Памяти Гумилёва

«Гордо и ясно ты умер, как Муза учила.

Ныне, в тиши Елисейской, с тобой говорит о летящем

медном Петре и о диких ветрах  африканских – Пушкин»


В. Набоков
 Конквистадоры, капитаны и вожди,
 Охотники, корсары, флибустьеры!
 Он среди вас, он не любил дожди,
 Он риск любил и рисковал без меры.

 Он породнил и саблю и перо.
 Он приручил чудесного жирафа.
 В портах он ставил только на зеро –
 И был изысканней любого графа.

 Он в дар принёс нам светлый акмеизм.
 Поэт, улан, разведчик, литератор.
.Отчаянный он прятал героизм,
 Спокойный собеседник – не оратор.
 
 На фронт ушёл по зову, рядовым,
 Поэзия здесь не была барьером.
 Вернулся умудрённым, чудь седым,
 С крестами на груди, став офицером.               
 
 Он помнил детство, Царское село.
 Быть может, лицеист ему являлся
 И говорил: «Мой брат, мы заодно»,
 Потом в тумане образ растворялся.
 
 Там Анненский – учитель и мудрец –
 Легко вложил в его он руки лиру,
 И словно бы заботливый отец
 Явил он Гумилёва миру.
 
 Потом Сорбонна, юный Мандельштам
 Встречает Николая Гумилёва,
 Так зарождался акмеизма храм,            
 И было поначалу только Слово 
 
 Был Африку, как в женщину влюблён,
.Её любил он так не  понаслышке,
 А пальмы для него, как чей-то клён
 В компании поэта и мальчишки.
 
 Его звезда столкнулась со звездой
 Такой же яркой, бурно им желанной.
 Жизнь без неё была совсем пустой,
 А счастье называлось только Анной.
 
 Но время шло, распался тот союз,
 Осталась память – их сынишка Лёва.
 Красивый мальчик, как прощальный блюз
 Меж двух светил созвездья Гумилёва.
 
 Поэта расстреляли в тридцать пять.
.Он принял смерть, куря неторопливо,
 Как будто не в первой так погибать…
 Пульс ровный.  Край. А там уже могила.
 
Он только взял Евангелие в тюрьму
 И скромный, ветхий томик Илиады.
 А на стене он написал: «Иду…»
 И не просил у палачей пощады.

 Но капитаны бороздят моря
 И рулевые держат курс по карте.
 Лев Гумилёв, улыбкою даря,
 В тиши ведёт рассказ о древней Спарте.