С упорством проворной собачьей блохи...

С упорством проворной собачьей блохи,
что только в укусе находит покой,
привычно кусаю всё то, что тревожит,
привычно бросаю в пространство стихи,
привычно, в стихах, не слежу за собой,
привычно щетинюсь, как раненый ёжик,
привычно оскалил по-волчьи клыки,
привычно забыл про виски с сединой,
привычно кидаясь на лживые рожи.

Над прошлыми днями сгущается дым,
как облако белый, как пена густой.
Туман и былое по плотности схожи.
И возраст белеет туманом седым
над тёмной недавно ещё головой.
Забылись маршруты коротких дорожек,
ведущих туда, где с натягом тугим
карабкалась жизнь, представляясь другой -
привычно-понятной, привычно-хорошей.

Под струи бодрящей холодной воды,
бегущие в трубах - из меди, рекой,
свои подставляю большие ладоши,
смывая навеки мирские следы
свободной, журчащей, чистейшей водой,
и колющих капель прозрачный горошек
раскроет вселенский секрет простоты,
как будто я снова, на миг, молодой
поэт, музыкант и немножко художник.

Открыт этот радужный мир молодым.
Но грустные лица избиты тоской,
тоска поощряет рисунки на коже,
нельзя откупиться литьём золотым,
тоска - посильнее надежды любой,
но только надежда, конечно, дороже.
А я претворяюсь слепым и глухим,
глаза поплотней прикрывая рукой,
чтоб душу не пачкать о странную пошлость.