Портреты-2 Аристократия, Ведьма, Писатель

В одном столетнем доме с атлантами
Не поднимающими головы,
В части квартиры, деленной когда-то
В двух кварталах от набережной Невы,
Куда прибывают из Петергофа,
Люди, враждуя, живут бок о бок...

Вот умели строить! - Ценили формы,
Закругленные окна смотрели гордо
На широкий проспект в кружевной листве ,
С улыбчивыми фасадами и кафе...

Разлюбить Петербург уже было поздно,
Но свободным в квартире был только воздух
На своде высоком крошилась лепнина,
Мутнело зеркало над камином,
Облицованном, кстати, белым мрамором,
В центре декора морские раковины,
И растения участвовали в сюжете,
Камин был в комнате, представлявшей две трети
Когда-то прекрасной парадной залы...
Теперь же треть от нее отделяла,
Подселив камину под бок сиротку -
Входную дверь, перегородка-уродка.
Там жила неоперившаяся девица,
Что однажды напишет эти страницы.
И за этой, сказать с позволения, стенкой,
Селедками в бочке, сосед и соседка
Томились, как лешие в русской сказке,
И была у них дочка - овчарка кавказская.
Вспоминать ту собаку и нынче жалко,
Она была лучшей из нас в коммуналке,
И мне до сих пор не понятно последнее, -
Хозяйка ее была злющей ведьмою,
Называю согласно ее заявлению -
Что ведьма она. Во втором поколении.
И оно прочитывалось. По мужу.
Он был удивительно равнодушным,
И тем не менее, все-таки, был же...
Высокий, плотный, с усами рыжими,
Тщетно скрывающий темя челкой,
С хитрой ухмылкой, с глазами-щелками.

Ведьма всегда была в точке кипения,
С первых минут моего заселения,
Рекомендовала мне настоятельно
Ковер на полу постелить обязательно.
С гостями - шепотом, и вовсе не приглашать,
Ходить беззвучно. Раз я не могу летать.
И уж точно не вздумать включить музыку...
Глаза на выкате. Губы узкие.
Массивные челюсти ворожеи
Врастали в плечи, минуя шею...
В каре до лопаток волосы гладкие,
Квадратный корпус, и руки квадратные...

Я жила там и очень боялась праздников -
Начинались у ведьмы они одинаково.
Она, как умела, принаряжалась,
Суетилась с закусками, громко смеялась,
Потом они пили. Потом ругались.
Выгоняли друг друга из дома,
То есть из тесной своей недокомнаты,
Матерились при этом. Дрались.
Могла ли я выйти, пока у них драка? -
Но слышно не было их собаку...

В стороне, отделенной от нас коридором
И отстроенной особняком - уборной,
Которую я прозвала пантеоном,
В комнате, с редкой красы балконом,
Проживал со своею женой писатель,
И обоим было за пятьдесят им.
Его отличал ореол богемности,
Казалось, он высится над повседневностью,
И течет уверенно, как река, -
Реке запрети-ка попробуй течь!
Касались редкие волосы плеч,
Серебром поддернутые слегка.
Он носил усы и прозрачную бороду,
Длинный ноготь мизинца левой руки,
И шляпу к лицу и себе и городу,
Предпочитая из обуви казаки.
Жена казалась обычной женщиной,
Супружество - браком без явных трещин,
Их роднил образ жизни и грузность тела,
И был у них кот. А детей не было.

Все соседи не ладили, что не странно.
Со мной был зыбкий нейтралитет.
Даже как-то жена писателя дала мне один совет -
Что-нибудь вешать на двери в ванной.
Ей, наверное, можно верить, -
Ведьмин муж дежурит у этой двери
Когда я нахожусь внутри...
Там оказывается щели. - Три.

Все соседи не ладили... Но конкретно
Всё рухнуло ровно из-за сантиметра...

Входом, (выходом в нашем случае)
Служил у нас черный ход,
И по лестнице перекрученной,
Как когда-то слуги своих господ,
Не в прихожую мы, а в кухню входили,
Вот там-то место не поделили -
Ведьма подвинула стол писателя,
Его жена заметила. Внимательная.

И такая драка была в квартире,
Голосов-участников - все четыре,
Я сидела в комнате в оцепенении,
Ладно, ведьмин муж и сама ведьма,
Но чтобы писатель! Чтобы... жена писателя?
Что б сказала на это аристократия,
Когда-то жившая в доме старинном,
Любуясь видом проспекта, лепниной,
Танцуя в туфельках по паркету,
Под изящную музыку, изящно одетая,
С цветами в прическах, и в петлицах?
Каминное зеркало помнит их лица,
Стены тоскуют по звонкому смеху...
Я была так рада, оттуда съехав.