Сирин

Больше  нет…
и близко не стояло -
тех, вчерашних, тёплых и живых….
Я свечусь, как прежде ярко-алым,
рифмами болея не о них.
Кутаясь в лиловые рассветы,
прячу в сигаретный лёгкий  дым
призрачность нагого  силуэта -
женщины,
доставшейся другим.

Маленькой,
бедовой, хрупкой  ведьмы
в царстве заколдованных теней -
той, что измеряет вдохновенье
пряжками расстёгнутых ремней.
К горечи отринутых скитальцев
словно открываю новый счёт
в миг, когда пылающие пальцы
демону ложатся на плечо.

Мрак из окон мягко тянет лапу
к тёплой обнажённости спины -
прежние следы чужих царапин
в облаке табачном не видны.
Значит,
можно снова по живому
рвать рассветы лезвием стиха.
Сбудься первобытным, жадным словом
с женщиной,  не знающей греха,

пьющей сквозь соломинку ночами
душную тоску багровых лун,
чёрных и отравленных печалью -
плачем вещей птицы Гамаюн.
Свист её -
пророчеством болотным
входит за туманами в мой дом,
эхом бьётся в лестничных пролётах,
словно предвещая первый гром.

Пиршество и роскошь вакханалий
самых сумасшедших летних гроз.
Я свечусь,
как прежде ярко-алым,
больше веря птице Алконост.
В отблесках коротких  молний синих,
рушу  иллюзорность прежних стен,
став вдруг в одночасье птицей  Сирин -
самой роковою из Сирен.