Помидор

Мне приснилась Светка Касаткина из восьмого «Б». Длинная, что шпала. Моего примерно роста. Со смешными конопушками. Метёлкой рыжих волос, собранных в хвост. Озорным огоньком в глазах и готовностью в любую секунду расхохотаться. Просто так, без причины.
  Снилось, будто мы с ней идём, держась за руки, по лесу. И тут начинается гроза с проливным дождём. Вокруг становится темно и страшно. Лишь вспышки молний выхватывают из мрака наши испуганные физиономии. Касаткина, естественно, начинает реветь. А я, естественно, хочу построить шалаш. А она вцепилась в руку. Умоляет не оставлять её одну. Тогда я беру верёвку. Привязываю один конец к своей ноге, а другой отдаю ей. Так-то мы уж точно не потеряемся. И начинаю строить убежище из мохнатых веток ели. Или это была ёлка? Поди там, разберись с этими ветками, когда вокруг бушует такая стихиища.

 Шалаш был почти готов, но раздался голос старшего брата:
– Вот придурок. Спит и улыбается. Вставай! В школу опоздаешь.

 Валерка старше меня на пять лет. Учится в железнодорожном училище на помощника машиниста. Делает всё, что ему вздумается. Может прийти домой в час ночи, с запашком, как выражается бабушка. Курит практически в открытую, а мать с отцом делают вид, что ничего не замечают. Лучше бы они меня замечали поменьше. А то в кои-то веки выкуришь на балконе сигаретку-другую, пока дома никого нет, и то мама, придя с работы, начинает недовольно крутить носом, с подозрением косясь в мою сторону.
 В её голову никак не может прийти вполне, по-моему, логичное объяснение. Просто кто-то недавно покурил в подъезде. Прямо у нашей двери. Вот и всё. Или даже их было двое. И не «или даже», а скорее всего.

 Завтракать не хотелось. Я отодвинул яичницу. Решил попить чаю с куском яблочного пирога.
– Это что ещё за новости?! – возмутилась мама. – Валера, подойди-ка сюда. Разберись с Игорем, – и вышла из кухни докрашивать второй глаз.
Зашёл брат в одном кроссовке. Хмуро на меня глянул. Придвинул обратно тарелку. Отобрал кусок пирога.
– Сначала съешь то, что нужно. Понял?
– Да.
Он наклонился к самому уху:
– Ещё раз стыришь из моей пачки сигарету – получишь в лоб. Ясно?
– Ясно.

 Скорее бы уже все поуходили на свои работы-учёбы. Брали бы пример с отца. Ты встаёшь, а его и след простыл. Уходит из дома ровно в семь. Молодчина!

 «К чему же всё-таки снилась Касаткина? – думал я, набив полный рот, чтобы долго не мучиться, остатками яичницы и потянувшись за пирогом. – Ладно бы ещё в нормальном виде. А то разнылась, как маленькая. Подумаешь, заблудились в лесу. Подумаешь, началась гроза... Главное, трясётся вся. Главное, в руку вцепилась так, будто оторвать её хочет. И голосок такой жалобный: «Иго-рё-чек, пожалуйста, не оставляй меня одну, а то я умру от страха». Игорёчек!  Ну надо же такое ляпнуть...»

– Игорь, мы ушли. Не забудь после школы забрать из ремонта папины ботинки. Квитанция на трюмо.
– Хорошо.
– И сам поторапливайся. Без десяти восемь!
– Хорошо.
– Ну, мы побежали. Пошли, Валера. Пока!
– Пока.

 Наконец-то ушли. Можно спокойно допить чай. И если опоздать в школу минут на десять, то ничего страшного не случится. Проверено. Скажу, что у бабушки подскочило давление и она попросила посидеть с ней до приезда «Скорой». Вполне, по-моему, достойное опоздание.

 Я вытащил из духовки пирог. Отрезал большой кусок. Долил чая. Бросил три кубика рафинада. Понаблюдал, как он быстро превращается в снежную горку на дне кружки.
 
 «А что Касаткина? – рассуждал я. – Хорошая девчонка. Постоянно крутится возле нас с двумя своими подружками, но те не в счёт. Какие-то они ненормальные. Вечно хихикают, не поймёшь над чем. Соберутся в кружок и ржут, как дуры. Меня это задевает. Особенно, когда чувствую, что это они надо мной насмехаются. Подколоть хотят. Тогда я начинаю делать что-нибудь на зло. То, что в обычные дни, когда их нет рядом, никогда бы не сделал. Например, могу начать драку с кем-то из друзей. Просто так начать. Без причины. И Светка, конечно, смеётся, но не как эти две идиотки. Просто, чтобы компанию поддержать. А когда видит, что я начал драться или делаю что-то не то, даже улыбаться перестаёт. Отходит в сторонку и хмуро так на меня смотрит. Упрёт руки в боки, сощурит глазки, раздует ноздри, сопит и смотрит. Даже на подружек своих цыкнуть может, чтобы те заткнулись. И мне уже продолжать драку не хочется. Обзову как-нибудь нехорошо всю их компанию, схвачу рюкзак с учебниками и ну бежать со всех ног. Попробуйте догоните!»
 
 Короче, надо присмотреться к Касаткиной, – решил я, понимая, что опоздаю в школу минут на двадцать. – И Фрол замутил с Ленкой Комовзовой, и Стёпка Аньку Попову на мопеде катает. Один я остался... Неприкаянный? Так, что ли, говорится?
 
 Присматривался к Светке долго. Дня два или даже три.
 То в столовке на большой перемене специально за ней очередь займу. То после физкультуры задержусь в спортивном зале, чтобы её встретить, когда их класс на урок придёт. То после школы тащусь за ней в соседний микрорайон, держа солидную дистанцию. Отставая, наверное, метров на сто от их неразлучной троицы.
 
Понравилась!

 На третий день её подружки меня заметили. Стали часто оборачиваться и хихикать. Дуры! А Светка густо покраснела, что-то неприятное им сказала и прибавила шагу.
 
 Я тут же решил её опередить. Срезать путь дворами. Понёсся так, что чуть язык изо рта не выпрыгнул. Успел. Плюхнулся на лавку у её пятого подъезда. Сижу, как ни в чём не бывало. Жду Касаткину. Только по вискам пот бежит и отдышаться никак не могу.
 Верно отец говорит: «Никотин, скотина, в первую очередь влияет на дыхалку». А мама ему на это ехидно отвечает, что и на кое-что другое, мол, никотин с пивом тоже, похоже, сильно повлияли. На что батя лишь отмахивается: «Нашла тоже мне ваньку-встаньку. Скоро на тот свет собираться пора, а ты о ерунде всякой думаешь, Нина». И уходит смолить на балкон, прихватив из холодильника бутылку пива.
 «Можешь собираться на тот свет хоть сегодня, Петя, а я пожить ещё хочу нормальной жизнью», – отвечает мама, но он её не слышит, а я не слишком понимаю такие их разговоры.

 На тротуаре у первого подъезда показалась Светка. И только дойдя до третьего, наконец меня замечает. Клуша! Встала, что вкопанная, и не знает, как поступить дальше. Стоит, с ноги на ногу переминается. Задумалась.
– Поговорить надо, – крикнул я.
– Пошли на детский городок, – крикнула она.
– Ладно, – согласился я.

 Городок находился через дом. Во дворе Фрола. Так мы до него и пошли: я впереди – Касаткина метрах в десяти за мной. А как только я притормаживаю, чтобы она меня догнала и мы пошли вместе, то Светка  останавливается и ждёт, пока я не зашагаю дальше. И так четыре раза. Стесняется, что ли?
 
 Эх, видела бы она мой сон. «Иго-рё-чек...»

– Игорь, ты хочешь со мной дружить? – тихо спросила она, повернувшись зачем-то спиной. В песочнице два карапуза весело обсыпали друг дружку песком из разноцветных формочек. Неподалёку на качельках сидели их мамы. Потягивали джин-тоник. О чём-то оживлённо беседовали.
– Ну да, – ответил я, разглядывая носки грязных ботинок.
– Я тебе нравлюсь?
– Ну да.
– Очень? – тут она быстро развернулась и посмотрела так, словно я опять затеял драку без причины. На зло. И я, конечно, смутился. – Чего молчишь-то?
– Ты красивая, – выпалил я и поцеловал её в щёку.
– С ума сошёл? – треснула она мне по голове пакетом со сменной обувью. – Дурак! Только попробуй ещё раз такое сделать!
– Ну и попробую, – несло меня в какие-то незнакомые ещё дали. Я обнял ошарашенную Касаткину. Поцеловал в другую щёку. – Вот.
– Ну-ка пусти, – опомнилась Светка. Убрала руки. Сделала шаг назад. –  Нельзя же так сразу, – даже не разозлилась она. – Надо хотя бы погулять вместе. В кино сходить. А потом уже ...

 Карапузы прервали песочный душ. Забрались в кузов деревянного грузовика. Притаившись, наблюдали, чем у нас дело кончится.

 Дело кончилось договором о свидании этим же вечером. К семи часам «на бомбе». Недалеко от школы находилось заброшенное бомбоубежище. Высокий такой длинный холм. Постоянное место сбора шпаны со всех близлежащих микрорайонов. А зимой мы там заливали классную горку. Строили крепости. Играли в снежки. Лепили снежных баб.

 
– Видел, как гуляют Белкина с Потаповым из десятого «А»? – спрашивала Касаткина. – Я вот тоже так хочу.
 Мы, сидя на лавке, болтали ногами. Пацаны на бомбе играли в петну теннисным мячиком.
– А как они гуляют? – не понял я.
– Ходят вместе только за руку. Целуются, – тут Светка перешла на шёпот, – прямо на крыльце школы. По-взрослому! У всех на виду, – она, закатив глаза, томно вздохнула. – Вот это, я понимаю, любовь.

 По беговой дорожке стадиона катались на мопеде Стёпка с Анькой. Попова, крепко обхватив Стёпку, что-то кричала тому в ухо. И они, словно по команде, поворачивали головы в нашу сторону.
 Эх, был бы у меня мопед ...

 – Ты умеешь целоваться? – спросила Касаткина, быстро положив ладошку поверх моей. Ладошка оказалась маленькой и тёплой.
 Мне представилось, что уже завтра утром нам со Светкой предстоит целоваться на школьном крыльце. Рано утром. Перед первым уроком. При всех. По-взрослому ... А у меня наша директриса – классный руководитель. И что она после этого напишет в дневнике? «Товарищи родители! Прошу обратить особое внимание на воспитание Игоря! Ваш отбившийся от рук подросток целуется на школьном крыльце с  ...» О, Господи!

– Давай, только не завтра, Света! – выпалил я.
– Чего «не завтра»? – насторожилась Касаткина, убрав руку.
– Ничего. Мне домой надо, – заторопился я. – Пока.
– Пока, – обиделась она. – Странный ты какой-то, Игорь. Мутный.

 В квартире витал запах готовящейся пиццы. За кухонным столом секретничали мама с Любашей. Из комнаты вышел недовольный отец. Прошёл на кухню, взял бутылку пива. Проворчал:
– Лучше бы за пиццей приглядывали, курицы. Шушукаетесь тут, как партизаны. - А на обратном пути уже мне: – Ты уроки сделал?
– Ну да.
– «Н-у-у,  д-а-а», - передразнил он, – или всё-таки сделал?
– Сделал, – уверенно ответил я.
– Смотри, а то проверю как-нибудь, – грозился батя, брал сигареты, шёл на балкон.

 Мама тут же стреляла ему в след:
– Конечно, проверишь, Петя. Кто бы сомневался! Восемь лет отец от ребёнка ни на шаг! Всё уроки проверяет, бедненький ... Иди, покури. И пивка хлебнуть не забудь. Скоро пузо от проверки уроков по коленкам бить начнёт, – и на кухне раздавался дружный смех, но батя его, похоже, не слышал.
 
 Люба – подружка нашего Валерки. Приличная такая деваха, только размалёванная чересчур, как выражается бабушка. А отец, когда они с матерью одни, возмущается: «Что ты их сразу всех в невестки записываешь? И дочками  зачем называешь?» «А как же по-другому, Петя? – не понимает мама. – Это же выбор нашего сына». «Да он их за месяц по пять штук меняет. За ним разве угонишься, Нина?»


– Люба, привет. Можно тебя на минутку?
 С пассиями брата у меня складывались хорошие отношения. Предыдущая, Лариска, например, всегда давала деньги, чтобы я прогулялся куда-нибудь часика на два и не мешал им с Валеркой, как она говорила, строить отношения. Я, конечно, с радостью подчинялся.

 Любка денег не предлагала, но зато вкусно готовила. Это и мама отмечала. А если хотела, чтобы я испарился из квартиры на ту же пару часов, просто просила погулять, зачем-то многозначительно подмигивая левым глазом.
 Я справедливо рассудил, что за ней теперь должок. А Лариска всё же была в этом плане более привлекательна. Жаль, готовить не умела совсем. Так бы цены ей не было.

– Чего тебе, Игорь?
– Закрой, пожалуйста, дверь.
 Любаша удивилась, но дверь прикрыла. Я решил не тянуть кота за хвост. Сразу перешёл к главному.
– Научи меня целоваться. Только по-настоящему. По-взрослому.
– ???
– Срочно нужно, а я не умею.
– С девчонкой, что ли, познакомился? – присела она на краешек дивана.
– Ну да.
– Кто такая?
– Светка Касаткина. Ты её не знаешь. Научишь?
– А как?... Скоро Валерка придёт... Вдруг увидит... И что я тогда?... Хоть ты ему и брат... – испуганно бормотала Люба, – нет, я так не могу. Извини, Игорь.
– Очень нужно! – взмолился я.
– Ох, – вздохнула она, – сейчас! – и выбежала из комнаты. Вернулась с помидором в руке. Закрыла плотно дверь. – Вот, – сияла она, – смотри! Представь, что это губки твоей Касаткиной. Держи.
– И чего надо?
– Целуй!
Я два раза чмокнул помидор. Поморщился. Вернул обратно.

– Господи, ну не так ведь нужно! Смотри, – Любаша прикрыла глаза, приоткрыла рот, медленно заводила по овощу языком. Водила, надо сказать, долго, тихонько при этом постанывая. Я аж засмотрелся. – Вот как-то приблизительно так, – вернулась она к действительности. – Только ещё надо представлять образ возлюбленного. Понял?
– Это ты Валерку сейчас представляла?
– Нет, – смутилась она. – Да он у вас и не особый-то любитель поцелуев. Может, если когда выпьет, а так не больно-то и любит это дело.
– Видно, в отца пошёл, – рассуждал я. – Тот такой же.
– Наверно, – согласилась она. – Ладно, держи. Теперь твоя очередь.

 Как я ни пытался представить Светкины губы, зажмурив глаза аж до хоровода ярких звёздочек и высунув язык, всё равно выходила полная ерунда.
– Не получается, – сдался я.
– Слушай, а ты его надкуси. Может, так будет лучше?
 Я надкусил помидор. Прожевал кусок. Попробовал снова. Теперь получалось гораздо вкуснее, но всё равно как-то не так.

– А если присолить чуток, Люб?
– Не выдумывай. Дай-ка сюда и смотри внимательно. Показываю в последний раз! – похоже, Любка не на шутку разозлилась. – Это её губы, – завертела она в руке помидор. – Приближаешь их к своим. Закрываешь глаза. Представляешь рожу своей ненаглядной Касаткиной. Чуть наклоняешь голову и начинаешь.

 В этот раз поцелуй получался у Любаши даже лучше, чем в предыдущий. Выходило естественно и очень красиво. Я даже привстал с дивана.
– Пробуй!
– А если на мороженом тренироваться? – осенило меня.
– Взял помидор и вперёд! – грубо сказала она.
– А ты не подсматривай, – обиделся я.
– Больно нужно!

 Я попробовал снова. «И что они нашли в этих поцелуях? - думал я, зажмурившись и облизывая помидор. – Тут, пока научишься, свихнёшься на фиг».

– Что ты его давишь-то?
– А ты не подглядывай!
– Всю футболку соком залил.
– Да потому что придумала тоже мне способ, – я в сердцах швырнул помидор на стол. – Всё! С меня хватит.
– У нас в классе все девчонки так целоваться учились, – виновато оправдывалась Люба, – может, ещё разок попробуешь?
– Нет, – отрезал я. Отвернулся и уставился в окно. Солнце ярким мандарином повисло над «бомбой», готовясь через несколько минут улизнуть за горизонт. Район погружался в сумерки.

– Ладно, – услышал я, – повернись-ка. Целуемся, только, чур, без рук!
И так всё мгновенно затем произошло, что я толком ничего и не понял. И ...

– Не херашки в чашки, – раздался голос старшего брата, – сходил это я за хлебом.
 В проёме двери показалась весёлая физиономия отца.
– Нина, забирай «дочку», пока не началось. Раскрасневшаяся Любка пулей выскочила из комнаты. Батя встал между мной и крепко сжавшим кулаки Валеркой. – Брейк! Бой между Валерием Попенченко и Майком Тайсоном отменяется по независимым от боксёров причинам. Потом спокойно поговорите, ребята.

« – Видишь ли, друг мой Санчо, – ответил Дон Кихот, – сойти с ума, имея на то причину, – в этом нет ни заслуги, ни подвига, но совсем иное дело –  утратить разум, когда для этого нет никаких поводов. Если моя дама узнает, что я дошёл до безумия без всякой к тому причины, – она поймёт, что я смогу натворить, если дать мне серьёзный повод к отчаянию и гневу.» *(С)

 Я захлопнул книжку. Выключил ночник. Осторожно потрогал подбитый братом глаз. Мысленно показал Валерке язык. Улыбнулся. Зато я научился целоваться! Наверное ...




*(С) Мигель де Сервантес «Дон Кихот».