Отцу посвящается

Отец чалится, мать вся в учениках,
Я им нужен, их развод простит Христос или Аллах.

Планета вся в кровавых делюгах,
Разрисованный кровью Донбасс в космических снах.

Правду знает лишь Ольга АРМИ, потому и молчит,
В трехмерных районах сидит юродивый Дит.

Куда я вышел? В страну снов что ли,
Где столько синей боли, столько боли…

Отошел вроде от бани кровавой, спасибо Господь!
Молодые колят рисунки на сомнительную плоть.

Все еще не отмотано пленкой кассетной,
Путин – самбист, у Ельцина были явно проблемы с ракеткой.

Этот гнев вновь кровью меня испачкает,
Посмотрел на сына, достал сигаретку из пачки.

Дочь простит, я в это верю свято,
Ее вера моей статьей не помята.

Все скоро будет чипато…
Базары бродяг аккуратны, без мата.

Град кровавый и эрликоны,
У неба свои лихие законы.

Это одиночество на шконке еще надо пережить,
Бедные родители: наши грехи от ваших не так просто отмыть.

Гены, как нервные цепочки,
Опутывают славян, заключая в родственные оболочки.

Скоро срок растает, но тюремные братки
Лучше на шеи оденут кресты, чем платки.

Курбан думает, пока очередной псевдо-джаз,
Пытается дергаться на путевый кровавый алмаз.

Для таких, между строк, лагерей нема,
Каждый второй бизнесмен Фома…

Да и убийство по типу улыбки Немцова,
А здесь вся жизнь в тюремных засовах…

Дошло до псевдо наколок баб,
Дурная культура – идиотский раб.

Не удивлюсь, что падла, что даже не служила,
Вскоре воткнет в живот друга шило.

Да, пять лет в Ульяновской лодке – это водоворот,
Не удивительно, что политеховская после у меня брала в рот.

Кайф – это когда мать встречает после Ростова,
Когда родные люди садятся за стол.

Когда у Орловой в глазах не лицемерие,
А цыганское материнское зелье…

А нам еще чалится среди молодых,
А потом выходить в мир иных…

Самарская тоска, как путевый финт или удар,
Если бы не сестра, я бы в Казани не тосковал среди татар.

Очередная сука губы порезала: вот беда,
А у нас в Сибири холода…
2016