Пьеро напялил пошлый парик Мальвины

Пьеро напялил пошлый парик Мальвины -
Надел чулки с истошно вишнёвыми подвязками.
Он говорил всем, что мечтает о любви, но
При этом был чудовищно пошлым  и развязным.

Он красил губы - и глаза подмалёвывал -
Походкой пьяной танцовщицы томно фланировал -
И у прохожих спрашивал снова и снова -
Давясь смехом гортанным - правда, я милый?

И от него все брезгливо отшатывались -
И с отвращением искренним вслед глядели.
И лепестки тянула грешная душа его
Из корсажа - душной тигровой орхидеей.

И он расточал им щедро улыбки алые -
И хлопал, как кукла, длинными ресницами капризно -
И если ему вслед яростно плевали -
Он эти плевки, словно сладкие сливки, слизывал.

И завивал тщательно локоны длинные -
И в бирюзовый цвет их прилежно красил -
И всё твердил, что мечтает о любви он -
Но напрасно - ах, увы, всё напрасно.

И намекали скорее на бордельные утехи
Его тугой корсаж и багровая помада.
А позже он на чёрном поезде уехал -
Купив билет до главного вокзала ада.

У дряхлой кассирши в костюме тётушки смерти -
Оставив вместо оплаты парик линялый.
Сначала его отъезда никто не заметил -
Потом его напрасно обратно звали.

Слали ему письма - «в преисподнюю, дьяволу,
Передать  Пьеро, лично, как можно скорее».
Они ему много таких эпистол отправили -
Но те все в синем пламени сгорели.

Там в аду Пьеро всё прошлое отбросил -
Вместе с корсетом - чулки, правда, носил он.
И отвечал на все бестактные вопросы
Безумным смехом - скрипучим и невыносимым.

Его приглашали порой ко двору дьявола -
Побренчать на лютне - дырявые чулки продемонстрировать.
Его безумная наглость была по нраву -
И придворным - и лично чёрному мессиру.

И он являлся с улыбочкой волчьей, лютой -
Довольный самим собой в наивысшей мере.
И рвал когтями струны дьявольской лютни -
И изрыгал свою рифмованную ересь.

И если даже он и испытывал отчаянье  -
Что никак не пристало нечистой силе -
Только громче орал и на лютне бренчал он -
И это его оживляло и веселило.

Это его вновь и вновь воскрешало -
Когда-то - Пьеро, теперь - адского демона -
И расцветала ядовитая грешная душа его
И кокетничала рыжей тигровой орхидеей.

Черти ему улыбались губами-язвами -
Дырами глаз из белых масок глядели.
А он уходил, поклонившись весьма развязно -
В голубом парике - и алых подвязках бордельных.

Вот так живёт в аду - или играет
Новую роль - порочный поэт Пьеруччо.
И больше не шлите письма и телеграммы -
Он всё равно их уже не получит.