Богатяновка

Памяти богатяновских и нахаловских ребят,
сгинувших неизвестно где.

1
...он опять под бокс подстригся
и идёт вихляво так.
А во рту сияет фикса –
он по всем статьям блатняк.

У него такие клёши –
не видать носков штиблет.
В общем, парень нехороший,
от него один лишь вред.

Это он соседской Тоньке,
той, которая из тех,
подарил платочек тонкий
и на шапку лисий мех.

Ясно дело, где-то стырил,
на такое он мастак.
Правда, ни одной квартиры,
ни один с бельём чердак

не очистил, где солдатка
иль солдатская вдова…
Помню, как гулял он сладко –
нам ириски раздавал.

С залихватскою сноровкой
по гранёным ёмкостям
водку, «белую головку»,
наливал он мужикам.

Вот житуха – лямца дрица!
Прожигал её юнец…
Как верёвочке ни виться,
а приходит ей конец.

Смолкла песня «Гоп мо смыком»,
не допел её пацан:
взял его товарищ Смыков,
участковый капитан.

Может, где-то прокололся,
может, кто-то парня сдал.
Из распахнутых оконцев
переулок наблюдал:

бабка Домнушка-чернавка
сунула ему кулёк
от цинги целебной травки,
освящённый образок.

Взят, положим, он за дело –
впереди тюремный шлях…
Но в углу ж двора ревела
Тонька, девка на сносях!

Круто, круто жизни тесто –
месят судьбы вперегиб:
брат его убит под Брестом,
батя в финскую погиб…

…Ворон, лихолетий птица,
опускает два крыла...
Расцветал салют в столице,
а у нас сирень цвела…

2
…пораскрыты в окнах створки,
наступил в соседях мир –
стихли ссоры за конфорки,
не стучит никто в сортир.

Показалися из тени –
тень бросал фонарь за дом –
те, что ботали по фене
в толкавище за углом.

Вышла, чиркнув зажигалкой,
в платье красного красней
Верка, честная давалка,
дама местных блатарей.

На скамейках стихли пары…
Приготовился наш двор
слушать Зининой гитары
серебристый перебор.

И с балкона коммуналки,
со второго этажа,
всколыхнувши воздух жаркий,
звук полился, чуть дрожа.

И, как каждый раз бывало, –
нам привычным чередом! –
«Рио-Рита» для начала,
«Джеймс Кеннеди» – на потом…

Да не треньканье от скуки –
два аккорда невпопад,
как в подъездах от докуки
раз иной теперь бренчат.

Нет! В игре угрюмой Зины
жизни лучшей был намёк:
что-то вровень с неба синью,
что-то горю поперёк.

Это поняли мы поздно –
взрослым поняли умом.
…Пахло мамалыгой постно,
запечённым чебаком…

А о ней болтали даже,
что была в других краях
марафетчицей со стажем
в давних нэповских годах.

Нам-то что до бабьих слухов?   
Не спускали с Зины глаз –
нападала расслабуха,
непонятная на нас.

Было в этих звуках ладных,             
что зачёркивало враз
в пацанах, ещё нескладных,
хоть на этот странный час

страх бомбёжек незабытый
(как от взрывов дом дрожал!),
память о бойце убитом,
что на улице лежал…

Годы… годы… Лица тают
в зыбкой дымке временной.
Где теперь они, не знаю.
Только всё оно со мной:

раненный под Прагой Лёня,
дворовая блатата,
ствол берёзы опалённый
и развалин чернота.

Мы тогда ещё не знали,
что нам жизнь преподнесёт,
просто слушали, дышали…
…сорок пятый – светлый год…

3
...восьмиклиночка на темени,
чубчик косо – будь здоров!
Шёл я в угловатом времени
тех сороковых годов.

С целым миром шёл брататься я:
с жизнью у меня лады!
Во дворе цветёт акация,
сыплет белые цветы.
Разлетались в небе голуби –
сизари да почтари.
Не своруют их от голода
в самый первый час зари.
Распрощай, макуха горькая,
надоела за войну!
Раскрошу остаток только я
на подкормку сазану...

Отчего не нашей улицей
я теперь ходить могу?
Мама больше не волнуется!

...В магазине на углу,
там, где раньше был оптовый,
продавщица не орёт –
на рубли реформы новой
хлеб без карточек даёт!

4
...я кольцо обручальное двинул
перекупщице Верке рябой.
Застолбив с уркачами малину,
пили вермут ночною порой.

На продавленном сидя диване,
словно каясь попам за грехи,
сам поддатый, читал этой пьяни
мной сожжённые раньше стихи.

И под лампою без абажура
в конопляном тяжёлом дыму
я вещал им, что нету ажура
в сумасшедшем российском дому.

О папаше, вином обуянном,
и о маме, что бита стократ.
Как стихают любви ураганы,
что она не приходит назад.

И, повиснув на мне – на артисте,
смутно вспомнив про жалость и стыд,
отработав своё в «Интуристе»,
две шалавы рыдали навзрыд.

Под глазами чернели подтёки –
тушь смывалася пьяной слезой.
Сквозь румяна светились их щёки
диспансерною белизной.

Костя – бес Богатяновки нашей,
восемь ходок ему нипочём! –
на столешнице перед Наташей
«Я люблю!» резанул финарём.

Синью глаз распахнулись две щёлки –
осветилось у Верки лицо.
И, взглянув на подруг из-под чёлки,
мне на палец надела кольцо...

5
…смыты улиц перспективы
надоевшим всем дождём.
Струи гулко бьют в отливы.
А вода таким ручьём –

к тротуарам нету брода!
Даже домофон осип.
Мерзопакостна погода –
ОРЗ, простуда, грипп!

В атмосфере вновь неладно!
После летошней жары
осень не была прохладной.
До январской до поры

нет на зиму и намёка,
снега нет, сугробов нет!
Вся Вселенная промокла –
дождь дождю идёт вослед…

Хворь любая может статься.
И одно  спасенье тут –
поскорей упаковаться
в пахнущий борщом уют…

И в такие непогоды,
сам не знаю почему,
я назад листаю годы
скопом и по одному.

Вот на днях почти случайно
я зашёл в наш старый двор,
где любви рождались тайны,      
где я не был с давних пор.

Сломаны давно скамейки,
скошен над крыльцом карниз,         
нету Зининой семейки,
в тюрьмах Женька-вор завис.

И от всех-то и остались
«ты, да я, да мы с тобой».
Копятся в душе усталость
и привычный непокой…

Были наши встречи редки
и до боли коротки.
Вновь звоню тебе я, Светка,
а в ответ одни гудки.

Затерялась как навечно
в параллельных мне мирах –
в коридорах бесконечных,
на затоптанных полах.

Где теперь ты чистишь-блистишь?
Так же твой болит висок?
Ведь давно уж видишь вблизь лишь
швабру, веник и совок… 

Хоть для счастия и мало,
свято надо сохранить
ту, что нас с тобой связала
в детстве, тоненькую нить!

Кукурузную лепёшку
мы делили пополам,
подставляла ты ладошку,
чтобы крошки – воробьям.

Строго в очередь лизали
праздничное эскимо,
лихо с пацанвой канали
на трофейное кино.

А теперь не так мы ловки,
пьём лекарства по часам.
Наши божии коровки
улетели к небесам…

Спрыгнет с неба солнца шарик,
снова дню придёт конец –
так же пьёшь на сон стопарик
под солёный огурец?

И, управившись по дому,
исполняешь ритуал?   
Так же смотришь ты сквозь дрёму
бесконечный сериал?

Оторвись хоть на минутку,
даже не нужны слова!
Подыши тихонько в трубку,
чтобы знал, что ты жива…