Исповедь

Старость - это сердце, сбившееся с орбиты
в Сотворении Любовь,
сердце, попавшее в область сырых холодов,
болеющее от долгой разлуки с солнцем.
Я не стар.
Высушит солнце на горячем камне бороздки морщин,
бесчисленных, как паутины лучей, на лабиринте кожи ;
и, видишь, я молод.
И тогда я услышу (по телу пробежит холодок)
в далёких джунглях слабый стук там-тамов,
частый, как пульс в сухой крови.
Я встану с камня, худой и вздрагивающий,
оставивший силу в пасмурных странах.
На губы, как на привычное место, сядет улыбка ;
ведь я вернулся. И я пойду, беззвучно, в полуденном солнце,
пойду крадучись, скрывая от птиц и трав
немужественную слабость бледного тела.
Да, да, пойду, как вор,
потому что у жителей моей родины
подтянутые животы, мускулистые руки и сухая кожа.
Пойду, как раб, туда, где помнят свободного,
и, может быть, не узнают.
Я не вернусь в жилище моего рода,
Потому что горечью знаний отравлена кровь моя,
тяжёлая и медленная. Ведь знания ; не багаж,
который оставляют в конце пути.
И всё-таки, прими меня, дом моей крови,
дом моего желания. Пошли мне девушку
в спокойном сладострастии заката,
женщину, вложившую в меня пламя страсти.
Она ждёт, а мужчина приходит, слабый, и сильный,
сторонящийся её и льнущий к ней - всё равно.
Она ждёт очереди в обращении жизни
и никогда не ошибается, потому что она ;
Только часть, не могущая существовать без целого.
Я молод, потому что предчувствую
волнения весны и, любя одну и стремясь к одной,
желаю во имя её тела другой.
Я хочу взглядов, щекочущих тайну моего пола,
и свиданий под умирающий закат.
Когда пример целого дня и блаженство вечера
 Оставляю один завет о любви.
И трепет ветерка, и зелень листьев и трав,
смотрящая мне в глаза,
говорят об одном: о женщине моей мечты,
сотканной из огнистых волокон молчаливого предвечерья,
с крепкой плотью, свежими губами, упругой грудью.
Молчание: тайна её. Из пальцев моих течёт жар в неё
- вместилище горячей лавы моей плоти.
Дом мой, о котором стучала безутешная ностальгия
в темнице моей крови,
уксусными пятнами выжигая стенки!
Вот я пришёл к тебе, Дом моих радостей,
уготованный мне от рожденья,
о, как я помнил Тебя
под уксусным дождём
и в слякоти одинокой похоти!
Дрожь толкавшейся в чужие двери страсти
Выговаривала имя Твоё
и, умирая, повторяла имя Твоё.
Вот вышел пучок лучей из красного сердца
и теперь им пора влиться в лоно Твоё,
потому что вечер студён для них.
Я вхожу в тотем моих желаний,
в крепкий склеп моего счастья,
мне ещё продолжать ход своих блужданий
где-то в невидимых микрокаплях,
и в огромном море.
Я радуюсь раскаянно, как странник
На свету страдания-благодати.
Разве я кого-то обманул,
сказав, что я бессмертен?
Я не могу умереть даже в оловянной ложке,
ни от чего не отказываюсь,
всё принимаю: обиды, упрёки и слёзы -
только не держите меня, счастливого Пер-Гюнта!
Я люблю вас и всех вокруг вас и меня!
Это последняя исповедь,
и в моём словаре я не нашёл других слов.
В этих словах - всё, что я хотел сказать
и о чём так долго молчал.
И если я взял тростниковый стебель,
и запел, это не значит, что я Уитмен
или эпигон его. Я выпил воды из колодца,
пробитого им; свежесть и влага оставили
то же сверканье на губах моих.
Я захотел того же здесь, в снегах, чего и он
на берегу синего моря, под фосфорными брызгами.
Разве был бы он моим братом,
если бы утаил стакан с водой из найденного колодца?
Я  утолил жажду - и мне хорошо,
как и ему, от того же вкуса воды.
И я пошёл, вперёд или в сторону,
потому что не могу не идти.
У меня крутые икры,
широко посаженая шея воина,
и сухожилья и мускулы требуют работы.
Я - воин: в молчании, в бою,
и в вспышках влажной молнии,
как Вы - неутолённое желание, Женщина любви.