Всё тревожат отжившие страсти...

Всё тревожат
отжившие страсти,
ткут ковры
на подкорке
суровою нитью судьбы
и колорами
раннего Лорки
красят счастья
ненастья
угрюмые лбы -
милостью Божьей
добры,
привечают
рассеянным
"Здрасьте!",
разговорами
тешат
безнадёжно-минувшей поры,
у фонтана ночного встречаю
одиночество в кубе:
две сестры говорят о предательствах тех, кого любим,
в губы целуем, в темницах лихих навещаем,
ждать обещаем,
а нами играют,
на уши нам макароны огромные вешать
не устают,
я стою,
как священник,
как лама с пробоиной между бровями,
и ауры горя вселенского словно цыганки Шаляпина в "Чёрных очах",
пляшут пламенем свечек зажжённых в младенчестве нами,
метаморфозами цвета играя,
я вижу Адама и Еву бредущими горько
из рая
в ад
наземный,
я зависти каждому рад,
я в каждого тайно влюблён,
алых роз миллион -
моего тоскования по метаниям юности дерзкой венчает,
зинданы (нездешним спелёнутых крепко)
зрачков,
поэтический казус -
приоритет над поступками разными -
искренно сказанных слов,
музыка фразы,
за которую пишущий вирши на муки
любые
готов,
я целую во тьме,
серебром убиенно-невинных хранимые руки,
и разлуки
становятся встречами,
и кончины - рожденьями,
и все женщины стран и веков
вокруг сердца ведут хороводы, астральною правдой увенчанные,
пёс мой лижет ладонь и пытается что-то сказать
окрылённому временем будущим мне,
мир вокруг
без успеха шумит
надоевшими пению
гения
мненьями,
ибо строчки мои -
страсть ко всем, кто не мёртв для нетленной любви,
током
горнего толка
знобит,
в каждом павшем
на пашне
завтрашних гимнов
о взаимном
вчерашнем,
восстаёт над нелепостью пепла сжигавших былые надежды обид,
моей веры
(суровой
вне певчего слова) -
друг,
я вчера повстречал двух прекрасных друзей среди кровного -
кронного
и корневого,
нерукотворно-растущего
райскою кущей
грядущей
немногим днесь данного сквера...