Из жизни трамвая

                1

До того как что-то было,
Саваоф бамбук курил.
Выкурил, зажёг светила.
Про Историю забыл.

Если кто чего не знает :
Клио прятала сюрприз.
При Кровавом Николае
на Руси расцвёл царизм.

«Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.»
Но воспротивилась природа,
и на Руси расцвёл Ильич.

А эсеров жрала злоба :
не любили Ильича.
И на них за это Коба
царским прихвостням стучал.

Анархисты - вот же контра,
каждый первый был осёл-
повторяли, падлы, мантру :
--цель -- ничто, движенье -- всё.

А Бернштейн, какая сволочь,
Ильича не уважал,
а Ильич -- на то и светоч --
ренегатом обозвал.

А товарищ Каганович
ренегату возражал:
-- революцию позоришь,
сучий потрох, маргинал.

Он забыл своё еврейство,
будто в цирке шапито
из цилиндра вынул рельсу :
рельса - всё, а цель - ничто.

Без трамвая жизнь глухая.
Чтобы сбить с буржуев спесь,
быть в республике трамваю,
самому что ни на есть.

По хребту всея России
побежит из края в край
чудо-юдо индустрии -
электрический трамвай.

Шевелись «страна-подросток» ,
рот от счастья раззевай.
Самобеглая повозка,
электрический трамвай.

В кутерьме прохладной жизни
сей трамвай по мере сил
на заре социализма
пролетарий породил.

Он потел, вовсю стараясь,
под знаменьем октября,
красным стягом утираясь
и почти не матерясь.

Шёл трамвай, десятый номер,
вкривь, и вкось, и напрямик,
мимо смеха, шуток кроме,
вырви глаз, умри язык.

Шёл трамвай, вкушая прелесть
ежедневного вранья.
Словно рыба, шла на нерест
осень, шагом семеня.

Осень медленно спешила,
а за ней трамвай спешил,
а товарищ Ворошилов
в кавалерии служил.

Весь такой орденоносный,
в галифе (больших штанах),
но побаивался босса,
рябомордого в усах.

А трамвай - «презренной прозой»
это занесём в скрижаль-
гражданина Берлиоза
почём-зря переезжал.

-Стой, товарищ, ты откудв?  -
мент водилу тормозит, -
как-то поперёк ОРУДа
нынче твой трамвай бежит.

- Стой, товарищ, ты феномен
( шибко грамотный был мент),
в твоей левой хромосоме
правый спиновый момент.

- Вся иллюзия погибла,
все концепции в разнос? -
спрашивал мента водила
и сопел при этом в нос.

« Пролетарий - пе фенОмен,
не безбожник - дар небес,
я с диковинкой в геноме,
 граждане в округе без?

 Я был труженник турксиба,
с Бендером знаком, и вот
ты мне здесь молчишь, как рыба ,
рыба, стало быть, об лёд.

Что глядишь ты василиском
в форме цвета негляже, 
сей трамвай с огромным риском
я лет сто вожу уже.

Ваш Эдмундыч, главный мусор,
не шутил, а ты шалишь ,
ты, как Навуходоносор,
«всех обидеть норовишь».

Я спросил у мойдодыра,
я у ясеня спросил:
- что ж ты, « варварская лира»,
почему тебе не мил».

По сусекам, буеракам,
в пику плану ГОЭЛРО,
прячет мировая бяка
многоликое мурло.

Враг потеет, ядом дышит,
колобродит по Руси,
и мальчиша-кибальчиша
враг чесоткой заразил.

Городскую панораму
брал трамвай на абордаж,
врезан город , словно в раму,
в сочный городской пейзаж.

А на фоне панорамы -
нэпманы и парвеню,
всем бонжур, месье и дамы,
всем бонжур, аля-улю.

А во чреве ресторана -
стрёмный надцатый был год -
как в нутре левиафана
пропадал честной народ.

У дверей - скажи на милость -
их встречал хрустальный шар,
гордое растенье фикус,
грозный человек швейцар.

Рассыпая комплименты,
смачно говорил : - пардон,
лихо потчевл клиентов
лёгкий человек гарсон :

- Ах, уснуть и не проснуться,
се ля ви, пардон, мадам,
разрешите прикоснуться
к вашим пышным чудесам,

мы хотя и не столица,
но вникаем в политэс,
разрешите причаститься
ваших неземных телес.

И затейливяе числа
в счёт он вписывал не зря :
генерировал он смыслы,
по чуднОму говоря.

Жизнь - обманка, жизнь - шаманка,
жизнь - шампанская волна,
жизнь не скатерть-самобранка,
эй, ромалэ, пей до дна.

Пей, вдова Клико заплатит,
божья матерь не спасёт.
Мамка-ночь в чернильном платье,
батька-месяц водку пьёт.

                2

Ежели б я был Овидий,
также, иже с ним, Назон,
я бы описал, что видел.
Уплывал за горизонт,

уплывал трамвай желанья,
уплывал трамвай надежд.
Подлежащим расставанью -
расставательный падеж.

Речь на части распадалась :
где? зачем? в какую даль?
вся грамматика смеялась,
чтобы скрыть свою печаль.

Плыл трамвай десятый номер
сквозь паскудство и туман,
плыл он с ангелами вровень,
плыл весёлый в дребодан,

Он звенел : - сарынь на кичку,
вира, майна, осади,
и сгорали, будто спички,
дни и вёрсты позади.

Рядом плыли человеки,
целовались на лету,
ныне, присно, и во веки
наплевав на суету,

гипсовые футболисты
в бутсах фабрики «Октябрь»,
шулеры, авантюристы,
даже спившийся кустарь.

Ангел плыл зеленоокий,
рядом девушка с веслом,
седовласые пророки
говорили им: - шолом.

Проливал на землю вечер
краски цвета янтаря.
Этот вечер не отмечен
на листках календаря.

Лево - право, чёт и нЕчет,
вне симметрий красота,
путь не ближе, не далече,
всюду краски и цвета.

Будто бы с картин Шагала,
сине-белые, как гжель,
их природа воровала,
растуды её в качель,

и червонные, как палех,
золотую хохлому.
Жизнь не посчитать на пальцах,
потому что, потому...

Шёл трамвай десятый номер...