Беги, дитя, беги

Звонят колокола наперебой, со всхлипом,
И остывает воск безжизненной руки,
Был завершен роман прощальною молитвой
В экспрессии причуд флоберовской строки.
 
Но живы и сейчас за траурною дверью
Мятежная судьба с хулою за глаза,
там эхо отзвучит: «Ты мой любимый, верь мне!
Венчает нас навек цветущая лоза!»
 
Там в зеркале пустом возникнет женский образ
из сна, небытия? В глаза ей не смотри:
колдует жизнь сама и скалится недобро,
сулила прежде рай для Эммы Бовари!
 
В раю том сладкий яд струила манзинилла,
меланхоличен звук раскидистых ветвей,
дурманили они, таинственно манили:
«Беги, дитя, спеши в объятия страстей…»
 
- Любить... хочу любить! - растягивая чувство,
она лгала себе, себе одной всегда,
толпа былых страстей толкала, без напутствий
вела её босой в край вечного суда.
 
Не обретёшь химер, покуда не создашь их.
Не зарекайся и от терний и креста,
но пусть горит в ночи свеча для опоздавших,
для тех, кто любит вновь с открытого листа.
 
*Беги, дитя, беги,- сказала Эмма и отпустила дочь. Гюстав Флобер. Госпожа Бовари