
А нынче что же, говори!
Как ты посмел меня предать
И узы брака разорвать?
Тебя, я слышишь, ненавижу,
Сокройся с глаз моих долой,
Позволь спросить, о, что я слышу:
Ты был с девицей молодой?
Оставь, прошу тебя, ни слова,
Я плакать, я рыдать готова!
За что, за что такие муки,
Лекарство верное от скуки,
Я не хочу на свете жить,
Убей меня, нет слез молить!
Умру!.. Умру!.. Умру!..
Явление Афродиты
Она что первый, юный цвет,
Едва теплом весны согрета,
Что нежно любящий поэт,
С лучами утреннего света,
Что ангел-лебедь неземной,
Так грациозно и красиво
Из пенных волн передо мной,
Прикрыв рукой себя стыдливо,
Предстала… Серебрясь
Блестели капли золотые,
Она в одежды облеклась,
Отжала волосы сырые…
***
Колокольчики дзинь-дзинь…
Сквозь туман, среди равнин,
Поутру пастушка шла,
Что звезда по небосклону,
За собой стада вела,
Подходя к крутому склону,
Вдруг присела отдохнуть,
Поясок свой подтянуть…
По каменьям, рядом с ней,
Меж травы журчал ручей…
И она с ним говорила,
Ручкой белою водила…
Слышит вдруг: свирель поет,
Глядь: из леса пастушок,
Дуя в маленький рожок,
Словно месяц, к ней идет…
«Здравствуй, милая девица,
Не позволишь мне напиться?..»
Зная молодца, она
Говорит ему любя:
«Здравствуй, свет ты мой прекрасный,
Ненаглядный, сокол ясный!
Жажду влагой утоли
Да покрепче обними
Ты меня своей рукою,
Да к груди своей прижми,
Буду ласкова с тобою…»
***
Желанье очи затмевает,
Как буря, Эрот, в сердце входит,
Темнеют взоры; он растает,
Стрелу кровавую выводит…
***
В камине угли остывают,
Последний вздох… и отлетают
Мгновенья сладкие любви…
«Мой милый, стой, не уходи!..»
Все тихо. Страстное лобзанье
Лишь будит ночи тишину,
Скользит по телу одеянье,
Являя дивы наготу…
И мука взоры покрывает,
Струятся золотом власы,
Она в объятьях утопает,
Летят невидимо часы...
Все тихо. Ветер лишь колышет
Завесу ночи у окна…
Она устала, еле дышит,
Внимая сладкой неге сна...
***
Прошу еще одно мгновенье,
Поговори со мной чуть-чуть,
Развей душевные сомненья,
Уйми печаль мою и грусть!
Вы вся сияете, цветете,
Как пух, как облако легки,
Я рад, что полно вы живете,
Но больно мне, размолвлены…
***
Нет, не дано тебе любить!
Хочу тебя я вновь спросить:
Зачем любовь во мне будила,
Зачем надежду подарила,
Чтобы навеки позабыть?
Зачем, скажи, мне эти муки,
Томленье духа, боль разлуки?
Отняв все чаянья души,
Со мной в любовь играла ты,
Все было только легкий флирт,
Нет, не дано тебе любить!
***
Когда я думаю о ней,
Я как художник представляю
Волненье золотых кудрей,
И живо в мыслях воскрешаю
Ее пленительные речи,
Волненье, живость и слова,
Шелка, ласкающие плечи,
И те прекрасные глаза,
Что полны нежного томленья,
Сердечной страсти и огня,
И слез любви, и вдохновенья,
И грез полуночного сна.
***
Она то плачет, то смеется,
То жизнью пламенной кипит,
Иль в танце весело несется,
Иль у окна сидит, грустит.
В ней жизнь волненьем страсти дышит,
Она как чаша без краев,
О ней перо невольно пишет,
Страницам жертвуя любовь.
***
В любви бессильно не упрямствуй,
Прими смиренно свой недуг,
Воображеньем не коварствуй,
Бессильна воля здесь, мой друг!
Но как противно пораженье,
Когда склонив свою главу,
Питая в сердце сожаленье,
Уходишь прочь; но почему?..
Оставь напрасные моленья,
Не пробудить тебе огня,
Пиры, утехи, наслажденья
Уже не радуют тебя.
Уединись в пустынной келье,
Поборник знаний и трудов,
Не будь рабом коварных мнений,
Не одевай толпы оков.
Живи и жизнью наслаждайся,
Оставь надежды и мечты,
Уединеньем упивайся,
Поклонник тайной красоты!
***
Ужасно быть в плену у наслаждений,
Когда надеждой вновь и вновь
Она без зла, без принуждений
Воспламеняет жизнью кровь.
И сердце бедное тоскует,
Надежду внове обретя,
Но все напрасно, ведь не любит,
То самолюбия игра.
Перевернув любви страницу,
Обратно нет уже пути,
Не ухватить былую птицу,
Назад дороги не найти.
Прими жребий свой смиренно,
В сердцах Природу не гневи,
Все в мире призрачно и тленно,
Жизнь коротка, ее люби!
***
Она — само очарованье,
В устах ее горит лобзанье;
Что звезды темной ночи,
Блистают ясно очи;
И полумесяцы бровей,
И волнование кудрей, —
Все полно жизни и огня,
Все так бесценно для меня!
***
Все чувства, мысли и волненья,
Души восторги, сожаленья,
Теснятся в пламенной груди
Излиться в стансы и мольбы;
Но откровенность, говорят,
Любовь всего вернее губит,
Она для чувств смертельный яд,
Открывшись, страсть волной убудет,
Как реки хлынут на поля,
Прорвав плотины крепкий камень,
И не оставят и следа,
В груди потухнет тайный пламень.
***
Кокетки взор полуоткрытый,
Ее притворная любовь,
И образ милый, но забытый,
Пусть не волнуют сердце вновь.
Оставь желаний прихотливость
И жизни чуждой суетливость,
Не устремляйся Ей вослед,
Ты жив лишь тем, что ты поэт!
***
Помню поле и горушку,
Помню звезды, помню ночь,
Ясна месяца полушку,
Колосящуюся рожь.
Вижу ясные глаза:
Девка, черная коса;
Улыбается, балует,
Да жеребчика целует…
***
Прохладно; майская гроза
Омыла влагою меня;
Всю ночь ветрило бушевал,
Деревья гнул, с них листья рвал…
Туманно утро стало,
Как будто бури не бывало,
Сирени куст подле окна
Благоухал после дождя…
Так вольно кудри разметав,
Полунагая, как дитя,
После младенческих забав
Она на ложе прилегла,
И сон ее был ясен,
Так вдохновительно прекрасен;
Ее любовник молодой –
Се ангел мира неземной
С приходом утреннего света
Воображением поэта,
Что чаша, полный вдохновений,
Покинул ложе наслаждений…
***
Запеним дружные фиалы,
За вольность выпьем мы, друзья,
За вдохновенье, за дубравы,
За жизнь, за юность, за тебя!
Богиня жизни молодая,
Поток весенний, юный май,
Струна поэта золотая,
Мой ангел, демон, ад и рай!
***
Да будь презренен мир,
Коль не способствуешь добру!
Он не придет к тебе, кудрявый твой певец,
Забытый, преданный, бесславный,
Нашел достойный он венец
В дали пустынной и дубравной.
Он жил, тобою вдохновлен;
В минуты горести мечтая,
Быть может, вспомнишь ты о нем,
Страницы ветхие листая.
А может, счастливый пиит
В тени пленительных дубрав,
Иль дива, пряча кроткий лик,
На строки бросят беглый взгляд.
И вспомнят бедного поэта,
Что душу жертвуя любви,
О Вас писал вдали от света
У хладной мраморной плиты.
***
Стоят задумчиво статуи,
Уныло смотрят в темноту;
Вдруг шорох легкий, поцелуи
Ночную будят тишину.
В аллее сумрачно прекрасной,
Близ моря, в полной темноте,
Во мраке ночи сладострастной
Они гуляли при Луне.
Сердца, как пламя, тихо бились,
Как розы алые цвели;
Благоухая, мирты вились
В смятенье таинства любви.
***
Фонтан забытый, друг печали,
Один прохладны льешь струи,
Ты счастлив был, тебя ласкали
Ее прелестные персты.
Ты помнишь ласковые руки,
Уста красавицы младой,
Что приносили радость муки,
Отняв течения покой.
Тогда струи твои журчали,
В волненье благостном текли,
И руки дивы целовали,
Лилея томные красы…
А ныне в мраморе холодном,
Журча, волнуешь тучи брызг,
В углу тенистом, потаенном
Холодный камень серебришь.
***
Как в бурю грозную, седую
Лишь на мгновенье луч блеснет,
Иль воду сизо-голубую
Лебедка крыльями всплеснет,
Так счастья краток беглый миг,
Блеснет — и нет его, затих;
И ты опомниться не смеешь,
Стоишь, глядишь и весь бледнеешь.
***
Молю святое провиденье,
Чтоб ниспослало мне тебя,
Как сладкий сон, как сон забвенья,
Как дуновенье ветерка…
Сбылись надежды и мечтанья,
В моих объятьях, ты моя,
На мне горят твои лобзанья,
В моих руках твоя стопа.
***
Стараюсь думать я о вечном,
Но часто ревностью томим,
Предавшись мукам бесконечным,
Любовной страстью одержим.
Но что же нужно мотылькам?
Беспечность сладкого мгновенья,
Богатство, светский шум и гам
И блеск слепого поклоненья.
***
Зачем томиться чувством сладким,
С любимой глаз не отводить;
Душой беспечной, сердцем падким
Зачем я вынужден любить?
***
Пишу тебе, мой верный друг,
Прими от музы подношенье,
Уединенный свой досуг
Наполни чашей вдохновенья.
Вдоль берегов пустынно-диких,
Людьми давно полузабытых,
Гуляешь нынче ты один,
Любви печальный паладин.
***
Я идеалы сам творю
И зачарованным сознаньем,
Сердечной страсти излияньем
Под небеса их возношу.
Но если приглядеться ближе
К предмету поклоненья моего,
То прозу жизни в нем я вижу,
От прежних высей ничего.
В других все красках предстает,
Я идеал свой ненавижу,
Он с пьедестала снизойдет.
Но все же лучше сон забвенья,
Чем проза жизни, без сомненья.
***
Ласкает слух мне Ваше имя,
Лишь только вслушайтесь в него,
Оно звучит так сладко: Инна.
Я сотни раз готов его
Устами пылко повторять
И, очи сомкнув, замирать.
***
Душа родится вновь, поверь,
Коль в сердце силы пробудятся,
Живи! Живи и верь,
Ведь ты не можешь оставаться
Всю жизнь лишь телом без души,
Наступят радостные дни,
Ты вновь как стебель оживешь,
Ты говоришь, что недостойна ты –
Но нет – мои стихи не ложь,
Они тобою рождены…
Достойна десять раз, я прах перед тобой,
Коль ты душой умрешь… и я умру с тобой.
***
Лицом касаться ног твоих –
Нет боле счастья для меня,
Их сжать в объятиях своих –
Бесстыдная мечта моя.
О Любви
В цветах много философии…
Она дарит и отнимает,
Приносит счастье и страданье,
Она жестока и добра,
Она царица и служанка,
Она орел и голубь нежный,
Она глоток воды в пустыне,
Она ж смертельный яд,
Она что дождь и ураган,
Она что тихий уголок,
Она божественная искра,
Что падает в ночи,
Воспламеняя чувства.
Она властвует, ибо покидает…
***
Хоть продажная гетера,
Но порядочность в тебе,
Честь былого офицера,
Благородство на лице.
Не предашь, а защитишь,
Костьми ляжешь, если что,
Правду горькую внушишь;
Верен я тебе за то.
***
Звезды прямо над главой,
Ослепительны снега,
Смех девицы молодой,
Ароматные меха…
Юность, счастье, опьяненье,
Пар–морозец изо рта;
Молодое поколенье –
Чаша полная вина.
***
Уста любовницы младой
Шептали сладко в час ночной,
Что справедливость, ум и честность
Сегодня вовсе не в цене;
Вот деньги – это ценность;
Что ж, нынче женщины в цене!
***
Богиня ветреной любви,
Краса полуденного света,
Блаженства миг душой лови,
Не отвергай любви поэта!
Он лишь тобою очарован,
Как цвет в тумане, околдован:
Когда повеет вдруг печалью,
Маня заоблачною далью,
Когда туманы и дожди,
И дни не так уже светлы,
Когда уныло увядая,
Природа клонится ко сну,
Под ветром ветви обнажая,
С последним звуком: я люблю…
***
Моя задумчивая лира
Вдали от суетного мира
Не льет печали сладкий глас,
Но все грустит с мечтой о Вас…
Ах, Осень, томная пора,
В унылых, тихих уголках,
Над родником, в глухих местах,
Душа тобою рождена…
***
За чашей полною вина
Она с улыбкою сидит,
Под шелком, трепетно бела,
Нога ее ко мне скользит…
Люблю гетер за ласку и добро,
За их отзывчивость и радость,
Что дарят нам за серебро,
Теряя жизни быстро младость,
Люблю их гласа нежное журчанье
Сердец биенье, волнованье,
Любви беспечное блаженство
И тел прекрасных совершенство.
***
Аллеи темные густели впереди,
Рука моя с твоей рукою,
Вдоль брега мы тихонько шли;
Я пьян был жизнью, пьян тобою…
Мгновенья вечности текли;
Светили звезды над горами,
В жизнь без оглядки влюблены,
Мы были часть жизни сами.
«Старенькая» - это звучит нежно…
Однажды мне любовь моя,
Конечно, между прочим,
Сказала, искренне шутя,
Чем был доволен я не очень:
«Уж стала старенькою я…»
И глазки скромно опустила;
Мгновенье чувства все смутило;
Не в силах скрыть любви своей,
Проникся нежностью я к ней,
Я был готов ее обнять,
Безумно, нежно целовать;
Ведь в этом вся она была,
Природы чудное дитя.
***
И вновь как сладкое забвенье,
Иль ночи теплой дуновенье,
Любви и нежности полна,
Явилась призраком она…
Зачем тобой мой сон разбужен,
Зачем явилась вновь ко мне,
Иль я тебе опять же нужен,
Иль равнодушна ты ко мне?..
***
Любви летучие мгновенья;
Туманный ликом чародей
Глядит, рождая вдохновенье,
Средь облаков и волн зыбей…
На брег пустынный волны гонят
Седую пену; над главой,
Мерцая, звезды тайно молят:
Не уходи, побудь со мной…
***
Твои уста, как вешних роз
Живые лепестки;
Но дунет холодом мороз –
Завянут алые цветки…
И там, где поцелуй горячих уст
Рождался, цвел, горел,
Там лед и холод мертвых губ,
Цветок любви окаменел.
***
Я быть хотел твоей бы тенью,
Чтоб всюду быть подле тебя,
Иль ручейком под листьев сенью,
Откуда б ручкою пила;
Твоим осталым легким следом,
Иль нет – уютным, теплым пледом,
Что в час полночный у огня
Тебя б укрыл, как сон, любя.
***
Люблю фонтан ее волос;
И алых губ, прекрасней роз,
Немое, влажное дыханье,
Любовной страсти волнованье.
Все дышит в ней какой-то силой,
Влекущей вас, невыносимой,
Зовущей, алчущей, голодной,
В движеньях сладостно нескромной.
***
Вдыхая свежий аромат
Благоуханья летних трав,
Близ моря юное созданье
Своею трепетной рукой
Природы дань, ее деянье,
Венец Киприды молодой,
Прекрасный, аленький цветок
Согрев дыханьем, приласкала,
Вдохнула свежесть и любовь,
И очи черны закрывала,
Вкушая легкое блаженство,
Бриз моря, теплую волну,
Красу Природы, совершенство,
Цветок, любовь и тишину…
Ветрило вольно обнимал
Ее в воздушные объятья,
Скользя по телу, целовал,
Зажав меж бедер сильно платье…
***
Души неопытной волненья
В ней сердца страсти выдают;
Она глядит без сожаленья
На свой таинственный недуг.
Все в ней печали тайной полно,
Все в ней преследует меня;
Она глядит так нежно, скромно,
Улыбку милых уст тая.
Цените юность, девы рая;
Ведь осень скоро у двора,
Тогда послушно увядая,
Исчезнет ваша красота.
***
Друг, настрой златую лиру
Да поведай всему миру,
Как приятно в час ночной
Быть с любовницей младой;
Взяв ее в объятья смело,
Крепко сжать младое тело,
Нежить, холить, обнимать,
Из объятий не пускать!
Прошептать ей в миг златой:
«Каллипига, будь со мной!»
Да вкушать с ее устами
Сок черешен, виноград,
Нежно, ласково перстами
Гладить ножки… Шумный сад
Влагой свежей одурманен,
Опьянен и отуманен…
***
Ее скользит туманный взор,
Его слова как злой укор;
Ее разбила сердце весть;
Не смея глаз своих отвесть,
Она глядит - и уж не знает:
Толь пропасть под ее ногой,
Толь моря шумною волной
Ее накрыло… понимает,
Что жизни краткий миг угас,
И все сошлось в едином нем,
Не открывая слезных глаз,
Она упала; крепким сном
Забылась в сладостном плену;
Но ночь прошла, и наяву
Все мысли только лишь о нем:
Как он посмел ее предать
И чувства трепетный цветок,
Что был красив и одинок
Ногой безжалостно топтать?
Жестокий; ведь его уста
Шептали сладко в час ночной,
Как он любил, как хороша
Она была, но нынче с той,
Что вновь красой его пленила,
Забрала сердце; чередой
Своею вольной полюбила,
Отняв души залог святой…
***
Влюбленность душ чужда покою,
Она горит всечасно быть,
Быть вместе, в омут с головою…
На ложе счастья позабыть
Невзгоды все и все печали,
Что в жизни вытерпеть пришлось,
Что годы краткие отняли,
Что испытать не довелось.
***
Любовь желаньем страсти дышит,
Рассудка хладный глас не слышит,
Все в ней исполнено волнений,
Обид и горьких сожалений…
Но вдруг придет пора покоя:
Все чувства, словно волны моря,
Улягутся в ночной тиши
Отрадой северной души.
***
(Инне, моей второй половинке...)
Мой ангел чистой красоты,
Любуясь Вами, вдохновлен,
И взором трепетной души
Я молвлю Вам: я в Вас влюблен!
Не видя Вас, я презирал
Глаза невинно голубые,
Но Вас увидев, начертал
Си строки в памяти простые!
***
Взор пленительных глаз,
Волнованье кудрей,
Я мечтаю о Вас
Средь пустынных ночей.
Я остался один,
Утомленный душой,
Сам себе господин,
Чуждый людям герой.
***
О сколько сладостных томлений,
Незабываемых наслаждений,
О сколько счастья и порока
В слезах полуденного ока!
***
Как Солнца в темной кладовой
Твое сиянье неприметно,
Тебя не видя пред собой,
Пройду я мимо безответно…
Но дух мой всуе замирает,
Биенье слышится в груди,
От тайной муки умирает
Душа смятенная в любви.
К**
Твои кудри вьются, словно кудрявые барашки;
Сладостный Фаоний нежно их целует;
Ты смеешься, ликом солнечным сияя,
Счастьем лучезарная святишься;
Любвеобильная натура,
Что расточает щедрою рукой
Любовь и ласку… мужу…
***
Какая мука быть с любимой,
Встречать и видеть, как она
Сияет счастьем под личиной,
Но за другим – и не твоя…
Усталым взором и движеньем
Желанье всуе пробуждает,
И неосознанным стремленьем
Надежду чувствам обещает;
Какая страсть, какая мука,
Надежду внове обретя,
Ее терять… любви разлука
Всю жизнь преследует меня!
***
Сияет Веспер средь небес…
Ночь молчалива и глубока,
Вдали чернеет грозно лес;
Пустынно, дико, одиноко.
Горит лампада в терему,
Покои древние, светлица;
Придвинув голову к окну,
Сидит печальная царица.
Не скачет конь, желанный воин
Пропал в неведомой дали;
Уж выпал снег; лес околдован,
Застыл в преддвериях Зимы.
Анхиз и Венера
В тени пленительных дубрав
Пастух один, расправив члены,
Главу склонив на лоно трав,
Внимал звучанию свирели.
Касули, волки, змеи, львы
Его сторонкой окружали,
Прервав прохлады томной сны,
Дыханьем леса пробуждали.
Пастух встает – пред ним она
Предстала в пеплуме прозрачном,
Расправив плечи, чуть дыша,
Звеня браслетами запястьев.
В немом восторге перед ней,
Не веря, сердцем замирая,
Пастух бледнел; души элей
Пролил, уж слов не разбирая.
Власы волнистые до плеч
Ее вились нетерпеливо,
Исторгнув пламенную речь,
Она склонилась вдруг стыдливо…
«Не бойся, мой пастух суровый,
Даруй мне руку, вот рука,
Ты так пуглив, а станом строен,
Сними одежды, я твоя…»
И сладкий взор осоловелый
Тихонько долу опустила,
И ножкой стройной и несмелой
На ложе страсти заскользила…
Пастух дрожал, восторг забвенья
Не в силах духом перервать;
Очей игривых наслажденье
Он был готов за жизнь отдать.
Амур, неловко поправляясь,
Причина всех любовных дел,
Сладкоумильно улыбаясь,
Смотрел на трепет юных тел…
***
Я видел маленькое диво,
Росточку низкого совсем;
Она взирала так стыдливо
Средь света, шума и гостей…
***
Блеск порочных глаз,
Одеянье пречистой Евы;
В чаше тает алмаз,
Глоток губительный девы…
***
Хотел бы вновь как прежде я
Тебя увидеть ненароком,
Поцеловать твои глаза,
Объять невольно ясным оком.
Воспоминаньем о тебе
Была душа моя согрета;
Я верен был своей мечте;
Чего же боле для поэта?..
***
Любить как невинные боги
С рожденья дается не всем;
Небес голубые чертоги,
Оставлен обыденный плен…
***
Опять восторги упоенья,
Опять вся жизнь передо мной,
Я дикий лев от возбужденья
В объятьях львицы молодой...
***
Мучительно нежный
Твой взгляд неизбежный
Проник мне в глубины души;
Я крепко сжимал ладони твои…
Тобой оживленный,
На миг пробужденный,
Устами коснувшись теплой щеки,
Тебя заключил в объятья свои…
***
Венеры зерцало
Чудится во сне,
Дрожит покрывало,
Месяц в окне…
Нет мира для нас,
Пустыня кругом,
Вершина – Парнас,
Мы боги на нем.
***
Мечеть; чиста молитва небесам;
Немая грусть прокралась в сердце;
Печальна стала вдруг она;
Пред взором любящим и нежным
Плыли куда-то облака…
Ей на земле уж нету места;
Была душа ее светла…
***
Уж гаснет день; долина мраком
Покрыта; мглистой пеленой
Луна восходит над курганом;
Как страж – любовник молодой
Под сенью шумных тополей,
Под злые ветра завыванья,
Близ хлада северных морей
И волн катящих волнованье…
***
Пылай камин, осенний друг печали,
Сплетайтесь рифмы музы колдовской!
Сонм грез; меня ласкали
Так нежно взоры дивы молодой.
Медлительно текут мгновенья,
Мгновенья жизни и любви,
Не торопясь, без принужденья
При звуках сладостной мольбы;
Пылай камин, трещи береза,
Тепло вздымай тихонько грудь!
Увы, увяв, младая роза
На сердце мне свивает грусть...
Отрадно сладкое забвенье,
Продлись, продлись!.. но пробужденье…
***
Глядят задумчивые очи
Слезами вешних, грозных туч;
Ее душа во мраке ночи,
Что животворный света луч.
Кармен
Ночь незаметно опустилась,
Арена, залитая кровью,
Сияньем лунным озарилась,
Плывет ночная мгла;
Лишь только бледная Луна,
Ныряя сонно в облака,
С небес взирает на тебя,
Кармен! Моя Кармен!..
Любви коварная злодейка,
Волшебных танцев чародейка…
Мертва! Трагедия свершилась,
Кровавой дымкой ночь покрылась.
Кровь запеклась в сухих устах,
Жизнь превратилась в смертный прах.
***
Люблю я нежные цветы,
Что часто тихи, неприметны;
Для многих нет в них красоты,
Но для меня они бесценны.
***
Шампанское в бокалах,
Бархат ослепительных плеч
Светских львиц, кружащих на балах,
Дающих себя так легко увлечь.
***
Любовник от милой уходит в полуночь.
На белом покрове отблеск Луны.
С порога она, утомленная счастьем,
С надеждой, зардевшись, глядит на следы…
***
Рукава увлажнены росой,
Но не роса то, а слезы мои.
С утренних вишен опадают лепестки,
Но не лепестки то, а грусть моя…
Разлука
Средь синевы туманно-бледной
Над ними месяц предрассветный;
Ложиться свежая роса…
Так горячо, уста в уста,
Певец земли своей родной
Навек прощается с женой.
Печален, горек час разлуки,
Глаза в глаза, сжимая руки,
Они не могут разлучиться,
Но близок миг, должны проститься…
Примяв траву, его следы,
Печали полные, видны…
***
Венеры милый обожатель,
Красот ревнивый почитатель,
Трех граций видел я вчера,
При Вас поблекла их краса.
***
Под вечер в ласковых руках
Хочу забыть тревоги дня;
Оставив суетность и страх,
Тебе шептать: Моя! Моя!..
***
Волненье золотых кудрей,
Очей игривых ликованье,
Упругость налитых грудей
И влажных уст манящее дыханье…
Помешанная счастьем
Немолчно сердце молодое
В звучанье солнечного марта;
Безбрежно небо голубое,
Она в нем тонет безвозвратно…
Тиха небесная лазурь,
Вдали от шума снежных бурь,
Лишь взор, подъятый вышине,
В слезах восторга, но во сне…
Балкончик, плед, кругом цветник;
Она спокойно вдаль глядит.
И взоры, полные печали,
Как будто смолкли, отзвучали…
***
У родника, в лесной глуши
Влюбленный горько слезы льет…
Раздастся гулкий всплеск воды,
Устало нимфа снизойдет
К нему утешить плачь души…
***
Купальня тайная Киприды,
Во мраке, средь любви огней,
Зерцало смотрящей Лаиды,
В нем красота ее очей.
Врата открылись, на пороге
Две жрицы тихо появились,
Разув богине смирно ноги,
Пред ней тотчас засуетились.
Стопою мрамора касаясь,
Венера ножкою ступила,
Глазами сонно озираясь,
Поклоны девушек ловила.
И воды зыбко колыхая,
Толкнувшись, плавно поплыла,
На водах бликами играя,
Как мрамор, грудь ее была…
***
Под мирным небом тишина,
Приют убогий пастуха.
Звучала лира, звон печальный,
Что отголосок милый, дальний
В прохладе утра предрассветной
Чарует слух красой прелестной…
Из леса резвая Диана,
Виденьем нежного обмана,
Предстала пред его очами
В простой одежде, налегке,
Блеснула белыми плечами;
Его склонился взор к ноге…
***
(песня)
На лодочке, на лодочке,
Мы с миленькой катаемся,
Целуемся, ласкаемся,
До ночки обнимаемся.
И только лишь взойдет Луна
Мы к берегу причалим,
И там до самого утра
На сене почиваем.
На лодочке, на лодочке,
Мы с миленькой катаемся,
Целуемся, ласкаемся,
До ночки обнимаемся.
И только лишь взойдет заря,
По утренней расе,
Она босая, почем зря,
Отправится к себе.
На лодочке, на лодочке,
Мы с миленькой катаемся,
Целуемся, ласкаемся,
До ночки обнимаемся.
***
В забвенье дремлет град,
Дворцы почили в темноте.
У беломраморных наяд
Они сидели при луне…
***
Любви певец, судьбы избранник,
Долин пустых печальный странник,
Возьми свой посох, и с сумой,
С волшебной лирой золотой
Повсюду странствуй и дари
Мгновенья сладкие любви!
Октавия и Сабина
Бледна, как месяц, тиха, как небосклон,
Пастушки нрав, что часто мирно
В тени дубрав сидит одна, покорная овечка,
Все в ней возвышенно и чисто.
Она, что родниковая вода,
Течет себе неведомо куда…
Но скучно с ней, где страсти разгуляться?
Коварства, хитрости в ней не сыскать,
Не блещет остроумием она,
Как тень среди своих подружек.
Другое ты, Сабина!
Ты Солнца луч, что согревает душу,
Давая чувств побегам возрасти.
Среди подруг своих веселых
Звенящей речью всех затмишь.
Вокруг тебя все вьются, ненароком
Стараясь угодить тебе во всем.
Желая только рядом быть с тобой,
Они, как дети, к тебе склоняют слух
И взгляд твой ловят благосклонно.
Во всех нарядах превосходна ты:
Вот палий нежно голубой,
Отделан золотой каймой,
Иль пурпур, что глаза твои тенит.
В движениях подобна львице,
Так грациозна и смела,
Сравнится ли с тобой Октавия, дитя?..
***
Рассвет. Во мгле гор очертанье,
Уж близок час разлуки,
Она глядит, сжимая руки,
С любимым горько расставанье…
***
Еще не кончен разговор…
Вдруг тонкий месяц из-за гор
В час предрассветный просиял
И над горами в вышине,
В туманно-мглистой пелене,
Что серп, над миром сонно стал…
***
Стареющая красота,
Судьбы неверной начертанье,
Она пред зеркалом одна,
Печальное очарованье…
***
Ах, влюбленный Селадон,
Взгляд один – и ты влюблен,
Таешь в муке от любви,
Целовать меня: ни-ни!
***
В объятья девушке простой
Я льну кудрявой головой,
Ласкаясь бархатных колений;
Она, смеясь, не отвергает
Моих порывов, дерзновений,
Погладив ножкой, позволяет
Поцеловать ее цветок,
Нежнейший, влажный лепесток…
Приятен сладковатый пот,
Я пью отрадное страданье,
Живительного древа сок,
Лозы кудрявой трепетанье…
Не знает молодость преград;
Для упоительного чувства
Желанней всех земных наград
Любви пьянящее искусство.
***
Ее душа полна волнений,
Минутных, чистых вдохновений,
Глаза, что тихий неба омут,
Дыханье – ветра зыбкий рокот.
Колени – лебеди морские,
Томительная слабость гибких рук,
Лопатки нежно золотые,
Прохладой налитая грудь,
Завиты кудри на висках
И ночь волшебная в глазах…
***
Красу ее восточных глаз
И полумесяцы бровей
С слезой раскаянья не раз
Я часто в памяти моей
Живой молитвой воскрешу,
И, плача, горько слезы лью…
К Ней…
Моя светозарная богиня! Я был счастлив рядом с Вами и никогда не забуду тех волнительных мгновений наших встреч; я был подобен полноводной реке. Какие блаженные минуты я прожил подле Вас, мое вдохновение! Я пишу эти строки – и кровь бурлит в моих венах, а по коже пробегает теплая, сладостная судорога. О восторг! О святое безумие!
***
Мы отдалились друг от друга,
Мы перестали существовать;
Кругом пустота,
Холодный туман,
Листья кленов шуршат под ногой…
***
Ледяное дыхание ночи…
Под пледом заснули они;
Сомкнуты усталые очи,
Утомленные счастьем любви.
***
Лаиса, нежный, верный друг
Останься; наш досуг
Мы проведем в объятьях сна,
Иль нет! полней бокал вина!
Как пылок жар твоей крови,
Мне речи нравятся твои,
Презрев докучливую меру,
Восславим Вакха и Венеру!
Айда на улицу скорей,
Наполним светлые фиалы,
Мы выпьем полно за друзей,
Да запряжем лихие сани!
Какие звезды, ночь темна,
Белеет снег на холмах ровный,
Мы оба пьяны от вина,
Мороз седой - колдун задорный!
Лаиса, нежный, верный друг,
Моей судьбы замкнулся круг,
Я от тебя ничто не скрою:
Моя любовь, я пьян тобою!
Касание вечности
Вечером она вышла к ужину. Загадочная. В красивом, из черного шелка, с глубоким вырезом, вечернем платье. В нем она была неотразима. Как будто вся ее прелесть, вся женская красота глядели изнутри. Платье высвечивало ее женскую суть. Ее темные, сознательные глаза, невинно отражали свет свечей. Именно сейчас она была женщиной, настоящей, безыскусной, естественной: неповторимость, грация, слабость… ее походка, касание ступней… Тонко-очерченный в полумраке силуэт. Биение пульса. Для чего она надела это платье, почему она хотела быть красивой и нравиться? В этом, именно в этом заключалась ее миссия, и одновременно миссия и сущность всех женщин. Сейчас я как никогда ощущал ее как женщину, она призывала меня, ее природа как будто говорила мне: приди и возьми!..
Невинно и трогательно: одинокая женщина, которая сознательно или бессознательно стремится привлечь мужчину, очаровать его, удержать подле себя.
Я живо представил себе, как она перед моим приходом стояла у трюмо, завивала волосы, красила губы, подводила ресницы, украшала себя, подчеркивая свою неповторимость, ведь именно ее неповторимость составляла наибольшую ее ценность, все остальное принадлежало многим женщинам и не отличало ее от других. Увядание неповторимости – это трогает до глубины души… Я привлек ее к себе и крепко прижал… Сквозь ее тонкое, шелковое платье, я чувствовал, как волнуется ее грудь, как кровь прилила ко всему ее телу, это был ответ ее природы. Мы были вместе, и я любил ее, как не любил ни одну женщину, потому что именно в ней я сейчас любил всех женщин, которые были у меня до нее и будут после, я был погружен в вечность любви. Но одновременно я вкушал и ее неповторимость, какой не было до меня, и не будет после. Именно это придавало нашим отношениям оттенок ностальгии, - в них тонула, невозвратно утрачивалась нечто особенное... Завтра будет день, но это уже будет другой день, в нем тоже будет неповторимость, и она будет постоянно ускользать в прошлое…
Я прижимал к себе теплое, родное тело женщины, свернувшейся клубочком рядом со мной, и смотрел в светлеющее окно, с изгибами темных ветвей (как будто напоминающих о сложности мира), где занимался новый день…
***
Входя в небесные чертоги,
Глядят завистливые боги,
Застыв в преддверье удивленно,
Как изваяния, безмолвно…
Латиноамериканская шоколадка
Раскрылась ночь, все в море красок утопало, смешалось все, все танцевало. Средь ночи пламя бушевало, рождался карнавал. Девчонка бурно танцевала под звуки барабан!
Это была сладкая латиноамериканская шоколадка, стройная, смуглая, живая. Она была опалена южным Солнцем. Черные длинные волосы ниспадали до самой ее талии; округлости ее бедер, да и выпуклые формы ее тела были неописуемы! Это была страстная, танцующая дочь Солнца. Танцуя, она не танцевала — она летела, с горящими, как два маленьких уголька, глазами, то вспыхивала, то замирала... и была невозможно сексуальна! Она зажигала всех своими ослепительными телодвижениями, танцевала, как пламя, и везде, где ступала ее ножка, загорался маленький огонек, который начинал под звуки музыки полыхать все сильнее и сильнее... И танцующее пламя уже нельзя было остановить, оно захватывало все и вся и кружило в своем огненном вихре... Ночь раскрывалась праздником жизни!
Сила жизни
Ее веки сладко смыкались, ресницы слегка вздрагивали. Прикрывая глаза, она миловалась, страстно касаясь горящими щеками до его небритого лица… Она как будто убегала от его нетерпеливых, горячих поцелуев и всякий раз замирала, когда он с силой сжимал ее хрупкое тело в своих жилистых, крепких руках, прижимая к широкой груди и целуя без устали – в глаза, щеки, мочки ушей, мучительно, чуть ли не кусая зубами… Она млела от удовольствия и лишь иногда возбужденно, широко открывая глаза, волнительно, по-детски, спрашивала: «Что-нибудь не так? Что-нибудь не так?..» На что он, не останавливаясь ни на мгновенье, лепетал: «Я люблю тебя, люблю тебя!..»
Целуя и лаская друг друга, они были двумя влюбленными, которые не виделись целую вечность, и теперь, опьянев от восторга долгожданной встречи, никак не могли нацеловаться и насытиться друг другом… Голодные, как змеи, они сплелись в нерасторжимый клубок и катались по полу. Неведомая сила рождалась в глубинах их сердец. Сейчас сама Природа откровенно говорили с ними, из темных глубин небытия, жаждущая быть и рождаться, - сила жизни, влекущая к свету камни, растения, животных, людей – все - животворящая сила…
Танец цыганки
Молодая цыганка танцевала под палящим южным Солнцем. При каждом ударе ее стопы поднимался вихрь пыли. Глаза ее горели темнотой. Красная юбка развивалась, закручивалась, обнажаю красоту ее смуглых ног. Быстрее, все быстрее, захватывая, увлекая, вводя в исступление, крутилась она, одержимая танцем. Щелчки пальцев, удары бубна. Быстрота и отточинность движений, это был танец противостояния - противостояния в любви, противостояние любви и смерти. Непобедимой и непокорной казалась она в нем…
Чудный ребенок. У одной из моих любимых женщин была девочка, ходившая в первый класс. Редко встретишь такого воспитанного ребенка! Когда люди отдыхали, она уходила, чтобы не мешать другим и тихонечко играла сама с собой. Читала стихи по-французски. Когда что-то нарушала, то меня брала в сообщники, ибо я всегда был на ее стороне. И в ней видел, как и во всех детях, равного... Я, помню, занимался с ней, рисовал; им как раз задали из сказки «Снежная Королева», и я изобразил Кая и Снежную Королеву. Ее мать говорила, что если с ней самой что-то случиться, то она хотела бы, чтобы только я взял ее ребенка на воспитание. Она даже ревновала, что ее дочку я люблю больше, чем ее... И действительно, девочка была столь чудным ребенком, что не любить ее было невозможно!
Звереныш
Пятилетняя маленькая девочка, с белой кожей и светлыми волосами, с каким-то неистовым, экспансивным характером, настоящая артистка, вся в свою бабушку и маму… это было что-то, какое-то сущее наказание для меня!.. Когда я лежал на Солнце, она сажала котенка и царапала его лапами мою спину, приговаривая: «Терпи! Терпи!.. Теперь маму-кошку поймаем и посадим…» То, обозленная кидала в меня песком и камнями, за что здорово получала от меня, но с нее все как с гуся вода; то беспрерывно приставала, тянула, кусала, щипала, прыгала, ластилась, издевалась, била мила, скакала на метле, и я никак не мог от нее отделаться, мне пришлось даже спрятаться от нее… Напротив, она долго ходила повсюду и звала меня по имени, пока я не уснул… Когда же я вышел, и она увидела меня вновь, то обрадовалась, заносилась, завеселилась... и сразу же увлекла меня в спортзал, говоря, что мне надо позаниматься спортом, и в буквальном смысле стала повелевать мной, заставляя делать то или иное упражнение, - все, которые она сама выдумывала, опять же приговаривая: «Еще, еще, пока я не скажу хватит… теперь делай это, теперь делай то… теперь можешь немного передохнуть… так, теперь давай снова…» И я, скрипя сердцем, вынужден был ее слушаться, это маленькое чудо… а я еще удивлялся, как она всех детей строит?!. Когда же она наигралась, то прижалась ко мне и уснула… Когда же я ей не купил мороженое, то она обидчиво залепетала, перебирая: «Ты… Вы… Ты… Вы…»
Да, ее неистощимой, плещущей энергии можно было только позавидовать! Я уже думал, что она доконает меня, это маленькое чудовище, неугомонная подружка «трудного ребенка», бывают же такие… Когда же я уходил, она вцепилась мне в руку и никуда не хотела пускать… видимо, потому что я с ней много играл и уделял ей внимание… и, конечно, была бесконечно симпатична в свом детском очаровании…
P.S. Напротив, мальчики сильно отличаются от девочек, их ни в коем случае нельзя нянчить и сюсюкать... только строгое, суровое воспитание, такие же игры, наставления… где-то презрение ко всему девчоночьему… мужское во всем… (Как говорится, «мужчины хотят иметь сына, но боле любят девочек – если те еще и капли от своих матерей»)
P.S. Я заметил такую вещь, дети, особенно чудесные маленькие девочки, которые так по-отечески нравятся мне, любят доминировать и стремятся к первенству (видимо, кровь от крови своих матерей)! Хозяюшки... Скажешь, что тебе больно, с радостью сделают еще больнее. И если они только почувствуют, что ты поддаешься им, то не упустят своего шанса взять над тобой верх. И это у них получается совершенно естественно и непосредственно, по-детски. Лично я просто люблю маленьких-маленьких девочек (2-6 лет, ну и далее...) Хоть и говорят, что все дети маленькие – хорошенькие, но я не так часто встречал маленьких детей, в которых бы просто влюблялся, которые такое говорят и вытворяют, что диву даешься… просто ангелочки…
Примечание. Б. Грачевский (автор «Ералаша», где лично мне в детстве больше всего нравился эпизод с Хазановым в итальянской школе, с очаровательной секретаршей и Гверески, ибо это почти про наш класс, только у нас все еще намного хуже было… правда, автор этого шедевра: Джованни Моска, а режиссер: Г. Васильев!), цитата: «Ребенок – это зверек. Он мгновенно чувствует, кто становится вожаком стаи и все прочее. Он на низменном уровне, именно на зверьковом, себя ведет. И как только почувствует слабинку, будет этим пользоваться») (что опять же подтверждает идею стремления к первенству!).
Подсолнух и розочка
Под южным небом
В саду, как ясный день, бела
Роза юная цвела.
Рядом сильный, удалой
Рос подсолнух молодой.
Жёлтым пламенем горя,
Он, лаская и любя,
К розе юной наклонился…
Та зардела от стыда,
Глазки скромно опустила…
- Что ты, розочка моя,
На бок голову склонила?
Роза юная взглянула – и,
От страха задрожав,
Лепестки свои раскрыла,
Нежной страстью воспылав…
Тут подсолнух золотой,
Зноем юга налитой,
Розу трепетно накрыл,
Лепестками обхватил…
Роза пламенно вздохнула
И слегка к нему прильнула,
Приласкала, обняла
И от страсти замерла…
А подсолнух торопливо,
Молчаливо и стыдливо
Лепестки ее разжал,
Будто Солнце, воспылал,
К ней вплотную наклонился
И в самую сердцевину
Поцелуем сладким впился.
И из губ ее нектаром,
Будто божьим, чистым даром
Вдоволь сладостно напился…
***
Юная испаночка,
Милая цыганочка,
Ты кружишься и вертишься,
В быстром танце веселишься.
И смотреть-то на тебя
Сладостная мука,
Ты еще совсем дитя,
Любимая дочь юга.
Танцовщица
Она кружится и вертится,
В порыве пламенном летит
И в чудном танце вкруг себя
Волшебным вихрем все кружит.
И там, где до земли,
Своею ножкой докоснется,
Там юной страсти огонек
Счастливым пламенем зажжется.
Вот остановится она, согнется,
Взметнется дух ее… душа моя зайдет,
И сердце от волнения забьется,
И эрос мой от счастья запоет.
***
Расскажи же мне, поэт,
Как прекрасен белый свет,
И как надобно любить,
Чтобы счастливо прожить!
***
Раздался звонок. В прихожую открылась дверь. На пороге в нерешительности стояла женщина лет тридцати пяти. Вся такая хрупкая, чистая, естественная. На ее лице читалась легкая стыдливость. Простенькое пальто прикрывало ее коленки, обтянутые тонкими чулками. У нее был немного бледный вид, пробуждающий жалость. Мужчина помог ей раздеться и пригласил в полутемную комнату, где был накрыт стол к ее приходу. Он ждал ее… Женщина скромно прошла и присела за стол. Они разговаривали, пили вино, ели. Им было просто приятно быть вместе. Но постепенно, волей неволей, отношения сводились к интимной близости… Он целовал ее глубоко и страстно. Ей было немного неловко, но она полностью доверилась ему. Прижимаясь к его груди, она смотрела снизу послушными глазами, как затаившийся ребенок. Голос ее дрожал, был ласков и предан. Она прижималась к нему всем телом и замирала. В момент соития в нем чувствовалось что-то первобытное, естественное, что-то далекое, идущее из глубин веков, что подчиняло себе, заставляло ее быть слабой. Он сжимал ее хрупкие плечи. Она же, повинуясь его силе, покорно отдавалась ему…
***
Она сидела исполненная нежной грусти; в тот момент легкая музыка подхватила ее дух, словно ветер, и закружила в чудном вихре звуков. Она почувствовала, что жизнь прекрасна, волнительна и таит в себе еще много соблазна. Ей захотелось снова жить, кружиться, быть легкой, веселой и беззаботной. И именно это очаровывало в ней…
Завитки золотых, шелковых волос обрамляли ее белое лицо, имеющее выразительные, но не броские черты. Белую шейку обвивала серебряная цепочка, придавая утонченность ее образу; голубое полупрозрачное платье скрывало плавные, поющие линии тела, благоухающего жизнью что первый нежный цветок; бежевые туфельки скрывали ее прелестные ножки. Она была сказочно прекрасна! Что за сила создала такую красоту?
Сев перед ней, он согрел ее ноги горячим дыханием, нежно приласкал рукой и самозабвенно поцеловал. Женщина прильнула к нему, и они погрузились в теплые волны любви, накрывшие их с головой…
***
Все в ней прекрасно, все в ней диво,
Она прелестна и чудна,
Легка, нежна, неприхотлива,
Как поцелуй Весны мила,
И как ребенок шаловлива.
Женская суть
1
Женскую суть он постигал в ее движениях, в нервности глаз, неуловимом дрожании ресниц, раздражительности, недовольстве, которое сквозило в ее постоянных упреках. Она ревновала, по-женски, а он пытался уловить, определить в ней женщину, но всякий раз она ускользала от него. Он мог сказать: это движение души принадлежит женщине, эти детали туалета, черты лица, голос, волосы, глаза, походка, нервность, плавность движений принадлежат женщине, он мог назвать конкретные элементы, но не мог одной фразой охарактеризовать общность. В целом же, суммируя, для него женская суть сосредотачивалась до атома, до влекущей противоположности, до ее отражения в зеркале.
2
Откровенность – губительна, недосказанность – интригует. Их отношения обострились до болезненной тонкости, где рождались сотни невидимых нитей, понимания и непонимания, два мира тесно соприкасались друг с другом. Но как бы они не сближались, всегда оставалась потаенность, неполнота открытия, скольжение, неуловимость, игра воображения. Все это развивало, усиливало, или, наоборот, ослабляло нити влечений, создавая опасный клубок связей, который роднил влюбленные души, или в котором вызревала измена.
3
Мир сложен и неоднозначен. Другой всегда опасен, он играет на другом уровне и по другим правилам. Он другой и потому недостижим. Мы спокойны, когда кто-то похож на нас, когда соперник предсказуем и понятен. Но чаще всего он - другой.
Тонкости отношений. На вечере она была неотразима, откровенно-сексуальна, привлекательна, мужчины так и роились вокруг нее, желая угодить, оказывая всяческое внимание… она смеялась, флиртовала, жречествовала… Подсознательно я ощущал ненависть окружающих женщин, их зависть… я смотрел на все это, стоя в стороне… На что она мне потом заметила: «Ты так смотрел на меня… в твоих глазах можно было прочесть: я имел эту девочку…»
Вечная любовь
Гетера, муза вдохновенья,
Под сводом греческого храма
Сидит с поэтом на ступенях,
Глядится в зеркальце лукаво.
Туман кругом; прошло ненастье.
В беседе, с чашею вина
Умом, красою, тихим счастьем
Объяты двое… без ума…
Вверху обшарпанные стены,
Дыханье Осени в листах,
Из древней Греции рельефы;
Любви рожденье на устах…
Былого вехи встрепенулись,
Как прежде, двое обернулись
Из глубины седых веков,
Сорвав истории покров…
Нет, нет!.. и снова:
Мужчина, женщина – не ново
Все в этом мире под Луной,
Известен образ нам родной.
Течет веселая беседа
За чашей терпкого вина,
И незаметно канет в Лета;
Все исчезает без следа…
Прекрасен их любви союз,
Скреплен единою душой,
Устами вечно юных муз,
Любовью пламенной, живой.
Он - древний грек, она - гетера,
Они душою за одно;
Упала чаша на ступени,
Разлито красное вино…
Осенних листьев вереница
У ног, шуршащая, ложится…
Жизнь молчаливо скоротечна,
Но их любовь, как пламя, вечна…
***
В твоих глазах измена, -
Нескромно на других глядят;
Быстра, невольна перемена,
Они любовь другим дарят,
Игриво, сладко прикрываясь,
Томясь, пылая и ласкаясь.
***
Невинной грусти легкий сон
Проник на сердце мне невольно;
Мой юный дух Эндимион
К Селене тянется нескромно.
Она покров свой темно-синий,
Богато устланный звездами,
Скользящей полавностию линий
С любовью стелет между нами.
Мне плохо, плохо без тебя…
Под шум дождя, один, в бреду,
Рыдая сладко наяву,
Я имя нежное шептал;
Но голос твой в ответ молчал…
Цыганка
Цыганка дикая,
Глазок темен,
Рука смуглая,
Волос черен.
Цыганка, ах, моя цыганка,
Черна, порочна, куртизанка,
Зачем безжалостно пленила,
Невольно взглядом привлекла,
К себе навек приворожила
И напоила допьяна?..
Прошла, едва лишь бросив взгляд -
И я пропал, и я не рад,
Что с нею встретился глазами;
Конечно, право, между нами,
Молю, уже целуя руки:
Бесстыдством волю не губи,
Ах, откровенна радость муки,
Нет в жизни счастья без любви!..
Твоя безбожная натура,
Твои бесчестные глаза,
Любовь чернявого Артура,
Свели с ума меня вчера.
Цыганка, ах, моя цыганка,
Черна, порочна, куртизанка,
Дай волю, дай глоток вздохнуть,
Не то мой краток будет путь…
***
Над озером взошла Луна,
Рассеяв мягко темноту прибрежных берегов;
Плескала тихая вода
Накатом пенистых валов…
Бекасов громкий крик рассеял ночь;
Под темным пологом возлюбленная дочь
Отправилась в поля,
Найти приют у милого плеча…
Моя любимая была со мной,
Но горечь и тяжелая печаль
Вонзали острый коготь свой,
Ведя в заоблачную даль…
***
Эротика – это нечто невесомое, но вливающее в сознание пьянящее сладострастие; нечто находящееся в границах, от преступления которых трудно удержаться; ее суть – в недосказанности, заставляющей воображение мучительно вспыхивать. Завершенность же убивает желание.
***
Тоскующая слабость
Расплавит бодрость духа;
Потерянная младость
Ударом срубленного сука
Так гулко в сердце отзовется,
Что не сдержать, и навернется
Былым отчаяньем слеза,
Как будто лопнет вдруг струна…
***
Воспоминанья вновь воскресли
В душе угаснувшей моей,
Как звуки тающие песни
Кричащих чаек средь зыбей.
Я погружен в объятья лени,
В ее задумчивый фиал,
Как к диве хладной на колени,
Вкушая сладостный обман.
Что, что сейчас меня тревожит,
Волнует страстью душу мне,
Что сердце мучает и гложет?..
Все мысли только о тебе…
Но все проходит, все так зыбко;
Как Ваша тонкая улыбка
Уж тает быстро на устах,
И не любовь, а месть в глазах.
И буре страшной, уж гневливой
Все Ваши члены преданы,
Но упоительно милы Вы,
И сердцу также дороги.
Пусть и ненастье в бурю клонит
Мою разбитую ладью,
По морю щепкой грозно гонит,
Но я Вас все-таки люблю.
И погибая в сей пучине
Страстей, неистовых агоний,
Я буду помнить о лучине,
Согретой трепетно в ладонях.
***
Прохлада, тень, тенистый клён,
Ручья подгорного журчащий звон;
Здесь я о мире забывал,
Лилея образ твой родной,
Его задумчиво ласкал,
Нашед душе земной покой;
Воспомнил призрачность твою,
Увидел вензель на скале,
Под коей ныне я стою,
Предавшись давнишней мечте.
Когда же, где, в каких дорогах
С тобой увижусь внове я,
Средь гор, иль у речных порогов,
Вы повстречаете меня?
Любви мгновенья скоротечны,
Так мимолетно, быстро все,
Но все же есть и то, что вечно
Скрывает сердца бытие.
***
Вбежав, она, краса, зардела,
Застыв, опомниться не смела,
Волненье дух ей перервал;
Она едва чуть не присела,
Поставив пенистый бокал…
***
В сердцах в уборной негодуя,
Разубранная в пух и прах,
Пред зеркалом, рукой рисуя,
Актриса ресницы впопыхах, -
Кляня, ругая, - подводила,
И все одно себе твердила:
«Ну что за странная напасть,
Опять пришел, опять он здесь,
Моя над ним всецела власть
И страшной будет моя месть!»
***
Нет, мне гетер всего приятней голос,
Их речи сладкие... разбой,
Надушенный, кудрявый волос,
Дыханье, ласка, шелк златой.
Гетеры у Храма богини любви…
1
Пристанище порока и разврата.
Мы, злые фурии, как змеи,
Дерзки, смелы, без страха,
В нарядных палиях… алмеи.
Лишь только бросишь взгляд на нас,
Привяжемся, свлечем и зачаруем,
И ты уж в нашей власти; ради нас
Забудешь мать свою родную.
2
Милая Хлоя, Лаиса и Флора,
Вашим речам сладкоумильным,
Тая, сгорая, я уже вторю,
Внемля призывам любвеобильным…
Белою ручкой возьмут за запястье,
Хитро посмотрят из-подо лба…
И на душе уже вьется ненастье
Смеси пьянящей любви и вина.
***
Милета стены, царство куртизанок,
Обманщиц ласковых, хитрюг,
Что ненасытной тягостью приманок
С ума сведут тебя, мой друг!
Вот лик застенчив под вуалью,
Кокетлив, беспощаден блеск очей,
Одна прикусит плод, и шалью
Поводит линией плечей…
Нет, палец в рот им не клади,
Откусят милые пираньи,
Они приветливы, мягки,
Но в сердце страстью больно ранят.
***
Сады Керамики; у статуи Венеры,
Под сводом греческого храма,
Смеясь, сидели три гетеры,
Прям у прохладного фонтана.
Между собой перекликались,
Играя, миртом любовались;
О чем же дивы день-деньской
Вели беседы меж собой?..
«А знаете, подруги, вчера Алкей
У ног моих страдал,
Сей Марс, воинственный Пирей,
Любовь с восторгом изливал,
Средь бела дня, забыв покой…
И я уж так потом смеялась,
Когда он с чашею златой,
Стучал… но дверь не открывалась! –
«А мой, вы знаете, что мой
Всю ночь под дверью пролежал,
Слезами, с трепетной мольбой
Мне пыль с ступеней протирал.
Его, конечно, плутня, на порог
Я даже не пустила; ну, право же, он мог
Хотя бы для начала, ну какой
Подарок сделать золотой!..»
Здесь третья между ними встряла
И им, шутя, порассказала,
Как ей ее любовник милый
Вчера подарки предлагал,
Утешил слух кудрявой лирой
И после чуть ли не рыдал…
Так рассуждали три девицы
Под портиком, в тени дубрав;
Над ними весело летали птицы,
В канавах облака плыли меж трав…
***
Две девушки, что два подснежника, навстречу облакам, лесной тропой, держа друг друга за руки, в тумане исчезали. Любовь крылом весенним их души осенила, два юные созданья, две дочки Афродиты, милы, кудрявы и добры, в одежды греческие облачены. Весенний ветер с Солнцем вперемежку овеял лики их теплом; да всю дорогу злился, но вместе с тем весной дышал…
***
Ах, два горячие угля! -
Глаза ее черны, что ночь,
Влекут, зовут, томят меня, -
Любви вакхическая дочь;
Ведь я безумством окрыленный
Бываю дерзким и нескромным,
В минуты счастья для меня
О, Ваших рук нужна узда.
Ласка груди
Вперед руки мой страстный взор
Под платье ревностно проник,
Обманом, словно дерзкий вор,
Грудь лаской крепкой теребит.
Душой во взгляде утопая,
Краса невинная зардела,
Себя во власть руки вверяя,
Как лань лесная ослабела.
Тугую грудь, крутую чашку
Напрасно ситец прикрывает,
Не устоять, невольно ласку
В волненье к телу допускает.
***
(песня, навеяло убийством женщины
своего возлюбленного)
И ходила я, и бродила я,
Проклинала судьбу порой,
Он покинул меня, он оставил меня,
В ночку темную шел к другой...
И взяла я клинок, заточила его,
Да отправилась в темную ночь.
Целовала его, миловал его…
Но блеснула сталь – и глухой удар,
Он схватился рукой за живот…
И стоял он, и смотрел он,
На колени упал предо мной.
И поднял глаза, посмотрел на меня,
И сквозь зубы сказал, сокол мой:
Что ж ты, су…ка моя, что ж ты, милая,
Погубила меня, пацана,
Я ж любил тебя, я ж ценил тебя,
Я ж дарил тебе соболя.
И стояла я, и смотрела я,
Сталь дрожала в холодной руке,
И все вспомнила тут, и закрыла глаза,
И слеза потекла по щеке…
К**
Сей пылкий гений - для искусства,
Глаза ее полны любви,
Полны невольного безумства,
От сладострастия влажны.
О как мила мне эта смуглость,
И влажный блеск очей,
И бархатистость, и упругость
Вакханки ветреной моей,
Что мчится меж людей приличных
В кружащем танце упоенья,
Или среди толпы столичной,
Презрев условности и мненья,
Кипридой северной явится
В мехах языческой Венеры,
Волшебной феей обратится,
Поправ законы светской меры.
Ах, пусть она сгорит при свете -
Как мотылек, взмахнув крылом:
В кружащем вихре, в ярком цвете,
Вспорхнет… и будет опален…
***
Пишу Вам, милая Наталия,
Пишу приветное письмо,
Богиня танца, Терпсихора, Талия,
Приятно с Вами и легко!
***
Муза Талия
В Павловском парке.
Рядом с музой
Маленькая девчушка,
Бойкая, веселая,
Ведет экскурсию
Для взрослых…
Я полюбил ее
С первого взгляда.
Все же редко встретишь
Такого замечательного ребенка!
***
(Армянке)
Один армянки ясный взгляд –
И в сердце трепетное мне
Влился смертельный, сладкий яд,
И я влюблен, и я во сне…
Но полно, полно говорить,
Ребенок ты еще душой,
Ты не готов ее любить
Любовью, что дарит покой;
Тебя влекут неодолимо
Лишь блеск и чистая мечта,
Но что простому сердцу мило –
Все мимо следует тебя…
О ней ты образно мечтал,
И только лишь ее представил,
За ней Пегас твой бег направил,
Найдя свой чистый идеал.
Влюбленность, страсть – ты это ценишь,
На женщин смотришь, как на муз,
В огонь желанья свято веришь,
Все не для быта – для искусств.
***
Роскошные апартаменты бань,
Харит веселых младость,
Одна бела, тонка, как лань,
Сквозь струи плещет радость.
Эрот резвится, в облаке витая,
Над всеми дух его парит, -
Когда в парной девица молодая
Возьмет рукою веник у Харит.
Бассейна прохладны воды,
Разгоряченным телом с головой
Нырнешь под арочные своды,
И кровь поднимется волной…
***
(Идиллия в шалаше)
Светает; ночи покрывало,
Растаяв призрачно во мгле,
Влюбленных двух очаровало
При мерно плещущей волне…
На море нынче непогода,
Под утро дождик моросит,
Убогий край и время года,
Прохлада по щекам кропит…
Шумит и шепчется прибой,
Кружатся чайки вдалеке,
Серо, уныло над водой…
Туманно… камешки на дне…
Укрывшись грубым покрывалом,
Прижав продрогшие тела,
Дыша под утро теплым паром,
Лежали в лодке… он, она…
Покоясь мирно на снастях,
Она, прильнув к его груди,
Нашла покой в далеких снах;
Ее разбросаны власы…
И что же холод, непогода,
Когда тепло тела роднит,
Убогость треснутого бота,
Да дождь, что мерзко моросит?..
***
А нам все также не понятно,
Что женщина за клад?
Для нас душа ее – загадка,
И мы гадаем не впопад.
***
Церемониальное общение с настоящей гетерой, словно легкое касание душ, подобно теплому прикосновению кончиков пальцев, дабы почерпнуть энергию путем пробуждения жизненных токов; это высшее искусство общения на грани флирта.
Девушка из сна
…Она явилась ко мне во сне, из ниоткуда, из моего подсознания, видимо, уже успевшего истосковаться по настоящей любви к женщине. Ее одухотворенность и воздушность, вместе с семейственностью, к которой она привыкла, произвели на меня приятное впечатление! Она была так разговорчива и весела в кругу своих близких, так увлекалась, забывая обо всем, но в то же время была как будто немного чужда им, словно ее мысли носились совершенно по иным кругам и ей приходилось снисходить до окружающих. Было в ней что-то веселое, по-детски беззаботное, и весте с тем проглядывала некая грусть, какая-то потаенная отчаянность: в своей веселости она словно доходила до предела, после которого готова была разрыдаться, но, преодолевая себя, сквозь слезы, вновь, с удвоенной силой, пускалась в странное волнение, щебетала и щебетала беспрестанно... Без сомненья, я влюбился в нее и привязался с той силой, на какую способна первоначальная страсть и проникновенная симпатия. Я быстро нашел с ней общий язык, - в чем светилось родство наших душ! Она даже била меня сильно, но любя, на что я мог только нежно целовать ее… (Неужели это мое подсознание творило любимый мной образ?..) Но причиной ее подспудного отчаяния, как я узнал позже, была болезнь – врожденный порок сердца. И почему именно от этого моя мгновенно вспыхнувшая влюбленность сделалась столь глубокой и самоотверженной? Из-за жалости? Отчасти… Действительно, в тот момент мои глаза готовы были наполниться слезами. Конечно, я бы не проявил этой слабости, дабы просто, чтобы не унижать ее. Но любой врожденный недостаток человека, роковое слово Природы, вызвало у меня приступ сожаления и досады. И тут во сне коварство отрицания сыграло злую шутку: я вдруг спросил себя: а смогу ли я долго любить ее, ибо, как всегда, встретиться какая-нибудь зазноба, здоровая, безразличная, далекая от сантиментов – и мой мир распадется на два взаимоисключающих, противостоящих мира, становясь причиной моих внутренних противоречий и терзаний, особенно из-за этого момента – врожденного порока сердца?.. Шепча: «Нет, нет!..» - и все же желая, чтобы этот образ воплотился, я проснулся…
И почему-то сразу вспомнил, что я никогда в детстве не хотел быть врачом, да и не смог бы, ибо терпеть не мог слабости других людей: когда они такие бессильные, бледные, угасающие лежат на койках, а их глаза словно вопрошают о жизни. Я ненавидел эту слабость, может быть, потому что сам не мог сделать так, чтобы человек выздоровел сразу, встал и пошел, радостный и полный сил: я словно не верил в его болезнь и требовал, чтобы он был здоров! Это было жестоко, и отрицание опять коварным образом толкало меня в радикализм: а раз так, так пусть и умирают, коль не могут быть здоровыми и сильными! Нет, нет, я решительно не мог быть врачом!..
***
Приятно пить молоко из твоих теплых рук, наблюдать, как твоя стопа оставляет следы на морском песке, как твои точеные руки заплетаю мокрые волосы после купания; приятно любоваться твоим телом, - сквозь тонкую тунику, когда ты рвешь виноград, окруженная солнечной аурой, - в этом всем светится бог – бог любви, Эрос!
***
Волга-матушка, пресница,
Ах, как плавно плещешься!..
Я бы полюбил тебя,
Я бы утонул в тебе…
Мой сон
Я брел по какому-то старому городу, словно затерянному во времени, ибо, как мне показалось, всякий раз он возникал в яви. Каменные улицы, темные закоулки, захолустье, лестницы, ведущие в убогие закутки, женщины, сидящие у дверей... Как будто все повторялось бесчисленное число раз, где человечество являлось всего лишь одной эпохой, рисунком Художника на листе Бога, одним дождевым штрихом на бесконечном стекле вечности…
Я вышел за каменные ворота города к океану, где шумно накатывались волны... И вдруг провидел, узрев деревянную, поскрипывающую лодку – баркас, бороздящий тревожно зыбкую водную гладь, это был островок твердой поверхности, на котором уже находился и я... Как вдруг я вознесся к небесам и увидел оттуда: что это? что влечет корабль и куда?.. Ничто как будто не предвещало гибели. Но то, что я узрел, поразило меня. Это была огромная воронка, водоворот, уходящий в глубь и затягивающий в себя окружающие воды. Находящиеся на корабле не знали об этом, не видели, не чувствовали, они плыли по намеченному, по выбранному, как казалось им, курсу... Это было могучее вращение, вовлекающее все в себя, в свои недра... И ничто не могло противостоять этой силе. Баркас находился в поле ее действия. И я уже видел, как он подплывает к попасти, отрывается от водной поверхности, преодолевая силу тяжести, и падает в бездну, увлекаемый внутрь…
Я очнулся в подземелье, подле решетки и сидящих по ту сторону людей, и увидел черного, страшного зверя, сторожащего их. Затем появился другой зверь, самка, преобразившаяся прекрасной женщиной, со стройными ногами, которая зажала тело первого зверя меж ног, отчего тот превратился в ласкового котенка, который по Ее воле отпустил людей на свободу…
По винтовой лестнице я спустился в каменное подземелье, по бокам которого полыхали языки пламени. Я вгляделся… и, откуда не возьмись, в темноте, стали появляться, мелькать и танцевать тени, а затем, сгущаясь, проступили маски, разные – страшные, яркие, блеклые… Их было много, они вращались в безумном танце, затем остановились и все с удивлением и интересом уставились на меня… Они как будто приглашали к смертельной игре... И я пустился с ними в пляс, закружившись в такт экстатической музыки...
После проведенной в танце ночи я оказался в каком-то доме. Но где я, и что я тут делаю? Навстречу мне вышла девушка, я узнал ее, некогда она была моей самой любимой на свете, но это было так давно, что я уже забыл все, как будто этого и не было вовсе. Но сейчас она вдруг вновь стала мне столь близкой и дорогой, что я осознал, спустя столько лет, как я еще сильно люблю ее, хоть и не вспоминал о ней уже годы. Сейчас все было, как и ранее, как будто прошлое приблизилось ко мне настолько, что стало настоящим. «Зачем мне это все?» – спрашивал я себя. Она что-то говорила, жалела, в ней зарождались какие-то воспоминания, но она не могла оставить своего мира, в котором давно укоренилась…
И здесь я пробудился ото сна, огляделся и понял, что это был всего на всего лишь сон, но ощущение реальности которого еще долго не покидало меня…
***
Венера купается в пене,
Ей ветер морской помогает,
Ее, обнаженную, в теле,
Лаская, волной накрывает…
И пенятся бурно барашки,
Бегут, завиваясь гребнями,
По телу Венеры – мурашки –
На Солнце, в прохладе, с волнами…
(Продрогла…)
Смерть Пентесилии
Грозно закованный в латы Ахилл,
Само воплощение Смерти,
Царицу в запале мечом поразил,
Войной опьянен в круговерти.
И трепетно, нежно, по-женски, легко
Царица склонилась у ног,
Хитоном прикрыты колени Ее,
Златые власы, во взгляде – любовь…
Поникла, во грудь мечом сражена,
С мольбой перед войном, слабея,
Застыла любовь… любовь умерла,
Ахилл отступил… что череп… мертвея…
***
В глубокой каменной лощине
Бежит и пенится река…
Над нею Замок на вершине,
Угрюмо высится скала.
Парит орел ли над ущельем,
Пройдет тропою ль серый волк,
Зальется ль птица звонкой трелью,
Пустынно здесь у шумных вод…
Легенды давней старины
Из уст в уста прошли века,
Сидящий старец у скалы
Нам передал одну сполна.
Когда-то жил здесь князь жестокий,
Имел он дочку… всех милей;
Подобна лани ясноокой,
Возросшей дико средь камней.
Богат и знатен был сей князь,
Суровым сердцем обладал,
Здоров и крепок, точно вязь,
Он нежных чувств не признавал.
Подобно дикому цветку,
Что распускается один,
Лелеял дочку князь свою,
Сам ей всевластный господин.
Даута зналася с Али,
Одним из мальчиков в округе,
И только с ним росла в тиши,
Познав любви сердечной муки.
Но беден род был пастуха,
Прогневал князя тот любовью,
Его прогнал князь со двора,
Да запер дочку под засовом.
Нашел и дочке жениха,
Богатством знатного, сословьем…
Решив перехитрить отца,
Та согласилась славословьем,
Ей б только раз увидеться с Али…
А он уж ждет ее свиданья,
Она примчалася в пыли,
И тяжек миг был расставанья.
И чтоб навек скрепить любовь,
Они решили смертью пасть,
Али вскипела нетерпеньем кровь,
Он прыгнул первым в пропасть…
Даута умно рассудила:
Зачем себя губить во цвете лет,
О смерти мысли отстранила:
Милей богатой жизни свет.
Скорее к дому поспешила,
Ее там ждут… Ан нет, да нет!..
За жениха пойти решила –
Вот юной девушки ответ.
С тех пор прошло немало лет…
То место люди нарекли,
Храня событий прошлых след,
Скалой Коварства и любви.
***
(кавказская легенда)
При спуске с Гуд-горы в низину,
Как нам предание гласит,
В подножье Чертова долина
Роскошно, широко лежит…
На дне глубокого ущелья,
Где шум Арагвы между скал,
В убогой сакле поселенья
На берегу, где бьется вал…
Цвела, что юная чинара,
Грузинка милая Нино;
Купцов вставали караваны
Увидеть лишь красу ее.
И с самого ее рожденья
Великий горный Гуда-дух
Ее любил… в сопровожденье
Камнями устилал ей путь…
Пойдет ли собирать цветы, -
Он лучших ей прибережет;
Лесов богатые дары
С отцовской лаской наберет.
И ни один баран отца Нино
Среди отвесных горных круч
Не пал в ущелие на дно, -
За всем следил всевластный Гуд.
И с каждым годом все сильней
Его любовь к Нино росла…
Но той Сосико был милей,
Она соседа предпочла.
Джигит лихой, горяч и ловок,
Кавказский танец танцевал,
Был он красив и очень молод,
И метко из ружья стрелял.
И ревность Гуда обуяла,
От гнева стал он сам не свой,
Душа мрачнее тучи стала,
В горах все чаще буря, вой…
Пойдет Сосико на охоту -
Ущелья застилал туман,
За серной ль он взберется в гору -
Метель его засыплет там…
Так Гуда долго ревновал,
Пока пред свадьбою влюбленных,
Он не обрушил снежный вал
На саклю бедную в предгорьях…
***
Подобен горному орлу
Сын славный дикого Кавказа;
Волос темнеющих копну
Носил он гордо, без прикраса.
Был гибок стан его и строен -
Клинок из стали закаленный;
Он духом был свободен, волен,
Походкой смелый и проворный.
Вокруг красивого орла
Она – бледна и ясноока, –
Что лебедь томная плыла,
В горах за облаком высоко…
В садах, когда Луна сияла,
Они встречались по ночам,
Над ними бездна раскрывала
Созвездье темных покрывал…
О как прекрасна тайна ночи,
Как преступленье сладко в ней,
Когда полны томленья очи:
Любви рожденье в бездне сей…
Но как земная жизнь кратка,
Так краток сладкий миг любви;
Прошла счастливая пора,
Вражда их омрачила дни.
По разны стороны реки
Давно их роды проживали,
И предки – давние враги –
Веками страшно враждовали.
Их разлучили навсегда.
Была разлука невозможна,
В последний раз свела судьба
Их на мосту неосторожно…
Поплыл платок между ущелья,
Раздалось эхо по горам,
Вода всплеснула горечь мщенья,
Как камень преданный волнам…
Закон вражды и кровной мести
Разлуке их сердца обрек,
Непримирим угодник смерти,
Суров закон в горах… и рок…
Роняет воды водопад…
Ревут массивные валы,
Лишь темный демон смерти рад,
Незримо смотрит с высоты.
И ныне дик, суров Кавказ,
Ревнитель мужества и чести,
Без лишних изысков, прикрас,
Как горец, полный черной мести…
Фрина (по мотивам Анри де Кока)
За много лет до Рождества Христова,
Во цвете Греции златой,
Сорвав с Истории покровы,
Явилась дочь Венеры молодой.
Та, что впоследствии решила строить град,
Где б надпись на вершине главных врат
В века потомкам передали Фивы:
«Разрушен Александром и отстроен Фриной».
---
Одним погожим летним днем
Среди ровесниц молодых
Купалась дива в озере лесном,
Резвяся в брызгах золотых…
В то время юноша один,
Красы нагой поклонник-паладин,
Глядел из ближнего куста
На белые роскошные тела…
Соглядатай поэтом звался,
Он верно в будущем читал
И Эвтихлесом ей назвался,
Елейны речи расточал…
Его Афины славит речь,
Богатства, славы град, почета,
Где порт Керамик – место встреч,
Центр притяжения для мота.
(Фрина) – Не уж-то твой товар так дорог?!.
(поэт) – Я беден, Фрина, я – поэт!
Но господин мой знатен, молод,
Тебя полюбит высший свет.
Поэты служат наслажденьям,
Подобно ангелам любви,
А по сему, по положенью,
Доставить оную могли.
Наивной девушка была…
Ей Эвтиклес был сердцу мил,
Взглянув на кудри… замерла…
В груди томленье, слабость сил...
Он ей подарит ночь любви,
Корысти чуждой, всякой лести,
Подобной искренней мольбы,
Достойной благородной смерти.
Но ныне Фрина промолчала,
Подав для поцелуя руку,
Хотя невольно трепетала,
Волнения смиряя муку…
(Фрина) – А где же был ты, юноша прекрасный,
Когда нагой купалась я?..
(поэт) – Под тем кустом, в укромном месте…
Залилась Фрина от стыда…
А он к ней ближе, руку жмет…
И внемлет юной страсти та,
Ее в Афинах он де ждет,
Придет, иль нет, она туда?!.
Дианис, знатный господин,
Давно присытясь низкой страстью,
Скучал пред портиком один,
Неся впустую бремя власти…
Вняв Эвтиклесову совету,
Дианиса пленила Фрина,
Не позабыв про бедного поэта,
С ним ложе бедною пастушкой разделила,
Уверив, что не способно золото на то,
Чтоб научить ее любви, -
Да, сердце женщины так падко на него, -
Но все ж поэта чувства так чисты…
Среди народа красавицей она слыла,
Но тот не зрил красу ее доселе,
И вот на празднике Нептуна снизошла,
Нагая в воду, наподобие Венеры…
Все совершенство было в ней,
Округлость форм, блеск тела,
Прозрачность кожи, виноградины грудей,
От вида Фрины сердце млело.
За то народ ей благодарен был,
Ведь скромницей она себя держала,
«Наряд» ее поэтов вдохновил,
Дух творчества в сердцах их пробуждая…
Немного смелый, дерзкий шаг,
Прилюдно наготу свою явить,
Но великодушию народ был рад,
Аплодисментами решив благодарить…
Среди толпы был Гиперид,
Он беден был… и Фрины он стеснялся,
Но только откровенно та явилась в свет,
Как ей в любви своей признался.
Придя к ней на террасу в вечеру,
Беседу с нею вел непринужденно,
Убийство Евтихия предлагал за ночь одну…
Подумав, Фрина согласилась вольно.
Введя в покои адвоката,
Увериться в любви… просила доказать,
Пред ним поставив чашу яда,
Он должен смерть из рук ее принять.
Назавтра чтоб в Афинах говорили:
- У Гиперида не достала злата,
Так жизнью расплатился с Фриной,
Вкусив ее любовь… и чашу яда…
Прильнула Фрина: - То не игра, постой!..
Умрешь ты через пять часов…
Он твердо чашу взял рукой
И осушил без слов…
Потом спросил, достоин ли ее руки?!.
Она поднялась, руку подавая,
И в вечности объятия свои,
Его в покои увлекая…
Наутро Гиперид открыл глаза…
И пред собой увидел Фрину…
- Так я не умер! Ты лгала?..
(Состроив удивленья мину…)
(Фрина) - Ты сожалеешь ли о том?!
(адвокат) - Нет, я б не мог тебя любить!..
Отныне стал родным сей дом,
И мог ли он ее винить?!.
Та ночь имела множество сестер
Средь сказочных покоев Фрины;
Так обернулся счастьем приговор,
Судьба вознаградила Гиперида.
Но Евтихия злость снедала,
Он мыслил Фрину погубить,
Шипя, змея таила жало,
Суду над Фриной по навету быть.
Над Фриною склонившись, Евтихей прошипел:
- Любовь моя (плюс пять таланов)… или смерть?
Ничтожеству так подло разум повелел,
Коль не взяла елеем лесть.
(на что она) – Я слышала, змея свистит, грозя,
Когда ужалить хочет смертно,
Ступай же, зубы вставь, свистя,
Тебе не повредит, Евтихий, верно!
И Фрина восвояси удалилась…
А через две недели суд,
Предупреждение Евтихия свершилось,
Под трибунал ее ведут.
За нарушенье празднества Цереры,
За осмеяние величия богов,
За превышенье куртизанкой меры…
Свершиться суд над ней готов.
Был строгим гелиастов суд,
Он куртизанок в подчинении держал,
Недопустим богам был блуд,
Закон сурово то карал.
Защитником своей любви был Гиперид,
Он, взвесив аргументы, подготовил речь,
Но суд – провиденья весы, и он разит,
Как неотвратный Немезиды меч.
И как бы ни был адвокат уверен,
А все ж сомнение таилося в душе,
Назад два года был приговор безмерен,
Приговорили к смерти Феорису на суде.
И Вакха не спокойною была,
Вернейшая подруга Фрины,
У Гиперида пред судом она
Просила (без веселой мины)
Увидеть пастуха с горы Гимета,
Который зеркалом волшебным обладал,
Подарком перса; от Евтихова навета
Он Фрину б спас, он мудро прорицал.
Услышал адвокат не без усмешки
Совет от девушки простой,
Но согласился; и без лишней спешки
Отправился к Лизандру по тропе крутой.
Пастух жил в хижине на высоте Гимета,
Он скромно зеркало достал,
Поставил, стал смотреть; приметы
Он в нем бы верно угадал.
Вдруг посветлело мутное стекло,
В нем появилось нагое тело Фрины,
Глядел Лизанд восхищенно на него,
Сказав: «Прекрасна! Прекрасна как Богиня!»
И больше ничего он не сказал,
На все вопросы Гиперида
Он молча зеркало убрал,
Лишь повторив: «Прекрасна как богиня!»
И Вакха с Гиперидом в город возвратились,
Но так и не смогли понять, -
Видению, конечно, поразились, -
Но как к суду его принять?!.
Назавтра день суда настал,
Перед судилищем предстала Фрина,
Евтихий с обвиненьем выступал,
И беспощадно речь его разила.
В защиту вышел Гиперид,
Но речь его судей не удивила,
Он зрел на гелиастов грозный вид,
Предзнаменование недоброе сулило.
Пот утирая в страхе с лба,
Не знал, что делать Гиперид,
И тут, как молния, пришла
Идея, что судей сразит.
- Да будь благославен пастух!
Прозренье адвоката осенило,
Все судьи обратились в слух,
Настал час звездный Гиперида.
Рукой умолкнуть адвокат велел
И обратился к судьям снова:
- Встань, Фрина! (лик ее бледнел…)
Поднялась та перед законом…
- О посмотрите, судии Афин,
Поклонники прекрасной Афродиты!
Коль вам достанет смелости и сил,
Подобную Венере осудите!
И он во славу греческих богов,
(Так, что смутил бы и саму Афину)
Перед судом сорвав покров,
Явил им обнаженной Фрину…
И гелиасты ахнули, шумя,
Народ застыл от изумленья;
Богами данную красу казнить нельзя,
Не навлекая божье мщенье.
И в суеверном страхе те вставали,
Не смея куртизанку осудить,
Все как один они отдали
Свой голос «за» - да будет жить!
Евтихий-жаба, посрамленный,
Кипел от ярости двойной
При виде Фрины невиновной,
Как та (с любовником) отправилась домой…
Исход процесса стал событием Афин,
Счастливые гетеры Гиперида поздравляли,
Он был для них защитник, господин,
Что даже статую воздвигнуть обещали…
Тот отказался, помянув Лизандра весть;
Хотя расстался б только с Фриной,
Гетера каждая почла б за честь
Стать спутницей ему любимой.
Лаиса, Вакха, Каликсена,
Мирина, Ламия, Сапфо,
Им госпожа сама Венера,
Они в любви с Ней – все одно!..
Философ Протагор брадатый,
Тот женских ласк не признавал,
Бесед заумных завсегдатый,
Он Фрину только презирал…
И та на спор однажды порешила,
Что Протагора покорит,
Но проиграв, в Афинах заявила,
«Что человека, а не камень, обещала соблазнить».
Но Диогену без платы отдалась,
Почтив вниманьем мудреца,
Любовь философов с гетерами велась
Спокон веков до нынешнего дня.
Пракситель смертную богиню изваял,
Ей поклонялся, как Венере,
Продав ваянье… замуж призывал,
Помешанный в любовной вере.
Любовник с скульптором в Праксителе менялся,
Когда пред ним натурщицей предстала Фрина,
Он страсти беззаветно предавался
С самой Венерой, искренне любимой.
И Фрину обессмертить обещал;
В трудах искусства потекли недели…
И в камне воплотил он идеал,
Представив восхищенно перед всеми.
Пракситель мог жениться бы на Фрине,
Но та порвала с ним. Ее предав,
Он статую улыбкой наградил невольницы Крамины,
Тем навсегда гетеру оскорбив тотчас.
Но до того они друг друга обожали
И каждый день, и каждый час
В объятьях сладких возлежали,
Любви напиток пив за нас…
За то решил Пракситель Фрину одарить,
Ей самое прекрасное ваянье обещал,
Она воскликнула: - Но, как же быть?!.
Как выбрать лучший идеал?..
И Фрина задала ему вопрос:
- Как выбрать лучшую, скажи?
Смеясь, Пракситель тут в отказ,
- Какую хочешь, ту бери!
И вот однажды, ужиная в доме
Своей любовницы, он отдыхал,
Как неожиданно невольник с воплем
«Пожар! Пожар!, - крича, вбежал…
Праксителя пылает мастерская…»
И сам не свой, вскочив, тот стал:
«Сгорит Сатир иль Купидон в пожаре,
И я погиб, и я пропал!..»
На что его гетера вразумила:
- В порядке все, пожара нет!
Ваятель, я над тобою пошутила…
Пусть Купидон мне служит много лет!
Пракситель на нее не мог сердиться,
Ведь изваянье ей пообещал,
Он остроумию гетеры подивился
И Купидона в дар ей передал.
А та, налюбовавшись, чрез пару лет
Творенье передала граду,
Чтоб каждый мог, и скульптор, и поэт
В мечтаньях воспарив, творить на славу.
***
(подарок Григорию Орлову,
фавориту, от Екатерины II,
Мраморный Дворец)
Творенье царственной любви,
Екатерининской прохлады,
На бреге сдержанной Невы
Колонны, мрамор, анфилады…
Любви и строгости венец
Вознесся мраморный Дворец
Немецко-русской знати,
(Что ко двору явилась кстати…)
На стылой, северной земле
Ринальди италийское искусство
Создало призрак на Неве,
Вселив властительное чувство…
Примечание. Петербургская эротика: Атланты… Эротика Павловска: Аполлон в кругу Муз…
***
(К Инне)
Виденьем прошлых дней
Она ко мне пришла,
Я думал все о Ней,
Но жизнь уже прошла…
Примечание. Ходячее безумие. Она отошла метров на пять, потом повернулась, увидела меня, подбежала, мы обнялись и слегка поцеловались… в День поцелуев… она подарила мне поцелуй… и ту же расстались, чтобы опять не видеться с ней лет 10, как ранее с Ее мамой… Надо сказать, девушка эта была вся в свою мать… полная энергии и сил… Мама Ее когда-то работала организатором концертов… и эта все организует, как юла… ныне «московская миллионерша»… говорила, что подчиненные Ее очень боятся и благоговеют, ибо она с ними и добра, и строга… Понятное дело… и уже Ее дочь такая же энергичная, неуемная… тоже мне нравилась… Первые воспоминания обо мне у Нее были, когда я еще учился в Университете, - говорит, - я был такой бледненький, худенький, с взъерошенными волосами и все думал о своих синусах и косинусах… а сейчас поправился, поздоровел… Она же явилась мне в образе босоногой славянки, бегающей по зеленой травке с распущенными светлыми волосами… прямо, русская эротика!.. Почему она была ходячим безумием?.. Потому что, словно вихрь она ворвалась в мою жизнь, возмутив… да, было в Ней нечто безумное…
(о Ней)
Зеленоглазая колдунья,
Смутившая меня,
Души моей ведунья,
Так мне близка и далека…
***
(«Эрмитаж»)
Приют отшельника, уединенный эрмитаж,
Густая зелень парка под Луной,
Свиданье у розария, изящества пассаж,
Наедине с любимой идиллический герой…
***
Счастье – это когда утром возвращаешься домой после проведенной ночи с любимой… Тогда все вокруг тебя поет и наполняет радостью, тогда преисполнен жизнью… вода по иному блестит в лужах… вдыхаешь свежий весенний ветер всей грудью… Весна улыбается со всех сторон…
***
Беседка поэта,
Где с милой познал
Он радость рассвета,
Вкушая фиал…
По кущам в округе
Звенят соловьи
Призывом подруги
В предутро Весны…
Легенда о Девичьей башне (в Судаке)
---
Шумит прибой у островерхого утеса,
Главой венчает крепость башня,
Что смотрит на прибрежье плёса…
Видна с обрыва моря пашня…
Мягка Природа ветреной Тавриды,
Приятно небо, моря синь...
Причерноморье дикой Фриды,
Горька с прибрежных скал полынь…
Легенда овевает Девичию башню,
Как шарф прекрасной веял на ветру,
Окно раскрыто на морскую пашню,
Где волны, пенясь, бьются о скалу…
---
Поветрье антики времен,
Когда отважные былые мореходы
Повсюду бороздили воды
Близ древней Греции сторон…
Доносит время имена
Архонта Митридата, Диафанта,
Века пронзают письмена,
Гранитно слово фолианта.
...Тропинка выбита в скале
К Девичьей башне наверху,
Что вознеслась на вышине...
Лишь море плещется внизу...
Бывает ночью звездно-темной
Над морем полная Луна,
Или бродяга месяц скромный...
Таврида в сон погружена...
Иль небом тучи грозно ходят,
Штормит, темно, один маяк...
Дождь, ветер волны взносит...
Бушует и кипит, неистов мрак...
Так жизнь в прибрежии проходит,
Контрабандист, торговец ли, -
Все время в безвозвратное уносит...
С надеждой в будущность гляди!..
Во времена понтийских греков
Принцесса в башне обитала,
Не внемля юношей приветов,
Горда была и цену знала.
Красой своей непревзойденной
Архонта дочкою была,
Пред Ней коленопреклоненный
Был полководец без ума.
А та, - как часто то бывает, -
О чем не знал никто тогда, -
Амур разит, не разбирает, -
Любила просто пастуха...
Была служанка у принцессы,
Что сорвалась с обрыва края...
Воздвигли камень на прискорбном месте,
Туда ходила Госпожа, страдая...
Грустить над холмиком бедняжки,
Склонившись над могильною плитой,
У коей выбоина для залетной пташки
Была наполнена водой…
Возможно, и душа служанки,
Душою став одной из местных птиц,
Сюда наведывалась к чашке
Отдохновения испить...
И вот однажды на краю у камня
Архонта дочка видит: юноша сидит,
Ветр развивает кудри парня,
О чем-то юноша грустит...
Его спросила девушка: откуда
Он родом, кто его родня?
- Как видишь, я пастух отсюда,
Мать в грядке обрела меня...
Принцесса улыбнулась скромно:
- А что же юноша грустит?
Пастух ответил Ей невольно:
- Один я, и никто меня не зрит!
Да рассмеялся так задорно,
Что девушке вдруг сделалось легко,
Осталась им она довольна,
В беседах время незаметно потекло...
Они болтали обо всем на свете,
Что в мысли по наитию пришло,
При утре жизни на рассвете;
В любви сердцам неравенство чуждо.
Архонта дочь от встречи и до встречи
В мечтаниях о юноше жила,
Пастух же чувствовал на свете
Счастливей всех иных себя.
Любовь дарует окрыленье,
Невероятный чувств подъем
И часто разума забвенье,
Жизнь для влюбленного как сон.
Но обо всем узнал Архонт,
В его расчеты не входила
Влюбленность дочки – что за вздор?!
Неровня знатности сулила
Не возвышенье, а урон.
А посему размыслив здраво,
Имея силу, власть и право,
Юнца велел без промедленья он
В колодец бросить, - в заточенье, -
Холодный, тесный и пустой,
Тем обрекая на мученья
Своей десницей волевой.
Не знала дочка, что случилось,
В неведеньи тянулись дни,
А как узнала, то затмилась
И к стражникам скорей... они
На ласку, хитрость, подкуп падки,
Рискуя, ей все ж помогли;
Но без сознания в упадке
В покои юношу внесли...
И тут вошед, как есть архонт
Увидел пастуха, краснея,
От гнева чуть не занемог;
Стояла девушка, бледнея…
И вот уж руку он поднял…
Но лишь улыбка исказила рот...
С собою в тайне совладал,
Велев за доктором позвать… Дает
Для юноши он деловое порученье,
Мол, испытанье-наученье,
Да в Грецию с ним отправляет,
А дочке тут же предрекает:
Как минет только один год,
То юноша ей мужем станет,
Коль с белым флагом корабль придет;
Иначе, если тот ее обманет,
То флага вовсе не узрит,
То верный знак прибудет,
Что верность он не сохранил,
И Диофант ей мужем будет.
Тем временем тайком завет
Дает архонт коварным мореходам,
Чтоб на пути они в Милет
Юнца убили мимоходом…
Промчался год… на берегу
Корабль девушка встречала,
Смотрела, как Асоль… но на беду
На мачте флаг не увидала…
И все в мгновенье поняла, -
В груди как будто сердце оборва’лось, -
Обман, коварство, умысел отца…
На башню в помутнении поднялась…
Пред тем надела лучшую тунику
И диадему из сапфиров и опалов;
Решимость отдавая мигу,
Взойдя, рабыням приказала:
- Ко мне наверх пусть Диафант придет…
И тот, сияя счастием, вбежал;
Она же холодно рукой махнет,
Чтоб оставался, где стоял…
- Искал моей руки ты, Диафант,
Не спрашивая, нужен ли ты мне,
И знал же, хоть и был не рад,
Что сердце отдано другому… не-е-т…
Кого хотел во мне ты видеть,
Наложницу под маскою жены?
Ничтожны вы с отцом, и ненавидеть
Мне остается вас вдвойне...
Хитры вы оказались, умертвив,
Того, кто был мне всех дороже,
И вместе с тем меня убив,
С надеждами на знатность, ложе…
Вам не знакомо, как любить!
Что значит любящее сердце…
Хотели хитростью купить,
Два властолюбца-иноверца…
И с тем шагнула меж зубцов,
С презреньем на Диафанта бросив взгляд,
Развился по ветру покров…
О Ней в легендах говорят.
***
Петрарка, друг сердечный,
Пиит красноречивый, нежный,
В пуху, в пастели томно нежась,
Ленясь, сопя, кряхтя, небрежась,
Перед окном весенним,
Цветами занесенным,
Как сладко спать!..
Часы Венере посвящая,
В отдохновенье пребывая,
В подушки вольно погрузясь,
Лежа бездельно поутру
В Эрота сладостном бреду.
(Внимая шум шмеля
У растворенного окна...)
***
Бегляночка-светляночка
В светелке у окна,
Голубоглаза паночка,
Бела, нежна, светла...
*девушкам очень подходят нежные, светлые (пастельные) тона: томно-салатный, голубой, кремовый, розовый... и в этом заключается чистота и таинство женственности...
***
Облито тело светом
Красавицы младой,
Что пробудилась пред рассветом,
Раскрыв окно весной...
***
Природа создала Женщину соблазнительной... Женщина и перед смертью нет, да и приукрасится…
***
Ресницы оделись жемчужной фатой…
***
Лепестками устлан путь,
Разгоняя утра муть…
Мягко по дорожке
Женская ступает ножка…
Примечание. Какие все же красивые древнеримские имена женщин: Патриция, Люция, Цецелия, Аврелия, Корделия, Лукреция и др...
Примечание. Фатальная фраза (по крайней мере, для меня): «Невозможно любить того, кто сильно любит тебя».
***
Парнасский волокита,
Поклонник муз, богинь,
Глава плющом увита,
Единый раб и господин*.
*символично: в тени, в глубине – раб, а на свету – господин (товарищ)... двуликий Янус... ибо все имеет свою оборотную сторону...
Примечание. «Плющ — ядовитое и лекарственное растение с многочисленными символическими значениями. Будучи растением с вечнозелеными листьями, оно ассоциировалось с бессмертием, в то же время считалось, что в нем есть нечто демоническое. Посохи слуг бога Диониса (триросы) были обвиты не только виноградной лозой, но и побегами плюща. Считалось, что они смягчали горячительные свойства вина, имели охлаждающий эффект и побуждали к глубоким раздумьям.
Талия — муза поэзии — также появлялась в венке из плюща. Из-за способности побегов плюща крепко цепляться и обвивать предметы он ассоциировался с верной дружбой и любовью. Жизнестойкость растения сделала, кроме того, его символом тайных любовных радостей, украшением сатиров и силен, тогда как в египетском культе плющ олицетворял воскресающего бога Озириса. Венки из плюща должны были охлаждать головы пьющих во время пирушек. Поскольку зеленые побеги плюща обвивали мертвые деревья и таким образом как бы продлевали им жизнь, христианские символисты Средневековья приписывали ему образ бессмертия души в отличие от смертного бренного тела. Изречение благочестивого Хоберга (1675) относительно аллегорического значения этого растения гласило следующее: «Плющ высоко ползет по дубу, и не сорвать его порывам злого ветра. Подобно этому, коль Бог поможет человеку, поднимется и он высоко в своей жизни, минуя все ее несчастья».
***
Шумят березы у реки…
Кудрявый юноша-пиит
Исполнен таинства судьбы,
Он одержим, он весь горит,
Охваченный видением мечты…
Но годы незаметно пролетят
И стихнет пыл в его крови,
Настанет осень, опустеет сад,
Пройдут волнения любви,
(Но жизнь переживут стихи…)
***
Бальзак, любовью окрыленный,
Эльвиной Ганской вдохновленный,
На Украину держит путь,
В Ее объятия прильнуть…
***
Невинно юностью томим,
Тебя любил я с нежной грустью,
Весенний отрок, пилигрим,
Любви подверженный безумству…
Но ты, гуляя по аллеям,
Быть может, в персях затая
Надежды сладостны, лелея,
В мечтах искала не меня…
И вдруг исчезла средь дубравы,
Как сон младенческой забавы,
Раскатом девичьего смеха
В лесу растаявшего эха…
Я за тобою устремился,
Но образ твой со мной простился…
***
Спешу в прибежище покоя,
В сень деревенского певца,
Дышать свободой на просторе
И славить вечного Творца.
***
Ребенок спит у матери на шее,
Тяжел и долог новый путь,
Пригрелся у родной жалеи,
Приткнуться можно где и отдохнуть...
***
(Марине, дочери Ники)
Волны плещутся игриво…
День рождения Марина
Отмечает в третий раз,
Таковой Ей мой наказ:
Маму слушать, не перечить,
Не дерзить-противоречить,
Быть поменьше сорванцом,
Забиякой-молодцом,
А прекрасною девицей,
Распустившейся жар-птицей,
В радость маме и родным,
Что подснежник зимний мил…
(Ну а это для реальной Госпожи, Богини Ники… уж очень рожденная Богиня Любви похожа на Нее…)
***
«Рожденная из моря» Боттичелли –
В греховной ракушке любви,
Златоволосая, нагая Маринелли*
Из пены шипкой и крови…
Покров несет Ей флорентийка,
Колышемый морей ветрами;
Прекрасная богиня, олимпийка,
Земле дарована богами…
*от моря…
P. S. Против христианства: картина: Савонарола, убеждающий флорентийцев избавиться от «предметов суеты»… и кающийся грешник эпохи возрождения – Боттичелли – под давлением христиан несет свое лучшее творение «Рожденную Венеру» на костер…
***
С лучами утренней зари
Восставшая из пены
Отжала волосы свои…
Душою пробужденной пела…
***
И я в сей край искусства занесен:
Я во Флоренции святой земле
Бродил по улицам… град Мусейон,
Сотканный в ауре античной, пелене…
***
Голубоглазая молочница,
Подружка дел сердечных,
Изысканна пророчица
В делах любовных, вечных…
***
Сеньор Диего Перос,
Чернявый кабальерос,
Гремучий, смуглый мачо,
На лодке трахиперос
Играет кириачи…
***
Мексиканское сомбреро,
Краски платия пестры,
Звон гитары кабальеро,
Такт чеканят каблучки…
*мексиканцы – гремучая помесь индейцев и испанцев…
***
На башне высокой принцесса грустит,
Не едет желанный наездник,
Платочек с нашивкой в руках теребит
И слезы в глазах… огонь ей предвестник…
***
Раскрыты створки-ставни
Дома у женщины,
Ждущей дорогого гостя,
Готовой впустить к себе…
(в себя)
***
Влюбленный с букетом цветов
Спешит на свиданье с любимой,
Еще не лобзает сладких оков,
Моралью правдивой хранимый…
Лира, миф о Лире (о Ее рождении, происхождении)
(когда я писал про Амура мне пришло откровение… как бы изнутри на волне вышло… родилось… захватив меня… вдохновив, сделав что-то вроде одержимого легким безумием… приподнятостью… ощущением силы творчества… прорыва…)
Денница, утренняя Афродита (Венера), на рассвете, купаясь в морской пене, встречала Аполлона, его золотую колесницу, катящуюся по небу, бросая на Нее свой отсвет… но потом Венера скрывалась, тая в солнечных лучах… а вечером, восходя, принимая вечерний морской моцион, провожала солнечного бога, расставаясь с ним… От утренних и вечерних встреч Венеры и Аполлона и родилась Лира… символ лирической поэзии…
Лира – сестра Купидона, Амура, Ангела любви… Ангелина…
Не случайно лирическая поэзия… это поэзия любви… поэзия Афродиты, Венеры… так же как и лирическая музыка… лирическая Муза…
Лиричный – мягкий, тонкий, нежный… эмоционально взволнованный… относящийся к области чувств, переживаний… зачастую любовных…
Также Лира – британская богиня искусств…
(любовная) лирика от Лиры…
Лира – символ поэтического творения… и я сотворил… сотворил образ, девочку Лиру, сестру Купидона-Амура… символ поэзии… ну точно - я таки поэт!.. как говаривал Пушкин, мой Учитель!
И кто скажет, что лиру придумал Гермес, тот неправ… инструмент Лира создан Аполлоном в честь его (солнечной) дочери… ведь лира – инструмент Аполлона, Покровителя Искусств!.. Он создал и подарил Ей его на день рождения от себя и Венеры – богини любви… и они положили этот инструмент у Ее колыбели… (хотя, возможно, Аполлон все же просто присвоил себе первоначальное изобретение маленького Гермеса, впрочем, которое Гермес подарил ему, дабы умилостивить… так что Гермес, скорее всего, является провозвестником рождения Лиры… как говорится «наш пострел везде поспел»…)
Почему Амур, а теперь и Лира – посланцы любви, стреляющие из лука, изображаются детьми? Потому что цель любви (мужчины и женщины) – ребенок!.. Но не только, а также страсть, творчество, сублимация и реализация эротической энергии…
***
(На день рождения Лиры,
сестренки Купидона-Амура)
…с небес спустился Аполлон,
Рожденьем музы вдохновлен,
И вместе с любящей Венерой
Он лиру положил у колыбели…
Амур же, брат Ее, подарил Ей колчан со своими стрелами… как младшей сестренке…
Амур же положил колчан,
Наполнив стрелами любви,
Сей дар Ей (братом) при рожденье дан:
Волненье пробуждать в крови…
(и превращать любовь в стихи*)
*и в музыку… стихи, поэзию звуков…
На лире играли женщины, потому что она не требовала большой физической силы, и игра на лире не считалось неприличной пристойной женщине… коль с лирой изображались и Музы…
Лучший певец и музыкант Орфей получил в награду золотую лиру от Аполлона…
Примечание. «Созвездие Лира связано с древнегреческим мифом об Орфее, великом музыканте, убитым вакханками. Орфей носил с собой лиру… После смерти Орфея, Зевс направил орла для извлечения лиры из реки, в которую она упала, а затем обоих обратил в созвездия на небе. Лира стала созвездием Лиры, а орел стал созвездием Орла…
Самой яркой звездой в созвездии Лиры является альфа, более известная как Вега, вторая по яркости звезда в северном полушарии и пятая по яркости звезда в небе. Находясь всего в около 25 световых лет от Земли, Вега стала первой сфотографированной звездой за пределами Солнечной системы. Ее название происходит от арабской фразы «al-nasr al-waqi», что означает либо «парящий орел» или «парящий гриф». Наряду со звездами Альтаир в созвездии Орла и Денеб в созвездии Лебедя, Вега образует Летний Треугольник, астеризм, который можно увидеть над головой в умеренных северных широтах в летнее время.
Примерно до 12000 г. до н.э., Вега была Полярной звездой. В северной Полинезии, она была известна как «whetu o te tau», или «годовая звезда», потому что в какой-то момент звезда ознаменовывала начало нового года. Ассирийцы называли звезду «Судья Неба», в то время как аккадское имя для нее было Tir-ana, или «Жизнь Небес». Для древних вавилонских астрономов Вега представляет собой одну из «Посланников Света.» Китайцы отождествляют звезду с Zhi Nu, феей, разделенной от ее смертного мужа и детей. Японцы, которые называют звезды Orihime, имеют аналогичную легенду.»
P. S. У меня не было детей… Природа не дала мне такого личного счастья… а я очень хотел иметь, особенно замечательную маленькую девочку… и вот теперь я сам «родил», создал девочку… Лиру… и буду любить Ее… пусть это образ, пусть в воображении… и все же символ… на века… вечный… Да, она не умрет, и всегда останется юной и прекрасной… маленькой хорошенькой девочкой… сестрой Купидона-Амура… Это как художникам будет угодно… и создал-то я Ее от Богини Любви, Венеры… тоже символично… только отцом стал Аполлон… Ну так что ж?.. такова доля рабов… Любви…
И как это древние греки и римляне не додумали миф о Лире?!. Ибо он привносит гармонию и равновесие в семью Венеры, у которой теперь двое детей, брат и сестра… и которые служат символично разделению полов в любви…
Лира не так опасна для женщин, как для мужчин… правда, поэтесса Сафо была поражена стрелой Лиры… и писала лирические стихи, посвященные девушкам… Но также она была поражена и Амуром в своей любви к поэту-воину Алкею…
Амур мог влюбить свою сестру в кого угодно, в любого смертного юношу, мужчину или бога. Только влюбить Лиру в Ее Мать или любую другую смертную девушку или Богиню по-настоящему, глубоко и страстно Амур не мог, хотя это могла сделать Лира, поранив себя, но это было табу, да и зачем Ей это было нужно… Зато брат Лиры обладал такой властью, что мог подстеречь свою сестру и влюбить Ее в любого мужчину, даже в самого безобразного. Ведь мать Лиры Венера была замужем за некрасивым кузнецом Гефестом, что, впрочем, не мешало Ей изменять ему… Как говорится, «любовь зла, полюбишь и… Пана…» А все это (влюблённость в мужское) от проказ Купидона-Амура… За влюбленность же в женское отныне отвечает Лира, сестра Купидона-Амура… Да, Амур метит в женскую половину человечества, а Лира – в мужскую… (С рождением Лиры произошло такое разделение любви по половому признаку… на мужскую любовь, влюбленность, за что отвечает Лира и на женскую, за что отвечает Амур… если же Лира стреляет в девушку, то получается лесбийская любовь, лиричная как у Сафо, а если же Амур в мужчину, то получается гомосексуальная… Да, Амур и мужчины… есть что-то в этом гейское…)
Играть на лире – заниматься любовью с девушкой, женщиной… (образ лирных и схожих инструментов часто ассоциируют с фигурой женщины, гитарой, например…)
Примечание. Эрот – ребячливый, ребенок в душе и метит в детей. И он не хочет расти, взрослеть, желая оставаться ребёнком. Лира также хочет оставаться маленькой девочкой. Их больше любят детьми, у детей мало забот, а со взрослением появляется боле забот, ответственности. Но и любовь не растет без взаимности. Поэтому Амур и Лира не очень-то часто наделяют людей взаимной любовью, ибо вместе с ростом любви влюбленных растут и они, дети любви. А потому редко, когда люди настолько нравятся божкам любви, что Амур и Лира одаривают их взаимностью. По одиночке же Амур и Лира любят стрелять… Зачастую, когда выстрелит Амуру или Лира, у тех, в кого влюбились, может возникать позыв влюбиться в ответ, но Амур и Лира во многом не согласны и редко им удается согласоваться… Даже если и стреляют в ответ, но не попадают, как ни стараются… да и не хотят оба взрослеть, им хочется играть и резвиться без забот. И кому из взрослых порой не хотелось вернуться в детство, особенно, если оно было счастливым?!. Так и влюбленные склонны вести себя как дети, даже влюбленные старики. К тому же симпатии у Амура и Лиры различны, различны натуры и у людей. Вот отчего так часто любят тех, кто не любит в ответ, и редко возникает взаимная любовь, что перерастает во взрослое, ответственное чувство.
Примечание. В каждом мальчике живет свой Амур, также как в каждой девочке – своя Лира. В том, кто с полом не определился, может быть и Амур, и Лира.
Примечание. Для взаимной любви мальчиков Амуры должны выстрелить (по сути один Амур, который не очень-то склонен к взаимности). Для взаимной любви девочек Лиры должны выстрелить (по сути одна Лира, которая не очень-то склонна к взаимности). Амур и Лира – самовлюбленные, ибо естественно любить себя, тем более для совершенных натур быть влюбленными в себя.
***
Сила любви:
Лира на льве,
Зверь усмирён.
***
Венера, обсыпанная лепестками нежных роз,
На ложе возлежит… Ее волос
Касается небесный обруч…
Амур играет рядом с Лирой в полночь,
Резвятся милые божки,
Им любы игры в темноте ночи…
(А людям страсти снятся сны…)
…и рядом на атласном покрывале
У ног резвящейся любовно пары,
Морская раковина, колыбель Венеры,
Сей символ лона пустотелый,
Шумящий – словно волны колыхают
И во глубины и лагуны призывают…
***
Венера стрелы отняла у Купидона,
Чтобы проказник не шалил,
Не поражал сердца престолов
И государствам не солил (вредил).
***
Амур запутался в хитоне
Прекрасной Афродиты,
Ей ножку обхватив в поклоне,
Материей увитый… -
Дабы от сладких пут
Проказника освободила,
Но не спешит богиня тут,
Пусть потомится, волокита…
***
Амур легкокрылый,
Кудрявый, игривый,
Творенье любви,
Гений чистый души.
или
Амур легкокрылый,
Стремглавый, игривый,
Желанье души,
Гений чистый любви.
Амур http://starboy.name/tailand/amur.html
***
Прекрасна Эроса головка
***
Лира, прячущаяся с Амуром за гардиной залы королевского дворца…
***
Амур на лире заиграл,
У ног трех граций сидя,
Бренча, влюбленный напевал
О том, что в жизни мило…
***
Задумчивая Лира,
Царица музыки эфира.
Примечание. «Европейские травники считали цветок нарцисса талисманом, привлекающим любовь женщин».
Миф о Лире и Нарциссе
Введение. Из древнего мифа об Эндимионе… «Однажды, бесшумно пролетая над землей, Диана неожиданно остановила своих коней — на холме она увидела красивого молодого пастуха, который крепко спал, лежа на спине, и его лицо было освещено мягким лунным светом. Диана с удивлением взирала на его красоту, и сердце ее наполнилось любовью. Осторожно выскользнув из колесницы, она подлетела к нему, медленно наклонилась и запечатлела нежный поцелуй на его слегка раскрытых губах.
Юный Эндимион не до конца пробудившись, приподнял веки, и его затуманенному сном взору предстало прекрасное видение. Диана бросилась бежать, но ее взгляд разбудил в нем неугасимую страсть. Он вскочил на ноги, протер глаза, но, увидев, что луна, которая, как ему показалось, стояла совсем близко от него, уплывает вдаль по темному небу, решил, что все это было лишь сном, сладким сном. И он снова улегся на траву, надеясь, что ему приснится тот же сон.
В ту ночь его желание не было исполнено, зато в следующую ночь, когда он лежал на том же самом месте, сладкий сон опять повторился. И теперь каждую ночь, когда бледный свет луны падал на лицо Эндимиона, он видел тот же сон.
Диана, как и он, потерявшая разум от любви, не могла проехать мимо, не одарив Эндимиона своей лаской, и, когда ее колесница касалась вершины горы, выходила из нее, подбегала к спящему юноше и быстро целовала его.
Эндимион и во сне ждал ее прихода и наслаждался ее присутствием, но очарование тайных поцелуев не позволяло ему подать признаки жизни.
Время шло. Диана, для которой мысль о том, что его красота погибнет от нужды, страданий и тяжелого труда, была совершенно невыносима, погрузила его в вечный сон и отнесла на гору Латмус, где спрятала в своей священной пещере подальше от людских взоров. И каждую ночь Диана приходила сюда, чтобы полюбоваться милым лицом и запечатлеть нежный поцелуй на его губах.»
***
(Эндимион)
Гений ночи, созерцатель звезд,
Бог полночных астрономов,
Между небом и землёю мост,
Сон, фантазия полётов…
***
Селена ночью в гроте Эндимиона посетила,
Сияньем лунным с лаской на ложе заскользила…
***
Нарцисс – созданье Эндимиона и Селены,
Слиянье красоты и лунной ночи,
Морской на берег бьющей пены…
Любви творенье, бога очи*…
*Бог любуется собой и мирозданием через очи (и сознание) своих творений… ибо не случайно в глубине материи, отраженный Нарцисс увидел себя, свой прекрасный облик…
Все знают миф о самовлюблённом юноше Нарциссе… который умер, не в силах оторвать взора от своего отражения… В Нарцисса было влюблено много девушек и юношей, и даже богов, но никто не мог вселить в него ответного чувства любви… Наверное, Амур выстрелил в Нарцисса, когда тот залюбовался своим отражением (картина: Амур, стреляющий в Нарцисса)… Но это было до того, пока не родилась Лира… сестра Амура…
***
(Цветок или юноша)
Нарцисс, обрызганный дождем,
Склонил над водами главу,
Глядя (смотря) на отражение свое,
Влюбленный в зыбкую красу (в красоту свою).
Однажды Лира, будучи еще совсем невинной, гуляла по лесу, как вдруг увидела прекрасного юношу, склонившегося на чистым лесным источником… Казалось, юноша любовался собой… и в этот самый миг, брат Лиры, Амур, подстерег Ее и выстрелил из своего лука, попав Ей прямо в сердце (картина: Амур, стреляющий в свою сестру, Лиру)… Лира вздохнула и поняла, что что-то произошло с Ней, она сама залюбовалась на прекрасного юношу… и уже не могла оторвать от него взгляда… Лире стало стыдно, краска брызнула на Ее ланиты, и она поспешила спрятаться за деревья… но юноша и так вовсе не замечал Ее... Грустная Лира ушла к себе в покои, что располагались на Олимпе, за облаками… рядом с покоями Ее матери, Венеры…
Промучившись ночь думами о юноше, на следующий день она опять отправилась к лесному источнику и вновь увидела там сидящего и любующегося собой юношу, который, как она не пыталась, не обращал на Нее никакого внимания… это раздосадовало девушку… Ведь каждая девушка испытывает досаду, когда на Нее не обращают никакого внимания… Лира уже страдала от этого, от своей неразделенной любви… и даже по ночам посвящала стихи Нарциссу (так звали самовлюбленного юношу, так Лира называла его):
О мой возлюбленный Нарцисс,
Я вся в огне, я вся пылаю,
Я плачу по тебе, страдаю,
Меня не видишь… мой каприз…
О мой возлюбленный Нарцисс,
Тебя я в ночи призываю…
Но безответным было чувство Лиры. Всякий раз, когда она приходила к источнику, чтобы полюбоваться на юношу, побыть с ним рядом, он не смотрел на нее. Хорошо еще, что она не была столь сильно увлечена его красотой, что могла оторваться под вечер и вернуться, чтобы переживать образ, носимый в себе… У Нарцисса же, видимо, не было столь воображения, чтобы носить свой образ в себе, ему необходим было непосредственно видеть образ собственной натуры…
И так юноша не поднимал головы, казалось, он был поглощен только собой, любуясь на свое отражение… Он просто не обращал внимания на Лиру, не замечал Ее… Она хотела было заговорить с ним, но зарделась от чувства и не смогла вымолвить и слова… краска стыда брызнула на Ее ланиты… Влюбленная, потупила она взор… и вдруг, что было не похоже на нее, оробела, застеснялась… Застеснялась и потревожить понравившегося Ей юношу, оторвав от такого важного занятия, как самолюбование… Не находя себе места рядом, поняв, что Ее не замечают и не обращают на Нее никакого внимания, Лира почувствовала себя неловко и удалилась… Еще несколько раз она, движимая своими чувствами, страдая, будет приходить к лесному источнику, чтобы просто посмотреть на Нарцисса, но всякий раз Ее присутствие будет незамеченным… Но теперь Лира стала утешать себя тем, что может присесть напротив и сама любоваться на Нарцисса, на то, как он любуется собой… И она уже была зачарована его красотой… так, что сама уже не могла оторваться от него, и, наверное, погибла бы от неразделенной любви…
Но в одно утро, когда было серо, уныло, лил дождь, и у Лиры было похожее настроение (но и в это время в каплях дождя, омываемый, Нарцисс любовался собой) Лира все же решилась, взяла с собой свой лук со стрелами любви и отправилось к лесному источнику, где сидел зачарованный собой Нарцисс… Опечаленная и полная надежды, она подняла лук, положила оперенную стрелу, натянула тетиву и выстрелила, пробив сердце самовлюбленного юноши… отчего он словно очнулся, пробудился ото сна… поднял свои глаза… уже полные слез… и растерянно поглядел на стоящую перед ним в легкой тунике девушку… и с первого взгляда влюбился в нее… Да, ведь такое бывает… и начало сему положила Лира, дочь Богини любви… влюбив в себя Нарцисса…
Вы скажите, что изначально Нарцисс умер, зачах от собственной самовлюбленности… но это было в его прошлой жизни… Вы же знаете, что все повторяется, только в ином времени, и сколько таких нарциссов, словно цветов (получивших название от первого самовлюбленного юноши), будет еще цвести на земле… Лире же с Ее любовью удалось разорвать порочный круг этой юношеской самовлюбленности…
Нарцисс – цветок самовлюбленный;
Залюбовавшись на себя,
На смерть любовью обреченный…
Покуда Лира не пришла.
(Так и вижу картину какого-нибудь художника: Лира, влюбляющая в себя Нарцисса…)
Жаль, у нимфы Эхо* не было такой силы, как у Лиры, чтобы влюбить юношу в себя, будь тогда Лира на свете, родись, она бы несомненно помогла бы бедной нимфе… хотя могла бы сама влюбиться в Нарцисса, и тогда бы Эхо стала Ее соперницей, причем, неравноправной… но что поделать, в жизни так часто бывает… и Купидон стреляет в понравившуюся ему девушку, выбирая Ее для юноши, а Лира стреляет в понравившегося Ей юношу для этой девушки… но часто мнения брата и сестры не совпадают… ведь они, как и всякий брат и сестра, склонны к противоречиям… Вот и получается в жизни, что одни любят одних, а те других… а все от того, что не часто Лира и Амур действуют согласованно, согласны друг с дружкой… и охотятся порознь… а от этого люди и животные, а то и растения страдают от неразделенной любви… и как бы одна половинка не старалась влюбить в себя другую, то у нее ничего не выйдет, и в таких случаях говорят «сердцу не прикажешь»… А вот когда брат с сестрою согласны и охотятся вместе, то тогда и получается редкая, взаимная любовь… Сама же Лира пострадала в начале от неразделенной любви (хотя подарок брата способен был доставить Ей любовь кого угодно, если бы она только пожелала, и застраховал Ее от неразделенного чувства), но теперь она сама стала понимать, как это бывает, поэтому старается сопутствовать брату… и все же они вполне самостоятельные и независимые божки… Да и по матери они являются сводными братом и сестрой, от разных отцов, ведь Амур родился от Ареса… а Лира – от Аполлона… так что они могут и полюбить друг друга… Амур мог влюбить Лиру в себя или в другого бога, но он предпочел влюбить Ее в одного из самых прекрасных смертных, дабы Лира познала все муки и радости земной любви…
*
Как гулко Эхо отдается
В глухом лесу или горах,
Иль капля с листьев вдруг сорвется,
Слезою пав в лесных водах…
Так плачет нимфа от любви,
Неразделенной, к юному Нарциссу,
В лесные превратившись сны,
Сопутствуя бродящим… и Парису(1)…
(1)горный пастух, который отдал предпочтение богини любви Венере… за что получил в награду любовь самой красивой девушки… то, чего так не хватало нимфе Эхо… отдающейся в горах и лесах…
P. S. Стоит сказать, что до рождения Лиры мужчины были более черствы, и любовь их была более мужской, грубой, чувственной, по характеру Амура… но с появление Лиры любовь стала более лиричной… от того-то иногда даже самые свирепые мужчины, когда влюбляются, то становятся склонными к лиричной поэзии…
Примечание. Цветаева Пастернаку: «Первая половина 20-х годов была для Пастернака кризисной и в творческом отношении. В начале января 1923 года Пастернак пишет из Берлина В. П. Полонскому о «душевной тяжести», мешающей ему работать. Пастернаком овладевает мысль о том, что лирическая поэзия не оправдана временем. Своими сомнениями Пастернак делится с Цветаевой, и она всей душой отзывается на его откровенность. «Борис, первое человеческое письмо от тебя (остальные Geisterbriefe, и я польщена, одарена, возвеличена. Ты просто удостоил меня своего черновика», — пишет она Пастернаку 19 июля 1925 года. Неуверенность Пастернака в себе и его колебания встречают со стороны Цветаевой негодующий отпор: «Вот я тебя не понимаю: бросить стихи. А потом что? С моста в Москва-реку? Да со стихами, милый друг, как с любовью: пока она тебя не бросит... Ты же у Лиры крепостной». Стихи… Любовь… Лира… вот она соль…
Марина Цветаева – обнаженный (голый) нерв поэзии…
Примечание. Прежде… «Но кто не чтит златую Афродиту, кто отвергает дары ее, кто противится ее власти, того немилосердно карает богиня любви. Так покарала она сына речного бога Кефиса и нимфы Лаврионы, прекрасного, но холодного, гордого Нарцисса. Никого не любил он, кроме одного себя, лишь себя считал достойным любви.
Однажды, когда он заблудился в густом лесу во время охоты, увидала его нимфа Эхо. Нимфа не могла сама заговорить с Нарциссом. На ней тяготело наказание богини Геры: молчать должна была нимфа Эхо, а отвечать на вопросы она могла лишь тем, что повторяла их последние слова. С восторгом смотрела Эхо на стройного красавца-юношу, скрытая от него лесной чащей. Нарцисс огляделся кругом, не зная, куда ему идти, и громко крикнул:
- Эй, кто здесь?
- Здесь! - раздался громкий ответ Эхо.
- Иди сюда! - крикнул Нарцисс.
- Сюда! - ответила Эхо.
С изумлением смотрит прекрасный Нарцисс по сторонам. Никого нет.
Удивленный этим, он громко воскликнул:
- Сюда, скорей ко мне!
И радостно откликнулась Эхо.
- Ко мне!
Протягивая руки, спешит к Нарциссу нимфа из леса, но гневно оттолкнул ее прекрасный юноша. Ушел он поспешно от нимфы и скрылся в темном лесу.
Спряталась в лесной непроходимой чаще и отвергнутая нимфа, Она страдает от любви к Нарциссу, никому не показывается и только печально отзывается на всякий возглас несчастная Эхо.
А Нарцисс остался по-прежнему гордым, самовлюбленным. Он отвергал любовь всех. Многих нимф сделала несчастными его гордость. И раз одна из отвергнутых им нимф воскликнула:
- Полюби же и ты, Нарцисс! И пусть не отвечает тебе взаимностью человек, которого ты полюбишь!
Исполнилось пожелание нимфы. Разгневалась богиня любви Афродита на то, что Нарцисс отвергает ее дары, и наказала его.
Однажды весной во время охоты Нарцисс подошел к ручью и захотел напиться студеной воды. Еще ни разу не касались вод этого ручья ни пастух, ни горные козы, ни разу не падала в ручей сломанная ветка, даже ветер не заносил в ручей лепестков пышных цветов. Вода его была чиста и прозрачна. Как в зеркале, отражалось в ней все вокруг: и кусты, разросшиеся по берегу, и стройные кипарисы, и голубое небо. Нагнулся Нарцисс к ручью, опершись руками на камень, выступавший из воды, и отразился в ручье весь, во всей своей красе. Тут-то постигла его кара Афродиты. В изумлении смотрит он на свое отражение в воде, и сильная любовь овладевает им. Полными любви глазами он смотрит на свое изображение в воде, оно манит его, зовет, простирает к нему руки. Наклоняется Нарцисс к зеркалу вод, чтобы поцеловать свое отражение, но целует только студеную, прозрачную воду ручья. Все забыл Нарцисс: он не уходит от ручья; не отрываясь любуется самим собой. Он не ест, не пьет, не спит. Наконец, полный отчаяния, восклицает Нарцисс, простирая руки к своему отражению:
- О, кто страдал так жестоко! Нас разделяют не горы, не моря, а только полоска воды, и все же не можем быть с тобой вместе.
Выйди же из ручья!
Задумался Нарцисс, глядя на свое отражение в воде. Вдруг страшная мысль пришла в голову, и тихо шепчет он своему отражению, наклоняясь к самой воде:
- О, горе! Я боюсь, не полюбил ли я самого себя! Ведь ты - я сам! Я люблю самого себя. Я чувствую, что немного осталось мне жить. Едва расцветши, увяну я и сойду в мрачное царство теней. Смерть не страшит меня; смерть принесет конец мукам любви.
Покидают силы Нарцисса, бледнеет он и чувствует уже приближение смерти, но все-таки не может оторваться от своего отражения. Плачет Нарцисс. Падают его слезы в прозрачные воды ручья. По зеркальной поверхности воды пошли круги и пропало прекрасное изображение. Со страхом воскликнул Нарцисс:
- О, где ты! Вернись! Останься! Не покидай меня. Ведь это жестоко. О, дай хоть смотреть на тебя!
Но вот опять спокойна вода, опять появилось отражение, опять не отрываясь смотрит на него Нарцисс. Тает он, как роса на цветах в лучах горячею солнца. Видит и несчастная нимфа Эхо, как страдает Нарцисс. Она по-прежнему любит его; страдания Нарцисса болью сжимают ей сердце.
- О, горе! - восклицает Нарцисс.
- О, горе! - отвечает Эхо.
Наконец, измученный слабеющим голосом воскликнул Нарцисс, глядя на свое отражение:
- Прощай!
И еще тише чуть слышно прозвучал отклик нимфы Эхо:
- Прощай!
Склонилась голова Нарцисса на зеленую прибрежную траву, и мрак смерти покрыл его очи. Умер Нарцисс. Плакали в лесу младые нимфы, и плакала Эхо. Приготовили нимфы юному Нарциссу могилу, но когда пришли за его телом, то не нашли его. На том месте, где склонилась на траву голова Нарцисса, вырос белый душистый цветок - цветок смерти; Нарцисс зовут его. »
***
Одинокий Нарцисс –
Созерцатель-экзистенциалист.
***
Утратив от любви покой,
Ценитель красоты нагой (земной),
Нарцисс любуется собой…
***
Много звезд на тёмном небе,
Но прекрасней всех одна,
Хоть является планетой,
Но звездою прозвана,
То Царица, радость неба,
Златолукая Венера,
Средь светил любви звезда.
(Венера-прародительница)
(похожа на Лиру)
Лира по обыкновению светлокудрая, голубоглазая, как Ее отец Аполлон, бог солнечного света… (у Аполлона же есть сестра Артемида). Но если Лира темноволосая с карими очами – тогда точно от Ареса… а может быть и африканкой, олицетворяя африканскую страсть и т.д. любых рас и национальностей… Но мы все же имеем дело с древнегреческим пантеоном… поэтому и стоит выбирать канонический образ древнегреческого идеала… и любви…
Примечание. Лук Любви. Мужчина и Женщина (два полюса) – словно основание, древко лука и натянутая тетива. И чем дальше мужчина (все же связанный с женщиной на разных полюсах лука) находится от нее, тем более натягивается тетива и гнется древко, и тем сильнее стремятся они соединиться друг с другом; причем сила стремления сблизиться возрастает с натяжением лука. Также, чем дальше мужчина по своим качествам отстоит от женщины, тем сильнее возникает сила, стремящаяся их приблизиться друг к другу. И в сближении пускается стрела Эрота и стрела Лиры, стрела Любви… И духовная близость приводит к физической… Но при сближении между тетивой и основанием лука все же остается некоторое расстояние – хотя тетива и древко и связаны между собой на крайних концах неразрывно. То есть мужчина и женщина все же находятся на некотором отдалении друг от друга (и по своим природным качествам): мужчина остается мужчиной, а женщина – женщиной. Такова философия лука любви, лука Амура и Лиры.
(похожи на Лиру и Амура…)
Арфа – повзрослевшая Лира…
Появление Арфы. Однажды охотница Артемида, сестра Аполлона, покровителя искусств, натягивая тетиву своего лука, заметила, что натянутая, она издает мелодичный звук. Богиня испытала тетиву еще раз, и издаваемый звук пришелся Ей по душе. Тогда она решила натянуть рядом еще одну тетиву иного размера, и получилось уже два звука различной высоты. И она смогла сыграть простенькую мелодию… Это было открытие… (И не случайно арфа так целомудренна…)
Евтерпа – муза лирической поэзии и музыки – покровительница, крестная, служительница Лиры… так же стоящая возле Ее колыбели… ибо родился плод – сама Лира… а также рядом находилась, встречала малышку и муза любовной поэзии – Эрато… также крестная Лира…
Хорошие книги, произведения показывают непривычное, в непривычном свете… ибо привычка делает обыденным, то есть неинтересным, а утрата интереса – это утрата жизни... И заметьте от обычного к необычному путь пролегает через отрицание… Отрицание обыденности – в этом ключ к интересу жизни…
Приложение. Некоторые стихи о лире
А. С. Пушкин: «Чувства добрые лирой пробуждал…»
А. С. Пушкин:
«Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит…»
А. С. Пушкин
«Благослови, поэт!.. В тиши парнасской сени
Я с трепетом склонил пред музами колени.
Опасною тропой с надеждой полетел,
Мне жребий вынул Феб, и лира мой удел.»
А. С. Пушкин
«Еще одной высокой, важной песни
Внемли, о Феб, и смолкнувшую лиру
В разрушенном святилище твоем
Повешу я, да издает она,
Когда столбы его колеблет буря,
Печальный звук!..»
«В часы забав иль праздной скуки,
Бывало, лире я моей
Вверял изнеженные звуки
Безумства, лени и страстей.
Но и тогда струны лукавой
Невольно звон я прерывал,
Когда твой голос величавый
Меня внезапно поражал.»
А. С. Пушкин
«Любовью, дружеством и ленью
;;;;Укрытый от забот и бед,
;;;;Живи под их надежной сенью;
В уединении ты счастлив: ты поэт.
Наперснику богов не страшны бури злые:
Над ним их промысел высокий и святой;
Его баюкают камены молодые
И с перстом на устах хранят его покой.
О милый друг, и мне богини песнопенья
;;;;Еще в младенческую грудь
;;;;Влияли искру вдохновенья
;;;;И тайный указали путь:
;;;;Я лирных звуков наслажденья
;;;;Младенцем чувствовать умел,
;;;;И лира стала мой удел.
Но где же вы минуты упоенья,
;;;;Неизъяснимый сердца жар,
Одушевленный труд и слезы вдохновенья!
;;;;Как дым исчез мой легкий дар.»
К ЛИРЕ
«Давно на лире милой,
Давно я не играл;
Скорбящий дух, унылый,
Ее позабывал.
Природа украшалась
Прелестною весной,
Рука ж не прикасалась
До лиры дорогой.
Здоровье, дар бесценный,
Лишен я был тебя
И, грустью отягченный,
Влачил свой век стеня.
Всё веселилось в мире,
Цвели в полях цветы,
А я не пел на лире
Весенней красоты.
Ни ручейков журчанья,
Унылый, не слыхал,
Ни птиц в кустах порханья,
Ни рощей не видал.
Спасенный днесь судьбою
От лютых горьких мук,
Кроплю тебя слезою,
О лира, милый друг!
Сердечно восхищенье
Влечет ее из глаз;
Исчезло огорченье,
Настал отрады час.
Но ах, весна сокрылась!
Желтеют древеса,
И птичка удалилась
В полуденны леса;
Уж бабочка не вьется
С цветочка на цветок,
И с милой расстается
Пастушкой пастушок;
Зефир не веет боле,
Осенний ветр шумит
И томно поневоле
На лире петь велит.
Но к пользе и несчастье
Дает нам рок терпеть;
Когда пройдет ненастье,
Приятней солнце зреть.
Пловец всегда ли в море
Теряет жизнь волной?
Утешься, лира!.. Вскоре
Увижусь я с весной.»
А. С. Пушкин
«Наперсница моих сердечных дум,
О ты, чей глас приятный и небрежный
Смирял порой [страстей] [порыв] мятежный
И веселил [порой] [унылый] ум,
О верная, задумчивая лира»
А. С. Пушкин
«Наперсница моих сердечных дум,
О ты, чей глас приятный и небрежный
Смирял порой страстей порыв мятежный
И веселил порой унылый ум,
О верная, задумчивая Лира,
Побудь со мною на брегах Салгира
(Грусти (взгрустни) со мною на брегах Салгира)*»
*курсивом мое продолжение незаконченного стихотворения
А. С. Пушкин
«Одни стихи ему читала,
И щеки рделися у ней,
И тихо грудь ее дышала:
«Приди, жених души моей,
Тебя зову на томной лире!
Но где найду мой идеал?
И кто поймет меня в сем мире?»
Но Анатоль не понимал…»
А. С. Пушкин
«Ты мне велишь, о друг мой нежный,
На лире легкой и небрежной
Старинны были напевать
И музе верной посвящать
Часы бесценного досуга...
Ты знаешь, милая подруга:
Поссорясь с ветреной молвой,
Твой друг, блаженством упоенный,
Забыл и труд уединенный,
И звуки лиры дорогой.
От гармонической забавы
Я, негой упоен, отвык...
Дышу тобой – и гордой славы
Невнятен мне призывный клик!
Меня покинул тайный гений
И вымыслов, и сладких дум;
Любовь и жажда наслаждений
Одни преследуют мой ум.
Но ты велишь, но ты любила
Рассказы прежние мои,
Преданья славы и любви;
Мой богатырь, моя Людмила,
Владимир, ведьма, Черномор,
И Финна верные печали
Твое мечтанье занимали;
Ты, слушая мой легкий вздор,
С улыбкой иногда дремала;
Но иногда свой нежный взор
Нежнее на певца бросала...
Решусь; влюбленный говорун,
Касаюсь вновь ленивых струн;
Сажусь у ног твоих и снова
Бренчу про витязя младого.»
Д. Кедрин, «Сводня», Геккерн Наталье Гончаровой о Пушкине:
«А будет он страдать, - обогатится лира:
Она ржавеет в душном счастье мира,
Ей нужны бури - и на лире той
Звук самый горестный есть самый золотой!»
С. Есенин
«…Приемлю все.
Как есть все принимаю.
Готов идти по выбитым следам.
Отдам всю душу октябрю и маю,
Но только лиры милой не отдам.
Я не отдам ее в чужие руки,
Ни матери, ни другу, ни жене.
Лишь только мне она свои вверяла звуки
И песни нежные лишь только пела мне…»
Салтыков-Щедрин
«На русском Парнасе есть лира;
Струнами ей — солнца лучи,
Их звукам внимает полмира:
Пред ними сам гром замолчи!
И в черную тучу главою
Небрежно уперлась она;
Могучий утес — под стопою,
У ног его стонет волна.
Два мужа на лире гремели,
Гремели могучей рукой;
К ним звуки от неба слетели
И приняли образ земной.
Один был старик величавый:
Он мощно на лире бряцал.
Венцом немерцающей славы
Поэта мир хладный венчал.
Другой был любимый сын Феба:
Он песни допеть не успел,
И в светлой обители неба
Уж исповедь сердца допел.
Певец тот был славен и молод:
Он песнею смертных увлек,
И мира безжизненный холод
В волшебные звуки облек.
Угасли! В святые селенья
Умчавшись, с собой унесли
И лиру, одно утешенье
Средь бурь и волнений земли!..»
В. А. Жуковкий
«О лира, друг мой неизменный,
Поверенный души моей!
В часы тоски уединенной
Утешь меня игрой своей!
С тобой всегда я неразлучен,
О лира милая моя!
Для одиноких мир сей скучен,
А в нем один скитаюсь я!»
А. А. Дельвиг
«Пушкин! Он и в лесах не укроется;
Лира выдаст его громким пением,
И от смертных восхитит бессмертного
Аполлон на Олимп торжествующий.»
А. А. Блок
Звезда, ушедшая от мира,
Ты над равниной — вдалеке…
Дрожит серебряная лира
В твоей протянутой руке…
Брюсов
«Давно, средь всех соблазнов мира,
Одно избрал я божество,
На грозном пьедестале — лира,
Лук беспощадный в длани бога,
В чертах надменных — торжество.»
В. А. Жуковский
К Филону*
«Блажен, о Филон, кто харитам-богиням жертвы приносит.
Как светлые дни легкокрылого мая в блеске весеннем,
Как волны ручья, озаренны улыбкой юного утра,
;;;Дни его легким полетом летят.
И полный фиал, освященный устами дев полногрудых,
И лира, в кругу окрыляемых пляской фавнов звеняща,
Да будут от нас, до нисхода в пределы тайного мира,
;;;Грациям, девам стыдливости, дар.
И горе тому, кто харитам противен; низкие мысли
Его от земли не восходят к Олимпу; бог песнопенья
И нежный Эрот с ним враждуют; напрасно лиру он строит:
;;;Жизни в упорных не будет струнах.»
«Гомер под тяжестью судьбы угас для мира.
Вергилий: «Счастье тем, кто зрит конец!» Шекспира
Стон слышен: «Быть или не быть — вот в чем вопрос!»
Эсхил, который стих как высший долг вознес,
И Пиндар, чье чело венчает лавром ода,
Давид и Стесихор, стих мерный Гесиода —
Шумят, как темный лес, окутанный в туман.
Исайя, Соломон, Амос и Иоанн…
Ладони их легли на библии страницы,
Как страшный ураган, как мрак, что вслед клубится.
Грозой восхищен Дант, туманом — Оссиан…
Трепещет ум людской, как в бурю океан,
Когда грозою струн в ночных просторах мира
С их вещим голосом сливает рокот лира.»
«Графиня, признаюсь, большой беды в том нет,
Что я, ваш павловский поэт,
На взморье с вами не катался,
А скромно в Колпине спасался
От искушения той прелести живой,
Которою непобедимо
Пленил бы душу мне вечернею порой
И вместе с вами зримый,
Под очарованной луной,
Безмолвный берег Монплезира!
Воскреснула б моя покинутая лира…
Но что бы сделалось с душой?
Не знаю! Да и рад, признаться, что не знаю!
И без опасности все то воображаю,
Что так прекрасно мне описано от вас:
Как полная луна, в величественный час
Всемирного успокоенья,
Над спящею морской равниною взошла
И в тихом блеске потекла
Среди священного небес уединенья;
С какою прелестью по дремлющим брегам
Со тьмою свет ее мешался.
Как он сквозь ветви лип на землю пробирался…»
Тютчев
«То потрясающие звуки,
То замирающие вдруг…
Как бы последний ропот муки,
В них отозвавшися, потух!
Дыханье каждое Зефира
Взрывает скорбь в ее струнах…
Ты скажешь: ангельская лира
Грустит, в пыли, по небесах!»
«Где друг наш? Где певец? Где юности красы?
Увы, исчезло всё под острием косы!
Любимца нежных муз осиротела лира,
Замолк певец: он был, как мы, лишь странник мира!
Нет друга нашего, его навеки нет!
Недолго мир им украшался:
Завял, увы, как майский цвет,
И жизни на заре с друзьями он расстался!
Пнин чувствам дружества с восторгом предавался;
Несчастным не одно он золото дарил...
Что в золоте одном? Он слезы с ними лил.
Пнин был согражданам полезен,
Пером от злой судьбы невинность защищал,
В беседах дружеских любезен,
Друзей в родных он обращал.
И мы теперь, друзья, вокруг его могилы
Объемлем только хладный прах,
Твердим с тоской и во слезах:
Покойся в мире, друг наш милый,
Питомец граций, муз, ты жив у нас в сердцах!»
Мережсковский
Из Горация (II книга, XVIII ода)
«Не блестит мой скромный дом
Золотыми потолками,
Нет слоновой кости в нем,
И над стройными столбами,
Что готовит богачам
Житель Африки далекой, —
Плиты мраморные там
Не покоятся высоко.
Мне в наследство не дадут
Твой чертог, о царь Азийский;
Мне рабыни не прядут
Нежный пурпур лаконийский.
Песен дар – вот мой удел,
А сокровище мне – лира;
С ней бедняк пленить сумел
Самодержцев полумира.
Здесь, в тиши сабинских нив,
Всем, что нужно, я владею,
И спокоен, и счастлив,
Больших благ просить не смею.
День за днем, за часом час
И за годом год уходит,
А безумец, суетясь,
Беспокойно жизнь проводит.
Неминуемый конец
Позабыв, прилежно строя
Пышный мраморный дворец, —
Он не ведает покоя.
Предприимчивости полн,
Побеждает он пучину,
Воздвигает против волн
Величавую плотину.
Он, корыстью ослеплен»
И Ахилл играл на лире…
«К сеням пришед и к судам мирмидонским*, находят героя:
Видят, что сердце свое услаждает он лирою звонкой,
Пышной, изящно украшенной, с сребряной накольней сверху...
Лирой он дух услаждал, воспевая славу героев.
Менетиад** перед ним лишь единый сидел и безмолвный
Ждал Эакида, пока песнопения он не окончит.
Тою порою, приближась, послы, Одиссей впереди них,
Стали против Ахиллеса; герой изумленный воспрянул
С лирой в руках и от места сидения к ним устремился.»
(Гомер. Илиада. IX. 185 слл.)
* Мирмидонянами назывались воины Ахилла, тот народ, который он привел с собой на Троянскую войну.
** Патрокл
Примечание. Игорь Суриков, «Гомер». «Ахилла просто обожал Александр Македонский, люби¬мым чтением которого, как известно, была «Илиада»: ее сви¬ток царь-завоеватель повсюду возил с собой, а на ночь клал под подушку рядом с кинжалом. Когда в 334 году до н. э. он, начиная войну с Персией, переправился с армией в Малую Азию, то чуть ли не в первую очередь побывал в Трое: как же было не посмотреть такое знаменитое место! Тамошние жре¬цы (именно они в античности выполняли по совместитель¬ству роль гидов) показывали ему троянские достопримеча¬тельности и в какой-то момент принесли лиру, которая, по их заявлению, принадлежала Парису. Наверное, они хотели этим порадовать македонянина, помня, что похититель Еле¬ны носил и второе имя — Александр, — таким образом, при¬ходясь тому тезкой. Однако будущий покоритель полумира только поморщился и попросил лучше показать лиру Ахил¬ла. Таковой, увы, в распоряжении жрецов не оказалось.
Александр, как видим, прекрасно знал гомеровский текст: в «Илиаде» ведь однажды Ахилл изображен играю¬щим на лире (форминге), нам этот эпизод знаком. Кстати, парадоксальным образом, именно этот изнеженный и леноватый красавчик Парис и стал, согласно мифам, убий¬цей Ахилла. Или, может быть, точнее будет сказать — ору¬дием убийства, поскольку стрелу из его лука безошибочно направил в цель Аполлон.»
Примечание. Мифы сочиняли и сочиняют философы и поэты, к коим, я полагаю, и отношусь. Причем, у разных древнегреческих авторов вы можете найти разные трактовки одного и того же мифа, как кому нравится. Равно существует много Евангелий, множество трактовок разных сказок, их обработок, трансформаций. Тем более, если к примеру, какие-то истории или легенды передаются из уст в уста, то могут претерпевать значительные изменения.
Моё
***
Прекрасный лебедь с девушкой нагой,
Запенив волны, проплывают,
Мир полон метаморфоз порой,
И лиры оживают…
(или ю на е заменить как по правилам)
***
Черного лебедя, белую диву
Страсть воедино (связью) сплотила.
***
Лира в розах потерялась,
На цветы залюбовалась.
***
И льется лирный звук над прудом
В Природы скрытом уголке,
Священные минуты,
Муз откровенье в тишине…
***
Вз(м)ывает Лира к небесам
Над волнами морскими,
Быть равным в настроении богам,
Влюбленным чувствами земными.
***
Прекрасен с Лирой полуобнаженный бог,
В лесу весеннем (Музой) упоенный,
Звучаньем Лиры вдохновленный,
Не знающий земных забот.
***
Орфей на лире заиграл,
Его заслушалися звери,
Он им о чувствах рассказал
К прекрасной здешней фее.
***
Сын Аполлона, Лиры провозвестник,
Лесных любимец фей,
Очарованья муз предвестник,
Вакханками разорванный Орфей.
***
Женщина и Лира
…и пальцы нежные руки
На лире тронули колки,
И дале докоснулись струн,
Звук изливая дальних лун…
***
Задумчивая Лира
Грустит над родником уныло,
Любовь воспомнив нимфы Эхо,
В горах, лесах отзывчивую где-то…
***
Подвластно(ы) музыки любви
Все звери, птицы и цветы
В сердцах любовью пленены,
И Лире ноги лижут львы…
***
Ангельская (солнечная) девочка
С лирою в руках,
Голоском – припевочка,
С солнышком в кудрях.
***
Передо мной лежат
Прозрачные озера,
Блестят, как светлые глаза,
И... голубые небеса,
Что тайну ночи сокрывают,
Глядеться любят в те глаза…
Но, чу! Вот только прогремела
И промчалася гроза…
И из капли дождевой,
Приукрашена фатой,
Семицветная девица,
Мая юная царица,
Взмыла ввысь, под небеса;
И, как птица золотая,
Ярким цветом вся горя,
В небе ясном, голубом,
Перекинулась мостом...
Радость! Звон! Несутся звуки
Вместе с солнечным лучом —
Будто лира золотая
Дремлет в небе голубом.
Отовсюду слышу трели,
Отовсюду шум и гам,
И потоки молодые
Звонко мчатся по горам!
***
Лира мне велит писать
Лишь одну любовь да страсть.
Я послушен ей всегда,
Но порою, иногда,
Как проказник, я чудачу,
И с лихвою напортачу
Пару-тройку, два стиха,
Что-то вроде шутовства!
***
Я подругу в нежной Лире
Нахожу на склоне дней,
В снежной северной Пальмире
Утешенье от скорбей…
Примечание. «Северная Пальмира». «Пальмира — город в древней Сирии, возникший в I тысячелетии до н. э., который прославился своей красотой и сооружениями в традициях классической архитектуры Древней Греции.
К. Ф. Рылеев в стихотворении «К Делии» (1820) писал:
В Пальмире Севера прекрасной
Брожу в унынии, как сирот несчастный,
Питая мрачный дух тоской.
Пальмира... Нам с детства знакомо это слово. В основном по привычному сочетанию «Петербург – Северная Пальмира». Но почему великолепную северную столицу России сравнивали с далеким мертвым сирийским городом? Только потому, что южная Пальмира тоже была городом прямых проспектов, величественных колоннад и гордых арок?
Построенная джиннами - так сказал о Пальмире арабский поэт VII века Набига ад-Дубьяни. Впрочем, он лишь повторил красивую легенду, которую рассказывали бедуины. Даже сегодня нет-нет да и встретится простодушный кочевник, который попытается убедить вас, что все эти грандиозные здания посреди пустыни действительно возведены джиннами по приказу пророка Сулеймана (он же – библейский царь Соломон). Он, как известно, понимал язык зверей и птиц, умел повелевать тайными силами. Кому, кроме него, было под силу создать эти каменные шедевры?
Поэтому по красивой легенде Бог приказал Джину построить для царя Соломона каменный город. То есть, на пустом месте за сравнительно небольшой срок, как и в случае с Санкт-Петербургом, возникает населенный пункт удивительной красоты.
Санкт-Петербург называли еще и Северным Римом, но реже. Да и звучит красивее именно Северная Пальмира. Санкт-Петербург и его южный прототип являются своеобразными оазисами, только Пальмира — в пустыне, а столица России от Петра I и до 1917 года — на болотах.
Известие, что Пальмира не исчезла окончательно, рисунки величественных руин, сделанные путешественниками, произвели сенсацию. В течение последующих полутора столетий известные писатели и поэты пишут произведения, посвященные царице Зенобии, бросившей вызов императорскому Риму.
Вскоре после открытия Пальмиры царь Петр Первый основал (тоже среди безжизненного пространства, «тьмы лесов и топи блат») Санкт-Петербург. Говорят, что один из европейских гостей-дипломатов, восхищенный новым городом Петра, сказал царю, что его столица подобна чуду, которое можно сравнить лишь с Пальмирой, и Петру это сравнение понравилось. Затем, уже в годы правления императрицы Екатерины Великой, придворные льстецы сравнивали ее с пальмирской царицей Зенобией, и название «Северная Пальмира» окончательно закрепилось за Петербургом.»
P. S. И Гитлер… выбранный дух немцев… немцы (эта «нация поэтов и философов») хотела уничтожить, стереть с лица земли сей прекрасный город?!. Кто же после этого на самом деле немцы?.. Уж точно не «нация философов и поэтов»… Это стадо себе льстило во главе с их недоношенным* (карлой) пастухом…
*недоношенным в смысле культуры, ведь он даже не знал о русской культуре, в любом случае он не чета, к примеру, А. Македонскому, которого воспитывал Аристотель и который по-иному относился к Персии, Ее культуре, что даже породнился с Ней…
***
Золотолирный Аполлон
Среди возвышенных колонн,
Искусств и муз водитель,
Поэтов, музыкантов Покровитель.
Лиричный герой – Лире посвященный
***
а)
Восходит солнечный бог света
Со звонкой лирою в руках,
Феб лучезарный в облаках,
Муз Покровитель… и поэта.
б)
Восходит солнечный бог света
Со звонкой лирою в руках,
Феб лучезарный в облаках,
Искусств Властитель… и поэта.
***
Звучанье лиры меж колонн,
Как сладкозвучен Аполлон!
Ротонда – символ простоты,
Духовно чистой высоты.
***
Колонный круг
Ротонды Аполлона,
Чистейший звук
Лиричного закона.
*http://starboy.name/newpic/rot.html
***
Ротонда графини
Над широкой рекой
Припорошена снегом.
***
В любви оставленная Дама,
Вся белоснежная, в мехах,
Зимой над городом гуляла,
Присев у Аполлона во сенях.
Шёл снег, кружась, над Бельведером,
Луч Солнца между туч блистал,
Сидела Дама у колонны в белом,
Её снег белый покрывал…
Грустила слезоокая одна,
В мучительнейшем чувстве пребывая,
И вопрошала жизнь – зачем дана?
Любовь в душе переживая…
Примечание. Петербургская ротонда, дом с ротондой на Гороховой… лестница в никуда, в ничто, к Дьяволу… и обратно. Мир тусовщиков и наркоманов. Петербургская ротонда – Храм Сатаны… Да, много я прошел таких храмов Сатаны, Петербургских лестниц, чердаков и подвалов, где тусовался андеграунд, наркоманы*…
NB! «Cчитается, что, если прочертить на карте Петербурга линии между домами с ротондами в центре, получится пентаграмма.» Ну, моё… Да и на стене, где оставляют надписи, я написал: «здесь был Сатана». Да, уж, действительно, здесь можно встретить Сатану…
Существует миф, что в Петербург спустился Дьявол по лестнице Ротонды. Поэтому Ротонду называют Лестницей Дьявола, лестницей Сатаны.
*на чердаках, в парадных на стенах мы любили рисовать наркоманские рисунки… черепа, змей, шприцы, косяки, паутины… и я достиг в этом определенного мастерства, правда, среди нас был и профессиональный художник, он, конечно, делал рисунки лучше всех…
***
Задумчив мальчик,
Милый гений,
К устам приставив пальчик,
Хранитель вдохновений…
***
Лиричный мальчик
Лире посвящен,
К устам приставив пальчик,
В молчанье погружен.
***
Лиричный мальчик,
Посвященный Лире.
К устам приставив пальчик,
Задумчив в неземном эфире.
***
Задумчив гений, молчалив,
Себе лишь на уме,
Глубок и не красноречив*, (Глубокий ум не красноречив)
Немой, в себе.
*глубокий ум не красноречив
(прекрасные ораторы не обязательно глубокие мыслители; равно как и задумчивые мыслители не обязательно прекрасные ораторы; можете провести сравнение личностей ораторов, дикторов и мыслителей; «Дар слова, как известно, не часто сочетается с силой мышления. Моэм С.»)
Храм Лиры http://starboy.name/bun/lir1.html
О Лире стихи еще можно найти здесь: http://starboy.name/pushkin.htm
Еще стихи разных авторов про Арфу…
Арфа
«Не в летний ль знойный день прохладный ветерок
В легчайшем сне на грудь мою приятно дует?
Не в злаке ли журчит хрустальный ручеек?
Иль милая в тени древес меня целует?
Нет! арфу слышу я: ее волшебный звук,
На розах дремлющий, согласьем тихоструйным,
Как эхо, мне вдали щекочет нежно слух;
Иль шумом будит вдруг вблизи меня перунным.»
Гавриил Державин
АРФА СКАЛЬДА
«О арфа скальда! Долго ты спала
В тени, в пыли забытого угла;
Но лишь луны, очаровавшей мглу,
Лазурный свет блеснул в твоем углу,
Вдруг чудный звон затрепетал в струне,
Как бред души, встревоженной во сне.
Какой он жизнью на тебя дохнул?
Иль старину тебе он вспомянул-
Как по ночам здесь сладострастных дев
Давно минувший вторился напев
Иль в сих цветущих и поднесь садах
Их легких ног скользил незримый шаг?»
Федор Тютчев
Арфа
«Ребенком, к играм склонный мало,
Рос нелюдим я изначала.
Когда я уходил, бывало,
В свои мечты,
Дух одинокий утешала,
О, арфа, ты!
Когда, тщеславием снедаем,
Я распростился с отчим краем
И небеса дышали маем,
Как май, чисты,
Кто песней отвечал тогда им?
О, арфа, ты!
Когда хвалила благосклонно
Мои творенья дочь барона
И грезил я о ней влюбленно,
Раб красоты,
Кто мне внимал в ночи бессонной?
О, арфа, ты!
Но зрелость от младого пыла
Меня навеки исцелила.
Она надежд меня лишила
И теплоты.
Их лишь все так же сохранила,
О, арфа, ты!
Междоусобицы чредою
Пришли к нам с горем и нуждою.
Мой дом был разорен войною,
Поля пусты,
И оставалась лишь со мною,
О, арфа, ты!
Мне в тягость стал божок крылатый,
Когда, огнем любви объятый,
Узрел я, что в саду измяты
Мои цветы.
А кто смягчил мне боль утраты?
О, арфа, ты!
Куда бы я ни шел, опальный,
Ловлю твой звук многострадальный.
Когда ж достигну я печальной
Своей меты,
Меня проводишь в путь прощальный,
О арфа, ты!»
Вальтер Скотт
***
«Держится арфа
Гордо и прямо.
Как церемонная,
Знатная дама.
С арфой бродил
Трубадур по дорогам,
Только была она
Меньше немного.
Каждой арфистке
Точно известно,
Арфе адажио
Ближе, чем престо.
Только встречаются
Струны и руки
И разлетаются
Бабочки-звуки.
Я наблюдаю
За этим пока.
Мне не хватает
Силы щипка.»
Юлия Симбирская
***
«В симфонической буре оркестра
Наступает порой тишина,
И тогда после страстного presto,
Чуть вздыхая, рокочет она.
Длится звук, то далекий, то близкий,
И под плеск задремавших лагун
Лебединые руки арфистки
Бродят в роще серебряных струн.
Затихая и вновь нарастая,
Покидая таинственный грот,
Белокрылая лунная стая
Проплывает в сиянии вод...
Так сплетается струнная фраза,
Вспоминая о чем-то сквозь сон,
С переливчатой тканью рассказа
Из давно отшумевших времен.
И, в свои забирая тенёта,
Рассыпает сверкающий дождь
От тенистых дубов Вальтер Скотта
До славянских раскидистых рощ.
Но литавр нарастающий трепет,
Грохот меди в накатах волны
Заглушают младенческий лепет
Пробужденной на миг старины.
И, мужая в разросшейся теме,
Где со скрипками спорит металл,
Грозным рокотом бурное Время
Оглушительно рушится в зал.
И несется в безумном разгоне
Водопадом, сорвавшимся с гор,
В круговерти и вихре симфоний
На разодранный в клочья простор.»
Всеволод Рождественский
***
«Далекий предок арфы – лук.
Хотя поверить в это трудно,
Но тетивы дрожащей звук
Был самым первым звуком струнным.
И в тот коротенький момент,
Когда стрела слетала с жилы,
Как музыкальный инструмент
Стрелку оружие служило.
Но вряд ли в наши времена
Мы грозный лук узнаем в арфе,
Когда находится она
В руках прелестной дамы в шарфе.»
Галина Дядина
***
«Знаешь, арфа моя, что звенит под рукой,
В незабвенные дни была Девой Морской,
И вечерней порой, беспредельно нежна,
В молодого скитальца влюбилась она.
Но, увы, не пленился певец, в свой черёд,
Тщетно плакала дева всю ночь напролёт,
И пришлось, чтоб терзанья се прекратить,
В сладкозвучную арфу ее превратить.
Вот как сжалились древле над ней небеса;
Стали струнами арфы ее волоса,
Но ещё воздымалась блаженная грудь,
Чтобы чары любви в перезвоны вдохнуть.
Так любовью и скорбью звенит под рукой
Арфа в образе дивном наяды морской:
Ты о ласках любви ей вещать повели
И о муках разлуки, когда я вдали!»
Томас Мур, перевод Голембы А.
***
«Когда зеленый дёрн мой скроет прах,
Когда, простясь с недолгим бытиём,
Я буду только звук в твоих устах,
Лишь тень в воображении твоем;
Когда друзья младые на пирах
Меня не станут поминать вином,
Тогда возьми простую арфу ты,
Она была мой друг и друг мечты.
Повесь ее в дому против окна,
Чтоб ветер осени играл над ней,
И чтоб ему ответила она
Хоть отголоском песен прошлых дней;
Но не проснется звонкая струна
Под белоснежною рукой твоей,
Затем что тот, кто пел твою любовь,
Уж будет спать, чтоб не проснуться вновь.»
Михаил Лермонтов
***
«Когда бы солнца ясные лучи
Могли бы чудом в струны превратиться,
Я сделала бы золотую арфу;
И все в ней было б светлым – струны, звуки;
Любая песня, что на прочих струнах
Звенит, как голос непогожей ночи,
Звенела бы на золотистой арфе
Той песней, что звучит лишь только в снах
Детей счастливых. Грусть бы улетела
От звуков тех и уплыла бы вдаль,
Как солнцем озаренные туманы,
Что издали, как золото, сияют
И кажутся не тучей, а мечтою,
И, слитые в гармонию печали,
Запели бы, как хоры в эмпиреях…»
Леся Украинка
Примечание. Происхождение красной розы. «Богиня любви Венера, гуляя по саду на Олимпе, в задумчивости остановилась возле единственного куста розы и кончиком своего розового пальчика легкомысленно коснулась одной из веток. Вскрикнув от неожиданной боли, красавица-богиня поднесла пальчик к лицу, на нем, как драгоценный рубин, краснела капля крови. Не успела она даже рассмотреть ее, как капелька, упав на землю, превратилась в чудесную душистую красную розу, которую влюбленный в Богиню Эрос попросил посвятить себе. С тех пор влюбленные дарят друг другу алые розы, в которых есть капелька крови Венеры. Роза - цветок любви, помогает застенчивым влюбленным признаться в любви, рассказать о своей пылкой, но нежной страсти.»
***
Дива с любовию к музыке, -
Муза наверно скажу,
Связна любовными узами,
Льет вдохновенье творцу…
Нимфа с кувшином воды,
Льющая сны и мечты…
***
И Лире ноги лижут львы… пьянея от Любви…
***
Небесный Купидон,
Небесная Лира,
Боги любви…
***
Небесный Купидон
Витает в облаках,
Стрелок опасный он,
Являясь наяву и в снах.
***
Лира лук свой навострила,
Расцвела ее краса,
И любви прекрасной сила
Поражала все сердца (глаза).
Или
***
Лира стрелы навострила,
Расцвела ее краса,
И любви прекрасной сила
Поражала все сердца (глаза).
***
Небесная Лира
С луком любви
Легко воспарила
В пределы свои.
***
Образы Лиры…
***
Печаль…
***
(из песни)
Одному тебе я верю,
Зверолов…
Одному тебе открою двери,
Зверолов…
или
Одному тебе я верю,
Крысолов…
Одному тебе открою двери,
Крысолов…
***
(песня волны)
Песня дикая русалки
Из глубин морских слышна,
Полюбила дива князя
И измучилась душа.
Но любил князь сам другую,
В замке что его ждала,
Деву нежную земную,
И о ней в морях тоска…
Над пучиной ходят грозы,
«Что ж русалка так грустна?», -
Прибивая к брегу слёзы,
Пела пенная волна…
«Может князя утопить,
Чтоб остался на века
В глубине с русалкой быть?» -
Волновалася волна…
Но осталась та с тоскою,
Волнам вторила сама:
«Пусть плывет себе на волю,
Буду вечно я одна…»
(слышен шум прибоя…)
***
Рыжеволосая, обнаженная,
На песчаных дюнах,
Облитая Солнцем…
***
Рыжеволосая, обнаженная,
В песчаных дюнах,
В морской пене…
***
Граф строит Замок для Жены, -
Так выражают Короли
Своё могущество, любовь,
Возлюбленным даруя Кров.
***
Дворец прекрасный – подарок сюзерена
Своей возлюбленной, - довольна Королева! -
На берегу озёрных вод,
Где лебедей влюбленных плавен ход...
***
Подросла, цветок раскрылся;
Он в нее очами впился,
Глаз не может оторвать, -
Знать, соколик наш влюбился,
Скоро свадебку играть.
***
Начался дождь и цветок закрыл свои лепестки, сокрыв Принцессу, любящую превратиться в маленькую, эфемерную лесную фею и сидеть в цветке, дыша его ароматом… Так цветок укрыл Ее от дождя. Откинувшись на лепесток, словно на мягкое кресло, Принцесса думала: «Как приятно сидеть в ароматном, просторном цветке, укрытой его лепестками, закрывшимися в бутон, спрятавшись от идущего снаружи дождя!..» Фея прилегла возле тычинки и отдыхала, наслаждаясь шумом дождя снаружи. Ей было тепло и уютно… В солнечную погоду фее нравилось качаться на тычинке или лазать по стебельку… Это же так эротично для маленькой феи качаться на тычинке, или прижиматься к ней!.. Фея-Принцесса и цветная тычинка…
***
Цветы на тонких нитях,
Что косички твои,
Цветочная фея.
***
Соломенная дива,
С соломенной косой,
Взирает так стыдливо
На сеновале, будучи нагой…
***
Соломенное счастье.
***
Огненные танцовщицы,
Страсти жгучей полны’,
Тёмные очи, ресницы,
Пламени языки
Пляшущие, как зарницы,
Опаляя огнем любви.
***
Аргентина. Волны, шампанское… свадьба,
Тёмный костюм, белое платье,
Под звуки местного бандо*
Пара танцует аргентинское танго
Страстной влюбленности ради,
Стук каблуков… терпкость объятий,
Резок элегантный мужчина,
Женщина – жизни исток, половина…
*банденеон
***
Нефела в белом – Богиня облаков –
Плывет по небу, озеру… в ладье,
Богиню белооблачную тянут несколько быков
По воздуху ли, по воде…
Примечание. «Однажды бог-громовержец пригласил фессалийского царя лапифов Иксиона на пир богов. Некоторые греческие авторы объясняют такое благодушие Зевса тем, что он был неравнодушен к супруге Иксиона, Дие. Согласно повествований Аполлодора, опьяневший Иксион так осмелел, что стал домогаться любви жены Зевса, Геры. Он посчитал, что богиня не откажется отомстить своему супругу за его многочисленные измены. Видимо что-то заподозрив, Зевс придал облаку облик Геры и посадил ее рядом с Иксионом, который был уже пьян и не заметил подмены.
Сочетавшись с видением, Иксион стал похваляться своей победой, но в этот момент нагрянул Зевс. Он приказал Гермесу безжалостно высечь нечестивца, а затем привязать его к огненному колесу, которое тут же подхватили ветры и повлекли по небу. Призрак Геры, созданный Зевсом из облака, нарекли Нефелой, и она родила Иксиону чудовищного, отверженного всеми Кентавра, от которого магнесийские кобылы произвели на свет многочисленное потомство…»
***
Красный цветок
На белой простыне,
Мак или роза, -
Символ утраченной невинности
Цветущей невесты…
***
У таитянки большие титянки!
Цветок в темнокудрых власах,
И пенятся волны-беглянки,
Ступни’ утопают в волнах…
***
Африканские ночи жарки,
Жарче африканская страсть,
Дива, что пламя, танцует в ночи,
Сердце к ногам (Ее) готово упасть.
***
Мысли, что пчёлы, слетались на чувства,
Словно на сладкий* мёд любви,
Поэт был влюблен безыскусно
В свою Госпожу Адели.
*и горький
Помона и Вертумн
Помона… языческая дива,
Осенней плодовитостью красива,
Даров Натуры воплощенье,
Осенней прелести явленье.
Садов дородная богиня,
Розовощека, солнцелика,
С природными грудьми,
Что спелые по осени плоды.
Но дело странное, Помона,
Садов заботливая Бона*,
Была невинна и скромна…
Хотя богиней плодородия была.
(Так как же плодоносила сама?!.)
(Хоть символ плодородия сама.)
*Бона – с латинского «хорошая, добрая, добротная, творческая…»
Весь день в саду она трудилась,
В заботах о деревьях находилась,
Их удобряла, поливала,
Иль просто в садике гуляла.
Сатиров, жителей лесных,
Эротоманов козлоногих, удалых,
Она к себе не допускала,
Прочь восвояси прогоняла.
Любил Помону Вертумн-бог,
Пастух, сменяющий сезоны года,
Но как он ни старался, все ж не мог
Развеять Девы холодность алькова.
То он пред ней жнецом явится,
Колосья спелые держа.
Она ж вздохнет и отвратится,
Прохладой девственной дыша.
То он – трудяга, мирный пахарь,
Несет оглоблю на плече,
Земли работник, брат Ей, знахарь.
Она ж как Дева при Луне.
Вот он садовником предстанет,
С серпом затупленным в руках.
Она лениво, вяло глянет,
Его приметив: «Мой собрат!»
То, разозлившись, войн идет
При ясно блещущем мече…
То рыболов у лона вод
Туманным утром на заре.
И кем бы бог не воплощался,
К нему Помона холодна,
Он посторонним оставался,
Она ж задумчивой одна.
И наконец старухой обратившись,
К ней в сад пришел Вертумн,
Плодами налитыми восхитившись,
К богине обратил свой Ум.
Увидев вяз, лозой овитый,
Возлюбленной Вертумн сказал:
«Коль вместе не были бы слиты,
То ствол был гол, а виноград лежал.
Но ты не смотришь на их связь.
Хоть ищут женихи твоей руки,
Между собою за тебя борясь,
Даешь отказ всем безразлично ты.
Подобна ты Елене или Пенелопе,
Но ты, я думаю, красавица, умна,
Тебе пристало позаботиться о роде,
Вертумну боле всех ты люба и мила.
И чтобы лучше это до тебя дошло,
Я расскажу тебе одну истории из Кипра,
Из уст в уста то перешло,
Как женщину из камня не коснулась лира.
В красотку знатную Анаксарету
Влюбился Ифис из простого рода
И всеми силами поэта
Вниманья добивался у гордячки этой.
Но та, смеясь, его отвергла,
Была железа тверже, камня холодней.
Что чувства бедного поэта
Красавице высокомерной сей?
«Что ж, победила ты! Не буду боле
Я докучать Тебе любовию своей», -
Сказал Ифис Анаксарете, и на го’ре
Повесился в угоду Ей.
Когда же мимо, у Ее окна,
Трагично похоронная процессия прошла,
И тело Ифиса она узрела,
То сразу как-то охладела…
И попыталась у себя в покоях скрыться,
Но камень, что лежал в Ее душе,
Не дал Ей убежать и уклониться,
Ведь тяжесть носим мы в себе.
И так она немела, холодела,
И в кожу холод уж проник…
И, превратившись в статую, окаменела,
Застыл красавицы в испуге лик.
Ее Художник жизни изваял,
Что в камне чувства, словно в гордости, искал,
И, воплотив прекрасный идеал,
Анаксаретою ваяние назвал,
Что ныне украшает сад
Меж нимф пугливых и лесных дриад,
Напоминая о гордыне чувств
Твореньем гения искусств.
Помона, помни сей рассказ,
И гордость непреступную отринь,
Богиня плодородья ты, и без прикрас
Прекрасней всех богинь!»
И воплотившись юношей, Вертумн
Перед Помоной, как он есть, предстал.
Та полюбила юношу за Ум.
Амура глас и Лиры их объял.
***
У океана волн
Стоял он чувств великих полн.
Кипя…
Волна бежала за волной,
Он вдаль глядел и был влюблен
В стихию… и своей души,
В кой мучим был терзанием любви…
***
Дыхание песков пустыни,
Волшебница нагая Шахрезада,
Очарование Востока… и доныне
В сказаниях, в любви услада.
***
Таскать каштаны из огня
Покорно для любимой –
(Нет счастья боле для меня)
Вот страсть заветная моя,
Натуры чувственной, стыдливой.
***
Из морских глубин
На берег вынесло волной
Большую розовую раковину…
Наверное, подарок Афродиты,
Женщины откровение сокрытое (потаенное)…
***
Не осуждай младую Еву,
Она для страсти рождена,
Не осуждай и стару деву,
Что та семьи не создала.
***
В глухом лесу
Древо у ручья,
Словно пьющий Пан…
***
(Поэт Любви и Природы)
Фавн в лесу найдя младенца,
Взял его с собою в грот,
Билось маленькое сердце…
Мальчик рос, не знав забот.
Нимфы позаботились о нем,
Музы дар поэзии вручили.
Вырос юношей прекрасным он,
Налитым могучей силы.
Луком, лирою владел,
Всеми видами искусства
И поэзией сердечных дел;
Рано в нем взыграли чувства.
С быстроногой Артемидой,
Споря, на перегонки,
Вдохновленный милой Лирой,
Бегал с дикими зверьми.
Юн во всех и всё влюблялся,
Над истоками сидел,
Мучим чувствами, терзался,
В воды на себя глядел…
И вопросом задавался:
«Для чего родился я,
Что на свете жизнь моя?..»
И в раздумиях терялся…
***
В тиши задумчивого сада
Прилег в тени усталый Фавн;
Ручья ближайшего наяда
Украдкой зрит на обнаженный стан...
***
Фавн, разувающий нимфу… (нимфа, возвышающаяся на Фавном)
***
Фавн и нимфа (любви пленительная сила)
***
Калитка, увитая розами,
За утро росистый туман,
Цветы, не собраны пчёлами,
В саду мирно (сладко) дремлющий Пан.
***
Над шумным озером в погоду грозовую
В беседке дива в платье белом смятена,
Мятежная была (безмерно) безумно влюблена,
И ныне водам жизнь отдать готова роковую…
***
Пуская любовь моя превратится в волну, теплую или прохладную, ласковую или сердитую, нежную или пенно-бурную… и падет к Ее ногам, и целует, лижет…
***
А я мечтаю все о Вас,
Поклонник тайный красоты,
Тоскуя, с грустью, сквозь алмаз
Смотрю на мир, в котором Вы.
Примечание. Разговаривал с девушкой, у которой я когда-то давно был первым… Сказала, что просит у меня прощения, что Ее после никто так не любил как я. И вспомнила, как я зимой подарил Ей живую бабочку в стеклянной банке. И это действительно было чудо, я открыл зимой холодильник, а оттуда вылетела бабочка-капустница; я решил, что бабочку надо подарить любимой девушке и подарил. И она запомнила это на всю жизнь, даже я забыл уже, а она нет…
***
Амур и Лира – Адам и Ева:
(Амур может поразить Лиру своей стрелой, дабы влюбить Ее в себя, и Лира может поразить своего братика стрелой, дабы влюбить его в себя, и таким образом они будут влюблены друг в друга)
***
(О)Ксана – звонко имя украи’нки,
Ди’вчины красной, ро’дной кровинки!
***
Оксана – как не странно – чужестранка,
В России словно иностранка?!
Да нет! Она России реченька (кровинушка) живая,
Оксана, Оксанушка (Оксаночка) родная.
***
Ксана, Оксана, Оксанушка –
Так, наверное, Вас зовет бабушка.
Оксана – имя девчонки капризной,
Властной, ретивой, истой...
Но нет, не всегда, скорее – благоразумной,
Спокойной, рассудительной, умной.
***
Тина – красива!
Яркого облика резкий узор,
Тёмной грузинки таинственный взор;
Ум – словно резвый, горный ручей,
Быстро бегущий меж колких камней.
Чары Востока, волнующий шарм,
Гор поднебесных чарующий дар;
Лоз виноградных пленительный сок,
Раб преклонен у обольстительных ног.
***
(О первых проявлениях гомо-влечения)
О вездесущая Киприда!
Прекрасный юноша, спартанский принц,
Со звучным именем, звенящим – Ги-а-цинт! –
Возлюбленный певца впервые Фамирида
И Феба, обуянного страстью без границ.
Да Фамирид – соперник Аполлона –
Так необдуманно, заносчиво, позорно
Похвастал, что он выше муз.
Те вызвали его на состязанье скоро
И превзошли, идиллии искусств (в идиллиях искусств).
За дерзость же такую хвастуна
Лишили зрения и голоса певца,
Разбили и его кифару,
Обломки чьи в лесу лежали…
Ласкающий Зефир, Весны посланник,
Небес волнительный изгнанник,
Свободный и неуловимый ветер
В лесу, витая, вольно веял,
Увидев, пораженный, принца,
Играющего с Аполлоном Гиацинта,
Влеченьем страстным воспылав
И ревность остро испытав,
Направил Феба диск в любимца.
И был убит тот, от удара пав,
Разбрызгав кровь цветами гиацинта.
Примечание. Фамирид – один из основателей музыки и поэзии в древней Греции, возомнивший себя в искусстве музицирования и пения выше самих муз… Потерпев от них поражение, Фамирид умолял муз простить его, но те так были разгневаны за его дерзость, что не помиловали, а жестко обошлись с ним, ослепив, лишив голоса и разбив его кифару. Также Фамирид – первый, кто испытал любовное влечение к лицу своего пола, наряду с Аполлоном.
P. S. «Фамирид в греческом мифотворчестве фракийский певец, сын музыканта Филаммона и нимфы Аргиопы, считался наряду с Орфеем одним из полумифических отцов эпической поэзии древней Греции. Фамирид отличался необыкновенной красотой и искусством игры на кифаре; он очень часто одерживал победы на Пифийских играх (Павсаний, IV 33, 3; X 7, 2). Фамирид влюбился в красавца-юношу Гиакинфа (Гиацинта), положив тем самым начало однополой любви (Аполлодор, I 3, 3).
Наиболее известен рассказ о дерзком поведении Фамирида, вызвавшем на соревнование самих олимпийских муз. В случае победы Фамирид потребовал права стать возлюбленным каждой из них, а в случае поражения музы могли взять у него все, что пожелают. Музы-победительницы в наказание за такую дерзость, которая вошла в поговорку «безумствует, как Фамирид», лишили его зрения и голоса (Гомер, Илиада, II 594). Изображения Фамирида с разбитой лирой или умоляющего муз о помиловании были нередки в античной живописи.»
***
Цветок моей любви,
Цветок моей печали,
Ты часто брошен на пути, -
Хоть в одиночестве умри, -
Неразделен в начале.
(Тебя порою ножки девушек топтали).
Да, необычен он,
Иных пугая, странен,
И безответен, и напрасен,
Любимой – словно чуждый сон.
***
Мамам на 8-ое Марта
Дарят все подарки,
Нет роднее Мамы
И любви задарней.
***
Кошка-пушинка на руках у ребенка –
Рыжее тёплое солнышко,
Нежное, ласковое, мурлыкающее, родное,
Любовью урчащее горлышко.
***
Кошка нос прикрыла лапой
И, мурлыча, сладко спит, -
Маленький комочек полосатый,
Шёрстка лишь дрожит.
***
(Мои черная и рыжая кошки)
Зимой на улице мороз.
В сенях за дверью в стужу
Прижмутся кошки тесненько (близенько) друг к другу
В коробке с шубой, что я им принёс;
Одна, уткнув свой в шёрстку нос,
Мурлыча, греет ласково подругу.
***
Кошка-топтушка,
Розовое ушко;
Рыжая, усатая,
Мурлыка полосатая.
***
Кошка ищет ласки,
Ласка ищет кошку,
Чтоб сжимались лапки
И дрожала шёрстка.
Или
Кошка ищет ласки,
Ласку любит кошка,
Чтоб сжимались лапки
И дрожала шёрстка.
***
Птичка-невеличка
Свила домик свой
И живет сестричка
Рядышком со мной.
***
Юность так прекрасна*,
Смутная пора надежд;
Глядя в будущее страстно,
Ждешь любви чудес.
*хотя, конечно, далеко не для всех
***
Звучат прекрасно Женщин имена
Всех стран, национальностей, племен, -
Как будто плещется волна,
Вливая сладкие созвучия имён.
***
Любви мгновения святые,
Что солнечные зайчики над бездной;
Мужские силы молодые,
Красой напоенные женской.
***
Свидание взглядов...
***
Мы смотрели друг на друга,
Мы любили друг друга,
Мы ненавидели друг друга,
Мы расставались навсегда,
Но не знали об этом тогда…
***
Заброшен летом, в запустенье
Над ручейком ажурный мост,
Свиданий место, вдохновений,
Травой-бурьяном весь зарос.
Фонтан «Молочница» в г. Пушкине
***
Елизавета Алексеевна, (немецко-) русская Императрица, «Психея»
«Психея!» – воскликнула Виже Лебрен,
Узрев Елизавету за стеклом,
Виденью Ангела подобной,
С сестрой Амура, Лирой, сходной,
Склонённой с лейкой над цветком
Кудрями пепельного цвета,
Мечтой влюбленного поэта,
Воздушной, лёгкой, неземной,
С чертами грации младой,
С небесно-тихими глазами
В белоколонной светлой зале
Изысканного розового газа,
С серебряными нитями экстаза;
В тунике белой, словно нимфа,
И тонкой талией овитой
Венеры поясом златым,
Храня любви залог святым.
Прекрасный цвет ее ланит
Румянцем видным не залит.
Казалась облаком она,
Что лебедь плавный, холодна.
(И даже царственно бледна).
Ее с гречанкой профиль схож;
Царица женской власти лож,
Сама краса и совершенство;
Служить ей – высшее блаженство…
Гвардейцы, тайно влюблены
Искали благосклонности ее руки…
Элита русской высшей знати,
Кавалергарды при параде,
Ей были преданы душой,
Сей Императрице неземной.
Трагедия (немецко-)русской «Психеи»
Надев темнеющий покров,
Над урною склонилась дева,
Храня любовь во тьме гробов,
В слезах, рыдая, онемела.
Любовь, как молния, блеснула,
Незримо поразив сердца,
Запретно, тайно промелькнула
Предвестием печального конца.
Императрицу полюбил гвардеец,
Блистательный красавец капитан,
Что неба сумрачного месяц,
Сиянием овеявший роман.
Его влюбленность (эхом) отозвалась
В закрытой кротостью душе,
Вглубь заронившись, разгоралась
В невинном, скромном существе.
Они на бале танцевали,
Кружась, смотря глаза в глаза,
И музы их околдовали
Любовью пылкие сердца.
Картина прямо из романа:
Безлунной ночью тёмный сад,
На стену Замка цепко, рьяно
Карабкается кавалергард.
Императрицей вдохновленный,
Рискуя жизнью, дерзок, смел,
С любовной страстью беспредельной (Любовной страстью окрыленный)
В ее светлеющий (темнеющий) предел
Остаток ночи провести
В объятьях (лобзаньях) упоенных,
С Психеей счастье обрести
В слиянии (сердец) влюбленных.
И как был страстен Алексей
С голубкой нежною своей!..
Узнав же, что беременна она,
Рыдал (у ног ее) от счастья без ума.
И целовал, и обнимал,
И снова плакал, и ласкал…
Она же милый (тихий) ангел-свет
От счастья плакала в ответ.
Но счастье в жизни мимолётно,
Оно как вешний первый цвет,
Сегодня есть, а завтра нет,
И след простыл… но часто плодно!..
Князь Константин ища ответа,
Надеждою лелеем чувств,
Узрел соперника приметы,
Узнал изменницы искус.
И движем долгом государства,
Семейства честью, честью братства
(Скорее, ревностью своей),
Послал убийцу ночью тайно,
Чтоб замысел свершил злодей.
Хотя супруг ей изменял,
Был увлечен иной любовью,
И все же брак он охранял
В мужском приоритете кровью.
Идя из Эрмитажного театра,
Ножом был ранен Алексей;
Смертельная упала карта,
Он умирал, твердя «дуэль»…
Любовника Елизавета посетила,
У ложа бедного скорбя,
Прощальным поцелуем одарила,
Небес печальное дитя.
И слёзы скорби долго лила,
Завет любви его храня,
Простить ее за все просила;
Он счастлив умирал, любя…
И в лавре Александро-Невской
Надгробная лежит скала
От Дамы, пожелавшей неизвестной
В веках остаться навсегда.
На камне сломленное древо
Ударом молнии… любви.
Над урною склонилась дева,
Заложница (виновница) трагической судьбы.
***
Несчастная любовница и мать,
Скорбящая хранительница парка,
Хоть высшую являла знать,
Простая женщина, крестьянка,
В невинном лёгком одеянье
Античных граций, - подражанье…
Склонившись над осколками судьбы
Сосуда времени-воды,
Взирая в романтические дали,
Застыла в камне и печали.
Или
Застыла в бронзе и печали.
P. S. Так точнее, просто «в камне» - поэтичнее, созвучно с окаменела (и мастером отражена ее печаль).
***
Из лона матери Земли,
Из крынки, треснутой на камне,
Хранимой девушкой печальной,
Немолчно льется ток воды,
Журча струёй хрустальной (кристальной)…
***
Печальная нимфа над хладным ключом,
Склонившись над битым кувшином, рыдает;
Безудержно льется вода, утекает…
Грустит и печалится дева о том:
Малютку Марию жизнь покидает.
***
Мария* – имя детское (женское) воды;
Согласно времени из битого сосуда
Текут печальные струи,
Жизнь унося минутно…
Над водами склонилась Мать –
Источник жизни на Земле;
Как ей в любви (тоске) не горевать
Уходу бытия везде?..
*Мария – имя воды, колыбели жизни, сама жизнь (человек на 70% состоит из воды); сосуд, кувшин – жизнь (маленького) человечка; льющаяся вода – символ утекающего времени и бытия.
Марина и Мария – созвучны имена,
«Морская» и «Желанная» – манящая вода.
***
Девушка играет с голубком –
Символом надежды возрожденья;
Народится дочь потом,
Обретя в младенчестве забвенье.
P. S. «Фонтан «Молочница», получивший известность как «Царскосельская статуя», или «Девушка с кувшином», занимает особое место среди парковой скульптуры Царского Села: это единственная скульптура, специально исполненная для Екатерининского парка и ставшая одним из символов города Пушкина.
В гербы многих городов помещены изображения символов тех природных условий, которые послужили толчком для возникновения населенного пункта непосредственно на том месте, где они находятся. Например, Берлин построили там, где по преданию была медвежья берлога, и его герб украшен изображением медведя. Символ Рима — волчица, вскармливающая младенцев и т. д. Герб Царского Села, напротив, ничем не напоминает о том источнике, который буквально вдохнул жизнь в эту местность, где сегодня находится один из самых замечательных городов России.
Люди в этой местности стали селиться издавна, значительно раньше того момента, когда здесь появилась шведская усадьба Sarisinoisio («мыза на возвышенном месте»). И, главным образом, благодаря наличию неиссякаемого родника с удивительно вкусной и обильной водой, который находился тогда немного ближе к усадебному дому, чем сейчас. Петру I Сарская мыза гак по нравилась, что он подарил её самому любимому человеку — жене Екатерине I. Императрица была в восторге от открывшегося перед ней вида. От стоявшего на холме дома мызника (позже там выстроят Камеронову галерею), дорожка вела к роднику. Вода этого источника, пробежав по откосу небольшое расстояние, собиралась в живописный водоем:, образовавшийся в результате запруды, устроенной поперек оврага (ныне там находится Адмиралтейская плотина). А далее уже по дну оврага бежал ручей Вангазя, неся свои воды в речку Славянку.
Испив студёной водицы из источника, Екатерина звала к себе самых лучших садоводов, талантливейших зодчих и ваятелей для того, чтобы обсудить с ними планы обустройства Царского Села. И естественно, роднику было уделено особое внимание. До нас не дошли изображения этого источника, но известно, что к нему вела небольшая лестница, выложенная из пудожского камня. Над струей, падающей с деревянного желоба, была устроена арочка, опирающаяся на «колоны, вытесанные из того же камня».
После кончины Екатерины по её завещанию Царское Село перешло в собственность принцессы Елизаветы. Взойдя на престол, дочь Петра I, в отличие от отца, не любила заниматься государственными делами. Зато веселилась и развлекалась безмерно. По её указу в 1757 году была построена Катальная горка, которая располагалась на том месте, где сейчас находится Гранитная терраса.
Сооружения Катальной горки нависали над родником, и его пришлось спрятать в специальную камеру. А воду по водоводу — подземному лотку, мощённому булыжным камнем с деревянными стенками и перекрытием — отвели в сторону, ближе к берегу пруда. На выходе из водовода построили небольшую плотину с водосливом и от неё вырыли достаточно протяжённый и просторный канал с еще одном плотиной на конце. Кстати, канал сохранился до наших дней. Дно канала замостили камнем. Таким образом, получился весьма объёмный резервуар чистой коды, из которого стало удобно черпать питьевую колу вёдрами, как для «работных» людей, так и для лошадей. Их в парке в связи с возводимыми парковыми сооружениями, было предостаточно. Для удобства даже построили два специальных деревянных мостика. В результате была решена ещё одна задача — более полное использование единственного на тот момент источника питьевой воды, которой всё равно не хватало.
В те же годы, а точнее 1 февраля 1758 года в городе Пуэрто-де-ла-Крус на острове Тенерифе в семье одного из потомков короля Канарских островов родился мальчик Августин Хосе Педро дель Кармен Доминго де Канделариа де Бетанкур и Молина. Это событие осталось бы для нас незамеченным, если б впоследствии из этого мальчугана не вырос один из крупнейших инженеров XIX века, с именем которого в России будет связано столько, что звать его будут не иначе, как Августин Августинович Бетанкур, «испанец — российский герой»… К счастью для нас, Бетанкур подружился с послом России в Испании, И. М. Муравьёвым-Апостолом. И тот предложил ему поработать в нашей стране, где способности выдающегося инженера могли бы раскрыться до конца. В 1808 году Августин де Бетанкур был представлен Александру I, и вскоре его в чине генерал-майора ввели в окружение Императора для выполнения «специальных поручений Его Государева Величества». Россия открывала перед испанцем безграничные возможности: ни один серьёзный проект того времени не обходился без его участия. И одно из первых поручений Его Величества было связано с родником в Царском Селе.
Закончилась эпоха женского владычества в России. В 1808–1810 годах по распоряжению императора Александра I началось благоустройство участка на месте бывшей Катальной горы под руководством садового мастера И. Буша и архитектора Л. Руски. На месте разобранной к тому времени (ещё при Екатерине II) Катальной горки, решено было воздвигнуть величественную гранитную террассу. Склон между вновь сооруженной Гранитной террасой и Большим прудом был оформлен в виде зеленых уступов, от террасы к пруду проложили новые дорожки, Речь зашла о том, чтобы «у террасы, где проведена ключевая вода, отделать место сие в хорошем вкусе».
К тому времени в Царском Селе был проведён Таицкий водовод и в водоёмы парков подавалась в большом количестве (более 70 л/сек) чистейшая вода из недр Ижорского плато. Функции местного источника изменились. Отпала чисто утилитарная задача: «водопой» стал не нужен. Зато выросла его декоративная составляющая.
Вникнув в проблему, Бетанкур, судя по его действиям, чётко разобрался с условиями залегания и продвижения воды в этом районе. Он определил, что подземная вода находится внутри горной породы (известняка), являющейся водоносным пластом. Водоупорным пластом была толща кембрийской глины, подстилающая эти породы на глубине трёх-четырёх метров. Водоупор имеет понижение рельефа к Большому пруду, и на склоне происходит естественный выход воды на поверхность.
Камеру, которая была построена для защиты природой созданного источника, Бетанкур переделал в каптажную (водозаборную), значительно расширив её и срезав водоносный пласт до водоупора. Еловый сруб камеры, перекрытый двойным накатом, разместил на водоупоре перед водоносным пластом, обложив глиной в качестве глиняного замка с трёх внешних сторон. Одновременно он переделал и всю водоподводящую систему между камерой и каналом, заключив её в чугунные трубы. Поскольку перепад между этими точками составлял почти два метра, Бетанкур предложил устроить фонтан.
Фонтан на камне получился необычный...
Появление загадочной статуи с разбитой урной, из которой льётся вода, на протяжении вот уже двух столетий окутано романтической тайной. И раскрыть её нам, по всей видимости, не дано, поскольку документов нет. Это для придворных острословов всё сразу стало ясно. В те времена были модны басни французского поэта Ж. Лафонтена. Фонтан тут же окрестили «Молочницей», а историю появления её в парке объяснили тем, что будто бы скульптор Павел Петровичем Соколовым вдохновился сюжетом басни и Ж. Лафонтена «Молочница, или Кувшин с молоком»о французской крестьянке Теретте . А то, что на «гром-камень» уселась босоногая красавица в греческой тунике, удивително напоминающая лицом и фигурой Елизавету — жену Александра I, это как-то осталось незамеченным. Или велено было не замечать...
Император Александр I Павлович был женат нанемецкой принцессе Луизе-Марии-Августе Баден-Дурлахской, принявшей при переходе в православие имя Елизаветы Алексеевны. От этого брака в мае 1799 года у них родилась дочь Мария, но, прожив немногим более года, в июле 1800-го она умерла. Смерть дочери потрясла молодую мать. Её опечаленную фигуру можно было часто видеть на дорожках дворцовых парков.
Автор статьи «О чем грустит царскосельская статуя» (Наука и религия, 1999, № 6; Ангел Царя Александра, СПб, 2008) Людмила Бел Озерова утверждает, что в память об ушедшей из жизни дочери Императрицы итальянский скульптор Паоло Трискорни преподнес Елизавете Алексеевне скульптурную композицию — горюющая молодая женщина сидит, подперев голову рукой. (Не этот ли образ был потом положен Бетанкуром в основу его замысла устройства фонтана?)
Желая развеять грусть светлой Императрицы, скульптор дарит ей вторую свою работу — «Девушка, играющая с голубком». Это своеобразный символ веры в то, что у неё дети ещё будут. Так и случилось. В ноябре 1806 года венценосная мать родила дочь, названную ее именем. Но, к сожалению, и она не дожила до двух лет. Маленькие дочери императорской четы упокоились в Благовещенском соборе Александро-Невской лавры, а подавленная горем Императрица стала вести затворнический образ жизни, почти не выезжая из Царского Села.
Здесь уместно немного рассказать об облике самой Императрицы. Вот как передаёт свои впечатления о ней французская художница Элизабет Виже-Лебрен, которую пригласили в 1795 году написать портрет Елизаветы Алексеевны в Царском Селе. Приближаясь к дворцу, художница вдруг заметила в окне нижнего этажа молодую женщину, поливавшую горшок гвоздики. «Ей, казалось не более 17 лет, — писала потом Виже-Лебрен, — черты лица её были тонкими и правильными, а сам склад его восхитительным. Прекрасный цвет лица не был оживлён румянцем, но по белизне своей соответствовал его ангельски кроткому выражению. Пепельно-белокурые волосы ниспадали па шею и лоб. Она была в белой тунике, небрежно перевязанной поясом на талии, тонкой и гибкой как у нимфы. Вся фигура этой молодой особы, облик, который я только что набросала, таким чарующим образом выделялась из глубины комнаты с колоннами, обитой розовым газом с серебром, что я воскликнула: «Да это Психея!». То была великая княгиня Елизавета, супруга великого князя Александра».
Описания современников позволяют судить о ярком впечатлении, производимом Елизаветой на всех, кому доводилось видеть её. Вот как описывал портрет 26-летней уже Государыни (в годы, предшествующие созданию «Царскосельской статуи»), секретарь саксонского посланника: «Трудно передать всю прелесть Императрицы: черты лица её чрезвычайно тонки и правильны: греческий профиль, большие голубые глаза и прелестнейшие белокурые волосы. Фигура её изящна и величественна, а походка чисто воздушная. Словом, Императрица, кажется, одна из самых красивых женщин в мире».
Не удивительно, что многие чистые сердца пылали тайной любовью к своей Государыне. «Вся гвардия, эта истинная элита русской знати, — вспоминала одна из её современниц, — была сердцем и душой предана Императрице; для гвардейцев видеть её было счастьем, служить ей — высшим блаженством <… > Среди блистательных офицеров Императорского Генерального штаба выделялся молодой человек, в звании капитана гвардии. Призванный по долгу службы постоянно находиться рядом с Их Величествами, этот молодой человек позволил себе опасное счастье любоваться своей Царицей. Их многое разделяло, однако любовь, как молния, сверкнувшая в его сердце, отразилась эхом в её душе». Их мимолётный нечаянный роман был жестоко оборван великим князем Константином, давно пытавшимся добиться ответных чувств Императрицы. Предмет единственной страстной любви Елизаветы был подло убит ударом кинжала в бок подосланным убийцей, когда возвращался поздним вечером со спектакля в Эрмитажном театре. Умер кавалергард Алексей Охотников — так звали этого молодого человека — в январе 1807 года на 27-м году жизни и похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.
Через шесть месяцев после погребения над могилой вырос великолепный памятник, заказанный «некой дамой пожелавшей остаться неизвестной». Мраморный памятник представляет собой скалу, возвышающуюся над надломленным от удара молнии деревом. На скале в тёмном покрывале сидит молодая женщина, склонившаяся над погребальной урной. На мраморной плите, вмонтированной в скалу, выгравированы имя умершего, дата смерти и трогательная эпитафия. Памятник стоит и поныне.
Но вернёмся в Царское Село. Обсуждая проект фонтана с Императором, инженер Бетанкур, возможно, уже имел готовую модель будущего сооружения. Всё остальное было делом техники и исполнялось с невероятной быстротой. Менее года понадобилось, чтобы найти и обтесать соответствующий камень-пьедестал. (А может быть, он был уже для чего-то изготовлен). Придворному скульптору Павлу Соколову поручили скульптурные работы.
И Соколов — вольно или невольно — воплотил в своей работе образ той, кто была хозяйкой царскосельских парков, чья красота в ореоле царственности и романтической судьбы трогала сердце современных ей художников. Скульптор Соколов создал шедевр. У зрителя создается впечатление, что на камне только что сидела реальная женщина, которая превратилась в прекрасную статую. Поражает исключительное соответствие позы, в которой находится бронзовая девушка, с выступом камня, на котором она сидит.
Примечание. «Недоброво. Э.Ф. Голлербах в книге «Город муз» воображает прогулку по осеннему парку в вечернем полумраке таинственной пары: Анны Ахматовой и Николая Недоброво: «Перед «Девушкой с разбитым кувшином» поэт вспоминает строки Пушкина и Деларю, бранит стихотворение Комаровского. Женщина в чёрном испытывает что – то похожее на ревность, какой – то «смутный страх пред этой девушкой воспетой»… Здесь имеется в виду известное стихотворение Анны Ахматовой «Царскосельская статуя»:
Уже кленовые листы
На пруд слетают лебединый,
И окровавлены кусты
Неспешно зреющей рябины.
И ослепительно стройна,
Поджав незябнущие ноги,
На камне северном она
Сидит и смотрит у дороги.
Я чувствовала смутный страх
Пред этой девушкой воспетой.
Играли на её плечах
Лучи скудеющего света.
И как могла я ей простить
Восторг твоей хвалы влюблённой…
Смотри, ей весело грустить,
Такой нарядно обнажённой.
В 1920 году Всеволод Рождественский упоминает «Девушку с кувшином» в сонете «Тяжёлым куполом покрыт наш душный храм». С нею сравнивается женщина, плывущая на барке по Неве и грустно смотрящая на воду,
…качая взор по ситцу влаги яркой,
Совсем как девушка, что в Царскосельском парке
Поникла на скале с отбитым черепком.
Современные поэты в своём творчестве продолжают обращаться к образу «Царскосельской статуи». В 1958 году Татьяна Гнедич сочинила красивое стихотворение:
Зелёный парк шумит, не увядая,
Минувшее не дальше, чем вчера…
Игру теней в раздумье наблюдая,
Сидит на камне вечно молодая
Лицейских муз бессмертная сестра.
Она молчит всё так же в грусти праздной,
Восторженно воспетой искони,
И вечных струй напев однообразный
Звенит, как в незапамятные дни.
И мнится мне – пред ней, пред этой тенью,
Внимая бормотанью ручейка,
Стоит Он сам в раздумье вдохновенья,
И держит боливар времён «Евгенья»
Украшенная перстнями рука.»
Ф.Н. Глинка
«Царица кроткая, краса земных царей,
Божественный твой лик достоин алтарей,
Достоин он блистать в великолепном храме
В сияньи золота и радужных огней
И благовонном фимиаме.
Но дивной благостью осмелены твоей,
Для Россов образ твой и милой, и священной
Мы ставим в хижине смиренной,
И только ... только лишь тобой
Как добрым ангелом хранимой.
О, милосердная! Здесь все тобой одной
Живет, и чувствует и дышит —
И часто, в тишине ночной
Создатель о тебе сердец моленья слышит.»
Примечание. Гелий Клийменов. «Осенью 1830 г. Пушкин в стихотворении «Величавая жена», которое принято считать загадочным, вспомнил некую таинственную даму:
В начале жизни школу помню я;
Там нас, детей беспечных, было много;
Неровная и резвая семья.
Смиренная, одетая убого,
Но видом величавая жена
Над школою надзор хранила строго.
Толпою нашею окружена,
Приятным, сладким голосом, бывало,
С младенцами беседует она.
Ее чела я помню покрывало
И очи светлые, как небеса.
Но я вникал в ее беседы мало.
Меня смущала строгая краса
Ее чела, спокойных уст и взоров,
И полные святыни словеса.
Дичась ее советов и укоров,
Я про себя превратно толковал
Понятный смысл правдивых разговоров,
И часто я украдкой убегал
В великолепный мрак чужого сада,
Под свод искусственный порфирных скал.
Там нежила меня теней прохлада;
Я предавал мечтам свой юный ум,
И праздномыслить было мне отрада…
Таинственного в стихотворении ничего нет – с первых строчек ясно, что речь идет о лицейских годах Пушкина и об императрице Елизавете Алексеевне, которая оказывала покровительство Царскосельскому лицею. Лицеисты вспоминали, что встречи с императрицей носили больше неформальный характер. С первого взгляда двенадцатилетний Александр Пушкин влюбился в Елизавету. Она поразила его красотой, изяществом, благородством, своим царским ореолом и простотой в обращении с лицеистами. Он грезил ей, обожал ее, ревновал к императору Александру I и даже в фантазиях представлял себя на месте царя:
Недавно обольщен прелестным сновиденьем.
В венце сияющем царем я мнил себя:
Мечталось, я любил тебя —
И сердце билось наслажденьем.
Мотив любви юноши к женщине, недоступной и высокопоставленной, возникнет потом не раз. Елизавета Алексеевна гуляла с фрейлиной по саду Царского Села, и Пушкин иногда сталкивался с ними. Редкие встречи с императрицей производили на него неизгладимые впечатление. Он был по-мальчишески влюблен в свою королеву, и ее образ постоянно мелькает в его лицейских стихотворениях 1815-1817 гг.
Как мало я любовь и сердце знал!
Часы идут, за ними дни проходят,
Но горестям отрады не приводят
И не несут забвения фиал.
О милая, повсюду ты со мною,
Но я уныл и втайне я грущу.
Блеснет ли день за синею горою,
Взойдет ли ночь с осеннею луною —
Я все тебя, прелестный друг, ищу,
Засну ли я, лишь о тебе мечтаю.
Одну тебя в неверном вижу сне,
Задумаюсь - невольно призываю,
Заслушаюсь - твой голос слышен мне.
Рассеянный сижу между друзьями,
Невнятен мне их шумный разговор,
Гляжу на них недвижными глазами,
Не узнает уж их мой хладный взор.
1816
Везде со мною образ твой,
Везде со мною призрак милый;
Во тьме полуночи унылой,
В часы денницы золотой.
1816
Пушкин был замечен императрицей Елизаветой Алексеевной, возможно, на поэта обратил внимание государыни Карамзин. От нее через Н.Я. Плюскову поступил вызов (заказ), чтобы поэт написал поздравительные стихи императрице. Стихотворение опубликовали в январе - феврале 1819 г под названием «К Н. Я. Плюсковой» 12 марта 1819 г. А. И. Тургенев писал в Варшаву кн. П. А. Вяземскому: «Пушкин, которого вчера видел у княгини Голицыной, написал несколько прекрасных стихов о Елизавете Алексеевне, императрице».
«На лире скромной, благородной
Земных богов я не хвалил
И силе в гордости свободной
Кадилом лести не кадил.
Свободу лишь учася славить,
Стихами жертвуя лишь ей,
Я не рожден царей забавить
Стыдливой музою моей.
Но, признаюсь, под Геликоном,
Где Кастилийский ток шумел,
Я, вдохновленный Аполлоном,
Елисавету втайне пел.
Небесного земной свидетель,
Воспламененною душой
Я пел на троне добродетель
С ее приветною красой.
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой,
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа.»
Получив поэтическое послание Пушкина, Елизавета Алексеевна просила Карамзина отблагодарить его и передала обязательный в таких случаях подарок – как правило, это были часы или перстень с вензелем августейшей персоны.
Императрица следила за творчеством талантливого поэта. В 1820 г. над головой Пушкина стали собираться тучи, особенно напряженной стала ситуация после того, как Александру I доложили о новом пушкинском творении – оде «Вольность», где прямо говорилось о запретной в то время теме – убийстве Павла I. Пушкина вызвали к военному генерал-губернатору Петербурга М.А. Милорадовичу для дачи объяснений, на квартире поэта был произведен обыск. Н.М. Карамзин обратился с просьбой к Елизавете Алексеевне заступиться за поэта. Поэт оказался не в сибирских снегах, а у брегов Тавриды. Пушкин прекрасно знал, кому он обязан своим спасением.
Примечание. «Все императрицы России были по-своему красивы, но титул самой красивой историками присужден Елизавете Алексеевне. Слава о ее красоте гремела по всей Европе, живописцы со всех стран съезжались в Петербург и умоляли ее уделить им время, чтобы они могли увековечить эту красоту у себя на холсте. Поэты ею восхищались и воспевали ее одухотворенную небесную красоту. Покоренные мужчины преклонялись и толпились рядом с надеждой встретить ее благословенный взгляд, увидеть ее чарующую улыбку…»
Примечание. «Любовь к императрице подкралась нежданно. Свои первые чувства к молодому кавалергарду она кратко описывала на страницах своего дневника:
«Воскресенье 15 марта 1803 г., в карауле, милый взгляд проходя, я смешалась, его голос взволновал меня до глубины души. Angebrannt, думала только о нем; весь день провела в мечтаниях о любви…
Четверг 23 апреля. В театре… проходя перед ним, забывши стыд, бросила на него f;chtig (взгляд).
Понедельник 27. Мои неосторожные нежные взгляды.
Суббота 20 июня Пленительные мгновения! Взаимное влечение, неповторимая встреча глаз.
Четверг 30 июля. Чувство развилось за этот день больше, чем за год… angebrannt без видимой причины».
И везде снова и снова «angebrannt» – «я горю», «я горю», «я горю». Записи в дневнике сделаны по-французски, но слово angebrannt Елизавета Алексеевна записывает на своем родном немецком языке.
Ее возлюбленный Алексей Охотников, по происхождению из семьи богатых воронежских помещиков. В мае 1801 г. Охотников поступил эстандарт-юнкером в Кавалергардский полк. Через четыре месяца его произвели в корнеты, спустя два года - поручиком и полковым казначеем. Молодой кавалергард был хорош собой, неглуп и остроумен. Благодаря привилегированному положению Кавалергардского полка и своим связям, Охотников стал известен в свете, часто бывал на балах и приемах. На одном из них Алексей привлек внимание императрицы, их познакомили, она с ним станцевала. После этого вечера она думала только об этом вечере и о том танце, когда они были вместе. Такого чувства она ранее не испытывала, ей хотелось его видеть, слышать голос. И у Алексея от этого танца голова пошла кругом – сама императрица – красавица обратила на него внимание. В свободную минуту он мчался туда, где мог хотя бы мимолетно увидеть ее. Когда она ехала на прогулку в коляске, он как будто случайно несколько раз попадался ей навстречу. Если гуляла в парке, то она вдруг обнаруживала вырезанные на стволе дерева слова: «Я был здесь, чтобы видеть вас».
9 сентября император Александр I выехал в армию, которая располагалась на австрийской границе. Хотя командующим являлся М.И. Кутузов, фактически главную роль в принятии решений стал играть Александр. Поручика Алексея Охотникова оставили в столице, назначили интендантом, он должен был закупать для полка провиант и амуницию и доставлять его в действующую армию. Вероятно, это назначение объясняется еще и тем, что Алексей страдал «грудной болезнью» – чахоткой.
Дневниковые записи Елизаветы Алексеевны Николай I до того, как их сжег, показал собственной супруге - императрице Александре Федоровне, переписавшей наиболее поразившие ее воображение любовные письма в свой дневник, сохранившийся для потомства в архивных фондах. Не будь этих записей - история любви императрицы Елизаветы Алексеевны канула бы в вечность, не оставив никакого следа в истории.
«После обеда я случайно глянула из окна диванной комнаты на набережную – записала императрица,- когда он проезжал, он не мог меня видеть, я заметила только его плюмаж и узнала коляску. Но это мгновение произвело во мне извержение вулкана, и часа два потом кипящая лава заливала мое сердце». Летом Елизавета Алексеевна пыталась бороться с этими чувствами, забыть его, не думать о нем, объясняя себе, что она императрица, супруга, что общество ее будет осуждать (оно же ничего не знает). Но, чувства не подавались логике, они бурлили и пытались вырваться наружу. Она знала, что Александр добрый, что он поймает, что ей тоже, как и ему, хочется своего счастья. Она была уверена, что он простит ее за скандал в обществе, который обязательно разразиться (и с каким удовольствием будут поливать ее грязью). Она убеждала себя, что имеет права любить, и что Бог послал ей этого молодого человека и эти чувства к нему. И она сдалась нахлынувшей на нее волне чувств: «Прелестен (подчеркнуто в дневнике), прощай борьба, продолжавшаяся 6 недель, один этот миг сделал напрасными все мои страдания».
С той поры начались тайные свидания. Чаще всего летом, когда императрица жила во дворце на Каменном острове или в Таврическом. Ночью Охотников забирался в окно императрицы, они проводили вместе несколько упоительных часов, а под утро Алексей спускался вниз. Только примятые цветы под окнами любимой могли бы выдать его. Когда свидания были невозможны, они засыпали друг друга нежными письмами.
Из дневника императрицы Александры Федоровны:
«16 июля 1826.
Если бы я сама не читала это, возможно, у меня оставались бы какие-то сомнения. Но вчера ночью я прочитала эти письма, написанные Охотниковым, офицером-кавалергардом, своей возлюбленной, императрице Елизавете, в которых он называет ее «моя маленькая женушка», мой друг, мой Бог, моя Элиза, я обожаю тебя», и т.д. Из них видно, что каждую ночь, когда не светила луна, он взбирался в окно на Каменном острове или же в Таврическом дворце, и они проводили вместе 2-3 часа. С письмами находился его портрет, и все это хранилось в тайнике, в том самом шкафу, где лежали портрет и памятные вещи ее маленькой Елизы, - вероятно, как знак того, что он был отцом этого ребенка. Мне кровь бросилась в голову от стыда, что подобное могло происходить в нашей семье, и, оглядываясь при этом на себя, я молила Бога, чтобы он уберег меня от такого, так как один легкомысленный шаг, одна поблажка, одна вольность - и все пойдет дальше и дальше, непостижимым для нас образом.
«Дорогая Элиза, позволь мне дать тебе один совет, а вернее, не откажи в небольшой просьбе: не меняй время твоей прогулки, это сможет показаться странным и встревожит императора. Вспомни, что он тебе говорил намедни».
В другом месте написано: «Не беспокойся, часовой меня не видел, однако я поломал цветы под твоим окном», затем идут чудовищные любовные заверения: «Если я тебя чем-то обидел, прости - когда страсть увлекает тебя целиком, мечтаешь, что женщина уступила бы нашим желаниям, отдала все, что более ценно, чем сама жизнь» (перевод с французского). Чувствуется, что он испытывал настоящую страсть; он любил женщину, а не императрицу; он обращается к ней на «ты», называет ее своей женой, потому что уже привык к этому и не может смотреть на нее иначе. Он говорит о назначенном свидании, мечтает, чтобы ночь была безлунной, так как только в темноте он может отважиться забираться по стене. Однажды он заболел и был вне себя, что не придет к ней. По-видимому, передавала письма и была посредницей некая Мадам».
Когда он болел, Елизавета Алексеевна с грустью отмечала в дневнике, что он плохо выглядит, и ликовала, когда он имел здоровый вид. Она надеялась, что они с Алексеем будут жить вместе так же, как император с Нарышкиной, и у них будут дети, и они не будут скрываться, а тайные свидания закончатся. Пусть все считают, что он ее фаворит, ее любовник, ее возлюбленный.»
Роман между императрицей Елизаветой и Алексеем развивался на глазах императора, и почему-то историки не хотят замечать его присутствие в Петербурге. Когда Елизавета поняла, что она беременна, у нее состоялся разговор с супругом. Естественно, что о неверности, измене не было между ними и речи. Пытаясь найти решение из столь запутанной для общественности ситуации, Елизавета предложила разойтись. Она хотела бы уехать со своим возлюбленном куда-то подальше, может быть и за границу, и воспитывать там своего ребенка. Александр на такой вариант не пошел, понимая, что развод для царствующей пары оформить невозможно, и предложил иной вариант - они остаются супругами, как и прежде, а ребенка Александр усыновит или удочерит, а со своим возлюбленным она может продолжать встречаться тайно. Если информация просочится в общество, то разговоры о фаворите императрицы подорвет его авторитет, а он в свою очередь должен будет принять меры. А ему не хотелось бы как-то реагировать. В глазах общества любовница у императора при наличии супруги - явление обычное, осуждаемое, но терпимое, наличие фаворита у императрицы при живом супруге – явление недопустимое и должно пресекаться императором, хотя бы ссылкой фаворита.
В период своей славы и могущества вдовствующая императрица Мария Федоровна поведала своему статс-секретарю, тайному советнику Григорию Ивановичу Вилламову все тайны отношений императора Александра и Елизаветы Алексеевны, которые, судя по ее рассказам, открыл сам император после смерти дочери Луизы. Из записей Вилламова:
«Понедельник,26 сентября 1810.
После туманных рассуждений, о том, что Елизавета была неверна императору, поговорив о благородстве императора, который все ей простил, призналась, [Мария Федоровна] несмотря на мое сопротивление и нежелание слышать ничего плохого об императрице Елизавете, что двое детей императрицы Елизаветы были не от императора; что касается первого, были еще сомнения и она [Мария Федоровна] хотела этому верить, несмотря на черные волосы девочки, привлекшие внимание покойного императора, однако, что касается второго, она [Мария Федоровна] полностью ошибалась, она приняла его за ребенка императора, хотя последний признавался, что не был близок с императрицей. Она полагала, что из-за ложного стыда он не захотел сознаться. После смерти малышки она [Мария Федоровна] узнала из беседы с ним, что это был результат второй измены императрицы. Она [Мария Федоровна] призналась затем, что Елизавета была в интимной связи с офицером из кавалергардов Охотниковым, что этот человек, по слухам, очень красивый, умер во время родов императрицы и что именно из-за этого ей было так плохо; что поэтому ей [Марии Федоровне] никогда не было понятно поведение императора в отношении этого ребенка, его холодность к нему и его матери, которую она [Мария Федоровна] всегда ставила ему в упрек, но что он признался во всем лишь после смерти ребенка, что в свое время она [Мария Федоровна] не могла понять некоторых выражений, вырывавшихся из уст императора, в которых намекалось на истинное положение вещей: что он спросил у нее, как определить ребенка и что она [Мария Федоровна] ответила, что по традиции девочка стояла выше своих сестер, но после братьев, так как была признана его дочерью; что во время крещения император признавался, что чувствовал себя весьма двусмысленно; что поначалу он проявлял мало внимание к новорожденному ребенку, но обрадовался, что это была девочка; что императрица Елизавета, признавшись императору в своей беременности, решила уйти, что император проявил по отношению к ней максимум благородства; что еще после первой неверности он захотел близости с ней, но она не захотела, очевидно, полагая, что она не заслужила этого, что теперь она сама захотела этого, однако он передумал, что она твердо убеждена, что больше измен не будет, если судить по поведению императрицы Елизаветы; но что император очень несчастен, так как весь мир сваливает всю вину на него, не зная истинного положения вещей».
Император сказал матери не всю правду, но это и не надо было. В объяснении ему надо было донести до матери, чей был второй ребенок и какие у него сложились отношения с супругой. И как видно по заключению этого рассказа, Мария Федоровна убеждена, что подобных случаев измен супругу не будет. Александр добился сглаживания возникших противоречий между матерью и Елизаветой Алексеевной.
Поздно вечером 4 октября 1806 г., когда Охотников выходил из Большого театра, к нему приблизился неизвестный, нанес удар кинжалом и тотчас смешался с толпой. По слухам убийца был подослан великим князем Константином Павловичем. С. А. Панчулидзев записал: «Осенью 1806 года, при выходе из театра, Охотников был кем-то ранен кинжалом в бок.<> Подозрение его падало на брата мужа любимой женщины. Последнее время тот неустанно следил за своей невесткой и, как думал Охотников, преследовал ее своею любовью. Если убийство и было дело его рук, то навряд ли мотивом была любовь к невестке, а напротив - его любовь и преданность к брату; если он и следил за своей невесткой, то именно из-за боязни за честь брата». Доктор осмотрел рану, сделал перевязку, рана показалась ему неопасной. Ходили слухи, что Охотников был ранен на дуэли. Состояние больного ухудшалось, и штаб-ротмистр был вынужден в октябре подать прошение об отставке.
Заказчиком убийства Алексея Охотникова даже современники считали цесаревича Константина Павловича. Но только причины, заставившие пойти великого князя на преступление, называли разные. Одни считали, что он вступился за честь брата-императора, который был чрезмерно добрым и прощал своей жене все, даже измену. Другие предполагали, что Константин Павлович был влюблен в Елизавету и поэтому ее всюду преследовал, а когда обнаружил, что у него есть серьезный соперник, устранил его. Третьи доказывали, что на самом деле он вступился за честь императрицы, которую обманывал ее кавалергард. Будто бы на самом деле Алексей был влюблен в 20-летнюю красавицу фрейлину Наталью Ивановну Загряжскую. Княгиня Е. А. Долгорукова вспоминала: «В молодости Наталья Ивановна являлась при дворе и по красоте своей была замешана в какую-то историю: в нее влюбился некто Охотников, в которого была влюблена императрица Елизавета Алексеевна, так что тут была ревность».
Но при этом забывают отметить, что ухаживал кавалергард за влюбленной в него Натальей Ивановной в те годы, когда его отношения с императрицей только стали развиваться. Влюбленная в кавалергарда императрица, приревновала своего героя к восемнадцатилетней фрейлине. На уцелевших от огня страницах дневника Елизаветы Алексеевны осталась запись: «1 января 1804… вечером большой бал, поначалу ничего, заметила после, когда танцевала полонез. Вскоре затем он тоже стал танцевать и разговаривал очень весело и увлеченно с маленькой Z.; рассердилась». Фрейлина Z. - Наталья Ивановна Загряжская, племянница графа Кирилла Разумовского, родственница князя Потемкина, признанная красавица - при нормальном течении событий могла рассчитывать на самую блестящую партию. Но ревность императрицы разрушила все ее планы и надежды. Ее выдали замуж за новоиспеченного дворянина Николая Афанасьевича Гончарова, которого тотчас отправили на секретарскую должность к московскому генерал-губернатору. По существу Елизавета Алексеевна сама проблему с соперницей решила и навсегда вычеркнула Наталью Ивановну из петербургской светской жизни.
Люди Константина следили за Елизаветой Алексеевной и определили, в кого влюблена императрица и от кого у нее будет ребенок. После разговора с Александром, когда она получила согласие на тайные встречи, на вершине счастья она могла на мгновение потерять осторожность. Ее могли увидеть сыщики целующейся с Алексеем, когда она его провожала или встречала. И Константин, который давно мечтал отомстить Елизавете за ее поддержку его жены, за презрительное отношение к нему, решил воспользоваться этой ситуацией. Ни ссылка любовника, ни отправка его в действующую армию не устраивали великого князя, только его смерть должна была принести ему удовлетворение. Она, потеряв возлюбленного, будет страдать, а он будет наблюдать, как она мучается. Он лишит ее счастья. Жестокое наказание, по его мнению, она заслуживала. И чтобы понять, когда и почему великий князь Константин так невзлюбил свою невестку, надо вернуться в прошлое.
15 февраля 1796 г. весь придворный Петербург отмечал свадьбу семнадцатилетнего великого князя Константина и пятнадцатилетней великой княжны Анны Федоровны, дочери наследного принца Франца-Фридриха-Антона Саксен-Заальфельд-Кобургского, принадлежавшего к младшей ветви одной из древнейших династий в Германии.
Страсть Константина Павловича ко всему военному и непредсказуемость его поведения раскрылись незамеченной ранее стороной сразу после свадьбы. Его объяснения в любви неожиданно сменялись грубостью и оскорбительным поведением в отношении юной супруги. Однажды он посадил Анну Федоровну в одну из огромных ваз в Мраморном дворце и начал по ней стрелять. Он мог прийти в спальню жены в шесть часов утра и заставить ее до завтрака играть на клавесине военные марши, аккомпанируя на барабане. Великий князь терроризировал супругу почти с садистской изощренностью, даже пребывая в благодушном настроении. Он любил пугать ее, стреляя в коридоре Мраморного дворца из пушки, заряженной живыми крысами.
Единственным другом для Анны Федоровны стала великая княгиня Елизавета Алексеевна. С ней она могла откровенно говорить о своих неприятностях, у нее находила поддержку и понимание. Елизавета служила опорой своей подруге и часто, благодаря ее вмешательству, удавалось восстановить относительный мир в отношениях Константина и Анны. Графиня В. Н. Головина вспоминала: «Анне Федоровне тяжело жилось от невозможного характера, которого никто не мог обуздать. Его грубые выходки, отсутствие всякого такта превращали супружескую жизнь в настоящую каторгу, и скромная Анна Федоровна нуждалась в дружбе с Елизаветой, умевшей сглаживать частые нелады супругов».
Константин стал запрещать ей покидать Мраморный дворец, а, если она покидала его, то он находил ее и возвращал в дом. Князь Чарторыйский писал об отношениях этой пары: «Тяжелую картину представлял вид принцессы, такой прекрасной, приехавшей издалека для того, чтобы на чужой стороне принять чужую веру и чтобы быть отданной своенравному человеку, который, как это можно было хорошо видеть, никогда не будет заботиться о ее счастье. Эти мрачные предчувствия скоро подтвердились признаниями самого великого князя. То, что он рассказывал своим близким о своем медовом месяце, носило отпечаток ни с чем несравнимого неуважения к своей супруге и самых странных причуд».
В 1802 г. среди петербургских красавиц ярко засверкала очаровательная жена состоятельного французского мецената месье Араужо. Константин Павлович, которому в ту пору шел двадцать третий год, обратил внимание на молодую женщину. Однако его настойчивые ухаживания ни к чему не приводили, красавица продолжала не реагировать на все пылкие знаки внимания. Константин отступать не хотел – еще не было такой женщины, которая перед ним не открыла двери в свою спальню. За мадам Араужо он организовал слежку. Сыщики доложили ему, что в определенные дни, утром мадам приезжала к вдовой баронессе Моренгейм, которая жила на Невском проспекте. Здесь она отпускала свою карету домой, а вскоре за ней приезжал наемный экипаж. Госпожа Араужо тотчас выходила от баронессы и отправлялась на тайное свидание. У вдовы Моренгейм она появлялась в сумерках и возвращалась домой на ожидавшей ее своей карете. И муж, и родственники пребывали в уверенности, что все это время она проводила в невинных беседах за рукоделием с подружкой.
10 марта 1802 г. люди Константина Павловича наняли того самого извозчика, ту же карету и тех же лошадей, что регулярно приезжали за ней на Невский проспект. Мадам Араужо попрощалась с баронессой и села в карету. Но повезли ее в другую сторону, к резиденции великого князя. Придворные лакеи на руках отнесли сопротивляющуюся женщину в комнату, где ожидал ее великий князь Константин. Он был пьян, возбужден и нетерпелив. Дальнейшие события восстановить сложно. Мадам изнасиловали, принимали участие все – и хозяин, и генерал, и адъютанты, и лакеи. Без чувств мадам доставили к баронессе. На следующий день несчастная скончалась. Весь Петербург был потрясен преступлением, в котором оказался замешан великий князь Константин Павлович. Подобного дикого происшествия никто не помнил. Молодой император был возмущен и обескуражен. Требовалось предпринять срочные меры и наказать виновных. Но огласка скандала неизбежно влекла серьезные политические последствия - Константин являлся прямым наследником престола и обвинения его в убийстве могли нарушить определенный их отцом Павлом порядок престолонаследия. Александр I был вынужден назначить строжайшее следствие. Всех участников преступления посадили в крепость, а великий князь Константин оказался под домашним арестом.
Одновременно начались тайные переговоры с родственниками Араужо, открытого скандала удалось избежать. Александр 30 марта 1802 г. повелел разослать по Петербургу особое объявление, из которого следовало, что преступление «оставлено в сомнении», а великий князь и наследник престола Константин Павлович, вообще, к нему никакого касательства никогда не имел.
Супруга Константина, великая княгиня Анна Федоровна, была уверена в том, что вся эта затея была задумана Константином и им возглавлялась, и что он на самом деле главный виновник этой трагедии и должен был быть наказан по всей суровости закона. Единственным человеком, с которым могла посоветоваться Анна, была Елизавета, пораженная произошедшей трагедией. Елизавета, настроенная против Константина с первых дней ее появления в Зимнем дворце, заявляла, что, если была бы она на месте Анны, она бы не смогла находиться рядом с убийцей ни минуты, и что морально Анна имеет все права покинуть супруга и не возвращаться к нему никогда (такое не прощается).
Отношение Елизаветы и Анны к Константину резко изменилось, они избегали встреч с ним. В память по невинноубиенной женщине они объявили Константину бойкот – он перестал для них существовать. Анна спустя месяц после этой ужасной истории навсегда уехала из России, и в ее отъезде, а затем и разрыве отношений с ней, Константин винил не себя, а только Елизавету. Официально было заявлено, что она отлучилась от мужа «по неизлечимой болезни для жительства в уединении». Елизавета, по мнению великого князя Константина, лишила его права на престолонаследование, а он, пока у императора не родился сын, считался наследником престола.
Спустя несколько лет Константин Павлович пытался наладить отношения с Анной Федоровной. Великий князь все еще надеялся, что, восстановив даже чисто формально (фиктивно) супружеские отношения, он сможет претендовать на престол. Во время своих поездок в Европу великий князь неоднократно встречался с супругой. По словам историка Е.П. Карновича, возвращаясь в 1811 г. из Франции, он специально приехал к великой княгине, чтобы убедить ее вернуться в Россию, выражая надежду, что их потомство будет на престоле. Анна Федоровна решительно отвергла предложение мужа, сославшись на «обязанности, которые должны были удержать ее навсегда за границей».
Елизавета Алексеевна не могла скрывать своего брезгливого отношения к насильнику Константину, который в свою очередь стал просто ненавидеть свою невестку и вынашивал планы своей мести и отмстил ей.
3 ноября 1806 г. у Елизаветы Алексеевны родилась вторая дочь. По просьбе Алексея ее назвали Лизой (Елизаветой), как мать. Был издан царский манифест, с Петропавловской крепости произведен пушечный салют.
В январе 1807 г. состояние Алексея стало резко ухудшаться, наступило общее заражение крови, врачи поняли, что дни его сочтены. О возможной развязке в ближайшие дни сообщили Елизавете Алексеевне. Через доктора императрица предупредила своего возлюбленного о том, что приедет к нему, и отправила в дом к Охотникову свою старшую сестру, принцессу Амалию - Кристину Баденскую, которая позже описала детали этой встречи. Перед приходом императрицы Охотникова одели в мундир, убрали комнату, где он лежал. Елизавета старалась быть спокойной и даже веселой. Когда она, прощаясь, поцеловала больного в губы, Охотников сказал: «Я умираю счастливым, но дайте мне что-нибудь, что я унесу с собою». Елизавета отстригла локон, положила его в золотой медальон и сняла с пальца кольцо. Утром Охотников причастился, исповедался, 30 января 1807 г. он умер. Узнав о смерти своего возлюбленного, она убежала из дворца и, приехав в дом Охотникова, долго стояла у его гроба на коленях, рыдая и молясь. Его похоронили в Александро-Невской лавре на Лазаревском кладбище. Спустя полгода на могиле возлюбленного Елизавета Алексеевна поставила мраморный памятник в виде плачущей женщины на скале с урной, а рядом - разбитое молнией дерево. На памятнике слова, сохранившиеся до наших дней: «Здесь погребено тело кавалергардского полку штабс-ротмистра Алексея Яковлевича Охотникова, скончавшегося генваря 30 дня 1807 года, на 26 году от рождения». Никакого следствия по делу ранения офицера элитного полка заведено не было.
Графиня Головина в своих воспоминаниях подробно рассказала, что случилось с дочерью Елизаветы, Лизой. «Для императрицы ее дочь стала предметом обожания и постоянных забот.- Уединенная жизнь сделалась для нее счастьем: едва пробудившись, она отправлялась к своему ребенку и почти не расставалась с ним по целым дням. Когда ей приходилось проводить вечера вне дома, то по возвращению обязательно шла, чтобы поцеловать малютку. Но счастье продолжалось всего восемнадцать месяцев. У маленькой великой княжны тяжело прорезались зубки. Лейб-медик императрицы Франк не умел это лечить и давал ей укрепляющие средства, которые только увеличили воспаление. В апреле 1808 года с девочкой сделались конвульсии. Созваны были все врачи, но ничто уже не могло спасти ее. Несчастная мать не отходила от постели своего ребенка, вздрагивая при всяком его движении и исполняясь надежды, когда наступал покой. В этой же комнате собралась вся императорская семья. Стоя на коленях возле кроватки, императрица увидела, что девочка затихла. Глубокое молчание царило в комнате. Императрица взяла девочку на руки, наклонилась к ней и ощутила холод смерти». Девочка умерла 30 апреля 1808 г.
Елизавета Алексеевна тяжело переносила потерю дочери от любимого мужчины, она уединилась. По воспоминаниям современников дворец на Каменном острове, где проводили лето Александр I и Елизавета Алексеевна «не имел в себе ничего царственного. Он выстроен и убран с отменной простотой. Единственное украшение его - прекрасная река, на берегу которой он стоит. Несколько красивых дач построено рядом с императорскою резиденцией. Лицевая сторона дворца окружена прекрасными, правильно рассаженными деревьями; садовые входы никогда не запирались, так что местные обыватели и гуляющие свободно ими пользовались. Вокруг царского жилища не было видно никакой стражи, и злоумышленнику стоило подняться на несколько ступенек, убранных цветами, чтобы проникнуть в комнаты государя и его супруги». Книги, музыка, одинокие прогулки стали ее любим времяпрепровождением. В круг чтения Елизаветы Алексеевны входят серьезные исторические сочинения, философские трактаты, книги по истории религии и юриспруденции.
Чем дальше Елизавета уходила от суеты придворной жизни, тем все настойчивее играла роль первой скрипки вдовствующая императрица. Отношение Марии Федоровны к невестке принимало все более оскорбительные формы. Особенно эта неприязнь становилась заметна во время частых поездок Александра в Европу. Со времен Петра I русский двор привык жить весело, шумно. Балы, праздники, маскарады, торжественные и малые приемы – составляли суть жизни светского общества. В эпоху Александра I центром придворной вселенной стала вдова Павла I. Подражая Екатерине Великой, Мария Федоровна стала присутствовать на парадах, облачившись в военный мундир, украшенный орденской лентой. Если сам император Александр обычно пользовался коляской, запряженной парой лошадей, то императрица-мать непременно выезжала в карете, запряженной шестеркой, в сопровождении конвоя гусар и пажей. Французский посол сообщал в Париж о порядках, царящих при русском дворе: «Придворный церемониал и этикет соблюдается императрицей-матерью... Я видел войска под ружьем и царя верхом, ожидающих прибытия его матери. За любое назначение, за каждую милость являются благодарить ее и поцеловать ей руку, хотя бы она не принимала в этом никакого участия; ни о чем подобном не докладывают императрице Елизавете - это не принято. Петербургская знать считает своим долгом показываться на приемах императрицы-матери по крайней мере раз в две недели. Елизавета почти там не бывает, а император обедает три раза в неделю и нередко остается там ночевать» По воскресениям в Павловске давали балы, а по четвергам в апартаментах Марии Федоровны представляли французские спектакли и водевили. По окончанию представления следовал обильный ужин. Елизавета Алексеевна время от времени была вынуждена приезжать в резиденцию вдовствующей императрицы Павловск, «но эти поездки почти всегда были неприятны, так как между обоими дворами господствовали крайне натянутые отношения и взаимная зависть», - признавалась одна из фрейлин графиня Р. Эдлинг…»
Отголоски «Я помню чудное мгновенье…»
а
Я Вас люблю, небес творенье,
Мой ангел, чуждый суеты,
Мой идеал! Моё виденье
Богини чистой красоты.
Я Вас люблю; что мне сказать?
Нам вместе быть не суждено.
Мне в одиночестве страдать,
А Вам счастливой быть дано.
Или так
Я Вас люблю, небес творенье,
Мой ангел, чуждый суеты,
Мой идеал! Моё виденье
Богини чистой красоты.
Я Вас люблю; что мне сказать?
Чем чувства к Вам мои измерить?
Мне в одиночестве страдать
И в Ваше счастье свято верить.
б
Я Вас люблю, небес творенье,
Мой ангел чистой красоты,
Мой идеал! Моё виденье
И гений истинной любви.
(И гений призрачной мечты).
Я Вас люблю; что мне сказать?
Чем чувства к Вам мои измерить?
Мне от любви по Вам страдать
И в Ваше счастье свято верить.
а
Я Вас люблю, небес созданье,
И Ваши милые черты,
Ваш чистый образ своенравный
Моей несбывшейся мечты.
Я Вас люблю; что мне сказать?
Нам вместе быть не суждено.
Мне в одиночестве страдать,
А Вам счастливой быть дано.
б
Я Вас люблю, небес созданье,
Ваш чистый образ неземной,
Мое спасенье и терзанье
Небесной Вашей красотой.
Я Вас люблю; что мне сказать?
Чем чувства к Вам мои измерить?
Мне от любви по Вам страдать
И в Ваше счастье свято верить.
***
(европейское)
(В постельных голубых тонах,
Таящих тишину и полумрак),
Покои Дамы тонко убраны, -
Любовной неги нежная обитель;
Изысканные яства, экзотичные плоды;
Венера – таинств покровитель;
Поэта лира украшает будуар,
Кровать – в алькове сладострастья,
В углах Амуры, страсти дар
Несущие на стрелах счастья.
или
(восточное)
Покои Дамы пышно убраны,
Восточной неги нежная обитель,
Сосуд вина, фруктовые плоды,
Венера – таинств покровитель;
Поэта лира украшает будуар,
Диван – в алькове сладострастья,
В углах Амуры, страсти дар
Несущие на стрелах счастья.
***
Покой хозяйки охраняя,
Ей сладки грёзы навевая,
На ложе страсти и любви
Амуры по углам видны.
***
Голубка нежная моя,
Любви пленительная сила,
Невинна, девственна, чиста,
Мечтой небес обворожила.
***
Венеры мирная обитель
Сокрыта в зелени густой,
И войн, раздоров покровитель*
Здесь навещал Ее порой.
*Арес, Марс
***
Под виноградной зеленеющей лозой,
Лесов нарушив девственный покой,
Дионис с Афродитой* в прохладительной тени,
Предавшись страсти опьяняющей любви,
Забывшись в неге, наслаждаясь, млели;
Голубки две им сладко пели…
*союз любви и опьянения
***
Моя любовь осталась безответной,
Как, впрочем, часто и бывало.
Зачем на свете бренном этом
Мне женщины любви не доставало?..
Хотя, возможно, это и не правда
И, как ребенок, был любим я.
В душе я остался ребенком, а ребенок тянется к женщинам; ибо ребенок и женщина ближе, ребенок ожидает от женщины любви.
***
Как жаль мне мать,
Что потеряла сына!
Одна, млада, умна, красива,
Оставлена убитой горевать.
Ведь и у меня нет мамы,
Я сын печальной драмы,
Тем более, ребенок я в душе
И женщины по мне
Мне в мире не сыскать,
Готов ее любить, как мать,
Ничто не требуя взамен,
За то, что есть она, как сын.
***
Под дикой виноградною лозой
Младенца нимфы поутру нашли,
С любовью глядя, колыбель с собой
Взяв, в грот к Селену понесли, -
На воспитанье к очагу, домой.
***
Под убаюкивающее жужжание пчёл
Анхиз возлежал с Афродитой
На шкурах медведей и львов,
Им пели голубки любовные гимны,
Меж ними струился любви сладкий мёд…
***
Адам и Ева у истока жизни:
Фонтан бьет призрачно в тени, –
Символизируя исход любви,
Разбрасывая живительные брызги.
***
В объятьях утра и тумана
Адам и Ева у фонтана:
(Вода – источник жизни,
Любовь – источник жизни).
Играют солнечные блики,
Влюбленных чувственные лики,
И бьет струя, разбрасывая брызги…
(эротичное)
***
Венеру гладит ласково волна,
Она (на свет) из пены рождена,
Нагая в ракушке лежит стыдливо,
Ее целует голубь мило (молчаливо).
***
Амур Венере грудь целует,
Сосок губами нежно жмет;
Голубка рядом им воркует;
Любви богиня сладко мрет.
***
Дафна мило распустила
Пояс юной Афродиты:
Поносить та разрешила,
Чтоб влюблялись все мужчины.
***
Летом в ночь на сеновале
С небом вместе отдыхали;
В осень в ночь на сеновале
Вместе с ней не замерзали.
***
Искры костра взмывают (взлетают) к звездам,
Искры любви – горящим глазам,
Пара романтиков смотрится в космос,
В безднах витая, теряется там.
***
Неизбывная сила любви.
У льда по кромке талой воды
Утка и селезень по ранней весне
Тихо плывут наедине…
***
Издревле молнии сверкают
На обитаемой Земле
И ливни тучи изливают…
Влюблённым рай и в шалаше.
***
Красавица в небесном замке,
Творение моей мечты,
Над миром вознесенной в царство красоты,
Глядит на мир в колонной арке…
Примечание. Что соответствует индийскому делению на касты брахманов, кшатриев, вайшьи. Сократ: «Душа, видевшая всего больше, попадет в зародыш будущего философа и любителя красоты, преданного Музам и Эроту; вторая за ней – в царя, соблюдающего законы, в человека воинственного или способного управлять; третья – в государственного деятеля, в хозяина, в дельца…»
***
(после сдачи летней сессии)
Пьян весенними цветами,
Ветром легким сладко пьян,
Пьян зелеными ростками,
И любовью юной (страстно) пьян.
(Юной страстью обуян)
***
Приличной светской Дамы
В наряде томной драмы, -
Художника каприз:
Нагой красавицы абрис.
***
(Амазонка и сын)
http://starboy.name/newpic/amazon.html
Примечание. «Историк А. Б. Снисаренко считает, что ареал обитания племени амазонок практически совпадает с контурами турецких вилаетов Амасия (возможно, этот топоним имеет отношение к этимологии названия племени) и Самсун. Отсюда амазонки предпринимали свои походы в Азию. Ими построены Эфес, Смирна и другие города.
Учитывая предполагаемую родину амазонок — донские степи и побережье Азовского моря, азиатская теория их происхождения выглядит наиболее вероятной. Греки, расселявшиеся в Причерноморье, постоянно сталкивались с воинственными и полудикими кочевниками. Геродот прямо заявлял, что сарматы — это потомки амазонок и скифов. Геродот писал, что сарматы - потомки амазонок, вступивших в брак со скифами.
На севере Турции в провинции Самсун были найдены крупные женские захоронения, а затем и на Тамани, кубанские археологи откопали могилы целого племени. Там были погребены исключительно женщины. Невероятно, но факт — рядом с их телами лежало оружие: луки, колчаны и кинжалы, а в черепе у одной из усопших торчал наконечник стрелы.»
Лиссипа и Танаис (Та’наис или Танаи’с)
(Легенда о реке)
Представленные в древних мифах
Рожденными под стать богам,
Сарматы потеснили скифов
К причерноморским берегам.
…мужчины в ожиданье пребывали,
Какой у чада будет пол,
И от того уж предвкушали
Мужчин иль Женщины закон.
Тьма развернула покрывало,
И долгожданно в ночь
Луны Богиня ниспослала
Великую воинственную Дочь.
У притоплённых берегов
Головки звезды окунали;
Костры мерцали у шатров,
В постое лошади фырчали.
На шкурах тёплых и мехах
Счастливая лежала Мать,
Ребенка кверху поднимая,
Его балуя, с ним играя…
Назвали девочку Лиссипой.
Ребенок был здоровый, милый,
Как следовало и ожидать,
Похожий на отца и мать.
Сё имя «храбрость» означало,
Бесстрашное великое начало.
И девочка отцу под стать
Была любима им, как мать.
Лиссипа – иста амазонка…
Хитрее и пронырливей лисенка,
Не уступала мальчикам ни в чем,
В соревнованиях, игре с мячом.
Превосходила всех в стрельбе из лука
И в беге, метании копья,
Легко давалась Ей наука,
Развитие природного ума.
Подобно Артемиде, по лесам
Она любила с луком побродить,
По девственным, нетронутым лугам,
Рукою гладь воды будить…
С высокой каменной скалы
Ныряла в озеро стоймя,
И ноги – так призывны и стройны, –
Природы дикое дитя,
Владевшее натуры колдовством,
Мистерией, таинственностью чувств,
Эмоциональным мастерством
Обворожительных искусств.
Шло время, девочка Лисиппа
Прекрасной девушкою стала:
Стройна, подтянута, красива –
Богиня, воплощённая Диана.
Свободна духом, вольной птицей
Была в развитии она,
Но вот уже верховной жрицей
Племен сарматских избрана.
А после старый уж отец
Ей власть верховную вручил;
Высокий царственный венец
Ее украсил, облачил.
Однажды с воинством своим
Прекрасных дев полунагих
В пределы греческих племен
Отправилась союз скрепить.
Любовь сильна, берет свое;
Да дабы выси власти слить,
Взял в жены Беросс-грек ее,
С ним стали ночи проводить.
В союзе с греком у Лисиппы
Родился ненаглядный сын,
С глазами нежно-голубыми
Был нежно матерью любим.
Но данью воинским богам,
В защиту славным племенам,
Назвали мальчика Танаис –
У женских вод мужской оазис*.
*(Близ Амазон текла река,
Что значит «быть под властью жён»,
И именем реки вдохновлена,
Лиссипа именовала им сестёр.
Да, «амазонка» – верная сестра,
Любви и Ареса воительная дочь,
Диана – светлая Луна,
Что освещает тёмну ночь.
Когда Лиссипа сына родила,
В честь Амазона нарекла:
Танаисом – рождённым от реки,
От жизни матери – воды.)
Ребенок быстро рос да рос
И юношей прекрасным обратился.
Всё подле матери он находился
И с возрастом терзал его вопрос.
Себя пугался в страхе Танаис,
Боялся воображенья своего,
Что обезумевший Парис.
Любви всевластно естество!
Он верно Аресу служил,
На женщин даже не взирал,
И тем Венеру прогневил:
К Лиссипе* страстью воспылал.
*(Венера не взлюбила амазонок,
Что предпочли Ареса таинствам любви,
Ещё и уподобившись мужчинам воплоти,
И отомстить решила царице женщин-воинов
Любовной страстью сына к матери.)
Мужи особенно кичатся,
Что им неведома любовь,
Склонны над любящим смеяться,
В том видя слабость и порок.
Не знал Танаис чар любви,
Поклонник верный был Ареса,
Ценил он только пыл войны,
Достойный Ахиллеса.
Венере приглянулся Танаис –
Он словно был ее Анхиз, –
И снизошла она к нему
У грёз волнительных в плену.
Предстала в блеске и красе
Пред юноши небесными очами
В любви склонить его к себе,
Но в гордости он от нее отпрянул.
Венере дерзко отвечал
Во славу божества войны,
С высокомерием взирал –
Мол, так к любви относятся мужи.
Тем оскорбил прекрасную Богиню,
Властительницу сладкую сердец,
Ее с презрением отринул
И сам себя обрек на месть.
Всепобеждающи Венеры чары,
Его пленив, околдовали.
Увидев мать, он сердцем пал
Рабом Ее любовных чар.
Пронзила Лира Танаиса грудь,
Так, что не мог он и вздохнуть;
Любовью сердце к матери полно,
В противоречия погружено.
Запретный плод бывает сладок
И оттого сильней влечет,
А человек не стоек, падок…
И вот уж сорван золотистый плод.
Лисиппа Солнцем облита,
Подзагорела на Природе амазонка,
И кожа бархатиста и смугла, -
Царица амазонок знойна.
Пред ней колени Танаис склонил,
Снедаемый любовной страстью,
У смуглых бёдер лик застыл,
Он мучим таинством напасти.
Желает от нее не отходить,
И днем, и ночью рядом быть.
Любовью сердце разгорелось,
Словно рубин в лучах зарделось.
Ее подвластно женским чарам,
Захвачен полноценно в плен,
Душа сжигаема пожаром,
Он рядом хочет быть, что тлен…
Послушно на колени пав,
К Ее сандалиям клонился,
Как верный ныне Ее раб;
Танаис без ума в нее влюбился.
Влюбился сын так страстно в мать,
Что с ней готов уж в пропасть пасть,
В ад сладострастия земного…
На что табу! Но что такого?..
Ведь Мать – первейшая из Женщин
В мужской сыновьевей судьбе,
А страсть слепа (и мир так тесен) -
На близких может вылиться вполне.
Хотя б в воображении, во мненьях;
Так часто брата и сестру влечет
Их близость в жизни… в сновиденьях, -
Таков любви коварный рок(0).
Известна всем трагедия Эдипа,
Что слепо к матери стремился,
Отца убил на перепутии нелепо
И сам на матери женился.
Танаис в воображении с ней рядом,
Не расстается мыслью, взглядом,
И тянет к матери родной
Любви костёр, порок слепой*.
А что же мать? Она могла бы
Сыновий голод утолить,
Любви поддаться ради…
И ложе страсти разделить.
Но все же нет, она – Царица!
Ей важно племенное мненье,
Прилюдной быть и не стыдиться,
Не отягчаться сожаленьем.
Да, невозможно! Ну а в тайне
Возможность есть не устоять
И забеременеть «случайно»
И плод любви на свет рожать…
Себя навеки проклиная,
И днём, и ночию терзая,
Не в силах пережить недуг,
Любви порочной тяжесть мук,
Танаис в дальние края
Бежать хотел; но от себя,
От чувств своих не убежишь,
Огнём любви пылает жизнь.
«Зачем любовью сердце рвется?..
О, боги!» – руки он подъял.
Устав со страстию бороться,
На край у пропасти предстал
И в реку со скалы упал…
Боль матери, что потеряла сына,
Которого лелеяла… любила:
«Как пусто, боги! Канул он.
И тело принял Амазон…», -
Мать взоры к небу устремляла,
О смысле жизни вопрошала…
Противоречия неведомы богам,
Несущим рок трагедий нам.
С тех пор воды уж утекло немало,
Ну а легенда всё хранит поныне,
И в память о влюбленном сыне
Река «Танаис» именоваться стала*.
*Ну а казачки – это, наверное, потомки амазонок, современные амазонки
***
Течет в низовьях Амазон,
Река воинственных сарматов,
А ныне мудрый «тихий Дон»,
Душа донских казаков.
***
Седой ковыль волнуется в степи,
Да ночью тёмной месяц, звезды стали.
Ох, волюшка при Доне, не тяни,
Не увлекай и Дон теченьем в дали!
***
Как у Дона, у батюшки,
Полно (тихо) воды стремятиши,
Вышел казачек во степь разгуляться,
Да вострой шашечкой размахаться.
Ой, ты степь ковыльная,
Ой, ты Русь былинная!
Ясно светла молодая луна,
Жизнь вольна лиха казака.
***
Ковыль седой при Доне во степи –
То волосы седые матерей,
Что потеряли на войне детей,
Защитников родной земли;
То волосы невесты иль жены,
Что не дождались казаков,
Пролив немало горьких слёз…
Колышет ветр седой ковыль,
Волнуя, успокаивая быль.
(0) P. S. О любви брата и сестры…
Купала и Кострома
(Нет русской повести печальнее на свете…)
Я ныне вновь живописую
То, что дороже мне всего,
Что сердцу дорого, взыскую,
Поранив кистью полотно...
Купальница – богиня Тьмы –
С Луной вечерней миловалась,
Плеская пенные валы,
В прозрачных водах окуналась,
И только утра свет блеснул,
На зорьке ранней понесла,
Луч Солнца Тьму слегка кольнул,
На свет явилась Кострома.
С купелью ангела созвучно,
Под леса шум и гул воды,
Под трели птиц весенне-звучных
Родился братец у сестры,
Купала, ангелу подобный:
Вилась его златая прядь,
Был взор небесный искрометный,
Что вод синеющая гладь…
Промчалось детство; их пути
Судьба невольно развела
По рукавам судьбы-реки,
Одна осталась Кострома.
Во славу дни ее текли,
Среди подруг своих она
Красавкой первою слыла.
Да тем меж ними возгордилась,
Смеясь, надменно похвалилась:
«Мол, равным нет ей жениха…»
И тем прогневала богов,
Что порешили с облаков
Ее за дерзость наказать,
Судьбою горькой покарать.
Уж тает месяц над лесами,
Сокрылись звезды в вышине,
Восходит Солнце над лугами,
Деревья стынут в полумгле.
На зорьке, утром, Кострома,
Гуляя, звонко напевала,
Меж тем венок в руках плела
Да по реке вниз отпускала…
Прохладны воды; коростель
Звенит в глуши среди дубрав;
О как горька и звучна трель!
Отходит пар от влажных трав…
Ладья в тумане выплывает,
Купала зрит в воде венок,
Плеснув рукою, подбирает
Да дале по волнам плывет…
И то уж исстари ведется,
Судьбе на волю отдается,
Коль молодец венок найдет,
Плела сама кой молодица,
Да ненароком подберет,
На ней обязан он жениться.
На берегу реки гулянье,
Стоят накрытые столы,
Двоих влюбленных милованье,
И пляски с ночи до зари…
С-за леса Солнце поднялося,
Громадным шаром разрослося,
Веселье, свадьба позади
Да ночка, полная любви…
На мягком ложе сеновала
Влюбленных пара почивала,
Как вдруг девица повернулась
Да на Купалу все глядит:
В ней словно бездна развернулась,
И меч судьбы ее разит:
Спадает точно пелена,
Ведь брата видит Кострома…
Купала смотрит на жену -
И признает свою сестру…
О, ужас, ужас бесконечный,
То дьявол страшный, дьявол вечный!..
Лишь Смерти смыть такой позор,
Купала всходит на костер.
Весь день проплакав, Кострома
Безумью душу отдала…
Вдоль берегов пустынно-диких,
Людьми давно полузабытых,
Она задумчиво брела;
На бреге шумная волна
Плескала гулко и гневливо,
Леса шумели… и Луна
На все глядела молчаливо;
Дозором небо обходя,
Небес полночное светило
Все озирало вкруг себя…
Пред Костромой темная гладь,
Что в омут буйной головой,
Безумно, в страхе, словно тать,
Она нырнула… под водой,
И вдруг восстала из воды,
Взрывая пенные валы…
Но тихо-тихо в круге стало,
Как будто всплесков не бывало…
Тут боги, видя, что свершили,
Решили сжалиться над ними:
В ночь на Купалу жгут костер,
Сестру русалкой обратили,
И ныне Мавка – дух озер.
Да жизни дали внове срок,
Их превратив любовь в цветок,
Что летом всюду разрастется,
Иван-да-Марья он зовется…
***
(зимний бал)
Над беломраморным дворцом
Луна взошла ночная,
Заиндевелый лес кругом,
Бал русский в окнах зала.
Воздушные белеют платья,
Строги мундиры кавалеров.
Полны взаимные объятья
Восторженных моментов.
Прощается с Наташей князь,
Зовет его судьбина злая,
Не даст он имени России пасть,
Такая доля уж мужская.
***
Ваш образ чистой красоты
Воображение моё пленил
И грёзы томные, мечты
В волненье сердца пробудил.
И, очарованный во сне,
Поверил я своей мечте…
Что оказалась лишь мечтой,
Для Вас не свойственной, чужой.
***
Пожив с матерью*, можно возлюбить всех женщин; пожив с мачехой, можно возненавидеть всех женщин.
*с матерью любящей и с мачехой ненавидящей, злой из сказки
***
Отболела, отцвела первая любовь,
Юности весна не вернётся вновь.
Не нахлынет, увлекая, половодье чувств,
Нет дорог назад, и уж не вернусь.
***
(не получая ответных писем)
…и любовь моя зачахла, загрустила,
Как цветок, что забывают поливать,
И вдали его живительная сила
Не способна к свету голову поднять.
***
(в ответ с письмом)
"Цветок, не вянь! С чего ты
Подумал, что забыт?
Виной всему заботы
И бесконечный быт.
И карточной колодой
Тасуют нас года.
И с каждым годом что-то
Уходит навсегда...
И все сильней усталость...
Но с этим надо жить.
И все, что нам досталось
Еще сильней ценить."
***
(после получения письма)
Цветок, качаясь на ветру,
Навстречу Солнцу приподнял главу
И машет тихо лепестками,
Политый, пробужденный Вами.
***
Юность, лёгкость на подъем,
Нереальная влюбленность;
Под весеннею луной
Над землёю окрылённость.
***
Упоительная ночь,
Сон (стиль) Венеции балкона,
Глубина влюбленных оч,
Под окном любви гондола.
Италийский романсеро
Напрягает нежно струны;
Глас любовного напева;
Упоительны минуты.
***
Испанский романсеро,
Отважный кабальеро.
*Интересна песнь Кати Бужинской «Романсеро»
***
Модных советских журналов краса,
Светлая, в платьице, туфельки-лодочки –
Синие; сини морские глаза*,
Белые ножки, плечики – облачки, -
Так притягательна капитана жена.
*стихия
***
Влюбленный из мелочей,
Предметов и образов любимого
Возводит храм любви*.
*фетишизм, любовь, религия в чем-то переплетаются
***
Богиня Солнца в виде статуэтки
С златою лирою в руках
Льет света музыку… Гризетки
Залитый светом будуар во снах (в полутонах).
***
Ундины плачут холодными слезами.
***
У изголовья ласковая нежность:
Мурлыча, кошка сон хранит;
Во всем ленивая неспешность,
И сам я котик-сибарит.
***
Я пришел воспеть твои края,
Одурманенные диким хмелем,
Мне с тобой твоя земля родна;
Ведь с любовью все становится роднее.
***
С бровей твоих темнеющих возьму я тушь,
Перо тончайшее да уподобится твоим ресницам,
Почерпну вдохновение в глазах твоих… и пусть
Стихи любви прольются живо на страницы.
***
В её (голубых, тёмных) очах
Море чернил
Для влюбленного поэта.
***
Женщина, любуясь и приукрашиваясь перед зеркалом, служит Богине женской красоты.
***
Женщина перед зеркалом
Служит Богине Красоты,
Прекрасной Венере (Афродите).
***
Зеркало Венеры (Афродиты) –
Зеркало женской красоты
Богини любви.
***
Перламутровые облака
Небесной раковины
Отражены в морской
Раковине любви,
Раковине Афродиты (Венеры).
***
Небесная раковина любви отражается в морской раковине Афродиты.
***
Морская раковина – колыбель Афродиты –
Отражает перламутровую раковину небес.
***
Осенняя морось,
Грусти туман,
Слезливая серость,
Окончен роман.
***
Певец своей любви,
Певец своей печали,
Уж песни грешные твои,
Как лес осенний, отзвучали.
Но будет новая пора
И новых впечатлений стая;
Придет цветущая весна,
Проснется лира молодая.
***
Лунной ночью
Она позвала «собирать
Шишки под сосной.»
***
(Мысли девушки)
Сказал мой милый, что любит, по весне, -
Слова его, что ветра шум в листве,
Что плеск волны, ласкающий лишь слух,
Что в чаще нимфы Эхо отдаленный звук.
***
(девушка, что созвучна моей душе)
Все в ней так мило,
Все так живо…
И темнота глубоких глаз
Без рисования, прикрас,
Непередаваема, неотразима.
Она покоится стыдливо
В красе возвышенной своей,
Вокруг взирая молчаливо,
Тая печаль любви очей, -
Неприхотливо, безыскусно,
Невольно пробуждая в нас
Любви пленительное чувство,
Поэзии чистейший глас.
***
Любви поэзии вулкан,
Чувств огненную лаву
Излил поэт любовью пьян,
Главу упеплив безотрадно.
***
Три грации, три музы,
Богини воплоти,
У яблони искуса
Представ, обнажены.
***
Покинув Севера Пальмиру,
Я много странствовал по миру,
Не ограниченный никем, один,
Иных миров искатель-паладин.
***
Спасаясь от одиночества недуга,
Искал и я по сердцу друга,
И находил среди мужей,
Но среди близкого мне круга
Не находил подруги дней,
Гнетущей пустоты, бессилья избежать,
Была чтоб верная подруга,
Возможно, спутница-супруга,
С любовью в сердце, жизни – мать.
или
С любовью в сердце жизни – мать
***
(«Дикий Ангел»)
Встретишь девушку –
Западет в душу –
Не вытравишь,
Занозой вонзится –
Не вынешь,
Зазнобой до озноба
Войдет,
Всю душу извернёт.
Глазаньки – ненаглядишься,
Личико – неналюбуешься,
Рученьки – ненасжимаешься,
Губоньки – ненацелуешься,
Ноженьки – неналаскаешься,
Пяточки – ненаслужишься...
Не девушка – зараза, вирус, болезнь,
Любовь…
***
Зазноба до озноба,
Зараза до экстаза.
***
Я вижу Вас, я в Вас влюблен,
Я рядом с Вами быть мечтаю,
На чувства тайно уповаю,
Сошелся мир на Вас одной…
Но я ревную и страдаю.
Зачем, зачем я в Вас влюблен?
Себя за это проклинаю…
***
Девушка и парень сидели на скамье в цветах, где прячутся божки любви…
***
Любовь прошла, туманом стала,
Траву покрыла грусть-роса…
Полдневным Солнцем отблистала,
Весенней вишней отцвела.
***
Я помню всё; я не забыл
И нашей с Вами первой встречи,
И упоительный тот вечер,
Когда я с Вами счастлив был.
Я помню всё; я не забыл
То наше первое свиданье
И ночью светлой расставанье, -
В душе я свято сохранил.
Я помню всё; я не забыл…
***
Мужское начало, как кинжал.
Женское начало, как ножны.
Быть вместе им надежнее.
Кинжал не обнажен,
Ножны не пустуют.
***
Под прозрачной тканью
Хрупкое белое тело,
Любви сосуд.
***
«Амур и Психея» – лучшая поэзия,
Поэзия о любви;
Амур и Психея – лучшие духи,
Духи любви.
или
***
«Амур и Психея» – лучшая поэзия,
Поэзия о любви;
Амур и Психея – духи любви,
Как и (любви) духи.
***
Амур и Психея –
Ду’хи любви,
Духи’ любви.
Примечание. Женщины в искусстве: Музы – символы, олицетворения искусств. Музы пробуждают творческое либидо, вдохновляют.
***
Он был Ее кисточкой, кисточкой художницы-Музы, Ее красками, что таяли по Ее кистью…
***
Венеры павильон,
Приют любви желанный,
Ротондой углублен
В сад роз благоуханный.
***
Женская краса,
Как и краса цветов,
Блекнет в непогоду.
Примечание. Особенно приятна женская красота и любовь, даже скупые их проявления, во время войны… хотя и говорят, что на войне не место и не время любви, но это неправда:
***
В любые времена,
И даже во времена войны,
Есть время для любви…
Иначе нет и жизни.
***
Без любви город –
Каменный мешок,
В котором тонуть…
Без любви – морок,
Холод, уснуть….
Мир пуст, горок,
Безвкусный суп,
Бесцветен, ворог,
Беспросветен, - труп.
***
Любви чистейший идеал,
Тобой я грезил, о тебе мечтал,
И вдохновленный им во сне
Поверил сладостной мечте,
Что оказалась только сном,
Которым был я так пленен (увлечен).
Или
Любви чистейший идеал,
Тобой я грезил, о тебе мечтал.
И, вдохновленный им во сне,
Поверил сладостной мечте…
Что оказалась лишь мечтой,
Но столь пленительной, родной.
***
Я Вас с отрадой вспоминаю
И живо в памяти моей
Ваш образ чистый представляю
Как утешенье будних дней.
***
Юный месяц со звездою,
В небе тая, расстаются,
Что влюбленные с зарёю*…
Чтобы вечером вернуться.
*утром
***
Под знойным Солнцем агрегат;
Стопами нежными ступая,
Сицилианка давит виноград,
Вино Диониса,
вино любви рождая…
***
Изыск утонченной нежности
***
Обитель нег и наслаждений,
Французский легкий (нежный) будуар,
Приют пленительных волнений (видений),
Изысканных отрада Дам.
(созвучно Маяковскому)
***
Я такой маленький, как океан,
И ты такая маленькая, как необъятное небо;
Гребешками волн я тянусь к тебе… лаская…
А ты плачешься мне… дождем…
***
Забылась милая во сне,
Дитя в счастливом забытье.
И сон ее был так прекрасен,
Глубок и светел, чист и ясен.
или
Забылась милая во сне,
Дитём в счастливом забытье.
И сон ее был светел, ясен,
Так вдохновительно прекрасен.
***
Невольник Муз –
Слуга искусств.
***
В неволе у Муз
Поклонник (невольник) любви,
Любитель искусств,
Творящий стихи.
***
У прелестной кокетки
Поклонники – марионетки
На ниточках тонкой любви,
Флирта полны мотыльки.
***
Гордая Европа,
Оседлав быка,
Сев в пол-оборота,
За рога взяла.
Тонкая туника,
Синие глаза,
Гордо белолика,
Усмирив быка.
P. S.
Волны набегают,
Пенятся игриво…
Двое уплывают
Воедино слито.
***
Уж вечер тёмный наставал,
Лукавый месяц просиял,
Ей обещая ночь любви,
Услады полной до зари.
***
Амур и Психея,
Дети любви,
Цветущая Фея
И Бог воплоти.
***
Амур и Психея,
Дети любви,
Встречают рассветы,
Юность Весны.
***
Амур и Психея
На острове любви,
В объятьях Океана.
***
Уж облетая, отцветают розы,
Хладней сентябрьские дни,
Внимая девичии слёзы,
Фонтан печально льёт струи,
Журчат все тише, мерно воды,
Прошла пора младой любви.
***
Прошла весна моей любви
И лето клонится к закату,
Дохнули осени прохладной дни,
И сердце грустным сном объято.
***
Маленькая девочка,
Смотрящая в лужу…
Понимая, что некрасива.
***
У маленькой девчонки
На носочках ангелочки:
Лиры с луком в облаках
На голубеньких носках.
***
Звезда созвездия любви
***
Мёд любви
***
Невинные боги,
Пьющие мёд –
Мёд любви.
***
Я Ею был безмерно очарован,
Носясь в воображенье, околдован,
Я каждый жест (взгляд) Ее ловил
И глубоко в душе боготворил;
Я поклонялся Ей… служил…
***
(Вечерней Венере)
Звезда моей любви,
Звезда моей печали,
Сияет в облачной зыби,
В покое предвечерней дали.
***
Она прекрасна, словно море
В безумстве гнева своего,
К лицу, признаюсь, ей и горе,
Хотя поменьше бы его.
***
Балкончик ажурный в сирене утоп,
В качалке у столика Дама за чаем,
И майский так свеж и ретив ветерок,
Сирень, разнося ароматом, качая…
***
Любовь моя светла,
Как небо ясное на утренней заре;
Любовь моя чиста,
Как лик твой в тихом роднике.
***
Я вижу Вас, Вы предо мною
При свете утренней Луны
(Она прекрасна, как и Вы),
Моя любовь, от Вас не скрою,
Вы вдохновили мои сны.
***
Я видел грацию младую,
Склонилась дива у ручья,
Рукой черпнув струю живую,
Взглянув – плеснула на меня...
И образ грации младой
Растаял в тишине лесной…
Куда? Куда?.. его уж нет,
И опостыл виденья след…
Ее ищу – не нахожу,
Ее зову – в ответ молчанье,
И смутно плачу и грущу,
Как томны в жизни расставанья…
***
(в юности подумалось о моей любви в духе Пушкину)
…везде ее воображаю,
Томясь, в неверном вижу сне,
Задумаюсь – и живо представляю,
В мечтах нисходит образ мне…
(В мечтах любимая нисходит мне)
----
Я твой, я твой… Любви абрис,
Мне дорог каждый твой каприз…
Твои движения души
Ловлю… тобой полны все сны…
Полны все грёзы лишь тобой,
Твои метаморфозы – впечатленья,
Я окрылён… и я герой,
Но сколько муки, вдохновенья…
***
Тюльпан, обрызганный росой,
Рожденный солнечной весной,
Иль нет?!. То слёзы нежные твои,
Ты плачешь… плачешь от любови?!.
Не плачь, прошу тебя! Но ты
Не унимаешься невинно,
Как будто в чем-то ты повинна…
***
То’мна Луна.
Белы’ рукава…
Печальный Пьеро
Плачет в ночи,
Поэта перо
Выводит стихи –
Всё о любви, о любви, о любви…
От слёз уж промокли листы…
***
Венера Каллипига,
Как очарователен твой зад,
Притягивая взгляд!
О сладость в созерцанье мига,
Лови, лови, мой брат!
Или
Венера Каллипига,
Как очарователен твой зад,
Притягивая взгляд!
О сладость в обладанье мигом,
Лови, лови, мой брат!
Примечание. «Какая разница? – Один ебе…ся, а другой дразнится!»
Я обладаю мгновеньем или мгновенье обладает мной?
***
Француз Оноре де Бальзак
Влюбился в украинку Эвелину.
Аристократка и поэт – неравный брак…
Романы вдохновляют лиру.
***
Милая юная пери
В лёгком прозрачном наряде
В танце воздушном летела,
Белою ножкой пленяя.
***
Нежна и трепетна,
Благоуханна,
Как весенний лепесток.
***
Испанская гранд-Дама,
Роняющая к ногам
Цветок (страсти)*…
(Платок скромности, приличия)
*символично, роняя свою невинность, свой потайной цветок
Примечание. «Уронить честь» (офицерскую) – это, наверное, идёт от потери оружия, когда оно выпадает из рук.
***
С возлюбленной влюбленный,
Красой ее заворожённый,
Смотря, глаз не отводит, -
Не может просто отвести;
Воображение безумно бродит,
Предвосхищая ночь любви.
***
Вулкан-гора – богиня Пеле*,
В низине пещера – Ее лоно:
Словно раскинув ноги,
Украшенная орхидеями,
Темнокожая дикарка,
Томногрудая, огнеокая,
Лежит перед Океаном,
Принимая Его ласки.
*Гавайи – райский остров цветов, остров богинь, ревнивых вулканическими огнями
***
Орхидея небес,
Упавшая в волны
Райского моря…
или
Небесный цветок,
Явленный на земле
В образе девушки.
***
В волнах света
Дева света
На златом (морском) песке.
***
Любовь папуаски,
Неистовой в пляске
Дикой в любви.
или
Любовь папуаски,
Трясущейся в пляске
Дикой любви.
***
Лунная ночь
Полна любви
Чёрной кошки.
***
В лунную ночь
Чёрная кошка
На крыше.
***
Любовь прошла,
Туманом стала…
Роса грусти.
(Росою грусти)
***
Прощай любовь!
Роса грусти
Увлажнила рукава.
***
Слёзы
Розы
В морозы…
***
Глубокой зимой
Из холодильника
Выпорхнула бабочка.
***
Надувные губы –
«Губы мудрости» –
Девушек губасточек.
***
Популярность опошляет.
***
Нежна и трепетна,
Благоуханна,
Как весенний лепесток.
***
У молодца
Гепарда жилистое тело,
Подтянутое, сухо.
Или
У молодца
Поджарое гепарда тело,
Подтянутое, сухо.
***
Подтянутый как гепард.
Гепард – символ отсутствия живота.
***
Мальчик-мотылек
Приласкал цветок,
Вспыхнувший в любви.
Или
Мальчик-мотылек
Приласкал цветок,
Трепетный в любви.
***
Ноги смуглые в волнах…
Пеной рассыпающийся прах
Лижет нежно* диве пятки,
Что ступают по песчаной гальке.
*омывает
***
Спутанные волосы дикарки
Вьются на морском ветру…
Вся темна… белеют пятки
На песчаном берегу…
***
Гладит Солнце шоколадку,
Море – пенною волной
Темнокожую дикарку
У лагуны голубой…
***
Амур – прекрасный бог любви,
Психея для него лишь создана:
Душа – цветок для ищущей пчелы,
В ней медоносная любви пыльца.
***
Дон Купидон
***
Пестун игривый Купидона
Пронзает девушек любя, –
Так крепок, сладок, вне закона,
Мир наслажденья при(в)нося.
***
Игривый дерзкий Купидон
Влюбленных пестуном накажет,
Изменой, флиртом окрылён
Страдать и мучиться заставит.
***
Купидо – шаловливый мальчик,
Враг девственности милой,
Его так сладок вострый пальчик,
Любви неотвратимой силой.
***
Амур – игривый сей негодник,
Тянущий лука тетиву,
Сердца разящий юный сводник,
(И сам не прочь… и сам любовник)
Глубоко метящий стрелу,
Пестуна* брат, союзник, кровник.
*Приапа
***
У Купидона есть сестра,
Девичий ангелок любви,
Ее лиричная стрела
Сердца так ранит (пронзает) воплоти!
***
У Лиры ног лежат листы,
То песни, музыка, стихи –
Творенья, Ею вдохновленные,
Из ран от стрел Ее рождённые.
***
Дыханье сексуальности родное,
Испанка ре'зка и плавна,
Любви творение земное,
Танцует танго-страсть огня, -
Подвластно настроенья перемене,
Любовь творя на сцене:
В противостоянии мужчине –
С ним в танго пламенном едины:
Танцем говоря: Принимаю тебя!
Не уступаю тебе в танго огня…
Сближенье. Вызов-взгляд.
Сцепленье рук, глаза горят.
Прогиб… и страсти крик!..
К ней, как к сосуду, он приник…
Из платья видное бедро,
Взывая к пленнику, наго…
Чувств обнаженных танго
Под звук аргентинского бандо.
***
О любви не просят,
О любви не молят,
Жалость у любимой
Вызывают лишь мольбы.
Девицы гусаров
Иль лихих корсаров
Уж скорей полюбят,
Слёз не льющих от любви.
***
Красавица у зеркала рядилась
И к зеркалу, любуясь, обратилась:
- Ах, зеркало, меня не отпускаешь!
И почему так сильно тянешь?
Даруя мне мое же отраженье,
Взгляд на себя… преображенье…
Жить без тебя я не могу,
Свою не видя красоту…
И чтобы делала я без тебя,
И где б была моя краса?..
Такого не пожелаешь и врагу.
Ах, зеркало, ты мой мучитель,
Мой друг, мой враг, мой примиритель!
***
Тосклива девушка нагая,
Ее красы никто не зрит.
Она пред зеркалом – Даная,
И в страсти стынет и молчит.
(Но скрыт ее роскошный вид.)
***
Влюбленных двое на гравюре,
За руки взявшись, словно дети,
Глядят на мир в миниатюре,
Чисты, наивны на портрете.
***
(художница, пишущая ангела)
Гречанка ангела рисует:
К любви стремится дух младой,
В мечтах высот небес взыскует…
Задумчив гений неземной.
***
Ночью громко плачет ключ,
Будто юноша рыдает –
О любимой вспоминает,
Бывшей словно солнца луч,
С лаской в водах что играет.
К**
Прости меня, мой верный друг,
Давно тебе я не писал,
Писать мне было не досуг,
Но о тебе я вспоминал.
И право, что ни говори,
Люблю стихи я о любви:
И только сердца глас едва
Сольется в звучные слова;
До уха чуткого коснется
Любви божественный глагол,
Мой дух в волненье встрепенется,
Любви благословляя сон.
***
Маленькая девочка о близких: «люди нашей любви».
***
Первой любви впечатленья:
Молодость чувств воплоти,
Тайные сердца мученья,
Юные жизни мечты,
Яркие взлеты, паденья,
Томные грёзы и сны.
***
Телом – львица Женщина-сфинкс,
В позе позыва к любви без границ.
Женщина-сфинкс http://www.starboy.name/sfin/sfin1.html
***
Любовь преображает всё вокруг,
Влюблённому в ином всё свете предстает.
То мир прекрасен, то он полон мук,
То грустно всё, то всё поёт.
***
Как она красива,
Тёмная графиня!..
Недоступная грация…
***
Дама в платье голубом
По небу гуляет;
Ветерок весенний днём
Цвет нежнейший овевает…
Я подол небес целую,
Ветер легкий мне в уста,
Облаков обор милую, -
В небе кругом голова.
***
Обнаженная качается,
Сидя на юном месяце, -
Словно в лодке любви.
***
На колеснице с белогривыми волнами,
Словно в упряжке белопенных коней,
Вольно разъезжает по морям-океанам
Амфитрита, Царица царей.
***
Любовь сильнее разума:
Надеяться, мечтать и томиться
По сказавшей «нет».
***
Россыпь весенняя звезд.
Качается на воде
Гондола любви.
***
Сошел я из созвездия любви.
***
Рыдала девушка одна…
Луна печальная висела, -
Казалось, с ней она скорбела…
Иль безразлична, как всегда,
Была бледна и холодна.
***
Амфитрита на берегу.
Океан волнами любви
Ластится (припадает) к Ее ногам.
***
Океан обнимая,
В волнах любви
Купается Амфитрита.
***
Есть звезда на ясном небе,
Лучезарна и светла,
Та, что светит на рассвете,
Та, что над морем видна.
Возлюбуюсь той звездою
Ранним утром с бережка…
И дорожкою по морю
Низойдет ко мне (к ногам) она.
Царевна:
Есть звезда на ясном небе,
Лучезарна и светла,
Та, что светит на рассвете,
Та, что над морем видна.
Возлюбуюсь той звездою
Ранним утром из дворца,
Призову к себе в покои
И отдамся ей сполна.
***
Ой ты дива черноброва,
Черноглаза (сладкоглаза) и смугла,
На тебе красна обнова
Да до пояса коса.
Полюбил тебя, зазноба,
Глыбко (шибко, больно) сердцу ты мила,
Полюби меня младого
Задонского казака.
или
Ой ты дива черноброва,
Черноглаза (сладкоглаза) и смугла,
Полюби меня младого
Задонского казака.
***
Едва Ловаль и Лиз сошлись,
Меж ними ангелы слились,
И в тот же самый миг
Страсть вспыхнула, как спирт,
Глаза любовью вспламенели,
И оба в пламени горели…
В водовороте чувств увлечены
Кружились, танцевали визави…
***
Угол дома, эркер высок –
В центре старого города,
В нем Фея свободно живет
Вне столичного морока.
В полдень обычно встает,
С чашкой кофе – облако…
Выйдя на балкон, скучает,
На улицы свысока взирает…
Пред окном смята постель,
Широка, одухотворена,
Надушена – от Коко Шанель,
В пух и прах разубрана…
***
Ноги – разводные мосты,
Юбка – в небе облака,
Я так мал, велика Ты,
Я у ног Твоих гулял.
(Снизу в страсти я взирал.)
***
Ноги твои – разводные мосты,
Юбка коротка – в небе облака.
***
Моя одежда хранит Ее аромат,
Ее духи, дух…
Что впитался в мои поры;
Я словно в облаке Ее ауры,
Очарования, колдовства…
***
Пропитан Ею, как губка…
Примечание. К Анне Ахматовой я испытываю влечение, как к Женщине, влюбленный в Ее образ (молодости и зрелости).
(Навеяло посещением квартиры Анны Ахматовой на Фонтанке)
***
Аквамариновый образ любви,
Ночи глубокой чёрная прядь,
Тонки, точёны, строги черты,
Мне бы в ночи тебя обнимать.
В шали присев, пишешь стихи,
Музой весны на тахте возлежишь, -
Мне бы ласкаться о ноги твои,
Коли в созвездьях высоко паришь.
Или
***
Аквамариновый образ любви,
Тонки, точёны, строги черты,
Ночи глубокой чёрная прядь,
Мне бы в ночи тебя целовать.
В шали присев, пишешь стихи,
Музой зимы на тахте возлежишь, -
Мне бы ласкаться о ноги твои,
Коли в созвездьях высоко паришь.
Об Ахматовой: «Такой женщине необходимо ощущение своей власти над внутренним миром другого человека.»
Поклоняться и служить образу Ахматовой, как Богине земного и Небесного, низменного и Возвышенного.
***
Дворцы на брегу
Смотрят в Неву –
Город-Нарцисс…
Гранит минорный,
Профиль гордый:
Ахматова-сфинкс.
*Ахматова называла себя третьим сфинксом Петербурга:
***
Звездный Млечный путь любви… любви (небесных) богов… носящихся по небу…
***
Ступила ее ножка в родник…
Устами припал к воде
И пил студёную чистоту.
***
(Всепоглощающая)
Она – прямо вся Красота,
Глаз от нее не оторвать,
Поглощает вокруг всё в себя,
Как тёмная космоса Мать.
*сначала поглощает, потом рождает, или наоборот
Или
***
Она – сама Красота,
Глаз не оторвать,
Поглощает всё в себя,
Как тёмная космоса Мать.
***
Она – сама Красота,
Глаз не отвести,
Мне – стареть, а Ей – цвести!
***
Читаю в глубине
Женской поэзии о любви
С любовью…
***
Щенок, лёжа на спине,
Зажимает лапки…
Ласка женской руки.
Или
***
Младенец, лёжа на спине,
Играет ручками и ножками…
Склоненная над ним мать.
***
Щенок с птенчиком
Потеснее прижались друг к другу,
Верные друзья.
***
Мать прижала
К себе своего ребенка,
Отвергнутого ее новым мужчиной*.
*однако в жизни (и животных) часто матери могут бросить (или даже убить) детей ради нового самца и нового потомства
***
Котенок играет
С мыльными пузырями,
Которые пускают дети.
***
Он и она – только вдвоем –
На необитаемом острове,
Сила сближения.
***
Еврейская мама.
Многословная, пленяющая темнота
Любовного лона.
***
Я вас люблю, что это значит?
Кому нужна любовь моя?
Для вас все выглядит иначе,
Страданья – только для меня.
***
Знаю, но люблю…
***
(Раковина и Женщина)
Глубокая раковина,
Гул моря – воспоминания
О пене морской любви…
Или
***
Глубокая раковина,
Гул моря – воспоминания
О глубокой (глуби) морской любви…
***
Душа, моя отрада (душа моя, отрада),
Тебя бы зреть всегда,
Мне большего не надо,
Лишь рядом будь… моя.
***
Школьная влюбленность -
Как давно это было!
А помню, как сейчас.
***
Трагедия любви,
сталкивающейся с
общественными нормами.
***
Табу любви.
***
Влюбленные светлячки
Освещают небо
Светом любви.
***
В глубинах леса потаённый
С тропой, травою приглушённой,
Венеры дивный, заповедный Храм,
Приют влюбленным и богам.
***
Каждая звезда на небе – любовь на земле.
Ночь звезды обнажает – утро скрывает.
***
Измятые (в каплях) наутро
После бури и дождя
Прекрасные хризантемы, -
Как иные женщины
После ночи любви.
***
Спряталась Эхо в чаще глубокой, –
Бедную гневно отвергнул Нарцисс,
Бродит бедняжка в тоске одинокой,
Лишь повторяя порою призыв.
Или
***
Спряталась Эхо в чаще глубокой, –
Бедную гневно отвергнул Нарцисс,
Нимфа печальна, в тоске одинокой
Лишь повторяет порою призыв.
***
Цветник золотых юношей
В пенных волнах Эгейского моря…
Взор девушки с портика… Храма любви…
***
В нарядной свите Короля
Прелестный, ветреный слуга,
Заносчивый миньон,
Носящий гордо медальон,
(Жеманно-женственный ревнивец,
Капризно-дерзостный строптивец,)
В белеющем, как снег, жабо,
Всё пыжится, дерзит остро,
Со шпагой и кинжалом,
Овеянный духов дурманом.
***
Лира на Льве
Эрот на Льве
***
Искусств изящных Муза,
Мадам де Помпадур,
И рядом с ней Амур,
Стрелок любви искусства (искуса).
Или
***
Идиллий Покровительница, вкуса,
Мадам де Помпадур,
Искусств изящных Муза,
И рядом с ней Амур.
***
Любитель нимф полунагих,
Страстями грезящий певец,
Во власти похотей земных
Не потеряй любви венец.
Примечание. Француженки галантного века, Покровительницы искусств (и любви), любовницы Королей… Вслушайтесь, как звучат их имена: Мадам де Помпадур, Диана де Пуатье, маркиза де Монсо; (Габриэ;ль д’Эстре;), Одетта де Шандивер, Агне;сса Соре;ль («Дама Красоты»), Франсуаза де Фуа (Франциск I: «двор без женщин «что год без весны и весна без роз»), герцогиня д’Этамп, Графиня де Тури (для которой был возведен замок Шамбор), Шателенна, Мари Туше, Луиза де ля Беродьер дю Руэ, Вероника Франко, Маргарита де Валуа, Жанна де Тиньонвиль, мадемуазель де Монтагю, Диана д'Андуэн, Изабель Потье, маркиза де Верне;й, Мария-Франсуаза де Ля Бурдезьер, Шарлотта дэз Эссар, графиня де Море, Атенаис де Рошешуар, герцогиня де Фонта;нж, Полин де Пьертуа, (графиня) Дюбарри, (герцогиня) Лавальер и Вожур, (мадам де) Ментенон, (маркиза де) Монтеспан…
Примечание. Философы и ораторы молились грациям, делая им подношения, служили в храмах, дабы их философии и речи были грациозными.
Примечание. Сколько изысканности, утонченного вкуса, галантного изящества, метаморфоз прекрасного… под вуалью любви… Живут – словно парят в облаках любви…
***
Амуры с луками любви
Красуются на резных столбах
В углах (Ее) ложа:
Два у изголовья и два в изножии
Ангелины… любви Богини…
Родник поэзии любви
Лира уронила в родник поэзии пречистый, где блещет луч небес игристый, Феба луч – Лиры существо, лук любви свой золотой, сладко-лирный, уронила вместе с колчаном со стрелами любви… Плачет девочка, в печали… Юноша-поэт, помоги малютке лук и стрелы достать! Юноша, падкий сердцем на девичьи слёзы, помог, склонился в глыбь… Но лишь лука любвиносного коснулся, как тоска любви объяла сердце… Радуется малютка, вновь обретя свое оружие…
(Вдобавок поэт поранился стрелой от лука Лиры, лука любви, кровь проступила… но в воды родника он смыл ее…)
Поэт к малютке привязался,
И с той поры –
«Родник любви» -
Пречистый ключ именовался.
***
Родник поэзии пречистый,
Родник поэзии любви,
От глаз сокрыт глубок, тенистый...
Черпнув, испей его стихи.
Или
Родник поэзии пречистый,
Родник поэзии любви,
От глаз сокрыт в глуби тенистой...
Черпнув, испей его стихи.
Или
***
Родник поэзии чистейший,
Родник поэзии любви,
От глаз сокрыт в тени, глыбейший...
Черпнув, испей его стихи.
***
Кто б ни был ты,
На жизненном пути,
Испей из родника любви!
***
Любовной страстию палим,
Любви ли можно доверять?..
Но все ж отрадно сознавать,
Что любишь ты, что ты любим.
(Ты – любишь, ты – любим)
***
Творожок – снежок,
Шоколад – глазурь,
Съесть с утра сырок
С кофе… Мон амур! (моя любовь)
*научился сам делать сырки (без сахара)
***
Вечером, провожая
Любимую девчонку
В соседнюю деревню…
Закат над озером, запах сена,
Лесные колокольчики…
***
Лесные колокольчики в тени…
Мама приехала к одиночеству (в детский лагерь).
Напоминание о детстве.
***
На пустеющем столе
Оставленное яблоко:
Бабушка – не мачеха.
Или
***
На пустом столе
Оставленное яблоко:
Отец – не мачеха.
***
Уж осень.
Запоздалый стрекот кузнечика…
Поздняя любовь.
***
Не выдавить и слова
В ее присутствии.
Болезнь любви.
***
Спасаясь от мира,
Влюбленные нашли приют
В алькове любви.
***
(Жизнь прекрасна)
Казанова с шампанским,
С облачной Дамой
В красном кабриолете.
***
Неизлечимо больная
Каждый день выходит к морю…
Напрасно, влюбленная, ждёт моряка.
***
Купальщица Киприда
На пенных ласковых волнах,
Что океана нереида,
В любви пребудет снах.
***
Венере ирис посвящен,
Пеннорожденной Афродите,
Что так нежна, мила весной
И поясом любви овита…
***
Нагая, Аврора
Появилась из-за морской пучины,
Зардевшись от стыда…
Утро на море.
***
В ночной тиши,
Поранившись об острые шипы
Цветущей розы,
Пел соловей,
Презрев невзгоды,
Пел – хоть убей! –
Любовной мукою томим;
О так я пел глазам твоим!
***
(Воительница любви, амазонка любви)
Воительница на коне предстала
Пред мужем гордым, непреклонным,
В нем сердце вдруг затрепетало,
Пленившись появленьем вероломным:
Воительница дерзкая любви
Сняла шлем – волнами власы
Разлились шёлком по плечам
Златистой, солнечной красы
Красавицы Мирам.
***
Любви златая лира
***
Любви задумчивая лира
***
Безбрежный океан любви
Накатом томным волн ласкает…
Всю ночь до утренней зари
На бреге юноша вздыхает.
vs
***
Любви безбрежный океан
Накатом пенных* волн ласкает…
Любовью юноша безмерно пьян,
С любимой на брегу мечтает.
*Афродита, Богиня любви родилась из пенных волн…
***
Ее розовые губы –
Сладостно-влажные
Лепестки нежности.
***
Беседка запущена плющом
В глуби укромной сада;
Влюбленная, бывало, вечерком
Грустила тут – печальная услада (отрада).
***
Я любил ее,
Как облака любят воду,
Они и есть любимая ими вода,
Летучее вдохновение…
***
Ива над рекою
У «Моста свиданий»,
Встретимся ль с тобою
После расставаний?..
Вечерок осенний,
Солнце уж садится,
Свидимся ль в последний
Раз?.. Курлычут птицы…
***
Холодность Хозяйки
Медной горы – созвучна
Холоду драгоценных камней.
***
Модных советских журналов краса,
Светлая, в платьице, туфельки-лодочки –
Синие; сини морские глаза*,
Белые ножки, плечики – облачки, -
Так притягательна Капитана Жена.
*стихия
Свидетельство о публикации №116080906880