Ревность толкнула к любви

  Они никогда не были друзьями, просто соседями и хотя дом одного был на улице, а у другого в переулке, но сходились их огороды и даже тропка к речке годами протаптывалась так, что бесполезно было делать глухую изгородь, только через прясла жердья перелезали, не ломая, те, кто хотел сократить путь к речке через их огороды. В двух местах тропка шла по мёжам и там кустилась малина, были невысокие, но ягодные черёмухи.
  Вот возле этих-то черёмух и увидел Фёдор свою миловидную жену целующуюся с чужим мужиком. Он даже не разглядел его из-за тени и сгущающихся сумерек, но по сутулившимся плечам, росту выше среднего, длинным рукам заподозрил соседа. И они действительно пошли к соседскому дому по узкой тропке. Фёдор скрытно, как учили в погранвойсках, пошёл за ними и в малиннике наткнулся на падчерицу Игната. Чувствуя, что девушка закричит, он как бы невзначай приобнял и поцеловал, зашептал на ухо: "Что отчим-то твой творит, чужую жену уводит".
  - А я и не заметила, хотя вроде- бы и слышала голоса, но не разборчиво.
  - Если ты мне не поможешь, я ведь вгорячах могу дел натворить...
  -  Да чем же я помогу?
  - А проведёшь через потайной ход, чтобы мне раму не высаживать, стёкла не бить...
   Маша поддалась на уговор Фёдора и повела  мимо хлева, через маленькие дверцы и дворик в сени с тыла. Фёдор знал, что в доме были двери из коридора в избу и в горницу. Он, налегая плечом, приотворил дверь и они сразу увидели любовников, раздевающих друг друга, при этом говоря несвязные слова, как пьяные. Их горячность передалась Маше: её бросило в жар, голова пошла кругом. А Фёдор в это время вспомнил, что что-то слышал о том, что между падчерицей и отчимом что-то было. Обняв Машу сзади, горячо зашептал ей на ухо:
  - Если им можно, почему нам с тобой нельзя?!
  - Нам...- как-то оторопело и растерянно прошептала Маша.
  - Только твоя ласка может меня остановить, а то ведь порежу их обоих- сказал Фёдор.
  - Нет только не это - зашептала  Маша, видя , что её отчим в страсти овладел чужой женой. И как казалось Маше, лучше ей пожертвовать собой, избежав более страшной развязки. Тут же в коридоре была деревянная кровать, на которой иногда летом, усталая до изнеможения спала мать Маши, которая была на десяток лет старше Игната. Фёдор ласково, сдерживая, преодолевая ревность, стал обнимать и целовать Машу и , возбуждаясь, легко вошёл в неё, поняв, что отчим уже обабил её. Тело было податливо, но Маша, напряглась, что-то услышав.
  - Давай в клеть или мезонин перейдём.- сказала она.
  Они во время ушли, потому, что любовники вскоре выходили и Игнат говорил вполголоса:
 - В горнице жена может застать, в мезонин лестница узка, пойдём в клети ещё...
  Федор с Машей еле успели прошмыгнуть в мезонин и, не закрывая скрипучую дверь прямо на полу любили друг друга, не столько от прилива чувств, сколько от отчаяния, хотя Маше Фёдор нравился больше отчима, у которого жена Фёдора была очередной из немалого числа любовниц.
  Уже поправляя нижнее бельё, Маша спросила:
 - А ты не изменял жене до меня?!
 - Нет, ведь я любил её.
 - А меня можешь также полюбить, ну может немножко по-другому, но серьёзно, по-настоящему? Я бы тебе была верна.
  - Ну уж если другого выхода ни у меня, ни у тебя нет, то уедем от греха подальше, у меня сестра одинокая, приютит.
  В ту же ночь , наскоро собрав необходимые вещи, они пошли через речку в соседнюю деревню. В речке, купнулись голыми, уже не стесняясь друг друга. Чтобы не будить сестру, прошли в баню и ночевали на полке, обнявшись.
  Сестра их не осудила, как-то сразу всё поняв. И рассудила:
 - Хоть и красивая у тебя Федя жена, но детей она тебе не родила, а за пять-то лет можно было. Может с этой у тебя сладится, она работящее, хоть и моложе. Да и разница в годах у вас немного больше десятка лет. Это когда баба мужика старше, боком может выйти, а если наоборот, привычнее.
   По совету сестры они назавтра отправились дальше на местную небольшую станцию, а с неё рабочим поездом в посёлок, где Фёдор до армии два года работал  в мастерских и пожить можно было у старшей сестры в боковушке. Муж у сестры был мало разговорчивым и мало пьющим, а дети выросли и жили своей жизнью.
Степан и устроил Фёдора на работу в свою бригаду на нижний склад. И зажили молодые своей жизнью. Когда Маша призналась в беременности, у Фёдора даже сомнений не было, что его ребёнок, и любить он её стал ещё сильнее и почти до роддома не жалели они друг другу ласки и нежности. Девочка родилась волосиками в мать светлая, а глаза голубо-синие, как у отца. У Игната же глаза были тёмно-карие, почти чёрные, А у Маши - серые. В разговорах они не вспоминали прошлые свои жизни. Фёдор развёлся и они расписались, когда Маша была уже на шестом месяце беременности.
  -  А я вот почему-то, когда ещё ты из армии пришёл была немножко в тебя влюблена, по-девчоночьи.
   Фёдор, если не слишком уставал от своей ломовой работы, носил дочь на руках, укачивая, когда она будила его плачем. А потом Степан сделал зыбку и, вкрутив кольцо под матицу, повесил её на оцеп. Жизнь налаживалась