Диалог об афинской демократии

– Приветствую тебя, о Эмпедокл.
Готов ли в путь? Взгляни на эти стены,
которые построил Фемистокл,

ведь в синем море, кроме волн и пены,
нет ничего, куда не кинешь взор,
и только бури вносят перемены.

– Приветствую тебя, о Протагор.
Взглянуть на стены? А ты прав, конечно.
Нам долго не увидеть этих гор

и этих стен. А время скоротечно
и, может, уезжая из Афин,
мы покидаем их уже навечно.
 
– Здесь, Эмпедокл, я дожил до седин
и здесь прославил собственное имя
и я теперь с Афинами един –

и жизнью и душой я сросся с ними.
Здесь, Эмпедокл, я встретился с тобой,
с Периклом, Геродотом и другими.

– Мы оба не обижены судьбой.
Великий Зевс, благослови Элладу,
пусть нас минует вражеский разбой,

пусть эти стены выдержат осаду
и, если мы еще вернемся к ним,
дай нам увидеть мощь Афин в награду.

– Всё, Эмпедокл, давай-ка поспешим.
Гребцы уже спускают весла в воду,
а мы тут про Афины говорим.

Приятно плыть в хорошую погоду.
Флот, кстати, тоже строил Фемистокл,
чтоб защищать афинскую свободу.

– Послушай, друг, что скажет Эмпедокл.
Ты, вероятно, знаешь сам прекрасно,
что стать хотел тираном Фемистокл,

ведь не изгнали бы его напрасно.
Тиранов губит их авторитет
и это даже и ребенку ясно.

– Но в этом никакого смысла нет:
теперь он так же верно служит персам
(а что ты б делал десять долгих лет?)

и после всех его побед над Ксерксом
наш бывший полноправный гражданин
стал волей Ксеркса полноправным персом.

– Поэтому он изгнан из Афин.
Всегда тираны тянутся к тиранам.
И изгнан из Афин не он один

скитаться по чужим далеким странам.
у нас пока для всех один закон,
препятствующий самым дерзким планам.

– Подумай, Эмпедокл, а если он
строй персов приведет под наши стены?
Я понимаю, город укреплен,

но не боится ли народ измены,
ведь поддержали многие б его,
чтоб в городе настали перемены.

– Закон гласит, что право большинство
и, если сделать, что оно решило,
то больше не изменишь ничего,

чего бы большинство не совершило.
В отличие от Персии, у нас
простой народ – единственная сила.

– Ты подтверждаешь, Эмпедокл, сейчас,
что человек – единственная мера
всего и для меня на этот раз

нет этой мысли лучшего примера.
Народ, как человек, решает сам,
где – истина, а где – слепая вера.

– Давай оставим истину богам.
Они мудрее нас, а остальное
относится в такой же мере к нам,

как и ко всем другим, кого… больное
воображение на поводу
ведет, не оставляя ум в покое.

– А значит, и к афинскому суду.
Не обращай вниманья, это шутка.
Но представлять себя в одном ряду

с изгнанниками мне немного жутко.
Как хорошо, что здесь поговорить
об этом нам представилась минутка.

– Что там за города, хочу спросить?
Похоже, мы доплыли до колоний
и очень скоро сможем ощутить

манящий сладкий запах благовоний
и дух свободы, удаленной от
персидских и спартанских беззаконий.

– Всё может быть совсем наоборот.
Там были и персидские сатрапы:
когда происходил переворот,

то часто отдавали власть в их лапы –
рабам не по зубам большая власть –
и мы там больше не спускаем трапы.

– Зачем им власть? У них иная страсть:
их привлекает то, что смена власти
дает возможность каждому украсть

посуду, вещи, судовые снасти.
Рабы не понимают всё равно,
что разрывают Грецию на части.

– Зачем же мы тогда рабов виним?
Подумай, если мы начнем бояться,
что боль напрасно людям причиним,

над нами скоро все начнут смеяться
и мы утратим здесь авторитет.
С врагами надо жёстко расправляться.

– На это не рассчитан наш бюджет,
ведь здесь нужны немалые затраты,
а лишних средств теперь в бюджете нет,

с тех пор, как установлены зарплаты
в суде Афин, в Совете пятисот,
чем недовольны все аристократы.

– И из-за государственных забот,
наверное, Перикл забыл о Спарте,
которая глядит, разинув рот,

на наши территории на карте
и даже просто может совершить
набег без цели, в боевом азарте.

2.07.2004