Псовая охота

Действие первое

Лица


Бабушка
Дети, которых не видно

Действие происходит в двадцатые годы прошлого столетия в ноябре месяце. Комната в доме царского полковника, обстановка добротная, но без излишеств. В углу у стола сидит женщина лет шестидесяти, вяжет.  Детей не видно, но пока бабушка рассказывает, слышны только их реплики.


Явление первое
Бабушка
Ну, сказку так сказку. Но только одну. А после этого – сразу спать! Про зайку что ли? Или про то, как Филлип Иванович Лису Патрикеевну обманул?

Старший внук
Нет, бабенька, что-нибудь другое. Про филина Филлипа мы уже слыхали. Вы прошлый раз нам про Ладу начала рассказывать, да не докончили...

Бабушка
А на чём я остановилась?

Старший внук
Как Воимир с Ладой поженились и поселились на краю Сорочинского поля.

Средний внук
Там у них ещё и шесть деток народилось. Прямо как у нас: три девочки да три мальчика.

Старшая внучка
И колокольчик волшебный у Лады был, что ей мама после смерти завещала. В него ещё только один раз позвонить можно было, когда почувствуешь гибель неминучую. А потом у них горе случилось. А вот какое, вы обещали следующий раз рассказать.

Бабушка
Горе, говоришь (вздыхает)... У того горе, у кого муж Григорий, а у нас Иван, так не дай Бог и вам (опускает вязание, вспоминая). Ну так вот. Не только у Лады детки-то народились. Всё живое родит: небо – звёзды, море – тайны да предания, горы – эхо да легенды. А степь Сорочинская породила в те годы собак. Но не простых. Пока не подросли они, то питала их степь тьмой кромешной да туманами заместо молока. Иногда грозами степными да смерчем песчаным прикармливала. И хоть злыми подрастали степные дети, да какая же мать всех своих детей не любит? 
 
Старший внук
У нашей маменьки так Настёна за самую любимую.

Бабушка
Эх, детка, какой палец не укуси – всё больно. Больше любят младшенького, пока не вырастет, недужного, пока не выздоровеет, несчастного, пока судьба не обласкает. Так и степь любила, казалось бы, больше других из всех своих чад злополучных детей – чёрных собак. Именно поэтому когда почувствовала она, что выросли они и потребовалась им другая пища: человеческие души, - то направила тогда степь своих непутёвых детей к краю Сорочинского поля...
 
Младшая внучка
Ой, бабушка, ой, страшно... В окно кто-то стучит.

Бабушка
Это ветер просится погреться. Бояться не сказок надо, а людей живых, только на тех собак похожих. А сказка... Сказка закончилась, как и все сказки хорошо. Почувствовала Лада холод от приближающихся псов и дыхание их гнилое, заплакала-запричитала, а Воимир с детьми окна и двери закрывать стали. А как налетели эти чудовища и стали стены грызть, то поняла Лада, что настала пора в колокольчик звонить волшебный. И как только раздались первые тревожные звуки погремка, то слёзы Лады превратились в озеро, изгрызенные стены дома – в скалы островерхие. Псов раскидало по всему свету. С той поры стали появляться легенды о страшных собаках у разных народов. А у нас тут только степь иногда то вздыхает, то плачет, а над озером Зайсан, особенно по вечерам, звенят колокольчики.

Старший внук
А почему много, а не один?
 
Бабушка
Видать, чтоб если собаки вернуться, то сбить их с понталыку.
 
Старшая внучка
А Лада с Воимиром и детками где?
 
Бабушка
На Кудыкиной горе. Говорят, что под водой и до сих пор счастливо живут. Только не знаю, можно ли под водой счастье-то найти. А теперь спите. Обещались мне (тушит свечу и уходит).

 
Явление второе

Лица
Емельян Михайлович Ткаченко – одет в заплатанное бельё, но чувствуется военная выправка
Жена его Наталья – пока говорит муж, она что-то шепчет, а как отвечает сама, то поглаживает Библию, лежащую на коленях.
В углу спят несколько детей.

Емельян Михайлович
Благословлять девчонок надо, Наталья. Хариту да Настеньку. Других не выпустят.

Наталья
Почему их? Может, Верочку с Михаилом?

Емельян Михайлович
Малы ещё. Не выживут они у китайцев. Да к девчонкам и постовые привыкли уже.
 
Наталья
А остальные как же?
 
Емельян Михайлович
Не знаю, Натальюшка. Как Бог даст. О, ты гляди – зуб шатается.
 
Наталья
Так окромя фуражного зерна мы уже две недели ничего не ели.
 
Емельян Михайлович
Скажи спасибо, что нам ещё проварить его дают. Вишь, и тут Господь распорядился: Харитина с Настёной за кизяком для костра ходят. Их уже и не спрашивают, зачем они к реке на поле идут. Им, мать, и род наш спасать, больше некому.
 
Наталья
Так ли мы с тобой, Емельян, жизнь свою представляли? Как подумаю, что окромя этого щербатого пола и стен заплесневевших ничего в жизни не увижу, так сердце будто высасывает кто. Так страшно, как было, когда мы умирающую Леночку в Иртыше крестили. Как думаешь, видит ли она нас?
 
Емельян Михайлович
Видит, мать, и всё про нас знает. У Бога все живы. И всё учтено. Даже зуб мой не просто от фуражного зерна расшатался. Помнишь, и когда раскулачивали нас, то били меня по зубам? И когда под телегой жили мы, раскулаченные, на Турксибе, то тоже не белый хлеб в обед откушивали. А зуб сейчас только и зашатался, закровил. Это долг мой о себе напоминает...

Наталья
Какой долг? Заболел ты, часом?

Емельян Михайлович
Нет, в бытность мою полковничью прапорщик Синельников кутний зуб через мой удар потерял. Смотр у нас был. Это после того, как я второго Георгия от царя за служение Отечеству получил. Возгордился, видать. Да гордись не гордись, а с Господом примирись. Особливо перед смертью. Если успеешь.

Наталья
Что ты, Емельян? Что ты? Не кличь беду.

Емельян Михайлович
Она, Натальюшка, как ворон, не по зову летит. Буди детей. Да не всех. Тех только, что жить останутся. И не плачь, мать. Не до того сейчас. После поплачем, как уйдут.

 
Явление третье
Лица
Емельян Михайлович Ткаченко – рубаха на нём только исподняя, штаны, босиком.
Жена его Наталья – без платка, в нижней юбке, постоянно что-то шепчет.
Харитина – девушка лет пятнадцати, в той рубахе, что была на отце во втором действии.
Анастасия – девочка лет двенадцати, в закрученной в несколько раз по талии материнской юбке, в материнском платке.

Емельян Михайлович
Подойдите ко мне, милые. Пойдёте, как обычно, кизяк собирать для растопки. Только... не как обычно. За рекой, через поле тропинка идёт. Она, говорил мне один тут, в горы уходит. До самого Китая. Туда надо идти.

Анастасия
Без вас? Папенька, маменька, как же это?
 
Емельян Михайлович
Надо, милые, надо. Всё, мать. Давай-ка книгу. Благословлять будем (вынимает из книги аккуратно вырванный лист). Прости, Господи. Этот листок вам заместо иконки будет. Через него и мы с вами всегда (наклоняет головы девочек, соединяя их). Благословляю вас на жизнь благочестивую, христианскую. Живите дружно. Замуж выходите, но только не за идолопоклонников. А то итак чертей даже озёра все полные, аж на берег выскакивают. Детей рожайте, да за нас, грешных, молится не забывайте.
 
Харитина
Папенька, маменька, простите нас, грешных.

Емельян Михайлович
Бог простит, и я прощаю. Посидим. Время до рассвета ещё есть.
 
Харитина
(Усаживаясь между матерью и отцом)
Папенька, да за что же Бог нас так наказывает? Ну, ладно, я у тебя из кармана рубль взяла... Но Никанора-то за что? За то, что родился?

Наталья
Бог не наказывает, милая. Он любит, как мать и отец одновременно.

Анастасия
Так не любят, когда делают больно!

Емельян Михайлович
А помнишь, когда Харитина тебя наказала за то, что ты в Иртыш хотела уйти? Тебе на волнах солнечные зайчики понравились? Что было бы, если б ты ушла?

Анастасия
Утонула бы я, папенька.

Емельян Михайлович
А сейчас жива, хоть и больно тебе было, но от любви это. Потому что испугалась за тебя Харитина, хотела, чтобы ты никогда так больше не поступала.
 
Наталья
Волны... Они тебя, доченька, не получили, зато большую жертву приняли: убаюкивают сейчас ордена и медали отца твоего. Это ведь из-за них и задержали нас. Когда папенька ваш не захотел с наградами расставаться, завернул их в тряпицу, да к кусту привязав, волне на сохран отдал, услыхали звон пограничники-то. Так и нашли нас у того куста. За служение Царю и Отечеству награды те даны были....
 
Емельян Михайлович
И до сих пор от них не отказываюсь. Хватит, мать. Вон охранник уже ключами стучит. Дай Бог, чтоб нам также стук ключей Петра от  ворот услышать. Всем. Не прощаемся, милые. Мы с матерью всегда рядом будем. Только верить надо.
 
Анастасия
Во что верить, папенька?

Емельян Михайлович
В то, что Бог не оставит. В то, что мы всегда рядом с вами будем. Хоть и тяжко будет.

Харитина
Да куда уж тяжелее?!

Емельян Михайлович
Будет, милая. Сейчас это просто присказка. Сказка впереди. Но жить надо, жить из последних сил.
 
(Раздаётся стук в двери, лязг ключей. Девочки на мгновение прижимаются к родителям, которые, поцеловав их, отталкивают от себя)

Действие второе
Явление первое
Лица
Харитина – молодая женщина лет двадцати, в той юбке, что была на матери во втором действии, в скромной блузе. 
Анастасия – в темной  юбке, светлой блузе в цветах и материнском платке.
Иван – появляется в действии позже, по одежде  и повадкам видно, что торговец хоть и небогатый, но достаточно успешный.
 
Харитина (входя в комнату)
Мир дому сему.

Анастасия
С миром принимаем. Харитина, здравствуй. Давно уже тебя жду. Все жданки съела.

Харитина
А Иван-то твой где?

Анастасия
Да с извоза приехать должен. С часу на час второй день встречаю.

Харитина
Что ж не радостна так? Он-то, поди, тебя любит. Всё вон Настенькой да Анюткой кличет. А ты простить, видать, никак не можешь?

Анастасия
До сих пор не понимаю, я у него за жену или за дочку: по возрасту, за дочку сойду, а так вроде как и жена. Да в жёны насильно не увозят. Помнишь, небось, как в повозке меня, визжащую, через весь посёлок проволок? Сколь кричала, стучала ногами, аж валенки с ног сбила – никто не вступился. Только собаки подвывали да брехали.
 
Харитина
Зато после того, как в дом тебя втащил, и не бита ни разу. А у китайца-хозяина сколь раз колочена и ругана бывала? Даже за носочек детский, что в реку Эмельку упустили, полоская, колотушек получила. Помнишь ли?
 
Анастасия
Как не помнить? Вода в Эмель-реке и в самый жаркий летний полдень холодная. Через те полоскания я инвалидкой и осталась.

Харитина
Дёготь на гнойник приложить на недолгое время надо было, а не сутки держать.
 
Анастасия
Кабы знать, милая, где упадёшь, так соломки постелила бы. Кости в руках тогда будто собаки грызли. Я-то думала, что так и надо, что это болесть так выходит. А оно – вона, бабка Нохриха потом сказала, что это из рук-то жидкость какую-то дёготь повысасывал.
 
Харитина
Руки сынвалидила, зато душу спасла. Если бы китайцы тебя за Ивана не продали, то их сосед Лю ха Мин забрал бы. А мать с отцом что наказывали? Помнишь? Замуж выходить, но только не за идолопоклонника.
 
 Раздаётся собачий лай, потом некий стук. В комнату входит Иван.

Иван
Анютка, что ж не встречаешь? Здравствуй, Харитина.

Анастасия, подходя, целует в щёку его без особой нежности, а он сдерживает её за руку.

Иван
Анютка, погляди, что я тебе привёз-то. Платок новый.

Анастасия
Я их, Ваня, солить скоро буду. В сундуке уже три новых лежат, а меня маменькин куда как хорошо греет.

Иван
А этот, вишь, с птицами райскими. Глянь, как они на ветки вспорхнули. Аль не радостно душе, на них глядючи?

Анастасия
Душа? А не знаю я, Ваня, жива она или нет. Может, её у меня давно выбили, или я сама её выплакала, или в реке Эмельке выполоскала да с детским носочком и утопила.

Явление второе.
Лица
Харитина – молодая женщина лет двадцати, в той юбке, что была на матери во втором действии, в скромной блузе, в платке с райскими птицами. 
Анастасия – в темной юбке, серенькой  блузе и материнском платке.

Анастасия
Жить-то теперь как, не знаю. С Иваном жила как у Христа Бога за пазухой.

Харитина
Вот родственнички его и решили, что он за пазухой змею пригрел, которая его и убила. Что с ним статься могло, сама хоть знаешь?

Анастасия
Нет. Не вернулся он больше с извоза. Один тогда пошёл, уж больно хороший ход с товаром подвернулся. Помню только, что провожала его, а собаки по селу выли, будто по покойнику.

Харитина
Почему будто, Анютка? Собаки чуют. Наша Белка, вспоминай, когда мы маленькие были и Сашенька от скарлатины помирал, всю ночь луну отпевала.

Анастасия
Так то Белка. Она особенная. От всех на отличку была. Белая-белая. Она-то меня и спасла...

Харитина
Как это? Когда?

Анастасия
Когда меня в тюрьму после пропажи Ивана взяли, то это родственники его расстарались. Документов у меня никаких нет. И женой Ивана я записана никогда не была. Это хорошо, что платок тебе сразу после его отъезда подарила и швейную машину к тебе шить принесла. Так бы вообще и памятки никакой об жизни с Иваном не было бы. Сама-то я осталась как стой... Присуждено мне было двести ударов палкой по пяткам. Про Ивана я всё равно рассказать толком ничего не могла. С какого удара обеспамятовала, не помню. В себя приходить стала от запаха гнили да холода.
 
Харитина
Так, когда подумали, что ты померла, тюремщики к помойке за кладбище тебя и отнесли. Меня наш сосед Быдык туда привёл. Если б не он, тебя бы там бродячие псы и загрызли.
 
Анастасия
Вы уже позже были. А поначалу она, Белка. Пришла я в себя, чую: гниль вокруг и холод собачий. И вдруг будто пуховым одеялом бабушкиным меня укрыло. И кажется мне, что я, как в детстве, у реки нашей Шилки, а рядом собака Белка. Обняла меня лапами, лижет в лицо. А потом взлаяла будто и пропала. А куда она, к слову сказать, пропала?

Харитина
Когда?

Анастасия
Да в детстве ещё. Из дома тятиного.

Харитина
Незадолго перед тем, как раскулачивать нас пришли, чуял уже тятя наш недоброе что-то. Вот и отдал Белку корейцу-соседу. Тот давно просил. Втихую тятя со двора увёл, чтоб мы не видали. Думал, что спасёт любимицу. А, оказалось, съел.

Анастасия
Кто, кореец?!

Харитина
Да ещё и тятю угостил. Маменька потом рассказывали. Папеньку в гости пригласили. Ради него особую императорскую трапезу устроили. Так корейцы наизнатнейшего гостя встречают. Аж двенадцать блюд приготовлено было. А когда тятя откушал да на двор вышел, то под кустом шкуру увидал собачью и глаз застылый. Белку он сразу по окрасу узнал. С того дня неделю хворал да прощения у Белки днём и ночью вымаливал. Как раз до того, как за нами пришли.

Действие третье
Явление первое
Лица
Харитина – женщина лет тридцати пяти, в тёмной юбке, цветной блузе, в платке с райскими птицами. 
Анастасия – в темной юбке, тёмной блузе и материнском платке.
Павел – молодой человек лет тридцати, чубатый, в лёгкой рубашке, штанах, босиком.
Анатолий Белоцерковский – очень худой мужчина, в стареньком костюме, очках, с книгой.
Харитина раскатывает тесто, Анастасия перебирает бредень. Павел что-то режет, потом растирает руками какую-то траву. Иногда слышны детские голоса. В комнату входит Анатолий.

Анатолий Белоцерковский (входя в комнату)
Мир дому сему.

Павел
С миром принимаем. Заходи, Толик. Заждались, я чай. Настя, лампу запали.
 
Анатолий Белоцерковский
Сиди, кума. Я сам с усам (зажигает керосиновую лампу). На рыбалку что ль собрались? А бредень-то ваш выдюжит? Он, видать, Паша твой ровесник...

Павел
Ничё... Настя заштопает. Он ещё и внукам моим послужит. Хотя... Они-то, может, рыбу бреднем ловить не будут.

Анатолий Белоцерковский
Вон как! В цари-баттюшки их готовишь, али просто панского роду будут?

Павел
Цари не цари, но учатся. Вон Вена уже по-китайски считать научился. Вена! А ну-ка!

Раздаётся детский голос.

Голос
Игэ, лянга, санга, сыга, угэ, люгэ, чигэ, нагэ, тюгэ, шигэ...

Анастасия
Да вот не знаем, надо ли будет то ученье-то... Вроде как собирают людей, кто хочет обратно уехать.... В Россию-то.

Анатолий Белоцерковский
В Казахстан повезут. Так бабка надвое сказала, что там-то. Тут вон Павла давно знают. У вас хоть мазанка есть, дети в школу опять же ходят. А там что?

Анастасия
Что там не знаю, но сторона-то родная.
 
Павел
Там земля родна, где мошна полна.

Анастасия
То-то я слышу, как ты золотыми монетами звенишь. У тебя вон дыра в кармане да вша на аркане!

Павел
Вшей я только с дунганской войны приносил. Давно их в бане сничтожил. Блохи бывают, но каждая в посёлке на моих подковах скачет. А дыра... Да, есть, ты до сих не зашила. Вот только Павла Лексеича тут каждая собака знает. Здесь ты пошла в лавку да за десять гусей всего кастрюльку взяла, а в Казахстане что? Пока мы там разживёмся... Пойду что ли, дым попускаю.

Павел поднимается, берёт скручённую папироску и уходит.

Харитина
Да и как собраться-то, Анютка? Шестеро детей....

Анастасия
Голому собраться – только подпоясаться. Павел вон и по-казахски, и по-уйгурски, и по-узбекски говорит. Проживём нито...

Анатолий Белоцерковский
Говорить не жить. А вас там не ждут ли? За папашу не ищут?

Харитина
Да Настёна давно у священника все документы составила. Фамилия её – Пашина, и дети все Черновы, а не Ткаченко.

Анатолий Белоцерковский
Да тут такое дело, не мясо, не унюхаешь. Как там, наверху (показывает на небо) приказ написали, так и будет. Советовать легко, а решённое на себя примерять самим надо будет. Ну, так на чём мы там остановились? (Открывает книгу) «Волчий вой то отдалялся поднявшимся ветром, то был слышен близко, визгливый, остервенелый. Прохору чудилось, что в звериное завывание вплетается жуткий человеческий стон. Нет, это гудит в ушах, это болезнь в голове ходит; конечно же, Ибрагим не будет так стонать.»...


Явление второе
Лица
Анастасия – в темной юбке, тёмной блузе и материнском платке.
Павел – человек лет пятидесяти, чубатый, в лёгкой рубашке, штанах, босиком.
Антонина – молодая женщина двадцати пяти лет, беременная, в лёгком сереньком платьице.
Вениамин – молодой человек двадцати двух лет, в светлой рубашке, брюках, на ногах – сандалии.

Анастасия
Тоня, сон папе снился. Голубка белая улетает далеко-далеко, а голубёнка своего оставляет. И у меня на душе неспокойно что-то, будто тянет её, душу-то, кто-то. Платок подай-ка мне, зябко стало.

Антонина
Уезжаю я, мама.

Павел
В Павлодар что ли? Так ты только сегодня приехала... Чего скакать-то было за сто вёрст киселя хлебать.

Антонина
Нет, тятя, в Латвию. Насовсем. К мужу.
 
Павел
Да разве гонит вас кто? Чем тут плохо? Вы вон оба при работе. Комнатушка какая-никакая есть, а там, глядишь, как воторого родишь, жильё дадут. Что вы там в Латвии схватите? Роберт и там гол как сокол.

Антонина
Пока поживём с его братом в их родительском доме. А там видно будет. Зато он сказал, что, может, у меня да моих детей родина появится. А то я-то и не знаю, где она, родина моя.... Россия? Я её никогда не видела.... Китай? Мы для китайцев русскими были. Казахстан?  Здесь почему-то мы китайцами стали...

Вениамин
А меня по распределению в Узбекистан отправляют, в город Чирчик. Я потом для вас узбеком стану.

Анастасия
Как же это? Тоня? Вена? Господи! Да за что же?
 
Антонина
Мама, сына Павлушу я пока с вами хочу оставить. Ведь ещё неизвестно, примет ли меня новая родина.
 
Павел
Это даже хорошо. Тонечка, я Павлушу за пазуху посажу, да так и носить буду. Я ведь ему посмотри, какой колокольчик сковал, мы с ним в него так звонить будем, что ты даже в Латвии нас услышишь.
 
Антонина уходит со сцены и через несколько мгновений возвращается с картонным чемоданчиком.
 
Павел
А ты, я вижу, уже и чемодан собрала.

Антонина
Да, тятя. Хочу ехать сразу, чтоб душу не травить.
 
Вениамин
Да и мне пора собираться.

Павел
Ну, что ж, тогда присядем на дорожку.
 
Садится, рядом с ним усаживается Анастасия. Возле них на полу – Вениамин и Антонина, положив головы родителям на колени.

Антонина (рассматривая колокольчик)
У нас такие у затона растут. Мы всё раньше думали, что они звенят. Помнишь, когда на Байконуре бомбу какую-то испытывали, и даже от нас тот гриб было видно?

Вениамин (смеётся)
Катюше ещё лет пять было. Мы все кричим? «Гриб! Гриб!» А она всё в траве его высматривает, так и не увидела.

Антонина
А я тогда, помню, как раскрылся этот дымный гриб, упала в траву от страха, Катеньку да Сашеньку к себе прижала, а когда открыла глаза, то первым делом увидала их – колокольчики. И казалось тогда, что это они звенят... Пора мне, мама, тятя.

Павел
Не плачьте. Нельзя слёзы в дорогу брать. Не навеки же прощаемся.

Обнимаются. Вениамин и Антонина уходят. Анастасия крестит их вслед.

Анастасия
Да что же это такое, Паша? Как будто гонит наш род кто-то. Всю жизнь бежим куда-то... Где остановка?
 
Павел
Чего причитать-то? Живы, здоровы. А детям не под твоим же подолом всю жизнь сидеть.
 
Анастасия
Да вон Шурча-соседка как родилась тут, в Лебяжьем, так и состарилась.

Павел
Только ты её жизни не завидуешь. Она живёт, как в поговорке у казахов: «Ты ко мне приедешь, что привезёшь? Я к тебе приду, что ты мне дашь?»  А то, что она всю жизнь на одном месте просидела, так у нас старый пень во дворе тоже всю его жизнь торчит. А толку?
 
Анастасия
А с нашей беготни толку много ли?
 
Павел
А чего ты вообще хочешь? Жить, как Шурча, вряд ли. Как председатель совхоза? Граматёшки не хватает, да и не только это. Каждый сверчок знай свой шесток. Не тяни, мать, душу.

Анастасия
Не шибко её у тебя потянешь. Только об себе и думаешь. Недаром мать тебя всё варнаком называла. Всю жизнь так: гуляй, атаман, весел да пьян.
 
Павел
Пьяный проспится, дурак – никогда. Не душа у меня, мать, а омут. Самому туда страшно заглядывать, и ты не лезь. Оттого-то и пью.
 
Анастасия
Паша, да у тебя ж руки золотые. Ты ведь и кузнец, и сапожник, и столяр, и плотник. Ты ведь в такие дома приглашён был, что мы могли как сыр в масле кататься.
 
Павел
Мать, русскому человеку чтобы подняться, упасть надо.

Анастасия

Но не лицом же в грязь!
Павел
А грязь не сало, потёр и отстала.
 
Анастасия
Только не человеческая. Её зубами не выгрызешь. Она и на белье потомков потом проступает.

Павел
Будет! Бабьи сказы мне про грехи рассказывать. Каждый мышонок пусть за своим хвостом смотрит. А я жить хочу. Жить, понимаешь?!

Уходит. А когда открывает дверь, слышен собачий лай.

Явление третье
Лица
Антонина – пожилая женщина лет семидесяти, в тёмных брюках, вязаном свитере, на плечах – платок с птицами
Екатерина – женщина шестидесяти лет, в джинсах, бежевой спортивке.
Женщины пьют чай, сидя за столом. Стол находится на улице под навесом у дома.
 
Екатерина
Нет, Тоня, надо решиться на поездку. Последний раз в жизни хоть Иртыш увидеть.
 
Антонина
А ты знаешь, мы с Веной всё мечтали в Китай попасть, руки в Эмель-реку опустиь. Могилу Леночки мы, конечно, не нашли бы. Но хоть воздух тот вдохнуть, китайский.
 
Екатерина
Так это вы Китай помните. Для меня Казахстан роднее. А вот для внуков наших вообще непонятно, как будет. Дети у нас с тобой от латгальцев.

Антонина
А живут теперь заграницей. В старости, знать, будут вспоминать Латвию.

Екатерина
А внуки? К примеру, мои? Один живёт в Ирландии, мама полурусская, полулатгалка, папа – болгарин. Вторя внучка живёт в Англии, папа армянский еврей. Сюда, в Латвию, они уже вряд ли когда-либо вернутся. Нас на свадьбы давно уже не приглашали, только на похороны.
 
Задумываются, прихлёбывают чай.

Екатерина
Ну, так что? Тогда надо в понедельник звонить, узнавать, какие документы, визы там, приглашения для поездки нужны.
 
Антонина
Может, можно тогда с Павлодара к тяте на кладбище в Астану заехать, а потом к Соньке в Алтайский край?

Екатерина
Сколько это на машине времени займёт?
 
Антонина
Не знаю. Я не знаю, как быть. Меня дочь зовёт в Лондон. Внуков нужно ей привезти. А я боюсь.

Екатерина
Чего бояться-то? Самолётом быстрее, чем нам до Риги доехать.

Антонина
Да не в том дело. В мире вон что делается. Страшно... За детей страшно. А если я в Казахстан полечу да в Россию поеду, то в Лондон уже не получится.
 
Екатерина
В Лондон, может, и не надо. Пусть дети сами разбираются. Когда бабушка маму в Китай отправила, то благословила жить. У тебя ведь тот листок из Библии остался?

Антонина
Конечно! В отдельной папке лежит.

Екатерина
Вот пусть дочь за внучками сама сюда приедет. Ты их благословишь, да в Божьи руки и придашь. А нам ещё долг отдать надо.

Антонина
Какой долг-то? Я вроде как и не занимала ни у кого.

Екатерина
Да заняли мы с тобой и забыли. Помнишь, у мамы в деревне на стене портреты были? Я всё на мать ругалась, что вы, дескать, всё по старинке живёте, понавесили тут старья. Вынесла я фотографии те в сарай, они там и пропали. А ты в Казахстане свидетельства о рождении порвала, которые священником в Китае выписаны было. Всё нам стыдно было, что это церковью выписано. Так теперь нам надо на той земле хоть прощения попросить.
 
Антонина
А знаешь, я недавно в огороде колокольчик нашла, похожий на тот, что тятя Павлуше выковал когда-то. Он у меня теперь всё время с собой, в кармане.

Достаёт из кармана колокольчик, смотрит на него.

Антонина
Помнишь, что тяте завтра сто лет было бы со дня рождения?

Звонит в колокольчик.

Занавес.