Ода К старости
Написал сие в 27 лет, заблаговременно готовясь отмечать своё столетие
Сегодня мне исполнилось сто лет.
На волосах – времён седой осадок.
Не веря силе колдовских примет,
Я знаю, что остаток жизни сладок.
Я, обожженный пламенем вещей,
Стою у времени в особом счёте.
Свершения и раны давних дней
Живут в столетнем истонченье плоти.
Я замкнут в жизни, словно в замке Иф.
Ах, если бы… Я поднимаю веки:
Сто лет на миллион минут разбив,
Я сам себя делю на человека.
Итог сего деления непрост:
Превозмогая почвы притяженье,
Стихосложенье – под диктовку звёзд –
Перерастает в стихоумноженье.
Мой голос, хриплый, как из-под земли,
Движенья рук, прозрачных и бесплотных,
Взор старых глаз, тяжёлый шаг в пыли –
Давно отобразились на полотнах.
Мои портреты – ложь. Но в сей игре,
Что названа историей, всё чаще
Один, как олимпиец, на горе
Живу – и озираю мир бурлящий.
Мой разум ясен, и слова – тверды.
Как песня Вальсингама среди пира,
Звучанье олимпийской пустоты
Переполняет раковину мира.
Прозрачность плоти, ясность бытия –
Они вошли в звучащие веками
Слова мои, врастающие в камень,
Которым, может, завтра стану я.
Хотя давно ясны мне все пути,
Я всё же вверх смотрю упрямым взглядом
И силы нахожу – вставать, идти
И подниматься над своим распадом.
Я снова набираю высоту,
В себя вбираю радость, свет и горе.
Но в каждом слове я ещё расту,
Смотрю на небо – только вижу море.
Сыновний поцелуй времён суров,
Как поцелуй ручного пистолета.
В шумливый океан былых веков
Мои сто лет плывут негромкой Летой.
Как хочешь, умирай – не умирай,
Но жизнь – всего лишь мудрая беспечность.
Моим уделом стал – условный рай
И рукотворная земная вечность.
Былых времён прозрачный негатив
Передо мной стоит, как отраженье.
Ни разу не солгав (хоть век мой лжив),
Мне довелось в моём земном служенье
Похоронить детей и их детей,
Стать воином, изгоем и героем,
Стать сетью, избежать чужих сетей,
Оплакать низверженье сотой Трои.
И я теперь живу в своём миру,
В той памяти, где прошлое столетье
Ведёт свою кровавую игру,
Считая плахи, и кресты, и петли,
Где мертвые живых хранят в тюрьме,
Где время, как конвой, стоит бессменно,
Нас охраняя в нашей зыбкой тьме,
Где всё, как в нашем мире современном.
Работники пера и топора –
Мы и спустя сто лет ещё всё те же…
История – кровавая игра,
А мы, поэты, – горькие невежи:
Идём на смерть, крича: «Я не умру»,
И смотрим, как легко нас время губит,
И объясняет жертва топору,
Чью жизнь сейчас покорно он разрубит.
Покорных слов моих густая вязь
Связала преступленье с наказаньем.
Во мне, как в луке, прячутся, смеясь,
Непролитые слёзы мирозданья.
Я знаю, что ещё сто лет пройдёт –
Но никогда никто из конкурентов
Порядковый мой номер не займёт
В таблице человечьих элементов.
Я полон жизни, словно решето –
Водой. Давно пора б угомониться!
Но бес в ребре не хочет верить в то,
Что борода седа, не смотрит в лица,
Стоглазый небосвод глядит в меня,
Зовёт, пылит молочная дорога…
В крови – цыганство звёздного огня…
Мой путь пролёг сквозь век – от дня до дня,
А времени – его у Бога много.
26 октября 2088 года
Свидетельство о публикации №116072707480