Симон Волхв перевод с сербского ч. 1

Данило Киш (мађ. Kiss D;niel; Суботица, 22. фебруар 1935 — Париз, 15. октобар 1989) је био српски књижевник и дописни члан САНУ.

Моим балканским учителям посвящаю этот перевод.

***
Через 17 лет после смерти и чудесного воскрешения Иисуса Назаретянина, на пыльных дорогах, покрытых капризным песком, пересекающих Самарию, жил человек, которого ученики называли Чудотворцем, Симоном Чудотворцем, а неприятели именовали его «borborita». Некоторые утверждали, будто этот мужчина происходил из селения Гита, в Самарии, а остальные – из Сирии или Анатолии. Надо признать, что и сам он поддерживал эту путаницу, отвечая на вполне невинный вопрос одним лишь широким взмахом руки, охватывающим как одно селение, так и половину горизонта.

Симон был среднего роста, мускулист, имел черные вьющиеся волосы, напоминающие корону. У него также была борода – ободранная и грязная, но с отдельными штрихами белизны. Симон также обладал изогнутым носом и профилем, сильно напоминающим профиль овцы. Один глаз был больше другого, что придавало лицу саркастическое выражение немого.

В левом ухе Чудотворец носил золотую серьгу: змея, проглатывающая собственный хвост. Его талия была опоясана несколько раз льняной веревкой, служившей Симону чем-то вроде циркового реквизита: в один миг этот канат поднимался торчком, и Симон карабкался по нему, вдохновленный восхищенными взглядами зрителей, словно по шесту. этот канат в одно мгновение поднимался кувырком, и он перед восторженными глазами зрителей карабкался по нему, как палки. Или завязывал пояс на шее теленка, которому отсекал голову одним-единственным взмахом меча, произнося волшебное заклинание. Некоторое время голова и тело лежали отдельно в песке; Чудотворец в тот же миг произносил уже известное заклинание наоборот – и голова воссоединялась с туловищем, а льняной поясок с телячьей шеи оставался на земле. Симон развязывал узел и снова подпоясывался веревкой, только если кто-то из зрителей не желал проверить состав ее волокон. Симон протягивал ему один конец затвердевшего каната, будто подавая трость; как только тот, кто сомневался, касался, веревка размокала и падала на землю, подняв пыль.

Он говорил одинаково хорошо на греческом, коптском, иврите и арамейском языках, а также на местных диалектах, хотя неприятели утверждали, что на каждом из этих языков Симон разговаривал с сильным иностранным акцентом.  Чудотворец не обращал внимания на эти слухи, и у меня сложилось впечатление, что он сам их поддерживал.
Был Волхв, как говорят о таких людях, большущим болтуном и человеком широкой души, особенно во время бесед со своими учениками, последователями или просто собравшимися. «Его глаза сияли, словно звезды» - твердил один из учеников. «У него был голос сумасшедшего и взгляд блудного» - писал один из неприятелей.

На замысловатых путях, ведущих с Востока на Запад и с Запада на Восток, Симон Чудотворец встречал проповедников, дороги которых часто пересекались: учеников Иоанна и Павла, а также самих Иоанна и Павла, разносивших по миру учение Иисуса Назаретянина. Воспоминания о Нем все еще живы в Палестине, Иудее и Самарии.
Симон часто показывал следы от их сандалей на въезде в одно село. Деревня удивительно спокойна, и вы можете слышать и лай собаки, и звонкое блеяние овец. И тогда, как и раньше, прилетает издалека мужской голос, звонко и ясно, хотя и не совсем понятно. Это апостолы, сидящие на поваленных стволах деревьев, проповедуют миру совершенство Божьего творения. Ожидая, чтобы выйти, скрытый в тени хижины Симон, слушает их до тех пор, пока люди полностью не разойдутся.

Тогда и сам он начинает проповедовать, окруженный своими поклонниками. Измученный софизмов апостолов, народ собирается вокруг Симона неохотно. «Мы сопровождали Павла и Иоанна, - говорят ему, - и они рассказали  вполне достаточно, на целый год вперед».

«Я не апостол, - говорит Симон, - я - один из вас. Они кладут вам руки на головы, дабы снизошел Святой Дух. Я протягиваю вам руки, дабы поднять из праха». Тут же поднял он руки вверх, а их широких рукавов, упавших большими складками, виднелись его тонкие, прекрасные пальцы, коими обладают только ленивцы и иллюзионисты.
 
«Они предлагают вам, - продолжал Симон, - вечное спасение. Я же предлагаю вам знания и пустыни. И, если кто хочет, присоединяйтесь ко мне».

Народ уже привык к босякам и бродягам, приходящим со всех сторон, но, чаще всего, с Востока; иногда по одному, иногда по двое, иногда с толпой верующих. Некоторые из них оставляли своих мулов и верблюдов возле деревни, или у подножья горы, или в соседней долине, а некоторые приходили с вооруженным эскортом (их проповеди уже заранее выглядели как будто комедия или угроза), некоторые въезжали на волах без страховки, что очень напоминало акробатические трюки.

Но вот эти последние пятнадцать лет, после смерти Назарянина, стали пребывать молодые и здоровые люди, с бородами, или вовсе безбородые, одетые в белые одежды, с пастушьим посохом в руке, и все они называли себя как апостолами, так и сыновьями Бога. Сандали были запылены от долгого путешествия, а речи походили одну на другую, так были научены одними и теми же книгами. Все рассказывали о чуде, коему были очевидцами: Назарей на их глазах превращал воду в вино и накормил целую толпу пятью сардинами. Некоторые утверждали, что видели Его, ослепляющего светом, и поднявшегося в небеса, словно голубь. Слепцы, свидетельствующие о себе как о живых очевидцах, говорили, что этот свет убавил яркость видения человеческого, но подарил им возможность видеть духовно.

И все они наречены Сыновьями Божьими и Сыновьями Сына Божьего. Они обещали за кусок хлеба и кувшин вина вечную жизнь и блаженство, но люди изгоняли их из селения, натравив яростных собак, а проповедники угрожали жителям вечным адом, где тело жарится на слабом огне, будто ягненок на вертеле.

Между тем, среди проповедников были хорошие ораторы, которые знали, как недоверчивым людям дать ответы на многие каверзные вопросы не только духовного плана, но и телесного: о сельском хозяйстве или скоте. Детям были обработаны прыщи и ссадины, девушкам даны советы по гигиене и тому, как защитить свою невинность; старикам давались инструкции, как подготовиться к приходу смерти, какие слова надобно говорить во время суда, и как держать руки, чтобы свободно пройти в узкий проход, к свету; матерям давались советы, как обойтись без дорогих знахарей, и как медицина поможет спаси детей, как уберечь потомство от войны; бесплодных учили молитве, которую требуется повторять три раза в день, а еще смирить сердце, дабы наполниться святым духом – и забеременеть.

И они делали это бесплатно, если не учитывать корку хлеба, получаемую в качестве благодарности, или миску холодной воды; пили маленькими глотками, бормоча какие-то непонятные слова.

Таким образом, миссионеры приходили один за другим, с разных точек Земли, разговаривали на разных языках, исповедовали разные обычаи; с бородами или вовсе безбородые – они говорили практически то же самое, подкрепляя эти утверждения утверждениями других. Детали попросту умножались, и, не смотря на некоторые различия, истории о чудесах и воскресении Назаретянина были поданы как достоверные.

Народы Иудеи, Самарии и Анатолии уже привыкли к этим молодым людям в пыльных сандалиях, держащим руки скрещенными на груди, певшим и говорившим, поднимавшим глаза к небу. Им давали холодную воду и корочку хлеба, а они, в благодарность, обещали вечную жизнь и описывали некие волшебные пейзажи, ожидавшие после смерти: никаких пустынь, песков, змей и пауков, а только широколистные пальмы, источники ледяной воды на каждом шагу, колосья до колена и выше колена, умеренное солнце. Ночи светлы, как дни, а дни – вечны. Коровы поедают траву, козы и овцы на пастбищах, цветы пахнут в любое время года… Там вечная весна, нет ни воронов, ни орлов, только соловьи поют весь день. И так далее.

Эта картина райского сада, которая вначале выглядела смешно и неправдоподобно – кто же видел солнце, сияющее вечно, и разве нет смерти, боли? – эти юноши с ласковыми голубыми глазами описывали все настолько точно, с такой убедительностью и с таким вдохновением, что люди начали им верить. Когда ложь повторяется долго, народ начинает в нее верить. Потому, что люди нуждаются в религии.

Многие молодые люди надевали сандалии с длинными ремешками и следовали за проповедниками. Некоторые возвращались в свою деревню спустя год-два, некоторые – через 10 лет. Ребята уставали от долгой поездки, их бороды седели. Они говорили тихо и грустно, держа руки сложенными на паху. Говорили о Его чудесах, о Его учении, внушая странные законы презирая чувственные удовольствия, скромно одетые, кушали мало, пили вино, поднимая чашу обеими руками.

Они вспыхивали неожиданной яростью, если кто-то смел противоречить, выражать сомнение в их учении и Его чудесах, если кто-то сомневался в реальности вечной жизни и существовании райских садов. Потом проповедник записывал злые и жестокие угрозы на тему вечного пламени и бесконечного искупления грехов. «Некоторые из вас сохранили своих богов, - писал один из язычников, - свой ужасный язык и свое проклятие».

Они знали, что по с подозревающими необходимо говорить сладко и обещать много, подкупать их и угрожать, а также распространять власть, привлекая все большее число верующих. Они прибегали к шантажу, интригам, каждый раз, как только выражалось сомнение в их доктрине. У них имелись свои собственные провокаторы, коррупционеры и тайные суды, налагавшие анафему и наказывающие, сжигающие документы противников и насылающие множество проклятий. Итак, к этим людям присоединялись многие народы: за это они получали некоторые поощрения, а недовольные жестоко наказывались.

Видимо, именно потому в это время и появился Симон, известный нам, как Волхв.
Он проповедовал, что Бог апостолов – тиран, а тиран не может быть умным человеком. Он говорил, что их Бог, Иегова, оплот человечества, душит, убивает своих детей, насылая на них болезни и диких зверей, змей и тарантулов, львов и тигров, гром и молнию, чуму, проказу, сифилис, штормы и ураганы, засуху и паводок, мор и бессонницу, страдания юности и немощь старости. Он постановил, что наши предки могут находится в саду, в блаженстве, но зато лишенные сладких фруктов, делающих людей отличными от собак, верблюдов, ослов и обезьян – эти плоды дают возможность познания добра и зла.

«Как и то наш несчастный предок, движимый любопытством, я хотел достать плод, но что сделали они и что сделал ваш благочестивый Бог, Великий и Всемогущий, что Он сделал?! – взывал Симон, покачиваясь на шаткой бочке, - вы все творите правильно, и вы это знаете, ведь так утверждают апостолы, слуги Господа и Его рабы. Изгоняйте их, как зараженных и прокаженных, изгоняйте их нещадно, огненным мечем. А зачем? Затем, что их Бог – Бог злобы, озорства и ревности. Он проповедует рабство вместо свободы, бунт вместо послушания, а не избавление от удовольствий, а не догмы знаний… О, народ самарский, не правда ли, что ваш недавний ненавистник разрушил ваши дома? Не он ли насылал на поля засуху и саранчу? Не ходят ли по вашим городам десятки прокаженных? Разве это неправда, что год назад ужасная чума опустошила ваши дома? И каков тот Бог, каков тот праведник, о котором говорят ваши апостолы, если вы, как говорится, отвечаете за грехи предков?  Каков тот праведник, пославший вам гром и молнию, язвы, печаль и неприятности, только потому, что наши предки, движимые любопытством, уничтожаемые огнем, из которого рождается зная, боятся сорвать яблоко? Это, самаряне, не Бог, а ненавистник, это разбойник, охраняемый ангельской армией, до зубов вооруженной горящими мечами и ядовитыми стрелами, и они вот кто стоит на пути. Когда у вас созрел инжир, на него насылают паразитов, когда у вас созревают оливки, на ваши города насылают штурм. Когда вы режете овец на мясо, на них насылается чума, волки и тигры… чуть   только вы отвлечетесь на секунду.  Когда рождается ребенок, на него насылаются болезни, дабы дитя умерло. Каков тот Бог, названный праведным человеком, делающий все это? Нет, это не Бог, не тот, который пребывает на небе, не Элохим. Это кто-то другой. Потому что Бог, Творец неба и земли, мужчин и женщин, змей и птиц, начальник всей жизни, сотворивший твердь над водой, создавший моря, реки и океаны, зеленую траву, тени пальм и солнце, воздух, дождь и огонь - вот истинный Элохим, бог справедливости. И та религия, которую вам доносят Петр, Иоанн и Павел. а также их ученики, это вера разбойников и убийц. И все, что говорят о Нем и Его власти Иоанн и Павел, Иаков и Петр, это все ложь, слышите, самаряне! Их страна выбрала ложь, ложь является их Богом, у них ложные чудеса. Они врут потому что избрали поддельного Бога, которым они клянутся, так что они обманывают в любое время, и по этой причине, огромное вранье находится в постоянном вращении, его становится слишком много. У них все неправдивое. Знаете, где все обманное - там ничто не является обманом. Царство Небесное, царство справедливости, является выдумкой. Каждый символ их Бога - лживый. Праведники - тоже. Только вранье. Бессмертное вранье. Даже их книги являются ложными, так как содержат напрасные обещания, предвещают рай, но рай - это также брехня, он находится в их руках, а они, в свою очередь, пребывают у ворот рая, где также стоят и ангелы, вооруженные мечами, и судьи с подкрученными весами».

Народ слушал бесстрастно и с недоверием, точно так, как люди слушают демагогов: ищут скрытые смыслы за размытыми словами. Потому что граждане уже привыкли к тому, что власть и фарисеи за сладкими обещаниями и своим обманом таят угрозы и штрафы. Они ждали того момента, когда этот человек наконец скажет, зачем пришел и для чего изрекает такие бессмысленные слова, и зачем была придумана эта невнятная речь, лишенная ясности и смысла. Итак, они слушали его дальше. Ожидали, что оратор подкрепит мутную и непонятную речь каким-то акробатическим номером, каким-то чудом.

"Царство Небесное построено на фундаменте лжи, - продолжил Симон, глядя на безжалостное солнце, - а под крышей его живут мошенники. Их труды были составлены из придуманных слов и ложного закона. Если десять законов, значит, десять ложных догм... А Бог там - не Элохим, а тиран и мститель, дурной старик, в котором вы нуждаетесь и которым восхищаетесь, и он все ожидает, что упадете наконец-то на землю. И вы постоянно называете этого тирана всемогущим и справедливым! И слушаетесь только Его! О, люди Самарии, кто эти шарлатаны, которые приходят сюда, кто вложил в ваши уши ложь и нечестные обещания? Они присвоили себе благодать и просят вас повиноваться Ему без ропота, терпеть все тяготы жизни, раны, болезни, наводнения, чуму, и не роптать при этом. Иначе зачем запрещать произносить его имя? Это ложь, говорю тебе, народ Самарии, все вы проповедуете учение Петра и Павла, этих аферистов, обманывающих своих учеников, все это ужасно! Зато: не убивают! Ведь убийство - это Его работа, и только Его! Он умерщвляет детей в колыбели, матерей во время родов и беззубых стариков! Это его ремесло; поэтому не стреляйте! Именно его слуги приходят сюда, чтобы убивать! Они приглашены только для этого!  Они уверены, что являются волками, а вы являетесь овцами! Итак, самаряне, оставьте свои законы! ... Не занимайтесь блудом, дабы они не забрали ваших цветущих девушек! Не завидуйте своему соседу! Они крадут у вас душу и тело, дух и мысль, а взамен выбрасывают обещания; за послушание и множественные молитвы, за смирение, они, лежа, обещают вам будущее, будущее, которого нет...».

Симон не замечал, или просто не хотел замечать, но люди уже очистились. И единственные, кто слушали Чудотворца, были его ученики; даже София, верная спутница оратора, обтирала потный лоб и наливала в свою кружку воду из закопанного в песок кувшина.

София была женщиной тридцати лет, маленького роста, с пышными волосами и черными, как терн, глазами. Поверх платьев она носила красочные шелковые шарфы, без сомнения, купленные в Индии. Ученики Симона говорили о ней как о воплощении мудрости зрелой женской красоты, в то время как христианские паломники распространяли о ней различные слухи: София - модница, блудница, вертехвостка, получившая благодаря милости своего шарлатанского покровителя право покинуть некий публичный дом в Сирии.  Симон этого не отрицал. Судьбы прошлых рабов и наложниц служили ему очевидным примером, примером жестокости Иеговы и жестокости этого мира. Падший ангел, он утверждал, что является лишь жертвой Божьей жестокости - чистая душа в ловушке человеческой телесности. Ее дух кочевал веками, будто из сосуда в сосуд, от одного тела к другому, от одной иллюзии к другой. Она являлась дочерью Лота, и это была Рахиль, она родилась и Еленой Прекрасной (греки и варвары восхищались ею), а в последний раз эта женщина воплотилась проституткой в сирийском лунапарии.

"Между тем,- продолжал Симон, выплевывая глоток теплой воды, и заметив группу верующих в белых одеждах, стоявших в тени домов и в которых оратор узнал Петра и его учеников, пастухов, держащих в руках посохи, - между тем, под темным покровом небес, в темных уголках земли, в жизненной тюрьме, презрите богатство, как они учат, откажитесь от физического удовольствия, игнорируйте женщину, кувшин с нектаром, урну блаженства, во имя своего ложного рая в страхе перед их ложным адом,  так, будто ваша жизнь не является подлинной преисподней …»

"Кто-то избран для земного, а кто-то - для небесного царства", - сказал Петр, опираясь обеими руками на пастырский посох.

"Игнорировать богатство может только тот, кто его имел, - сказал Симон, косясь на него, - любоваться бедностью может лишь тот, кто беден. Отказаться от физических удовольствий способен тот, кто испытал их".

"Сын Божий испытал страдания" - ответил Петр.

"Его чудеса являются доказательством праведности"-, заметил один из учеников Петра.

"Чудеса не являются доказательством справедливости",- сказал Симон, - чудеса служат последними аргументами только для легковерных. Существует введенный евреями режим, сделавший вас несчастными, и единственный выход - закончить свой путь не кресте».

"Это может говорить только тот, кто обладает подобной силой", -ответил Петр.

Симон вдруг вскочил, и оказался точь-в-точь перед своим оппонентом.

"Сейчас я взлечу к небу, - сказал Волхв"

"Я бы очень хотел увидеть это", - ответил Петр, и голос его дрожал.

"Я знаю, насколько далеко зайдет моя власть, - сказал Симон, - и я знаю, что седьмого неба невозможно достичь. Но посетить шесть небес вполне реально. Седьмое достигается только мыслью, ведь это мир блаженства. Блаженство не дано смертному человеку"

"Не умничай, - сказал один из учеников Петра, - если ты доберешься до вон того облака, мы будем знать, что можем ценить тебя, как Назаретянина".

После этого некоторые, жившие недалеко от селения с пышными оливковыми деревьями, узнали, что сейчас будут происходить какие-то необычные вещи. Они очень хотели посмотреть на болтуна. Мгновенно у Симона проявились навыки факира.

 «Это все, что у меня есть».

А София сказала: "Возьми этот шарф. Там так холодно, словно на дне колодца". И обернула платок вокруг его шеи.

"Ждет момента, когда наступит закат, и тогда убежит под покровом ночи" - заметил один из учеников Петра.

"До свидания", - сказал Симон и поцеловал в лоб Софи.

"С Богом, -  сказал один из учеников Петра, - и не свались от холода!"
 Симон вдруг вскочил, словно петух, на обе ноги одновременно, неловко махая руками, и пыль поднималась из-под его сандалий.

"Кукареку!" - закричал один шутник. Это был молодой безбородый юноша с хитрыми глазами, становившимися похожими на два лезвия, когда он смеялся.

Симон посмотрел в его сторону и сказал: "Это не так просто, сынок! Земля притягивает всякое тело, даже перо, не говоря уже о человеке, за которым наблюдает около 40 глаз".

Петр едва сдерживался, чтобы не рассмеяться вслух, но спрятал смешок в бороду. "Если бы ты умел летать, как и утверждаешь, - сказал он изгою, - то был бы уже высоко в небе".

"Действительно легче мудрствовать, чем взлететь, признаю, - сказал Симон с грустью в голосе, - видите, даже вы не знаете, как летать, и вы никогда в своей жалкой жизни не поднимались даже на метр от земли ... А теперь позвольте мне уйти, чтобы собрать свои силы, чтобы собрать свои мысли воедино, чтобы поразмышлять обо всех ужасах земной жизни, несовершенстве мира, о животных, которые убивают друг друга, о волках, раздиравших овец, о самках богомолов, убивающих своих мужчин, о том, как пчелы умирают после укуса, о  боле матерей, рожающих нас, о слепых котятах, которых бросают в реку, о состоянии рыбы в утробе кашалота, о страхе кита, который оказался на суше, о печали слона, попавшем в сети, о кратковременной радости бабочек, обманчивой красоте цветка, мимолетной иллюзии любовных объятий, об  ужасе пролитого семени, о бессилии стареющего тигра с гниющими зубами во рту, о мириадах опавших листьев, коими устлан лес, об ужасе птенцов, тех, что мать выкидывает из гнезда, об адских червях, поджаривающихся на солнце, словно на живом огне, о боли любовного расставания, ужасах прокаженных, страшных метаморфозах женщин, боли слепцов..."

И вот сейчас они увидели, как смертное тело Симона Чудотворца оторвалось от земли, как оно начало подниматься вертикально вверх, и все, что для этого было необходимо, так это только слегка подергивать руками, будто рыба плавниками, и его волосы, борода, развивались по ветру во время такого медленного полета, истинного плавания.

В этой тишине не было слышно ни одного крика, ни одного вздоха. Толпа стояла, словно заледенелая, устремив глаза к небу. Даже слепые люди обратили свои пустые белки глаз к облакам: после молчания ясно поняли, что случилось, и толпа изменила свое мнение.

Петр также стоял, будто окаменевший, раскрыв рот от шока. Он не верил в чудеса, если это были не чудеса веры, чудо, которое может исходить только от Него, единственного Чудотворца, того, кто превратил воду в вино; все остальное просто шалости иллюзионистов, невидимые путы. Чудо дается только для христиан, и только тем, чья вера тверда, будто скала.

Потрясенный на минуту, опасаясь обмана - потому что не может быть ничего более абсурдного, чем услышанное здесь, от египетского ярмарочного мага - Петр потер глаза, а потом посмотрел на то место, где этот человек стоял раннее (он же, видимо, стоит там до сих пор, этот Симон, известный как Чудотворец). Но на земле не было решительно ничего, только одна льняная веревка, свернутая, будто змея, и пыль, медленно осевшая после неуклюжей петушиной скачки Симона, когда он взмахивал руками, словно подрезанными крыльями.

Затем Петр медленно поднял глаза, увидев Чудотворца. Его силуэт был отчетлив под белым облаком, и он выглядел теперь как своего рода орел, но это было не тело орла, а тело человека: по-прежнему очертанные руки, ноги, голова, хотя, честно говоря, нельзя было точно сказать, что человек этот действительно являлся Симоном, известным, как Чудотворец; ведь глаза Петра были не в состоянии различить большего.

Он посмотрел на белое облако, щурясь, чтобы избавиться от обмана. Ведь если это черный силуэт, находящийся ближе к облаку и небу действительно Симон, то Его чудеса,  истина христианской религии является всего-то одной из истин этого мира, но не единственной; тогда мир непостижим, тогда вера является заблуждением, то есть она уже совсем ненадежная опора для жизни, а человек - это тайна тайн, мир же создан чем-то неизвестным.

Так вот что происходило - если вы верите своим глазам - смертное тело Симона Чудотворца виднелось из-за облаков, черное пятно, на мгновение, потерянное из виду, но сейчас, на белом фоне, снова четко вырисовывавшееся, а затем уже полностью исчезнувшее в белесой дымке.

Молчание длилось лишь мгновение, а потом в толпе послышался возглас восхищения, и люди упали лицом вниз на землю, кланяясь и покачивая головой, будто в трансе. Даже некоторые из учеников Петра поклонились пред этим новым языческим чудом, которому они были живыми свидетелями. Тогда Петр закрыл глаза и стал произносить на иврите (потому, что это естественная речь среди святых, и толпа ее бы не поняла) следующую молитву: "Единственный Отец, сущий на небесах, приди на помощь моим чувствам, затуманенным земным заблуждением, дай моим глазам способность видеть сущее, проясни мой взгляд, избавь меня от иллюзий и заблуждения, чтобы я остался непоколебим в своей вере и любви к Сыну Твоему, Спасителю. Аминь".

И сказал ему Господь:

"Следуй моим советам, о верный. Скажи людям, что религия является силой гораздо более могущественной, чем странные вещи, и говори громко, дабы каждый мог тебя услышать. И молви достаточно и для всех: существует один Бог, и его имя Элохим, и Сын одного Бога, и его имя Иисус, и религия только одна, и это христианская вера. Человек, который на ваших глазах полетел ввысь, Симон, известный также как Чудотворец, религиозный отступник, действительно летит благодаря силе воли и силе своих мыслей, прямо к звездам, и его поддерживают силы сомнения и человеческого любопытства, которые, тем не менее, имеют свои пределы. И говори им достаточно громко, чтобы все слышали, что ему сила и власть даны мной потому, что я позволил испытать Симону христианские чудеса, чтобы продемонстрировать людям, что не бывает чудес мимо моей власти. Говори так и не бойся".

Тогда Петр открыл глаза и поднялся на холм высушенного навоза, в котором роятся мухи, и стал кричать громким голосом: "Наро-о-о-д, слушайте и услышите!". Но никто не обращал на него внимания. Толпа с головой лежала в пыли, как овцы во время жары в кустах. Петр снова громко закричал: "Самаряне, слушайте и услышьте, что я вам скажу!". Некоторые подняли головы, и эти первые были слепыми. Вы видели то, что видели, и стали жертвами обмана, обмана своих чувств, жертвами вранья мага и факира, обученного в Египте".

"Он сдержал свое слово", - сказала София.

"Когда я досчитаю до десяти, - продолжал Петр, игнорируя ее, - его тело упадет на землю, которую он так презирал, и Симон свалится, словно камень к вашим ногам, которые всегда в пыли. Бог Единый так хочет. Один..."

"Он ведь полетел, - говорит София, - и доказал, что является Чудотворцем"

"Два..."

"Даже если он упадет, он останется победителем" - сказала София.

Петр держал глаза закрытыми. А потом услышал крики толпы и открыл их. На том же месте, где раннее происходило исчезновение, появилось среди облаков черное пятно, с каждым мгновением становившееся все большим. Тело Симона, являвшегося Чудотворцем, упало на землю, будто камень, оборачиваясь вокруг своей оси. Он дергал руками и ногами, становясь все более заметным. Толпа вдруг кинулась во все стороны, очевидно опасаясь, что он упадет на какого-нибудь человека со своего облака. 

Все, что произошло дальше, произошло очень быстро. Он упал, словно мешок, полный песка, когда его выбрасывают из вагона, или овца, которая соскользнула с горы. Тело Симона Чудотворца ударилось о землю. Ближе и раньше всех подошла к нему проститутка София, верная спутница Симона. Она хотела натянуть шарф на его глаза, так как Чудотворец держал его, но Софии не хватило смелости: эти глаза были полны ужаса. Раздробленный череп, сломанные конечности, изуродованное и окровавленное лицо, с кишок текло, словно из пробитых на бойне бычьих животов, они лежали на земле там же, где и сломанные кости, и мясо, сандали и шарф... все эти внутренности были измельчены в одну массу.

Те, кто подошел, чтобы увидеть новую сцену, услышали ее голос, изрекший своего рода проклятие: "Это свидетельствует об истинности его учения. Жизнь человека и окружающий мир находятся в руках тиранов. Проклят величайший из всех тиранов, Элохим".

Затем она отправилась в пустыню, сокрушаясь.